Пробуждённая луной

Юлия Адриан, 2015

Тысячу лет Тринадцатая фея находилась во сне. Двенадцать сестер наложили на нее проклятье и обманом заточили в башне. Но вот она проснулась и жаждет мести. Вместе с таинственным охотником на ведьм фея надеется осуществить свой коварный план. В долгом пути девушка вновь открывает для себя мир, однажды ставший чуждым. Кто знает, возможно, в ее замерзшем сердце отзовется нечто большее, чем желание возмездия… Вот только существует ли для феи с ведьминской душой счастливый конец?

Дом Семи

— На улице чертовски холодно.

— Черт возьми, охотник, что ты забыл здесь в такую погоду?

— Пришел купить бриллианты?

— Это была твоя лошадь?

— Кому супа?

Он не отвечает. Его внимание сосредоточено только на мне.

Его взгляд глубокий и бесконечно зеленый. Он кладет руку мне на подбородок, поднимает его. Испытующе смотрит на меня. Видит ли он боль в моих глазах? Зубы у меня стучат, конечности подергиваются. Холод стынет в моих костях, съедает меня. Он меня пожирает!

— Это дом моих друзей, мы будем их гостями, пока не утихнет северный ветер.

Я молча киваю. Крик бушует у меня внутри. Но губы остаются плотно сжатыми, не выпускают его наружу. Никогда не проявлять слабости, никогда не показывать боли.

Охотник на ведьм колеблется. Потом прижимает кинжал к мои путам и рассекает веревки. Тут же обхватываю руками тело. Ледяная кожа на ледяной коже. Яд холода обжигает.

— Ее магия работает отлично, — шепчу я.

— Подойди поближе к камину! — призывает он, необычайно мягко подталкивая меня к мерцающему сиянию синего пламени. Огонь пляшет, совершенно не впечатленный смертоносным штормом, который бьется о ставни. Охотник на ведьм накидывает мне на плечи свой плащ.

— Северный ветер, — клянет бурю коренастый мужчина с бесчисленными золотыми серьгами и странными узорами на лысой голове. Он маленький, меньше охотника на ведьм и мертвецов в лесу. — Ледяная ведьма — истинная мастерица. Но почему она посылает свой ветер в Семигорье? Кроме нас, здесь никто не живет!

— Что случилось? — спрашивает второй мужчина. Заплетенная борода перевита золотыми лентами. В носу — золотое кольцо. — Корд прав. Ледяная ведьма не действует без причины. У нее есть цель. И это не мы. — Он переводит взгляд с охотника на меня. С трудом мне удается поднять голову и бросить на него взгляд, прежде чем волна боли уносит меня назад, обратно в беззвучный крик. — Почему Ледяная ведьма гонится за тобой? Охотник превратился в жертву?

— Нет, — ворчит охотник на ведьм.

— Охотиться на Ледяную ведьму было бы более чем глупо, — упрекает Корд, первый мужчина.

— Охотиться на нее невозможно, — соглашается второй.

— Никто никогда не осмеливался на это, и тебе тоже не стоит совать руки в это дело! — вопит третий.

— Однажды эта охота на ведьм сведет тебя в могилу, — говорит четвертый.

Семь сердец рядом с сердцем охотника на ведьм. Семь, магическое число. Оно дает защиту от проклятий, даже таких могущественных, как у Ледяной ведьмы.

— Кто она такая? — спрашивает Корд, указывая на меня.

Охотник молчит. Он откладывает оружие и садится на один из семи золотых стульев. Семеро постоянных жителей, гости — допускаются. Но горе им, если они останутся на слишком долгое время — одной только мысли о постоянном присутствии достаточно, чтобы разрушить защиту. Это закон магии. Я написала его сама. Я была его создателем.

Я создала его однажды, когда пребывала в хорошем настроении.

Охотник на ведьм — он не знает, кто я такая. Он не знает, кем я была, и тем не менее — спасает меня.

Семь пар глаз внимательно смотрят на меня. Я нахожу защиту у тех, кого когда-то пыталась защитить от себя. Так много домов, так много семей, отчаянно пытающихся соблюдать закон Семи.

