Рождение ворона

Юджин Рэнд, 2019

Рейвен Уильямс – проблемная девушка, рано потерявшая семью. Пытаясь сбежать от трагического прошлого, она все глубже и глубже застревает в криминальной среде. Когда старый друг предлагает ей шанс начать все с чистого листа, Рейвен соглашается и поступает в полицейскую академию. Она жаждет доказать всем окружающим, что способна на многое, и вскоре после окончания учебы ей дают расследовать дело о таинственном исчезновении школьницы…

Сколько пришлось пройти, чтобы себя собрать.

Много еще в пути нам предстоит понять.

Сквозь километры звезд наконец осознать:

Чтобы себя найти, нужно потерять.

Soulshop. «Найти и потерять»

Часть первая

Сквозь дымчатую пелену тумана показалось лицо матери. Она смеялась и подтрунивала надо мной, веля поторапливаться. Я как вкопанная стояла в проходе дома, окруженная чемоданами, наполненными вещами, пытаясь рассмотреть ее лицо, усыпанное веснушками, такое мудрое, но одновременно юное. Мама всегда говорила, что ее веснушки являются благословением солнца. Того самого, что так ярко и жизнерадостно светило над ее каштановыми волосами, пока та стояла на крыльце. Она рассказывала, что веснушки — признак большого счастья у человека, и я готова была поклясться чем угодно, что видела это самое счастье в ее безумно красивых глазах. У меня веснушек не было, но я и без них была такой же счастливой.

— Подвинься, копуша! — отталкивая меня в сторону, произнесла Кэти, моя сестра, которая десятилетним смерчем пронеслась к выходу. Ее голос эхом отозвался в моей голове, быстро затихая в пространстве. На секунду мне показалось, что я наблюдаю со стороны и вижу Кэти и маму так, словно смотрю старое семейное кино. Я что-то ответила сестренке, кажется, «Мелюзга!», но, к собственному удивлению, я не услышала своего голоса.

Я смотрю, как Кэти ехидно показывает мне язык, перевожу взгляд на маму и вижу, как она снова смеется над этим. Опять ощущаю эффект кино, но теперь уже все движения происходят в замедленной съемке. Пользуясь моментом, стараюсь всмотреться в лица матери и сестры, стараюсь запомнить каждую их черту, каждую микроскопическую частицу. Но чем тщательнее всматриваюсь, тем больше расплываются их образы. Какие-то детали проскальзывают мимо моего взора, я пытаюсь понять, какие именно, но ничего не получается. Ощущение чего-то нереального все больше и больше начинает захватывать меня.

Голос отца, ожидавшего нас у машины, вывел меня из транса. Он тоже начал поторапливать нас, ведь наше семейное путешествие в Калифорнию обещало быть долгим, и папе не терпелось выехать на трассу как можно быстрее. Я наконец вышла следом за сестрой, мама тут же поспешила закрыть дом на замок, и мы все втроем направились к машине. Когда мы дружно рассаживались по своим местам, я была целиком и полностью уверена, что эта поездка будет одним из лучших событий в моей жизни.

Мы наконец отъехали от дома, посчитав это отправной точкой нашего путешествия. Папа вел машину, внимательно смотря на дорогу, но при этом слушая, что говорит ему мама. Кажется, она рассказывала про свою художественную выставку, которую планировала открыть через пару недель. Этого события она ждала с нетерпением, хотя изначально очень боялась выставлять напоказ свои работы. Но папа все же уговорил ее согласиться с предложением агентов и, довольный таким достижением, втайне от мамы ждал этой выставки не меньше нее.

Я взглянула на сидящую рядом Кэти — сестренка сладко спала, обнявшись со своим любимым плюшевым медведем. Удивительно, что обычно неугомонная, чересчур энергичная Кэти всегда быстро засыпала в машине. Усмехнувшись про себя, что хоть какое-то время мы проведем в тишине, я стала глядеть в окно.

Мы преодолели пару кварталов и уже подъезжали к ведущему из города шоссе, как вдруг произошел сильный толчок сзади, послышался визг тормозов, скрежет металла и звон треснувшего стекла. Меня резко дернуло в сторону, а затем непонятно от чего перевернуло вверх тормашками. В глазах блеснула яркая белая вспышка, а потом вдруг все померкло. Меня обуял страх от накинувшейся на меня темноты. Я была не в состоянии что-либо увидеть, глаза отказывались открываться. Я почувствовала, что задыхаюсь, ощущала, как воздух с трудом проникает в легкие, а все мое тело будто пронзают тысячи тончайших иголок. Что-то тонкое обхватило мою правую руку, прочно стягивая ее. Я резко дернулась в попытке освободиться, но сделала только хуже. Что-то хрустнуло, и я закричала, совсем не сдерживаясь. Наверняка мой крик был громким, однако мне же он показался совсем беззвучным. Адская боль заслонила его, она раздирала меня на части. Я начала терять сознание, ощущая, как все вокруг погружается в тишину. Темнота окутала меня совсем на мгновение, но мне оно казалось вечностью. Вскоре я пришла в себя, попыталась медленно открыть глаза. Получилось не сразу. Пока веки, будто заклинившие оконные створки, пытались разойтись, я ощутила, как по волосам стекает что-то густое и неприятно теплое. Сломанная рука, по-прежнему обернутая чем-то, не слушалась меня, я была не в состоянии ей пошевелить. С каждым прикладываемым усилием сделать хоть что-то я лишь получала новую порцию обжигающей до дрожи боли.

Левой рукой я дотронулась до жидкости на голове. Глаза уже поддавались моей воле, зрение немного восстановилось, и тогда я смогла разглядеть на своих пальцах сгустки крови. Это не так уж напугало меня, и вообще я никогда не боялась ее. Однако то, что я увидела краем глаза, заставило меня содрогнуться. На другой стороне от меня лежала Кэти. Она была повернута спиной ко мне, ее лица я не видела, но сестренка не двигалась. Я попыталась подобраться к Кэти, но ремень безопасности, обхвативший меня и, как оказалось, мою правую руку, заклинило, и он не собирался меня отпускать. Я потянулась к сестре другой рукой, но едва могла прикоснуться к ней кончиками пальцев. Я смотрела на Кэти, но та не подавала никаких признаков движения. И тогда, приглядевшись, я осознала, что моя сестра совсем не дышит.

Поняв, что произошло, дышать чуть не перестала и я. В панике, истерике и нахлынувшем на меня бреду я начала дергаться во все стороны. При любом, даже самом малейшем движении сломанная рука и побитое тело напоминали о себе болью. Но мне было плевать на это. Все, чего я хотела в данный момент, это приблизиться к Кэти. Понять, что я ошиблась, увидеть, что моя маленькая сестренка не умерла. Не понимая, что творю, я кричала и ревела, звала родителей или хоть кого-нибудь на помощь, но все было бесполезно.

