Заманчивое предложение для Маргариты

Юлия Валерьевна Шаманская, 2017

Эти глаза были нечеловеческими! Это была не Марго. "Она одержима!"– подумал Ярис. Черты лица все те же, но глаза, которые еще недавно можно было назвать оленьими, стали волчьими. Перед вами мистический роман о том, как легко заиграться с темными силами и потерять душу. Допущено к распространению Издательским Советом Русской Православной Церкви (ИС Р16-614-0524).

Глава 2

Каждый день тетя Таня встречала племянника так, как будто не видела, по меньшей мере, год. В этот раз, набросившись с поцелуями, она тут же отпрянула и стала громко чихать:

— Вовка! Чем это от тебя так несет?

— Будьте здоровы, тетушка! — весело пожелал он, — да уж не ладаном.

— Да уж, точно! — подтвердила она, вытирая фартуком выступившие слезы.

— Это я по рабочим делам был в магазине восточных сувениров, — оправдывался Владимир.

— Ладно, Вовчик, мой руки, все стынет.

На столе, застеленном толстой клеенкой дымилось блюдо с оладьями, стояла банка с крестьянской сметаной и тетино клубничное варенье в стеклянной вазочке. Усаживаясь, он схватил румяный оладушек и быстро закинул в рот.

— Куда сладкое? — замахала на него тетя, — Аппетит перебьешь!

— Такой аппетит не чем не перебьешь, — он устроился поудобней, и нетерпеливо забарабанил пальцами по столу.

— Я вот собралась огурцы солить, — рассказывала тетя, наливая в тарелку дымящийся борщ, — да банок не хватит. Лена Лешкина и Паша Маринкин доросли уже до огурцов. Туда больше надо. И Риточка снова беременна, ей за двоих. Ты не знаешь, где бу-шные банки прикупить? Новые в магазине видела — дороговато.

— Намек понял, банки с меня — согласился Владимир, вооружаясь ложкой.

— Вовочка, — обиделась тетя, — никакого намека. Если ты так, то я тебе вообще ничего не буду рассказывать. Сметанку бери! А может и хватит мне банок, если у всех собрать, а то назад их не дождешься. Уже привыкла.

— Все честно возвращают, — вступился он за родню, — только доесть не успевают. Ты, тетушка, вообразила себя консервным заводом. И если бы только огурцы! А помидоры пойдут, варенья наваришь? И опять на всех. Это же все съесть надо. И девчонки хотят похозяйничать, мужьям что-то приготовить.

— Зачем это им? Если не хватает, я могу больше закрутить.

— Нет, тетя, ты не исправима!

— Да уж, трудно перестроиться, — вздохнула она, — привыкла готовить на ораву. А тут все повырастали, и я уже не нужна.

— Нужна, нужна! — поспешил успокоить он, — орава-то еще больше стала. Представь, если все твои дети решат оставить на денек внуков, это же надо детский сад с полным штатом сотрудников открывать.

— Не нужно мне полный штат, сама справлюсь. Только пусть приводят, а то стесняются.

— Так приводят же!

— Редко!

— А ты были бы рада, если бы внуков насовсем отдали.

— Да, была бы рада.

–Что там, на второе? — устав от привычного спора, он перевел разговор на другую тему.

— Гречневая каша с мясом и грибами.

— Класс!

Первый голод прошел, и Володя жевал уже не торопясь, поглядывая по сторонам.

Эта кухня мало изменилась за двадцать лет. Та же мебель, изготовленная руками ныне покойного дяди, те же занавески с бубликами и крендельками, те же коврики, плетенные руками тети, разнообразные салфеточки, вышитые ее четырьмя дочерьми. Вовка и пятеро тетушкиных сыновей девчачьей работой не занимались, но по дому делали все. Единственное художество, оставшееся после него, картина «русский витязь», выжженная на деревяшке, по сей день, украшает тетину гостиную. Но там недавно сделали ремонт, а до кухни еще не добрались. Тетушка считала, что побелка на потолке еще свежая, а больше ничего и не нужно. Задумавшись, он уронил каплю соуса на брюки. Вытираясь салфеткой, заметил, что сидит на старом детском одеяльце. Оранжевом, с лошадками. До слез живо припомнился день, когда он, потерявший маму, единственного родного человека, сидел здесь, в этой самой кухне, закутавшись, в это самое одеяло, и глотал горячий чай, вместе со слезами.