Столько жертв.

С каких это пор я испытываю угрызения совести?

Я плотнее заворачиваю в плащ свое одеревеневшее тело и, окутанная запахом охотника, отпускаю мысли о прошлом. Мне, быть может, и кажется, что это было только вчера. Но все осталось далеко, очень далеко позади. Пандоры, которую я знаю, больше не существует.

Огонь в печи поет свою трескучую песню. Я протягиваю свою одеревеневшую руку, пытаюсь ухватить тепло. Но не чувствую ничего, кроме боли. Она распространяется. Она неудержимо растет.

— Суп? — спрашивает мужчина. Он приветливо улыбается мне ртом позолоченных зубов. — Меня зовут Питер, я повар. Мой суп из кореньев — лучший в этом лесу. Я приправляю его порошком золотой стружки. Только никому не рассказывай! — хихикает он, сверкая зубами.

— Нет, — шепчу я, едва в силах пошевелиться.

— Тебе уже становится теплее? — нерешительно спрашивает Питер.

Я вяло качаю головой. Черные звезды пляшут перед моими глазами. Очертания повара расплываются в кашеобразную массу. Странно. Так ощущается смерть? Настоящая смерть?

— Дай-ка гляну, — слышу я голос Питера и чувствую, как он хватает мою руку.

И кричит:

— Она ледяная!

Я моргаю, пытаясь справиться с нарастающей тьмой. Моя рука. Я поднимаю руку. Льдисто-голубые линии прокладывают себе путь через кожу, оставляя ледяной след и превращая мою плоть в прохладный гладкий лед. Это напоминает мне снежные зимы, сверкающие сосульки, свисающие с крыши. Смех матери, когда она растирает мои синие ступни.

— Больно, — шепчу я, не знаю, мучает ли меня это воспоминание или лед.

— Больно? — восклицает Питер, глядя на меня. — Больно?!

Мама?

— Дай-ка! — требует Корд, отодвигая повара в сторону. И застывает при виде стеклянной кожи. — Клянусь песнями гор! Если мы не вытащим лед из ее тела, она погибнет!

— Чудо, что она вообще выжила по дороге сюда, — ворчит второй.

— Мне все это не нравится, — слышу я крик Питера.

— Она даже глазом не моргнула, — говорит один из них. — А должна кричать и корчиться от боли, — соглашается следующий.

Я встречаю взгляд охотника на ведьм. Они не знают, кто я такая! Что, если?.. Но закончить мысль до конца не могу: боль истощает все мои чувства.

Откуда-то тащат ведра. Вода плещется в них, радостно встречая меня, но я не могу ответить. Огонь разгорается, но я не чувствую жара. Вокруг один холод.

Проклятье Ледяной ведьмы, оно действует даже в Доме Семи.

Она сильная, она такая сильная.

— Почему проклятие не действует на тебя? — слабо шепчу я, бесконечно человечная и слабая.

— Ведьмины заклинания не приносят мне вреда, — слышу я ответ охотника на ведьм.

— Ванна готова, поспеши, пока не стало слишком поздно!

Я не могу пошевелить даже пальцем.

Корд стягивает с меня плащ — мою последнюю защиту. Я слышу их крики, ахи и стоны.

Я моргаю и осознаю, в чем дело. От пупка и ниже я состою изо льда. И ледяная корка продолжает захватывать мое тело. Тысячами острых игл он ползет по моей коже, поднимается по моей левой груди, разрывает плоть. Я вяло, словно со стороны, наблюдаю, как преображается мое тело.

Охотник на ведьм поднимает меня, несет на своих теплых руках, уносит в другую комнату. Пар, вода, золотая ванна. Он поспешно окунает меня в горячую воду.

Я задыхаюсь.

Огонь и лед — жар и холод.

Но исход битвы решается еще до ее начала. Вода замерзает. Сила проклятья слишком велика.

— Слишком поздно, — убежденно говорит повар.

— Черт возьми, — проклинает охотник на ведьм. Он разбивает слой льда, но едва корка льда разрушается, как вновь захватывает мою плоть.