Сквозь слезы я посмотрела вперед, туда, где сидели родители. Я заметила маму, свесившуюся на ремне. Голова ее была необычно наклонена лицом ко мне. Мама смотрела прямо на меня. Глаза ее были широко раскрыты, скорее, от замешательства, чем от испуга. Мама продолжала смотреть на меня, ничего не говоря и вообще никак не реагируя на то, что происходило вокруг. Я ревела, глядя на нее, понимая, что мама уже не сможет помочь мне или Кэти. Мама тоже была мертва.

Из меня вырвался не то писк, не то стон. Хотелось кричать, будто раненый зверь, и я кричала, не отказывая себе в этом. Обуреваемая истерикой, я не хотела думать ни о чем, но в голове на секунду промелькнула мысль: где-то ведь должен был быть отец! Папа, наш великий и бесстрашный герой, придет ко мне и вытащит меня из этого кошмара. Семейное кино вмиг превратилось в фильм ужасов. Все это казалось мне страшным сном, и я надеялась, что отец придет и разбудит меня.

Смахнув непрекращающийся поток истерических слез, я попыталась заглянуть на место водителя. Обзор был не лучший, но мне стало понятно, что отца в машине не было. Поискав его глазами, я заметила, как в открытой дверце машины промелькнули знакомые штаны. Именно эти штаны мы с Кэти подарили отцу на прошлогодний день рождения. Значит, отец жив и ему удалось выбраться из покореженной машины!

Отец, потрясенный не меньше остальных и наверняка еще не осознавший полной трагедии, вероятно, выполз из машины. Я не видела его, но мой взгляд как магнит был прикован к тому месту, где он должен был появиться. Мысленно я старалась помочь ему, подтолкнуть его, чтобы он быстрее встал на ноги. Глупо было так думать, но я все равно прикладывала каждое ментальное усилие, сама же будучи закованной в капкан ремня безопасности и не в силах совладать с ним. Мне стало стыдно признавать, но я эгоистично желала, чтобы мой любимый папочка поскорее пришел в себя и наконец вытащил меня из этой ловушки. Желая этого всем сердцем, я немного успокоилась, но напрочь позабыла о маме и Кэти, о том, что с ними стало. Мысли мои метались хаотично, на уровне первобытных инстинктов. Они проносились в моей голове, но я не осознавала их серьезность, за что буду каяться всю оставшуюся жизнь, которая могла оборваться в любую секунду.

Наконец я увидела, как рука отца схватилась за место на дверце, где раньше было окно. Я все еще не видела всей картины, но по звучавшему шуму решила, что папа пытался подняться на ноги. Сейчас у него все получится, думала я, ожидая, что отец вот-вот ринется на выручку своей семье.

Но вместо этого раздался лишь звук выстрела…

* * *

Резко хватая воздух, я проснулась от громких звуков с улицы. Какой-то идиот яростно колотил мусорные баки. Я не видела этого мудака, но зато сквозь пелену сна слышала, как кто-то из соседнего дома орет на него.

Растирая глаза, мне хотелось поскорее прогнать сон прочь. Призраки прошлого эхом отзывались в голове, не давая мне позабыть давнее прошлое. Мне почудилось, что эти призраки сейчас витают возле меня, нашептывая то, что я так не хотела слышать. Странно, что воспоминание о катастрофе было столь ярким и от того еще более жутким и мучительным. Прошло уже шесть лет, но я словно в очередной раз пережила все это наяву. Нет, это явно был не просто сон. После такого кайфового прихода это был самый настоящий трип. Помнится, такие случались после катастрофы, причем довольно долгое время. Помню, как я посреди ночи просыпалась с криками и в слезах, а когда успокаивалась, не могла уснуть до самого утра. А ведь тогда я даже не употребляла наркотиков. Тогда я еще была малолеткой-отличницей и не тусила с парнями из «41-ойбанды». А связавшись с ними и затем попробовав чумовые колеса или неслабую на убой травку, я спрятала память о произошедшем в сундуке своей души. Тогда мой мир переменился навсегда, и я забила на школу и отличные отметки, забила на занятия гимнастикой. Забила вообще на все и на всех.

Черт, все-таки этот последний косяк был каким-то другим, нехорошим. Башка разрывается, словно на нее уронили наковальню, прямо как в мультиках «Луни Тюнз». Приход, что я словила, крепко затянувшись, не откатил назад мои кошмары. Вместо этого он, наоборот, разворотил этот пугающий до усрачки улей моего разума. Интересно, где Би-Джей нарыл эту галлюциногенную дрянь?

Взгляд мой упал на самого Би-Джея. Вот он, здоровенный черный увалень, весь в дешевых, сделанных под золото украшениях. Сам по себе этот парень был неплохим чуваком, но те, кто не был ему другом, испытывали настоящий страх перед ним. Его тучность компенсировалась слоновьей силищей, и не поздоровится тому, кто попадется ему под руку. Головой на коленях у Би-Джея лежала симпатичная рыжая девчонка, никак сейчас не могу вспомнить, как же ее зовут. То ли Энджи, то ли Кристи. Оба спали как убитые, что я сначала так и подумала, но потом здоровяк всхрапнул, и я чуть с облегчением выдохнула. Глядя на этих двоих своими дремными глазами, вспоминаю, что что-то там у них намечалось друг с другом в спальне, но, судя по всему, сексу они предпочли обдолбаться наркотой до полной отключки. Только сейчас я почувствовала давящую на мои плечи тяжесть. Это не были отходняки, всего лишь гориллоподобная рука Би-Джея. Я скинула ее, рука упала на его живот, а он, даже не просыпаясь, тут же почесался. Зрелище оказалось не самое приятное.

Осмотрелась вокруг. Повсюду царила темнота, нарушаемая лишь слабым мерцанием гирлянд, развешанных тут и там. Обстановка казалась знакомой, и пару секунд спустя я поняла, что нахожусь в квартире одного из ребят из «41-ой банды». Это было хорошим знаком: по крайней мере, я лишь вырубилась от кумарного прихода и ничего не натворила. Тоже можно было сказать и об остальных участниках нашей тусы. Вся квартира была усыпана спящими телами: люди валялись на полу и в креслах, а мы с Би-Джеем и рыжеволосой Энджи-Кристи уместились на диване; одна девчонка спала, прислонившись к стене, какой-то чувак, которого я не знала, сопел, лежа на кухонном столе. В сумраке я увидела свет, исходивший из приоткрытого туалета — оттуда выглядывала нога, в потемках напомнившая мне змею. Всю эту картину наблюдать казалось крайне странным, ведь всего пару часов назад вся квартира ходила ходуном от орущей на полную громкость музыки и веселящихся людей. Множество раз на всяких подобных рейвах я наблюдала, как парни и девчата упиваются и ловят кайфы, как танцуют что есть мочи, как флиртуют друг с другом или выясняют отношения, доводя дело до потасовок. Сейчас же в отключке были абсолютно все, пожалуй, кроме меня. Мне стало жутко от мысли, что я являюсь единственным человеком среди всех этих тел. Воображение рисовало в голове работу старушки Смерти, оставившей за собой лишь кучи трупов.