Тогда этот дом и люди, суетившиеся вокруг, казались ему чужими. Откуда ж малышу было знать, что, не смотря на горечь потери, он, наконец, обрел настоящую семью. И только с этого дня у него начиналось настоящее детство.

Мама не любила сестру, и в своем доме ее не жаловала. Хотя Вова припоминал, как пару раз, тетя пыталась прийти в гости, но ее не пускали дальше порога. В детстве, он спрашивал тетю Таню, почему мама ее не любила, и она отвечала: «Потому, что твоя мама думала, что я ее осуждаю». Суть этого он понял только повзрослев. Тетя не осуждала. Она, вернее, ее правильная жизнь лишь являлись немым укором, распутной жизни старшей сестры.

Мама была угрюмой. Радовалась она, только распивая горячительное с очередным кавалером. Но дома занималась этим редко, однокомнатная квартира не позволяла разгуляться. В личной жизни маме повезло только один раз, и то ненадолго. Так она рассказывала своим подругам. Что это был за один раз, Вова так и не узнал, но всегда надеялся, что речь шла о папе, который умер от сердечного приступа, когда ребенку исполнилось три года. Первые Вовины воспоминания были связаны с ужасом и беспомощностью. С пяти лет ему пришлось учиться самостоятельности. Он мечтал работать, но пока самостоятельности хватало лишь на то, чтобы попросить еду у соседей. Мама где-то пропадала, а голод мучил постоянно. Еще было страшно засыпать. В одиночестве он боялся теней и звуков, но даже в те редкие ночи, когда мать ночевала дома, панически боялся, что она уйдет, пока он спит. Мама прознала, что мальчик просит еду у соседей, и устроила ему взбучку. Вова помнил этот день до мельчайших деталей. Мать вываливала из ящиков сухую крупу, проросшую картошку, подгнившую морковь, и кричала, что у них полный дом еды. Внезапно она остановилась, швырнула в угол луковицу, посмотрела на сына осмысленным взглядом, и заплакала. На следующий день она принесла из магазина огромные пакеты, набитые разноцветными шуршащими пачками. Вручила Вове электрический чайник и заявила, что будет учить его готовить. Под ее одобрительным взглядом, он наполнил чайник водой и поставил на специальную подставку. Мама торжественно нажала на кнопку. Включила, выключила, сын повторил. Потом они приступили к самому процессу готовки, научились запаривать сухую вермишель и растворять в ней вкусные приправки. Вову переполняло ощущение счастья. Впоследствии, если ему и доводилось вспоминать о матери что-то хорошее, то вспоминалось только это. Забив ящики лапшой быстрого приготовления, ветреная родительница продолжала пропадать, но теперь закрывала сына в квартире, чтобы не шастал по соседям. Ему было не так уж плохо. Ел лапшу и смотрел телевизор. Трудновато приходилось только во время рекламных роликов, когда дети за обе щеки уплетали шоколад, сырки и йогурты. Вова чувствовал себя несчастным, хотя и не знал их вкуса. Иногда мама забывала пополнять запасы лапши, но мальчик уже нашел выход из положения. Некоторые крупы, если залить их кипятком и подождать два часа, превращались во вкуснейшую кашу. Он просил маму, когда она шла за лапшой, покупать и крупы. Наверное, мать где-то работала, потому что деньги всегда водились. Она приносила бутылки с водкой, колбасу, хлеб, соленые огурцы, плавленый сыр и газированные напитки. Все, кроме водки, предлагала и ребенку. Устраивался пир. Правда, на следующий день уже ничего не оставалось.

Когда мама приходила не одна, она позволяла Вове погулять. Он бегал по двору, катался на качелях и играл в песочнице. Но только не тогда, когда двор оккупировали взрослые компании, устаивающие посиделки с пивом. Мальчик чувствовал, что они могут обидеть, потому что взрослые дети часто вели себя агрессивно, и иногда дрались между собой. Обычно он тихонько сидел за кустиком, игрался листочками или смотрел на звезды. Со двора не уходил, ждал, когда мама позовет, и всегда боялся, что она о нем забудет. С другими детьми Вове играть не доводилось, ведь все прогулки почему-то приходились на позднее время. В семь лет, в школу он не пошел. Знал, что такая есть из телепередач, но как-то не подумал, что и ему туда пора. В первый класс Володя отправился в восемь, когда мамы в живых уже не было.