— Она обречена, — бормочет Корд. Я вижу, как он опускает голову. Дверь за ним закрывается. Они оставляют нас одних. Это прощание. «Попрощайтесь!» — будто говорят они. Я смотрю в странно знакомые глаза охотника на ведьм. Зеленые, как хвойные леса моей родины.

— Мне очень жаль, — я пытаюсь улыбнуться.

— Не забывай, что я — твой враг! — говорит он, обхватывая мой подбородок. Давление его теплых пальцев не такое грубое, каким должно быть.

— Возможно, нам суждено быть врагами, — вяло признаю я. — Против судьбы не можем пойти даже мы, феи.

— Судьбы нет. — Вторую руку он кладет мне на шею. Она горячее, чем тепло, которое должна была дать мне ванна. Я прижимаюсь к его руке, качаю головой.

— Судьба окружает всех нас. Судьба держала меня в заточении в башне. Судьба — это поцелуй принца. — Я колеблюсь, озвучивать факты неприятно. — Может, мне суждено было умереть вместе с ним. Судьба не терпит бегства. Она преследует, пока не получит то, что хочет. Она — охотник, такой же, как ты.

— Что ж, посмотрим, кто из нас лучший охотник, — мрачно шепчет он.

— Ты хочешь убить моих сестер, но никто не справится с этим в одиночку, — шепчу я. — Они слишком могущественны. Вместе… — Я кашляю, выплевывая кристаллики льда. — Вместе мы могли бы это сделать.

Льда в ванне становится все больше, вода замерзает все быстрее и быстрее.

— Вытащи меня! — мягко прошу я. — Я не хочу закончить свою жизнь в ванне.

Милость это или какое-то странное уважение, которое охотник может испытывать к своей жертве, но он исполняет мое последнее желание.

Он разбивает слой льда, погружает руки в замерзающую воду и поднимает меня. В ванне не остается ничего, кроме звенящего льда.

Я не чувствую ничего. Ни холода, ни боли. Только его. Я прислоняю голову к горячему плечу охотника на ведьм, пока он несет меня к шкуре белого медведя. Он опускается рядом со мной на колени и отпускает меня.

И в тот момент, когда он меня отпускает, холод возвращается со всей силой. Я чувствую, как он победоносно течет по жилам. Слышу смех Ледяной ведьмы.

— Пожалуйста, — рыдаю я, — пожалуйста, останься со мной!

Он медлит, будто ведет внутреннюю борьбу. А потом снова оказывается рядом со мной. Я издаю стон, прижимаюсь к нему, к его сильному телу, и понимаю, что не может быть более прекрасного конца, чем в теплых объятиях этого юноши.

— Что, если это был не поцелуй? — шепчет он, и я сначала не понимаю, о чем он говорит.

— Это заклинание, — отвечаю я, прижимаясь лицом к его шее. — Сон может разрушить только поцелуй истинной любви.

— Кто сказал, что так должно быть?

— Я. — Таков мой простой ответ. Как же мне нужны его объятия! Они несут мне спокойствие и ощущение силы. Они защищают меня от боли. — Я хотела бы, чтобы это был ты, — шепчу я и, следуя внутреннему побуждению, касаюсь губами его шеи, пробую на вкус его кожу. — Я бы хотела, чтобы меня поцеловал ты.

Я впервые слышу, как прерывается биение его сердца. Объятия юноши становятся крепче.

Что это за покалывание в животе? Словно нежное порхание тысяч крылышек. Это любовь? — спрашиваю я себя. Любовь, которая кажется невозможной для нас, фей, потому что нам запрещено любить? Ведь магия делает нас бессильными.

— Я все еще фея? — бормочу я, убирая руку с его шеи. Я медленно откидываю запястье и смотрю на черную метку — знак.

— Твоя кожа! — хрипло восклицает охотник на ведьм. — Проклятье, оно отступает!

Темная метка на розовой коже. Рука, пальцы, лишенные льда!

— Это ты, — осознаю я и с удивлением смотрю на него. — Я чувствую только твое тепло.

Он отстраняется, чтобы взглянуть на мое тело. Я вижу, как оттаивают все крупные кристаллы льда, которые раскалываются, соприкасаясь с его кожей. Он быстро начинает растирать мои ноги, ледяные икры. Голубые прожилки тускнеют, от его близости лед отступает. Убегает.