За окном с визгом пробуксовала машина, шум выдернул меня из неприятных ассоциаций. Следом послышалась полицейская сирена, я машинально повернулась на звуки, и яркий свет неоновых вывесок соседних магазинов ослепил меня. Встряхнув возникшие световые пятна, я окончательно проснулась. Призраки прошлого растворялись в пространстве реального мира, на память остались лишь шрамы на руке. Я дотронулась до них, провела пальцем по замаскированным татуировками рубцами. Замысловатые линии синего и розового цветов неона, подобие того, что светил на улице, ловко скрывали следы давней травмы, но это не значило, что их не было. С момента, когда ремень безопасности сломал и распорол мне руку, прошло много лет, но я ни разу не притронулась к этому отвратительному чудовищу из кожи. Я столько раз участвовала в угонах, столько раз лихачила за рулем машины как сумасшедшая, но никогда не пристегивалась. И видит кто-то Всевышний — я до сих пор жива и невредима.

Пришлось сделать нелегкий рывок, чтобы встать на ноги. Я сильно пошатнулась, едва не рухнув на спящего у дивана паренька, но, взяв тело под контроль, удержала равновесие. Да уж, наркотические отходняки и алкогольное опьянение — привычная, но не самая здоровская комбинация. В голове звенело так, будто стучали в тысячи гонгов разных размеров и звонкости. Решение умыть лицо показалось мне заманчивым, и, неловко маневрируя между сопящими приятелями, я направилась прямиком к туалету. Нога, что торчала из уборной, принадлежала еще одной девице. Не без труда я вытащила ее за ногу прочь. Та даже не сопротивлялась. Захлопнув за собой дверь, я вновь оградилась от всего остального мира.

* * *

К дому не спеша подъехал старенький черный седан. Сидящий в нем мужчина был лет пятидесяти, красивый и статный, с заметной белесой сединой на висках. Заглушив двигатель автомобиля, мужчина не торопился выходить наружу. Сидя в задумчивости, он вытащил из кармана плаща пачку сигарет, повертел ее в руках. Открыл коробочку, безучастно разглядывая лежащие в ней сигареты. Пересчитав их, а было их двенадцать, мужчина закрыл пачку. Невероятный соблазн взять одну сигаретку и, не торопясь, выкурить ее окутывал мужчину, шептал заманчивые слова, обволакивал воображаемым, но отчего-то таким чувствительным запахом табака и дыма. «Нет, — подумал мужчина, — я не поддамся искушению. Бросаю — значит бросаю, и точка». Он не хотел думать о своей вредной привычке, да и не время было для этого. Если бы не желание затянуться, голова его была бы занята мыслями о том, зачем он сюда приехал.

Впереди седана припарковался полицейский фургон, а напротив него остановился еще один. Обе машины встали поперек улицы, перекрывая дорогу, пресекая тем самым любую попытку бегства на машине. Ни сирена, ни мигалки у фургонов включены не были, старый детектив, сидящий в седане, знал, что это для того, чтобы преступники ничего не прознали о прибытии копов. А еще детектив знал, что опоздал. Он надеялся прибыть на место планируемого рейда первым, и хотя фактически так и было, предпринимать какие-то действия ему уже было поздно. Ему оставалось лишь быть наблюдателем и следить за тем, чтобы захват преступной банды в этом доме произошел как по маслу. В квартире, куда надо было ворваться группе полицейских, был важный и слишком ценный для детектива человек, который никак не должен был пострадать.

Двери грузовиков синхронно распахнулись, облаченные в бронежилеты и с оружием наперевес полицейские выходили друг за другом. Увидев этих несомненно крутых парней из отдела по борьбе с наркотиками, детектив тяжело вздохнул. Убрав сигареты обратно в карман, он вышел из машины. Полы плаща едва не застряли в захлопнувшейся двери, но детектив не обратил на это никакого внимания. Все его мысли были сосредоточены на логичном или хотя бы правдоподобном оправдании того, почему он находится здесь. Детективу было не по пути с группой захвата, ведь операция проводилась не на его территории и не отделом его участка.

Когда появился командир операции, детектив, не торопясь, подошел к нему. Тот показался весьма удивленным, но, узнав коллегу, тут же протянул детективу руку.

— Детектив Кэмпбелл? Какими судьбами вы здесь?

— Я, можно сказать, проездом, — произнес Аарон Кэмпбелл, отвечая на рукопожатие. Командир понимающе улыбнулся, но по его глазам было видно, что он ничего не понял.

— Берете кого-то особенного? — поинтересовался Кэмпбелл, хотя на самом деле благодаря своим источникам он уже был прекрасно обо всем осведомлен.

— Ну, не совсем особенного, но и не воришку магнитол. Берем Брендана Джейсона Дили.

— Би-Джея? — командир кивнул и замахал руками своим парням, давая тем самым разрешение на начало операции.

— Вы нас не простите, детектив? Нам надо идти…

— Да, да, не смею задерживать, — произнес Кэмпбелл, сам при этом придвигаясь к собеседнику и переходя на шепот. — Однако, может, вы окажете мне небольшую услугу?

Командир отряда постоял молча, наблюдая, как его группа входит в дом, а затем, подумав, произнес:

— Услуга для Аарона Кэмпбелла? Я слушаю.

Я невольно охнула, когда пронзающий холод водной гладью заскользил по коже; закашлялась, но тем не менее почувствовала себя бодрее. Умывание холодной водой явно пошло мне на пользу. Довольная чудо-эффектом от хлорированной живой водицы, я уже хотела было уйти, но мой взгляд приковало собственное отражение в зеркале, висящем над раковиной. Я подошла поближе и, опершись на керамику, долго не сводила глаз со своего лица. Это было какое-то наваждение. Не имея ни малейшего понятия, зачем это делаю, я как остолбеневшая дура таращилась, не думая ни о чем.

