Мои любимые преподы

Юлия Гауф, 2023

Они – мои бывшие преподы, наследники двух влиятельных семей города.Они смазливые, порочные, чарующие подлецы.Нас связывали любовь, страсть и летние ночи, а мое счастье казалось бескрайним.Но теперь я не подпущу их близко, не прощу и не дам вернуться.Я жду ребенка.И сохраню эту тайну.МЖМ (отношения девушки с 2 мужчинами)

Глава 6. Ярослав

Очередная очная ставка — и очередной цирк. Никогда его не любил.

Вот и сегодня я увидел глупое зрелище: Лиля, одетая скромнее послушницы лила слезы, упиваясь сначала всеобщей жалостью, которой даже следователи грешат — красивая, поруганная девочка. А затем она наслаждалась и всеобщим раздражением на ее слезоразлив.

Я и насильник, и подонок, сломавший ей жизнь. И даже здоровье успел испортить — липовые справки Лили наглядно об этом твердят. Как и заключение о тяжкой моральной травме, нанесенной мною.

И свидетели нарисовались, разумеется:

— Да, в комнате они были одни. Я слышала стоны, но не вошла, думала, что Лилю тошнит. Перепила она, — частит какая-то рыжая девка, на лису похожая. — Я и сама была выпившая. А Лиле он нравился, — кивает она на меня, и на лице то ли неприязнь, то ли страх, — вот я и решила не вмешиваться. Ну а потом этот… этот Лилю утащил. Если бы я знала, что он с ней сделал! Да я бы сразу полицию вызвала!

И так несколько часов: слезы, сопли Лили, ложь ее подруг, на меня направленная, да еще и эта чертова простынь, на которой мой биоматериал. Откуда, спрашивается? Или простынь — тоже липа, ведь моим адвокатам запрещают заказать свои лабораторные исследования.

Липа, конечно. Не может там быть моих следов, эту дуру я не трогал, и не хотел трогать.

Есть Ева, и была. Всегда была, словно до нее не существовал никто — все эти многочисленные, но однообразные куклы ничто, не было их.

— Ева, — одними губами шепчу, оказавшись в камере.

И снова взгляд на подушку. Галстук этот — удар под дых. Не узнал, как мог не узнать? А она все время ведь ждала, чтобы мы поняли, увидели, потому и злилась на нас.

Девочка моя янтарная.

— Воронцов, на выход.

— Адвокат? — предполагаю, но конвоир отрицательно головой качает.

Интрига, однако. Зачастили ко мне, а ведь всего три свидания разрешено в месяц, и лишь с посетителями из одобренного списка. И лимит посещений закрыт.

Ева?

— Кто? — выдыхаю с надеждой.

— Узнаешь. Иди, не болтай. И… будь повежливее с посетителем, — советует идущий за моей спиной конвоир.

Еще интереснее. Иду к переговорной, даже унижения не чувствуя в этот раз, что в изоляторе, и что за моей спиной охранник, который при малейшем моем неверном шаге отходит дубинкой по спине, а затем в карцер отправит.

Редко удивляюсь в последние месяцы, плыву по течению, а сейчас что-то изменилось. Но все же, жаль, что не Ева пришла — ее одну я был бы счастлив увидеть.

А войдя в светлую переговорную: белая перегородка, бежевые стены, белый пластик окон, я вижу черное массивное пятно напротив. Богдан — огромный, лысый детина в кожанке сидит за стеклом, и нагло лыбится мне.

— У вас десять минут, свидание неучтенное, без записи. Не советую об этом болтать, — шипит мне на ухо конвоир, и становится в угол, ближе к двери, отходя так далеко, как никогда не отходил.

А меня от злости колошматит — что ЭТОМУ нужно? Мало того, что бизнес похерил, так теперь еще и пришел посмеяться, зная, что я пока ответить не в состоянии?

Он в окно стучит пальцем, и загибает его в сторону черной трубки, к которой я подхожу, и прижимаю к уху.

— Здравствуй, Ярослав.

— Какого хера надо? — голос сиплый, фамильное бешенство накатывает редко, и всегда невовремя.

Кажется, сегодня меня ждет карцер.

— Как грубо. Поговорить пришел.

— Ну х*й бы ты не пошел?

— Заключение не красит, — смеется Богдан, а взгляд полон презрения. — По себе знаю.

— Так зачем ты пришел? Отнимать у меня больше нечего: бизнеса нет, репутации тоже, вообще ничего нет, даже невесты.

Настю бы с радостью отдал, но идиотка от Серого залетела. И друга жаль, и ребенка этого несчастного, который в такой семье родится.

— Поговорить пришел, угомонись. И от Евы привет передать. Тебе, кстати, понравилась моя посылка? — Богдан ее именем бьет, неуместно оно звучит, они вообще несовместимы — Богдан и Ева могли лишь в параллельной вселенной пересечься.

Но тем не менее.

— Что? О чем ты?

— Желтый галстук. Девочка специально хранила его, — довольно отвечает бандит, — для подобного случая. Ты прав, я не для пустых разговоров пришел, я с очередным подарком — с неприятной правдой.

С правдой, которую я не хочу слышать. Знаю, что не хочу, хотя толком Богдан пока ничего не объяснил, но лучше бы ему не приходить сюда. Лучше бы мне повесить трубку, и отказаться от этого свидания.

Но я сижу, а Богдан говорит:

— Зря вы девочку обидели, нехорошо так с женщинами. Хотя, ты не одну Еву обидел, думаю.

— Мы не…

— Замолчи. Я ведь сказал, что разговора не будет, будет монолог. Ева просила суда дождаться, чтобы тогда тебе все рассказать, а не сейчас, но Евы ведь нет. А суд неизвестно когда, — подмигивает ублюдок. — Так вот: зря вы сделали то, что сделали. Женщины обидчивы, и способны на самую подлую месть. А уж если в этом готов помочь сочувствующий мужчина — получится то, что с вами. Понимаешь?

— Не совсем, — хриплю в ответ, хотя я все понимаю.

Ева знакома с Богданом.

Ева передала ему галстук.

Ева предала.

— Девочка обиделась на вас: поимели, и бросили. А я не люблю, когда хороших девочек обижают тупые мажоры, и мы с Евой решили, что вас нужно наказать. Сначала бизнес… да-да, думаешь, стал бы я так рисковать просто из-за мелкой конторки, которой три секунды от роду? Разумеется, нет! Но Ева хорошо придумала, умная она девочка. И с Лилей отлично получилось, они ведь так похожи… если издали смотреть, — хохотнул Богдан. — Ну вы и придурки! Вы и бизнес потеряли, и встряли в обычный женский обман, заплатив за это свободой. Справедливо, думаю.

Ева. Бизнес, вся эта круговерть с Лилей, даже ее обвинения — все это Ева?

Нет, быть не может!

«Но она видела, что мы вокруг Лили ходим кругами. Не могла не знать, почему, и молчала, словно в насмешку, — приходит в голову поганая мысль, выкинуть которую я не могу. — И в день ареста они рядом были, не ругались, беседовали. И… специально меня на эмоции пробивали. Специально!»

— Ну что, Ярослав? Справедливое наказание ты получил, как считаешь? — бросает Богдан, перестав улыбаться.

Наказание я получил сейчас, а не когда меня закрыли.

Худшее наказание — предательство.