— Кто ты такой? — озадаченно спрашиваю я. Он коротко поднимает голову и снова трет мои ноги, пока они не начинают переливаться розовым цветом. — Ты не человек.

— Нет, человек, — говорит он. — И больше никто.

— Ты лжешь. Снова. — С холодом проходит и боль. А без боли я начинаю ясно мыслить. — Я знаю, ты не можешь быть обычным человеком. И знаю, что ты хочешь меня.

Его руки скользят по коленям выше, к бедрам. Он поднимает мою ногу и растирает ее. Внезапно меня охватывает не проклятие, а желание, чтобы он коснулся меня по другой причине.

— Ты хочешь меня, а я хочу тебя, — шепчу я. — Может, это судьба. Может, мы должны быть вместе.

Он смотрит на меня, и его глаза пылают.

— Ты ведьма.

— Но ведь и женщина тоже.

Медленно, будто бы неуверенно, он очерчивает пальцем круг вокруг моего пупка. Его прикосновение оставляет едва заметный след. Его взгляд скользит к моей груди: одна из них прозрачно мерцает ледяным холодом, другая розовеет под его взглядом.

Он хочет меня.

И что гораздо хуже: я хочу его!

— Никогда не доверяй ведьме, — бормочет он, и его руки следуют за взглядом. Он обхватывает ледяную грудь. Я кусаю губы. Непривычное тепло пронизывает меня насквозь. Эти чувства мне чужды. Тоскливая тяга в животе. Потребность в близости.

— Что это такое? — выдыхаю я. Он не отвечает. Лед уходит, но охотник все равно оставляет свою руку там, где она есть. Большой палец обводит мой сосок. Новая разновидность боли: иная, успокаивающая, опьяняющая.

— Это любовь?

Он качает головой:

— Нет.

В следующее мгновение мужчина наклоняется ко мне, его глаза — две елово-зеленые точки, весь мой мир. А потом он целует меня так, как меня никогда раньше не целовали. За все бесконечные годы моей первой жизни я знала многих мужчин, пережила множество союзов. Но никогда, никогда раньше это не было таким… удовлетворяющим? Я чувствую его силу, пробую на вкус его губы, его кожу. Его руки повсюду. Он надо мной, внутри меня, он полностью окружает меня. Я отдаюсь ему, а он отдается мне. Мы едины. Мы кружимся в диком танце, и с каждым его толчком холод понемногу отступает, пока во мне не остается ничего, кроме всеобъемлющего тепла. Ничего, кроме него.

Не знаю, как долго мы лежим вот так — сердце к сердцу — на меховой подстилке. Годы, проведенные в башне, теперь кажутся ничтожными. Я прислушиваюсь к его дыханию, мощному биению его жизни и желаю, чтобы время остановилось. И все-таки наш покой утекает — как песок в песочных часах. Мир стал скоротечен, время — драгоценно.

— Охотник на ведьм, — шепчу я, не зная его настоящего имени.

Он что-то бормочет в ответ. Его руки покоятся на моей спине. Он держит меня в объятиях. Все еще держит.

— Это любовь? — снова спрашиваю я. Кончик моего пальца следует по линиям его бесчисленных шрамов. Я отстраняюсь, смотрю на него.

— Нет, — повторяет он.

— Тогда что это такое? Это… приятно.

Он молчит.

— Ты уверен, что это не любовь?

Охотник медленно поворачивает голову. Его взгляд странно отстраненный, почти холодный.

— Да.

Я хмурю брови.

— Ты имеешь в виду — для тебя.

— Я твой враг. Я испытываю к тебе ненависть.

— Я знаю, каково это — чувствовать ненависть, — изо всех сил стараюсь я говорить с легкостью. Не хочу показывать, как сильно меня ранят его слова. — Это не ненависть.

Он вздыхает и поднимается.

— Подожди, — хватаю его за руку.