Наконец стряхнув с себя это странное помешательство на самой себе, я решительно направилась назад. Но стоило мне взяться за ручку, как вновь замерла на месте. Сейчас что-то заставило меня напрячься, какой-то шум, еле доносившийся сюда, но заставлявший мурашки пробежать по телу олимпийский марафон. Шестое чувство приказывало не выходить из уборной, и я, привыкшая доверять этому чувству, не рискнула спорить. Я слегка приоткрыла дверь и как кошка, затаившаяся в ночи, стала вслушиваться в нарастающий гул.

* * *

Группа захвата действовала быстро и решительно. Для них это была обычная работа, такая же обычная, как офисному планктону поменять бумагу в принтере, а повару — приготовить блюдо. Копы отрабатывали эти стадии действий как на тренировках, так и в жизни столько раз, что это становилось рефлексом. Эти бравые парни не знали неудач, и потому очередная операция не была для них исключением.

Выбив входную дверь, группа с криками «Всем ни с места, полиция!» переполошила всех находящихся в квартире. Все до этого мирно спавшие люди в панике принялись разбегаться кто куда, словно тараканы; те, кто был пьян, мгновенно трезвели; у кого были запрещенные вещества, начали сбрасывать их подальше от себя. Би-Джей, заслышав вторжение полиции, подпрыгнул с дивана как на пружинах, напрочь забыв о своей подружке на коленях. Проснувшаяся Энджи-Кристи рухнула на пол, даже не поняв, что происходит.

Копы хватали всех и каждого, до кого могли дотянуться. Несколько человек попытались выхватить из-за поясов пистолеты, но сдались под нацеленными на них штурмовыми винтовками. Би-Джей, что-то кричавший о своих правах и о том, что вторжение к нему было незаконным, полез с кулаками на одного из оперативников, за что и отхватил тумаков в ответ. Кто-то успел благополучно сбежать из квартиры через окна. Им было плевать, что они были на третьем этаже, было плевать, что пожарная лестница находится через несколько квартир от этой. Они готовы были пожертвовать своей безопасностью, готовы были быть покалеченными, лишь бы не попасться в цепкие полицейские лапы и остаться на свободе. Копам же было плевать на этих идиотов. Их интересовал лишь Би-Джей и его дружки по «41-ой банде». Повязали всех, кто мог иметь отношение к преступной группировке, и теперь зачитывали всем вместе и каждому в отдельности их права. Парней обвиняли в хранении, торговле и употреблении наркотиков, не забывая приписать угрозу оружием, сопротивление аресту и нападение на полицейского при исполнении. Доказательства их вины были железобетонными, поскольку тут и там валялись у всех на виду. И как бы Би-Джей ни возражал, что это не его наркотики, дело было закрыто.

* * *

— Черт! — тихо выругавшись, я попятилась назад, закрывая дверь. Не рассчитав силу, я захлопнула ее так громко, что копы наверняка это услышали. И правда, вот уже послышалось шарканье ног, направленных к двери. Я запаниковала, ком подкатывал к горлу, голова опять не хотела соображать. Мне потихоньку приходил каюк, а бежать из туалета было некуда. Никак нельзя было допустить, чтобы меня снова повязали.

Это было далеко не первое мое знакомство с копами. Меня столько раз задерживали за вандализм, мелкое хулиганство и употребление наркотиков, что в одном из отделений полиции за мной застолблен личный угол в «обезьяннике». Но все это время мне сходили с рук эти грешки, ведь я была несовершеннолетней, а от колонии для трудных подростков меня отмазывали старые заслуги моего мертвого папочки. Однако прямо на мое 20-летие я попалась снова, и это стало последним разом, когда меня отпустили после двух суток отдыха за решеткой. Мне так и сказали: «Увидим тебя в участке еще раз — и останешься в тюрьме навсегда». Тогда я действительно испугалась этих слов и решила просто держаться от проблем подальше. А когда мне посоветовали взять наконец жизнь в руки и покончить со всем этим дерьмом, я взбесилась и послала всех к черту. Никто никогда не будет указывать непокорной Рейвен Уильямс, что ей делать и как жить. Вот к чему привело меня мое упрямство — коварная злодейка-судьба опять столкнула с моими старыми неприятелями.

Нежелание быть арестованной взяло вверх над разумом, и я была настроена действовать. Это было глупо и безрассудно, но зато в моем стиле. Я была прекрасно осведомлена о том, как работает полиция на рейдах, это знание могло стать очком в мою пользу, а значит, существовал шанс на благополучное бегство. Снаружи раздался грубый мужской голос:

— Это полиция! Медленно откройте дверь, бросьте оружие и выходите с поднятыми руками!

Я не могла бросить оружия, ведь у меня его не было, и держать лапки кверху тоже не входило в мои планы. В остальном же, то есть в единственном пункте, я подчинилась приказу и немного приоткрыла дверь. Коп тут же поднажал на дверь, но прежде чем успел просунуться внутрь, я пинком толкнула ее обратно. Та с размаху ударила копа по голове, я услышала, как он вскрикнул, скорее, от неожиданности, чем от боли. Медлить было нельзя, я рывком распахнула дверь и побежала наутек. Оттолкнув ушибленного копа в сторону, я вырвалась вперед. Его мусорские дружки, конечно же, уже поджидали меня, второй полицейский наставил на меня оружие. Я знала, что он не выстрелит, но, повинуясь нежеланию быть продырявленной, я инстинктивно нырнула вниз. Тут-то мне и прилетело! Обогнув того, что целился в меня, я не успела миновать третьего копа. Тот, явно привыкший к бычьему нраву вроде моего, не растерялся и приложил меня прикладом винтовки. Я ахнула и тяжело свалилась на пол. Из разбитого носа заструилась ненавистная мне кровь. В голове зазвенело, зрение затуманилось. Лихие коммандос служителей закона без труда «окольцевали» меня наручниками. Это был финиш. Мышка попалась в лапы котам.

* * *

Аарон Кэмпбелл, сидя в своем седане, наблюдал за работой отдела по борьбе с наркотиками. После разговора с командиром группы захвата детектив спокойно направился к машине. Рейд прошел быстро, парни сработали гладко и без видимых заминок. Уже через пятнадцать минут после начала операции детектив мог наблюдать, как один за другим выходят арестованные преступники и те, кто мог быть с ними связан. Детективу было плевать на эту уличную мелкую шушеру тупоголовых подростков, шлюшек или уторчанных наркоманов. Его глаза выжидающе высматривали лишь одного единственного человека. И вот, выходя вслед за крупным, похожим на примата Брендоном Дили, известным также как Би-Джей, Кэмпбелл увидел ее. Красивая худенькая девушка с волосами, по мнению Кэмпбелла, дурацкого синего цвета выходила на улицу. На руках свисали наручники, а под носом было размазана кровь — видать, сопротивлялась аресту. «Тупица», — подумал Кэмпбелл, прекрасно зная, что Рейвен Уильямс была девушкой с весьма строптивым характером. Детектив также знал, что это бунтарство было напускной показухой, за которой скрывались лишь боль и скорбь. Аарон Кэмпбелл разделял боль Рейвен, но искоренить ее не мог, как бы ни старался.