Как-то в дверь позвонили соседи и предупредили, чтобы он не боялся, будут ломать замок. Мальчика отвели к тете Кате, живущей напротив. Все говорили, что его маму убили в пьяной драке. В тот же день приехала мамина сестра и увезла Вову в большую квартиру, где был горячий чай с пирожками, много мальчиков и девочек и это оранжевое одеяльце.

***

— Я не пойду туда! — решительно заявила Галина, бросая лопату на землю.

— Что это с тобой? — недовольно поинтересовался Владимир.

Небольшая группа женщин с лопатами и граблями во главе с молодым человеком в дорогом пальто, собралась перед вывеской салон «Фэн-шуй». Они уже вынесли и сложили на тротуаре садовый инвентарь, тщательно запакованные японские карликовые деревца, землю и декоративные элементы в огромной картонной коробке. Несмотря на воскресный день, три продавщицы, сами вызвались работать, так как прежде им никогда не доводилось устраивать настоящий сад Бонсай. Владимир же делал это, когда работал ландшафтным дизайнером в частной фирме. И Галина, полноватая женщина лет сорока, тоже вызвалась, а тут, на тебе — не пойду!

— Мне религия не позволяет, — стояла на своем работница.

— Вот только не надо выдумывать! — возразил он, — У тебя такая же религия, как у меня, к примеру. Я тоже православный христианин.

— Ну, тогда ваше личное дело, заходить к гадалкам или нет! Будьте здоровы! — закончила она, и развернулась на каблуках.

— Это просто восточная сувенирная лавка, — крикнул он вслед.

— Ошибаетесь! — обернулась она.

— Ну, иди, выдумщица, уговаривать не стану, — отпустил он, — только премии не жди!

— Как скажете, — обиженно пробормотала Галина, и довольно резво для ее комплекции побежала через дорогу на троллейбус.

Пару минут Владимир стоял перед салоном в раздумье, но тут вышла Маргарита. В этот раз она была одета не столь экзотично, в строгое и вместе с тем очаровательное платье темно-синего цвета. Перед ним стояла элегантная леди. Несколько вольно смотрелось только грива распущенных волос, прикрывающих верхнюю половину тела. Владимир замер в восхищении, и даже стал заикаться, когда она поздоровалась. Две оставшиеся работницы, зашушукались, за спиной он услышал сдержанные смешки. Они поняли, почему это хозяин так расстарался для этого необычного клиента.

— О! Я вижу, работы тут много, — протянула Маргарита, — вы справитесь до дождя?

Владимир взглянул в синее небо с редкими облачками. Признаков скорого дождя не наблюдалось.

— Думаю, дождя не будет, — уверенно ответил он.

Она лишь загадочно улыбнулась в ответ, и стала разглядывать, привезенные растения.

— Мы будем устраивать сад-бонсай, — пояснил цветочник.

— Но я думала, что вы просто принесете растения в кадках и камушки…

— Мы сделаем настоящий шедевр! Тем более, позволяет территория, и время года для посадки подходящее. Вот это место под навесом, где у вас стоит столик и стулья, подойдет идеально. Да! Это намного сложнее, чем комнатный бонсай, но если не бояться этих сложностей, то результат приятно удивит, ведь нет ничего приятнее, чем находиться в своем собственном японском саду.

— Здорово! — улыбнулась девушка, — а ухаживать за ним трудно?

— Важно предусмотреть выбор правильной формы, а также правильно подготовить само растение. Но это я возьму на себя. Год деревья будут расти в горшках. Почву трогать нельзя. Через год мы приедем и выкопаем деревья, обрежем корни, и только через два года, можно будет высадить их в землю. Так что наше с вами знакомство будет долгим!

— Понятно, а от нас что требуется?

— Не давайте земле пересыхать, защищайте от ветра, а на зиму обматывайте полиэтиленом. Ясно?

— Ясно! — весело ответила она, и тут полил ливень.

За разговором Владимир не заметил, как набежали тучи, и погода переменилась. Ничего сверхъестественного в этом не было. Но откуда она могла знать? Под руководством начальника, помощницы стали поспешно перемещать инвентарь под навес. А Маргарита стояла на ступеньках лавки, не сводя глаз с дороги. Как будто ждала кого-то. И дождалась. Цветочник приметил это по взволнованному взгляду, каким она встретила роскошный ягуар, подкативший вплотную к крыльцу. Женщины оторвались от работы, и залюбовались на машину. Из автомобиля вышел мужчина, лет сорока в черном костюме, белой рубашке с галстуком, черной шляпе и очках с затемненными стеклами.