— Почему ты была в башне? — внезапно спрашивает он. Его лицо словно выковано из железа, и я понимаю, что наступил момент, когда ему нужны ответы. Он оставил меня в живых. Я должна дать ему повод оставить все как есть. У меня нет силы. Мне нужен он.

— Это могила.

— Ты не была мертва.

— Была.

— Почему?

— Почему я оказалась в башне? Или почему я еще жива?

— И то, и другое.

Я долго смотрю на него, потом спрашиваю:

— Как ты убиваешь ведьм, когда выслеживаешь их?

— Этого я тебе точно не скажу.

— Это легко?

— Нет.

Я переплетаю свои пальцы с его. Он позволяет мне это сделать. Пока он со мной, пусть будет как можно ближе.

— Как ты убьешь Ледяную ведьму?

Он отвечает через мгновение:

— Я не знаю, можно ли вообще ее убить.

Мои губы улыбаются, а глаза — нет.

— А как ты убьешь ведьму, которая еще могущественнее?

— Что ты хочешь этим сказать?

Я поднимаю взгляд. Мои глаза — голубые, как лед, такие же, как у моей сестры — Ледяной ведьмы.

Я была слишком сильна, чтобы они могли убить меня даже своей объединенной мощью. Я знаю, что не могу так начать — если хочу, чтобы он мне доверял.

— Сон Спящей Красавицы, — говорю я. — Я создала его, как и многие другие заклинания. В том числе и магию Семи.

— Ты создала магический закон? — спрашивает он, хмуря брови.

Я смотрю на него. Догадывается ли он, кто я такая? Кем я была? Какой властью обладала? Я поднимаю руку. Его пальцы тянутся к кинжалу. Я призываю свою магию — ничего. И только когда я опускаю руку, охотник расслабляется, но кинжал остается в его руке. Он — знак его недоверия, и я понимаю, что мне нужно рассказать больше, чтобы показать ему, кто я такая и почему стала той, кем была.

— Мы были невинными детьми, рожденными со знаками фей. Черные волосы, белоснежная кожа, губы алые, как кровь. Люди боялись нас. Они боялись потомков фей. Нас называли подменышами. Многие из нас были убиты. Кое-кому удалось сбежать, некоторые были брошены.

Я замолкаю. Мысленно устремляюсь в такое далекое время, что даже деревья не вспомнят своих историй. Я помню маленькую девочку в красном плаще. Она так долго пряталась — так долго скрывалась от посторонних глаз.

— Я едва помню лицо своей матери. Они забрали ее в день первого снега. Я шла по их следам. Она умерла еще до того, как солнце достигло горизонта. Умерла, потому что прятала ребенка феи. Своего собственного ребенка. — Следы на снегу вели в деревню. К погребальному костру. — Сначала я почувствовала запах дыма, потом — услышала потрескивание огня. Беги, сердце мое! Беги так далеко, как только можешь!

И пока небо окрашивалось в кроваво-красный цвет, моя мать горела.

— Не проходит и дня, чтобы я не слышала ее криков. — И криков остальных. Я поджимаю губы. — Тринадцать сестер. Тринадцать тех, кто избежал людской охоты.

— Дети-феи, — слышу я его бормотание. Охотник на ведьм. Я смотрю на него. Против меня он ничто. Отведенный ему срок мал и незначителен.

— Мы — избранные. Мы способны пользоваться магией, владеть силой. Вот почему нас боялись тогда и боятся до сих пор.

— И правильно, — говорит он.

— Власть — это бремя. Она меняет нас. — Я осторожно провожу пальцем по линиям темной метки. — Мы были детьми. Напуганными, одинокими детьми. Судьба спасла нас, она свела нас и сблизила. Мы осознали, кем являемся, осознали свои возможности. Вместе мы были… сильными и неуязвимыми.

— Сколько лет?.. — Охотник обрывает себя. Он настороже. Он не верит всему, что я ему говорю, и это хорошо. Он не знает, что в тот же день я убила всех людей в той деревне. Не знает, но, возможно, подозревает.

Пепел. Все, что осталось — это маленькая девочка в красной накидке в деревне из одного пепла.

— Мне было четыре года, — отвечаю я на его незаданный вопрос. — Я ничего не знала о детях фей или магии. Я просто хотела быть с мамой.