В то время как всех арестованных грузили в фургоны, командир группы захвата приказал вести девушку в кабину одной из машин. Кэмпбелл знал, что тот мог бы отвести Уильямс прямо к нему, но не хотел этого. Это было бы слишком просто и окончилось неудачей для его плана, к тому же с Рейвен Уильямс уже нельзя было обходиться по-простому. Будет лучше, если все пойдет своим чередом.

Кэмпбелл заметил, как Би-Джей попытался вырваться к девушке. Он что-то говорил копам, но те, слегка поумерив пыл парня, смогли засунуть того в фургон. Командир взглянул на Кэмпбелла, поднял большой палец вверх, детектив лишь кивнул ему в ответ. Наконец полицейские фургоны отъехали, а через минуту, включив зажигание, и детектив поспешил удалиться.

* * *

Все это было очень странно. Сначала меня затолкали в машину отдельно от других, а теперь я сижу в комнате для допросов, вместо того чтобы считать часы в кутузке. Все это вызывает у меня чувство тревоги, смешанное с любопытством. Неужели я наконец допрыгалась и сейчас в комнату войдут злой коп и его хороший напарник, которые скажут в манере их роли, что я отправляюсь в тюрьму строго режима на миллион пожизненных? Или здесь что-то еще? Насколько я знаю, в допросную не сажают мелких вандалов, за которыми не числится торговля наркотой, проституцией или даже убийство. Тогда почему же я здесь? Им что-то надо от меня, нутром чую. Я повернулась к огромному на всю стену зеркалу и показала своему отражению средний палец. Конечно же, я не себе его показывала, а ребятам, что стоят за зеркалом. Любой чувак, который хоть раз смотрел по ТВ-ящику дешевенькие сериалы про полицейских, знает, что стекло двойное, и если за стеклом кто-то и был, то он разглядел мой чудный пальчик. Но вернемся к полету мысли: может, копам надо сдать «41-ую банду»? Ха, не дождутся. Я не «крыса», не чертова стукачка и, кроме того, даже не состою в банде, просто тусуюсь с ними иногда. Мне нечего рассказать полицейским. А если не инфа им нужна, то что же тогда?

Когда дверь в допросную отворилась, я ожидала увидеть кого угодно, но только не его. Из всех людей на Земле я бы не хотела встретиться с Аароном Кэмпбеллом. Не потому что он плохой или вредный дед или очень суровый полицейский. Я не хотела видеть его, потому что он был моим другом. Потому что был хорошим другом моему отцу. И когда моя семья погибла, он был единственным близким человеком, поддержавшим меня. Он разделял со мной боль тогда, и я была уверена, что разделяет ее и поныне. Но, в отличие от меня, Аарон смог покорить горечь утраты, а я поддалась влиянию гнева и обиды. Когда он взял меня под опеку, то пытался воспитывать как дочь, которой у него не было. У меня были кров, еда, одежда и, самое главное, забота, с которой он ко мне относился. Аарон пытался поддерживать меня, но никогда не жалел напрямую и не обращался со мной как с маленьким ребенком. Нас устраивало такое отношение к катастрофе, погубившей мою семью. Сейчас я бы ценила все его старания, но тогда, обозленная на весь мир, я все пустила на самотек. Перестала прилично учиться, а затем стала пропускать занятия, а потом в моей жизни появились легкие наркотики, которые затуманивали мою память, и в этом тумане я пряталась от призраков прошлого. Тогда Аарон пытался пресечь мое меняющееся поведение, все начало разваливаться, и в конце концов я сбежала. Я никогда не сомневалась, что Аарон пытался разыскать меня, иногда это получалось, но все раз за разом повторялось по одному сценарию — побег за побегом. В конце концов я исчезла с его радара. С последнего раза, когда мы виделись, прошло уже три года. И вот мы снова в одной комнате, а я не могу смотреть в его глаза. Потому что мне было стыдно перед ним. И пусть я никогда в этом не признаюсь, еще больше мне было стыдно за то, что за эти три года я ничуть не поменялась, а может, стала еще хуже.

— Убери ноги со стола, девочка, — поразительно хладнокровно произнес Аарон, и папкой, что держал в руках, смахнул мои ноги вниз. Я недовольно оскалилась, но промолчала. Аарон сел напротив меня, раскрыл папку с моим «послужным» списком приводов, штрафов и правонарушений. Папка за все время моей отшельнической жизни хорошенько поднабрала в весе. Большинство моих друзей и знакомых одобрительно присвистнули бы или дали «краба». Аарона список тоже впечатлил, это было видно по его вздымающимся бровям.

Так мы и сидели, не говоря друг другу ни слова. Это казалось мучительной вечностью, и в конце концов я заговорила первой:

— Неплохо выглядишь, — произнесла я, детально разглядывая Аарона и удивляясь, что за все время, что мы не виделись, у него лишь слегка прибавилось седины.

— А ты по-прежнему выглядишь дерьмово, — не поднимая глаз от папки, ответил он. — Как дешевая рок-звезда.

Старикан Аарон не меняется, все так же придерживается древних нравов. Разговор что-то не заклеился, и я не знала, что еще сказать старому детективу. В конце концов Аарон отложил папку, снял очки и впервые посмотрел в мою сторону. Мне стало неловко от его взгляда: что-то в его карих глазах изменилось, померкло, я ощущала безразличие по отношению к себе. Он снова заговорил со мной, его голос звучал так, словно я была очередным преступником, которые тысячами появлялись здесь, а затем отправлялись за решетку или на электрический стул:

— Мисс Уильямс, вы осознаете, в какое положение вы попали?

— В обычное? Пара ночей отсидки в местном «отеле» для меня не в новинку.

— Вот именно, — сказал Аарон, снова открывая мое досье. — «Вандализм, воровство, уличные драки, угоны, регулярное алкогольное и наркотическое опьянение»… Мне продолжать, мисс Уильямс?

— Слушай, хватит говорить со мной в таком тоне! — я не выдержала и повысила голос, но и Аарон ошарашил меня, когда впервые в жизни я услышала, как он повышает свой.

— А ты прекрати заниматься херней! — от его баса я даже подскочила со своего места, старикан нехило нагнал на меня жути. — Что ты творишь, Рейвен? Куда ты катишься?