Маргарита суетливо сбежала вниз, потом спохватившись, поднялась наверх, открыла двери и придерживала их, пока господин вошел. Было ясно, что она совершенно забыла о существовании цветочника. Не попрощавшись с Владимиром, девушка исчезла в глубине магазина.

— Видимо, это хозяин магазина — странный тип, — пояснил Володя, вопросительно взирающим на него работницам.

Пройдя мимо Зои, будто та являлась частью интерьера, хозяин магазина

«Фэн-шуй» поднялся в кабинет и уселся в кресло, до смешного напоминавшее трон. Маргарита привычно заняла место у его ног.

— Хочешь чего-нибудь, Ярис? — спросила она, поглаживая его белоснежную руку.

— Нет, сиди, — процедил он сквозь зубы, как будто ленясь разговаривать.

— Я скучала, — прошептала она.

— Что работы мало? — раздраженно поинтересовался он.

— Нет, ты не понимаешь! Ярис, почему ты так долго пропадал?

— У меня дела, — он устало откинулся на спинку кресла, — я надеюсь, ты не станешь закатывать сцен?

— Я все понимаю, — всхлипнула она, — но и ты меня пойми! Ты снял мне квартиру и бросил в ней одну! Я думала…

— Ты взрослая девочка, — перебил он, — другая была бы благодарна. Я плачу исправно.

— Ярис! — Маргарита придвинулась ближе, в ее глазах застыл страх, — они приходят ко мне ночью, и я не знаю, что делать. От заклинаний становится только хуже.

— Приходят домой?

— Днем все в норме, а ночью… Сегодня я внезапно проснулась, а над кроватью стоит человек в черном плаще. Сначала подумала, что это ты, но обратила внимание, что человек стоит между кроватью и стеной, там, где кровать придвинута вплотную. Я пыталась заглянуть в лицо, но лица не было. А потом он просто исчез.

— И это единичный случай?

— Говорю же, нет, — она нетерпеливо дернула плечом, — вчера под утро ко мне приставали голоса. Они смеялись и рассказывали, что, приворожив чужого мужа одной клиентке, я совершила преступление. Они не отстали, пока я не пообещала так больше не делать.

— Наверное, ты в тот момент верила, что больше так делать не будешь, — задумчиво пробормотал он, — их отпугнуло раскаяние, или даже нечто отдаленно похожее на него. Мелочь пузатая!

— Кстати, хотела спросить, может, если заниматься только белой магией, они отстанут?

Ярослав захохотал так, что с носа упали темные очки. При этом смех странным образом не изменил его лица, которое оставалось таким же бледным, как и в спокойном состоянии.

— Белая магия? Девочка моя, а что это такое?

— Ну, если колдовать только на добро…

— Ты дурочка, да? Так и не поняла, что белая магия лишь бренд для дураков-клиентов? Ее же не существует!

— Я знаю! Имею в виду, если я не буду делать уж явных пакостей. Стараться делать добро.

— Маргарита! — скривился он, — я что-то упустил в твоем образовании, ты не знаешь элементарных вещей!

— Например? — обиженно поинтересовалась она.

— Ты не знаешь, что такое добро!

— И что же это?

— Это то, дорогая, что не имеет к нам, и к нашей деятельности никакого отношения!

— Правда? — удивилась она.

— Это важно себе уяснить, — объяснял он, — потому что, подменяя понятия, ты можешь зайти в другую степь. Оставляя себе, хоть малейшее место для добра, ты не достигнешь ничего. Будешь топтаться на месте, смеша самых ничтожных духов, объясняя им, что ты вовсе не плохая.

— Я поняла! Ты говорил это раньше, но это так трудно. С другими людьми все просто, но с тобой?

— А что со мной? Я твой учитель. Ты меня должна уважать и бояться.

— Но я люблю тебя!

— Возьми себя в руки! — приказал он, брезгливо вытирая слезы, упавшие ему на руку, о платье Маргариты.

— Это невозможно контролировать! — возражала она, — Неужели ты не понимаешь? Неужели ты никогда не любил?

— Нет! — твердо ответил он.

— Даже в юности? — не поверила Маргарита.

— Иди, принеси мне кофе!