Его пальцы нежно сжимают мои. Жалость — ее так легко вызвать. Этакая отдушина.

— Как долго я спала?

— Почему ты была в башне? — игнорирует он мой вопрос, возвращаясь к своему первоначальному.

— Потому что они устроили мне ловушку.

— Под «ними» ты имеешь в виду своих сестер?

Я киваю.

— И теперь ты жаждешь мести.

Я начинаю улыбаться, холодно и расчетливо.

— Да, — говорю я и вдруг понимаю, что за запах меня смущает. Аромат, затмевающий все остальные, пронизывающий и всеобъемлющий. Это страх, страх моих сестер. Моя улыбка становится шире. — Они знают, что я иду.

— Ты хочешь их убить?

— Каждую из них.

Он поднимает руку и нежно касается моей щеки. А потом говорит, и его слова — словно пощечина:

— Я был не прав. Ты ничем не отличаешься от них. Ты такая же скверная и развратная.

Мне вдруг становится трудно глотать. Его слова больно задевают меня. Я не хочу быть лучше, нет, не хочу. Я не хочу быть хорошей. Я хочу ему нравиться.

— Я так человечна, — растерянно говорю я. — Эти чувства… они не дают мне ясно мыслить.

— Человечна, — повторяет он, качая головой. — А ведьмы ничего не чувствуют?

— Феи, — поправляю я его. — Мы прекрасно умеем чувствовать, вот только слишком рано узнаем, что чувства мешают магии.

— Чем меньше ведьма чувствует…

–…тем сильнее ее магия, — заканчиваю я фразу, которую фея-мать прежде проповедовала как мантру.

Она ходит взад-вперед перед детьми, которые выстроились в ряд. Фея-мать беспрестанно говорит о силе и ненависти. Она останавливается перед самой младшей и почти нежно приподнимает ее подбородок.

— Любовь — худшее из чувств. Она делает вас слабыми, уязвимыми, не дает вам ясно мыслить. А кто такая слабая, уязвимая фея?

— Мертвая фея, — едва слышно отвечает крошка. Она не может смотреть в глаза феи-матери, никто не может. Кроме одной.

— Верно, — фея-мать отворачивается, идет дальше и останавливается перед вызывающим взглядом. — Думаешь, для тебя в этом мире есть любовь?

Девочка молчит. Сердца других начинают трепетать от страха. Они боятся наказания.

Фея-мать поднимает брови.

— Люди… — начинает девочка.

— Люди — бессердечные твари! — перебивает фея-мать. — Они не знают пощады, и поэтому мы не щадим никого. Мы не делаем различий между невиновными и виноватыми, потому что, кто бы сегодня ни был одним, завтра станет другим. — Фея-мать направляет взгляд в окно башни, из которого видна вся Пандора. Сегодня она, кажется, решает простить непослушание сопротивляющихся. — Мир снаружи — не что иное, как игровое поле, а мы — персонажи. Правила просты: их нет. — Она снова поворачивается к детям: — Сила и ненависть. Мы не щадим никого.

— Ледяная ведьма…

— Раньше ее звали иначе, — шепчу я.

— Она самая могущественная из всех еще живых ведьм, — размышляет он, глядя на меня. — Должно быть, ты была настоящим монстром, если была настолько могущественна, что даже она боится тебя.

Он ненавидит меня? Тогда почему держит меня за руку? Мои пальцы крепче цепляются за него.

Не отпускай меня!

— Все, чем я была когда-то, потеряно. Магия будто забыла меня. Она больше не подчиняется моему зову… — Это был блеск? В его глазах? — Из-за этого я чувствую странные вещи.

— Любовь? — насмешливо говорит он.

— Ты мне нравишься, — честно отвечаю я. Он безрадостно смеется. Блеск исчезает так же быстро, как и появился, и я не знаю, не показалось ли мне это.

— Ты ничего не знаешь о любви.

— Это единственное… единственное, чего я так и не узнала. Ни одна из нас. Независимо от того, сколько власти дает магия, в одном она нам отказывает. В возможности любить и быть любимыми. — Прежде чем он успевает что-то ответить, я поспешно продолжаю: — Все, что я знаю о любви, это слабые воспоминания четырехлетней девочки, которая смотрит, как умирает ее мать.