— Куда я качусь? — переспросила я, налегая руками на стол и не замечая, как сдавливают их «браслеты». — Куда? Надеюсь, что в чертов ад! А делаю я, что хочу, потому что некому меня остановить! У меня нет никого, способного остановить меня! — я на мгновение замолкла, а затем с моих губ сорвалось: — Нет семьи…

— А я, Рейвен? Разве я не пытался заменить тебе семью? Не пытался быть как твой отец?

— Но ты не мой отец, Аарон! — произнося это, я почувствовала, как с гневом и яростью одновременно подступают и слезы. — Слушай, мне очень жаль, что я тогда сбежала. Сбежала и не могла вернуться. Я боялась, что ты не сможешь в очередной раз простить мою тупость и упрямство, и думала, что ты считаешь меня неблагодарной стервой.

— Я так и считаю, девочка, — спокойно произнес он и, не давая мне открыть рот, перехватил эстафету откровений: — Когда ты ушла, я долго пытался найти тебя, искал везде, куда мог дотянуться. Но ты прочно залегла на дно, пока в один из дней тебя не привели в участок впервые. Знаешь, каково было мое удивление, когда мне сказали, что обкуренная дочка Сэма Уильямса — моего друга, ученика и напарника — сидит в здешней тюрьме за пьяную драку в баре? А потом были и другие, более серьезные нарушения. Мне было стыдно, Рейвен, но не за тебя и не за себя. Мне было стыдно перед твоим отцом. Он был отличным парнем и отличным полицейским. Если ты не знала, его фотография висит в моем отделе на доске памяти погибших. Шесть лет прошло с того дня, когда твои родные погибли, но не было ни дня, чтобы я не вспоминал их.

Аарон замолчал и посмотрел на меня. Тело беспомощно обмякло, силы покинули меня, я плюхнулась обратно на стул. Слезы текли ручьем, и я не могла и не хотела их останавливать. Наблюдая за мной, Аарон продолжил говорить:

— То, что ты до сих пор гуляешь на свободе, изредка ночуя на тюремных шконках, — это не заслуга твоей очаровательной харизмы. Это моя заслуга, и прежде всего заслуга твоего отца. Пусть его нет с нами, но все его до сих пор помнят и уважают.

Аарон достал из кармана плаща носовой платок и кинул его передо мной.

— А теперь вытри сопли и слушай внимательно, Рейвен. То, что я скажу, вовсе не шутка и не попытка воспитать тебя. Все серьезно. Когда-то тебе сказали больше здесь не появляться, и ты провалила эту просьбу, да еще и с нападением и сопротивлением…

— Откуда ты знаешь про то, что я сопротивлялась? — я произнесла это так тихо, себе под нос, что сама едва расслышала.

— Я знаю очень многое, — бросил Аарон, и тон его голоса стал еще серьезнее. — Ты уже совершеннолетняя, а я больше не могу вытаскивать твою задницу из полицейских участков. Тебе светит тюрьма, светит срок с твоим послужным списком, совсем немаленьким. Ты понимаешь, о чем я говорю?

Я кивнула в ответ, но это получилось как-то само собой. Воображение рисовало, как меня увозят куда-нибудь в Оссининг, бреют наголо, одевают в мешковатую оранжевую тюремную робу, а уже в тюрьме я с заточкой в руках дерусь за авторитет и собственную жизнь. Безусловно, веселое времяпрепровождение, но такое веселье я бы предпочла пропустить.

Аарон вытащил из плаща сигареты, достал одну и закурил.

— Я думала, ты давно бросил, — произнесла я, вспоминая как он всю жизнь борется с этой привычкой, сколько я себя помню.

— С тобой разве бросишь? — спросил он риторически, с удовольствием затягиваясь и пуская струю дыма в воздух. Я осмотрелась вокруг, взглянула на зеркало и на камеру, висевшую наверху в углу.

— А тут вообще можно курить?

— Иногда разрешают, — ответил Аарон, не спеша докуривать объект своей борьбы. — Например, когда надо надавить на кого-нибудь из подозреваемых.

Я понимающе кивнула и, помолчав, снова спросила:

— А мне можно? — Аарон опять затянулся, а на выдохе кинул мне пачку и ключи от наручников. Я схватила их с таким рвением, будто от них зависела моя жизнь. Сначала избавившись от наручников и растерев затекшие запястья, я прикурила и с удовольствием отпустила дым из легких. О, это была самая чудесная сигарета в моей жизни! В наслаждении я невольно ухмыльнулась, и мой собеседник заметил это.

— Наслаждайся, пока можешь. Считай, что это последние поблажки в твоей вольной разгульной жизни.

Я молча посмотрела на него, понимая, что старый детектив ничуть не шутит. Если Аарон Кэмпбелл говорит о том, каково реальное положение вещей касательно меня, значит, так оно и есть. Сигарета тлела в моих руках, я внимательно смотрела на то, как миниатюрные искорки сжигают табак. Точно также сгорала и моя надежда на более позитивный исход.

— Неужели ничего нельзя сделать, Аарон? — я решила попробовать вымолить очередное отпущение грехов, хотя сознавала, что в этот раз я действительно влипла.

— Докуривай сигарету и надевай обратно наручники, — вот и все, что произнес тот, окончательно выбив почву у меня из-под ног. Дело пахло никотином…

Ничего другого мне не оставалось, и поэтому я растягивала эту вожделенную сигарету так долго, как только могла. Пока я курила, Аарон уже потушил бычок и просто молчаливо ждал меня, все это время не отводя глаз. Я видела, что ему не нравится мое курение, но запретить мне он не мог, к тому же сам бросил мне эту пачку, как кость собаке. Я докурила, потушила сигарету, но наручники надевать не стала. Аарон не сказал ничего против этого.

— У тебя есть всего два выхода, но оба тебе вряд ли понравятся, — снова заговорил Аарон, наблюдая за моей реакцией. Естественно, что я заинтересовалась этим заявлением, но уже не воображала фантастической перспективы хеппи-энда. Детектив продолжил: — Первое: ты отправишься в тюрьму, как я сказал, надолго. Даже не смогу сказать точно, на сколько…

— Ладно, ладно, — остановила его я. Сигарета благотворно сказалась на мне, и сейчас я была намного спокойней, чем в начале нашей встречи. Тоже самое можно было сказать и о старом друге. — А второй вариант?

— Как я и сказал, оба варианта тебе будут не по нраву. Но вот второй… Ты, наверное, предпочтешь отправиться за решетку, к своим дружкам…

— Ну, не тяни же, — мне начинало это не нравиться, и вообще я впервые почувствовала усталость от всего, что происходило в последние несколько часов.