И вместе с ней погибло мое сердце. Вместе с ней умер ребенок, осталась только фея.

— Научи меня любить! — прошу я.

Он вырывает у меня руку, словно обжегшись.

— Я не знаю, в какую игру ты играешь, но одно я тебе скажу точно: ни ты, ни одна из твоих хладнокровных сестер никогда не сможете почувствовать что-либо ни к какому другому существу, кроме себя!

Он отстраняется от меня — и на мгновение я опасаюсь, что холод вернется, — но ничего не происходит. Охотник на ведьм вырастает передо мной, как гора, которую нужно преодолеть. Его сверкающие глаза черны, как ночь.

— Любовь, — говорит юноша, и голос его подобен рычанию волка. — Ты хочешь научиться любить? Или ты хочешь, чтобы любили тебя? Это разные вещи, а ты эту разницу, воистину, не сможешь понять. Ни за что! Потому что у тебя нет сердца.

— Есть, — тихо отвечаю я, чувствуя укол в груди. Это новая боль. Сладкая и горькая одновременно.

— Значит, оно холодное, как лед. Как у твоего принца. Вы прекрасная пара!

Я качаю головой.

— Моя настоящая любовь, — говорю я, и мне трудно не заплакать. — Это моя собственная магия. Это было так просто. Так идеально. — Я смахиваю с глаз одинокие слезы.

— Почему ты была в башне? — снова спрашивает он, и ответ так близок.

— Потому что они меня обманули, — уклоняюсь я.

— Как они могли тебя обмануть? — Он давит на меня так, словно уличил во лжи.

— Ты спрашиваешь, почему я не мертва? — Я глубоко вздыхаю, чувствуя, как во мне пробуждается сопротивление. — Причина проста: я была слишком сильна, чтобы меня убить. Думаешь, Ледяная ведьма бессмертна? Она — шутка, детский лепет, ничто по сравнению с той, кем была я! — Я знаю, что никогда не смогу сказать, что на самом деле произошло в этой башне много лет назад. Я никогда не смогу признать, что в моем идеально жестоком мире было только одно слабое место: любовь. И прежде чем я понимаю, что происходит, слова вырываются наружу: — Я хотела быть любимой.

Я закрываю рот руками и, когда мои глаза расширяются от ужаса, вижу: в его глазах вспыхивает понимание. Кусочки головоломки складываются в картинку.

— Заклинание Спящей Красавицы, — говорит он, и три этих слова описывают всю мою трагическую судьбу.

— Они обманули меня, — задыхаясь, шепчу я. — Они заперли мое тело в той башне, скрыли от людей, околдовали множеством заклинаний. Ни у кого не было ни единого шанса добраться до меня. Никто не мог меня освободить.

— До вчерашнего дня, — спокойно говорит он.

— До вчерашнего дня, — всхлипываю я. — И теперь — он мертв. — Мои слезы — это потерянные надежды. — Он был тем самым, моим единственным. Моим единственным шансом.

— Он был чванливым индюком, не способным выжить, — холодно говорит охотник на ведьм. — Без моего руководства он никогда бы не одолел живую изгородь, никогда бы не достиг башни. Он неудачник, которого отец заставил отправиться в путешествие, чтобы тот стал мужчиной.

— Чего ты хочешь от меня? — задыхаясь, выкрикиваю я. — Ты спасаешь меня, прикасаешься ко мне так, будто любишь меня, но ты ненавидишь меня. Чего ты от меня хочешь?

Ответ приходит быстро:

— Я хочу убить твоих сестер, и ты мне в этом поможешь.

Я смеюсь и рыдаю одновременно. Естественно.

— А что будет, когда мы убьем их всех? — спрашиваю я. — Станешь охотиться за мной?

На этот раз он думает дольше, его ресницы слегка дрожат.

— Да, — наконец говорит он. — Ты — ведьма. Такая же, как они.

Я киваю. Любовь я потеряла — остается возмездие.

— Тогда давай поохотимся.