— Ты станешь полицейским, — наконец закончил Аарон. Он смотрел на меня, вероятно, ожидая совершенно любой реакции с моей стороны. И, наверное, он ничуть не удивился, когда я истерически засмеялась.

— Ты, наверное, шутишь? — сквозь смех спросила я, в припадке ложась на стол. — Тебе вроде далеко до маразма…

Но потом я поняла, что Аарон ничуть не шутил. Я смолкла, а он в свою очередь продолжил:

— Хорошо, что ты закончила ржать, я вообще рад, что тебе очень весело. Но вернемся к тому, на чем ты меня перебила, ладно? Итак, ты бросишь свою преступную жизнь, своих дружков-бандитов, бросишь пить и покуривать травку, и бог знает, чем еще ты там занимаешься. Словом, ты возьмешься за ум. Тебя не осудят и не посадят, но при условии, что ты отнесешься к этому серьезно, Рейвен.

— Но с чего такая поблажка? — я была искренне удивлена такому повороту событий, и скрывать это было невозможно, да и незачем. — Еще десять минут назад ты говорил, что дела мои настолько плохи, что и не придумаешь.

— Говорил, да, — без лукавства согласился папин бывший напарник. — Но все это для того, чтобы ты осознала всю серьезность твоего положения.

— Ну, хорошо. Допустим, я действительно осознаю эту проблему. Но почему я не могу в очередной раз пообещать, что начну новую жизнь?

— Потому что твое слово сейчас ничего не стоит. Ты ведь «пообещаешь» это в очередной раз.

— Хорошо, подловил. Но как мне стать копом? Мой отец был копом, но это же не передается по наследству. Это же как джедайская Сила, наверно.

— Ты поступишь в полицейскую академию, и там ты пройдешь усиленные курсы по подготовке кадетов, а заодно наконец закончишь старшие классы. Получишь образование, а по выпуску тебя устроят на работу.

— Но в академию-то я как попаду? — не унималась я, стена задач, которую возводил передо мной Аарон, уже начинала казаться действительно не хуже настоящей тюремной стены.

— Не волнуйся, попадешь. Я попросил об этой услуге самого мэра, потому как он когда-то сам задолжал мне. И твоему отцу, кстати.

— Да, что-то такое я помню, — задумалась я, действительно пытаясь вызвать те воспоминания в голове. — Тогда папа был награжден какой-то медалью или вроде того.

— Точно, — согласился со мной Аарон, не отвлекаясь от основной темы нашего разговора. — Я понимаю, что тебе кажется, будто ты меняешь шило на мыло, но поверь: так будет лучше для всех, и для тебя в первую очередь. Ты умна, находчива, настырная и упрямая. Ты никогда не пасуешь перед трудностями. Благодаря работе отца ты знакома с элементарными правилами полицейского сыска. Ты мотивирована, и ты сама это знаешь. Тебе суждено быть копом, Рейвен, и это твой шанс исправить все свои ошибки прошлого. Ты способна стать достойным человеком только в том случае, если действительно хочешь им стать, а не продолжать прозябать среди отбросов общества.

— И ты действительно веришь в то, что у меня получится? — задавая этот вопрос, я ощущала, как замирает мое сердце. Слова, что произносил Аарон, казались мне настолько убедительными, что я сама начинала в них верить.

— Подумай о том, что случилось с твоей семьей, — с тяжестью произнес старый детектив. — Сколько таких же людей, как ты, тоже потеряли свои семьи? Кого-то уже не вернуть, но ты ведь можешь предотвратить новые потери. И, кроме того, отвечая на твой вопрос: я никогда не переставал в тебя верить.

Слова старика повисли в воздухе, и комната снова наполнилась молчанием. Я думала об услышанном, в груди колыхались противоречивые чувства. Я не знала, что и сказать в ответ.

— У меня есть время переварить все это? — спросила я, хватаясь за голову. Она гудела буром от переизбытка информации и эмоциональных переживаний. И впервые за весь наш разговор, за всю нашу встречу Аарон хитро улыбнулся во весь рот.

— Можешь. У тебя есть два дня, — произнес он, довольная ухмылка не сходила с лица. — Но только за решеткой.

Я тихо выругалась, но выхода не было, и я ничего не могла с этим поделать. Аарон опять приказал мне надеть наручники, и те снова защелкнулись на моих запястьях. Вставая из-за стола, старый друг добродушно обнял меня. Это было так приятно, что на самом деле я и забыла, насколько давно меня по-настоящему обнимали.

— Пойдем, я слышал, у тебя здесь есть собственная «комната», — произнес он, провожая меня из допросной.

Я не спала всю ночь. Не потому, что злилась очередной ночевке за решеткой, к этому-то мне не привыкать. И на самом деле сегодня я впервые испугалась этого. Испугалась, что это место стало для меня привычным.

Всю эту ночь я думала. Думала о прошлом, о том, что было, когда мои родные были живы и все мы были счастливы. Думала о том, каково мне было, когда они погибли, о том, как меня приютил напарник отца, Аарон Кэмпбелл, и о том, как он хотел, чтобы я была счастлива, а я вместо человеческой благодарности бросила его одного, сбежав и ничего ему не объяснив. Я, подобно жуку-навознику, наскребла себе кучу дерьма в виде пьянок и увлечения наркотиками, не говоря уже о криминальной жизни. Теперь, когда ничего не опьяняло мой разум, а впереди маячил неизвестный лучик надежды, я впервые по-настоящему задумалась обо всем этом.

После смерти семьи реальный мир перестал для меня быть моим настоящим миром. Стараясь перебороть себя и боль утраты, я попыталась выживать в суровой и враждебной среде, но настолько проникла в нее, что теперь это стало моей реальностью. Я понимала, что начала употреблять, только чтобы сгладить чувство утраты, но в остальном-то что? Зачем я хулиганила все это время? Зачем пила и дралась? Зачем связалась со всеми этими молодыми гангстерами из «41-ой банды»? Неужели только за компанию? Я не знаю верного ответа.

А еще все эти опасности, к чему они? Я столько раз видела, как ребята уходят на «дело», но назад их уже возвращали мертвыми. Только сейчас, сидя здесь, я понимаю, что смотрела на них как на кукол, в то время как у этих ребят и девчонок тоже есть семьи, которые теперь тоскуют по ним. Точно так же, как я тоскую по своей семье.

После встречи с Аароном я уже не видела никакой так называемой романтики в том, как я жила. На самом деле все это было пустышкой, мусором. Игра, которую я себе вообразила. Пожалуй, я могу честно сказать себе: «Рейвен Уильямс, ты заигралась, подруга».

Но как мне быть с условием, которое выдвинул Аарон? Эта академия не для неженок и слабаков. Продержусь ли я там все это время, а если вылечу, не посадят ли меня тогда в тюрягу? После того как погиб папа, после стольких лет службы и моей текущей жизни смогу ли я вообще иметь право быть копом? По силам ли мне перечеркнуть все, что у меня сейчас есть, чтобы начать с нового листа? С другой стороны, а что у меня сейчас есть? Верно — ничего. Ни работы, ни образования, ни опять же семьи. Когда-то я была подающим надежды ребенком, которого ждало беззаботное и стабильное будущее. А теперь что? Перебежки со вписки на вписку, постоянные кумары и жизнь впроголодь. Удивляюсь, как я вообще еще не подохла. Ха, но, возможно, это хоть одно мое достижение. Маленькое достижение для Вселенной, но огромное для Рейвен Уильямс.

Аарон сказал, что у меня есть шанс вырваться из этой грязи. Возможно ли, что он прав? Думаю, да. Старик Кэмпбелл всегда был довольно мудрым чуваком, наставником моего отца. Возможно, доверься я ему до конца, он бы и меня смог направить в нужное русло. По крайней мере, пытался все прошлые годы до моего побега, и, возможно, он наконец достучался до меня.

* * *

После всех этих мыслей и глубоких дум мне снова приснились родители. На этот раз, к счастью, это не было воспоминание об их смерти. Это был совсем другой осколок моего прошлого.

Первой мне приснилась мама. Приснилось, как она впервые дает мне в руки свои кисточки для рисования. Кажется, мне тогда было лет пять. Следующий момент: я вспомнила, как она учила меня рисовать. Я всегда хотела уметь рисовать также красиво, как мама, но, к сожалению, не все таланты родителей передаются детям. Потом мне приснилось, как я читаю какую-то книгу, а она пытается это изобразить на холсте. Наверное, странно, что эти воспоминания связаны именно с ее хобби и работой. Наверное, я запомнила ее именно такой — вечно что-то набрасывающей в свой альбом. Однажды она даже пыталась зарисовать мои нелепые уроки игры на гитаре. Тогда я сильно психанула, маме удалось меня развеселить. Она нежно взяла у меня гитару и, немного перебрав струны, напела мне короткую мелодию, которую сочинила сама. Мама была талантлива не только в рисовании, но много в чем. Еще я запомнила ее почти всегда улыбающейся или смеющейся. У мамы была очень красивая улыбка. Наверное, это все отпечаталось в воспоминаниях, потому что мама почти всегда работала в моем присутствии, не важно, была ли я маленькой или чуть постарше.

Затем воспоминания о матери резко оборвались, и на смену им пришел сон о папе. Он был высоким и очень красивым, с точеным подбородком, который часто называют волевым. Папы часто не было дома, ведь работа полицейского подразумевала многочасовые расследования и бесконечные сверхурочные. Но когда у него выпадал выходной, я была счастлива, потому что тогда весь день он посвящал играм со мной. Пару раз в начальной школе я просыпалась поздно ночью и тайком видела, как он делает за меня уроки, если тема оказывалась мне не по зубам. В основном это была математика. Часто он так делал даже после того, как приходил уставший с работы. Если он вдруг и сам забывал школьную программу, мама обязательно ему подсказывала. А наутро я просто переписывала то, что он решал, и все ответы были правильными.

Последней мне приснилась Кэти. Точнее, сначала мне приснилось, как родители сообщают мне, что скоро в нашей семье будет прибавление. Потом я увидела, как родители приносят ее домой из роддома и впервые показывают ее мне. Она была такой крохотной и беззащитной, что в тот день я сказала маме, что буду всегда ее оберегать. Какой же это было глупостью, сказанной маленькой девочкой! Первые полгода я даже близко к ней боялась подходить, потому что думала, что сделаю что-нибудь неправильно и она заплачет. А плакала маленькая Кэти очень много. Затем, словно конвейер, передо мной промотались многочисленные воспоминания о сестренке, где она носится по дому, что-то разбивает и получает нагоняй; падает с велосипеда и, не подавая вида, что ей больно, бредет домой; случайно рвет одну из моих плюшевых игрушек, и мы с ней громко ругаемся, а потом я защищаю ее от соседнего хулигана из ее детсадовской группы.

Последним видением стало то, как мы все вместе купаемся в нашем бассейне. Мама сидит на краю, лишь окунув ноги. Я прыгаю с разбега бомбочкой в воду, обрызгав всех вокруг. Папа учит Кэти плавать, но это было без толку — вода отказывалась держать сестренку, и в итоге она так и не успела научиться этому. Сон начал растворяться словно в черном тумане, и последнее, что я услышала, было эхо отцовского голоса: «Девочки, не важно, на земле вы или в воде, — всегда держитесь на плаву».

Наутро я проснулась вся зареванная.

Прошло два дня с тех пор, как я провожу свое время за решеткой, плюя в потолок и думая о всех возможностях. Поразмыслив обо всем как следует, я задалась другими вопросами, которые стали волновать больше, чем возможность схлопотать срок, и теперь я лишь ждала появления Кэмпбелла. Когда Аарон наконец зашел в мои скромные пенаты, я уже была готова ко всему. Он ждал моего ответа, но, прежде чем его получить, я спросила, могу ли я получить ответ на интересующие меня вопросы. Аарон без промедлений согласился.

— Когда машина перевернулась, перед тем как погиб отец, я уверена, что слышала, как раздался выстрел. Когда меня вытащили из покореженной машины, мне не дали посмотреть на его тело. Скажи, Аарон, это ведь не случайная автомобильная авария? Она была подстроена из-за отца? На самом деле его застрелили, и только я, мама и Кэти были случайными жертвами?

Аарон стоял молча, обдумывая в голове, что ему ответить мне. Но вместо любых разглагольствований он вымолвил лишь искреннее «Да». Тогда я задала следующий вопрос:

— Раз это правда, то что за сволочь это сделала?

— Я не знаю, кто это был, Рейвен. Правда не знаю, — он был предельно честен, но меня такой ответ не устраивал. Я почувствовала, как впервые в жизни во мне закипает праведная ярость.

— Тогда почему ты не искал этого убийцу? Почему он еще не гниет в тюрьме или вообще не сдох?

— А кто тебе сказал, что я не искал? Откуда тебе известно, что я не ищу его до сих пор?

Мой гнев тут же угас, не успев разгореться, на его место пришло нечто другое. Что-то, что наконец помогло мне по-настоящему увидеть Аарона Кэмпбелла. Я схватилась руками за решетку и произнесла:

— Выпускай меня отсюда, старик. Я хочу доказать, что достойна быть дочерью своего отца.