Мне снится нож в моих руках

Эшли Уинстед, 2021

Шестеро друзей. Шесть сокровенных тайн. Одно нераскрытое убийство. Шестеро друзей приезжают в университет на встречу выпускников. Десять лет назад при загадочных обстоятельствах была убита их подруга, а одного из них подозревали в убийстве. До смерти Хезер «Семерка Ист-Хауз» была неразлучна, теперь же едва узнают друг друга… Сейчас кто-то собрал их всех вместе, чтобы выяснить, что на самом деле случилось той ночью. Кто-то полон решимости раскрыть их секреты и поймать настоящего убийцу в ловушку, заставить виновных заплатить. Теперь они являются целями, потому что один из них либо настоящий убийца, либо знает больше, чем говорит. Но может ли так быть, что кто-то стал убийцей, но не помнит об этом? Так что же произошло той ночью на самом деле?

Глава 2

Сейчас

За ночь до отъезда на встречу выпускников я пошла с Джеком в бар. Радостное возбуждение, овладевшее мной в эти недели после получения приглашения, было подпорчено чувством вины: я знала, что Джек тоже получил приглашение, но никогда в жизни не сможет туда вернуться. Долгая дорога в его любимый бар за рулём через весь город — тихая и незатейливая — стала жалкой карой за грехи, которые я никогда не смогу искупить. Главным из этих грехов было то, что, в отличие от его жизни, моя собственная не рассыпалась в пыль в двадцать два года.

Я села напротив него за столик. Он пригубил свой виски и улыбнулся.

— Здравствуй, подруга. Я так понимаю, ты едешь в Дюкет?

Мы никогда не говорили о колледже. Я глубоко вдохнула и сложила руки на столе.

— Завтра вылетаю.

— Знаешь… — Джек улыбнулся, опустив глаза на стакан. — Я очень по нему скучаю. По всем этим горгульям, витражам и аркам. — Он поднял на меня взгляд. — Такие помпезные, особенно для Северной Каролины, такие красивые, да?

Я внимательно разглядывала его. Джек изменился не больше всех из нас; больше всех изменился Фрэнки, или может быть Минт; но повзрослел он куда больше, чем на десять лет. Он отпустил бороду и длинные волосы: волосы он подтыкал за уши, а борода скрывала его почти детское лицо, будто маска. В уголках его глаз виднелись ранние морщинки. Он всё ещё красив, но не той открыточной красотой, что в юности, когда он выглядел в точности так, как ожидаешь от лидера молодёжной группы; тогда Джек был из тех соседских мальчишек, которым любой спокойно доверит посидеть со своими детьми.

— Интересно, как поменялся кампус. — Джек мечтательно улыбнулся. — Как ты думаешь, кофейня «У мартышки» всё ещё работает?

— Не знаю. — Нежность в его голосе меня убивала. Я опустила глаза и уставилась на свои руки.

— Э-эй, — Джек сменил тон и я подняла взгляд, встретившись с ним глазами. Карие, с длинными ресницами, и такие же искренние, как всегда. Никогда не пойму, как ему удалось сохранить эту искренность — Надеюсь, что ты не переживаешь из-за меня. Я хочу, чтобы ты получила удовольствие. А я подожду пока ты мне по возвращении всё расскажешь. Сделай мне одолжение и проверь как там «Мартышка»? Мы с Хезер туда ходили каждое вос… — он осёкся, но голос его уже не дрожал, как когда-то. Ему становится лучше. Он вот уже несколько лет не звонил мне посреди панической атаки, повторяя высоким детским голосом снова и снова: «Я не могу забыть её тело!»

— Конечно, зайду. — Одна из двух официанток этого бара — самая хамоватая — водрузила передо мной стакан вина и молча удалилась. — Спасибо, — крикнула я ей вслед и отпила глоток, изо всех сил стараясь не поморщиться на глазах у Джека. Я обычно заказываю стакан самого дорогого вина в баре, но тут и это не особенно помогло.

Я с усилием проглотила вино.

— О чём ещё доложить?

Он взволнованно приосанился и на секунду стал похож на восемнадцатилетнего себя.

— Слушай, чего я только не хочу узнать! Ладно, во-первых, все подробности про Каро и Купа: как он сделал предложение, назначили ли они дату, что она наденет? — Затараторил он, осторожно обходя тот факт, что на свадьбу его не пригласили. — Думаешь, они встречались ещё в колледже и скрывали у нас? Обязательно её спроси. Мне интересны все грязные подробности. Кто вообще мог себе представить их вместе? Так неожиданно.

Я залпом осушила стакан и жестом потребовала ещё, хоть и знала, что эта официантка ненавидит когда я так делаю.

— Угу, — сказала я, сглотнув. — Обязательно.

Джек усмехнулся.

— Мне нужен подробнейший отчёт о том как сейчас выглядит Куп. Хочу знать сколько у него татуировок, до сих пор ли он один в один персонаж «Аутсайдеров», обрезал ли волосы. — Он подёргал себя за локон. — Как ты думаешь, у меня теперь стрижка как у него?

Смерть от миллиона царапин.

— Прям Понибой, которому на всё насрать. Куп как он есть. А Каро, что узнать о ней?

Его взгляд стал задумчивым.

— Наверное, я просто хочу знать счастлива ли она. Не знаю… Каро особенно не меняется. И ты всё равно о ней больше всех говоришь.

Он был прав. Каро выглядит и ведёт себя точно так же, как тогда. Она всё ещё регулярно пишет мне смски, хоть и не каждые пять минут, как в колледже. Собственно, единственное, что изменилось у Каро — это появление Купа.

— Обязательно расскажи мне похож ли Минт до сих пор на кинозвезду, — сказал Джек, — или наконец-то начал лысеть, как его папаша. Боже, я даже не знаю, хочу ли я, чтобы ты сказала, что он стал ещё красивее или что лысеет — вот было бы по заслугам. Поверить не могу, что он ушёл из юридического университета, чтобы спасать семейный бизнес. С его семьёй всегда что-то было не так, да? С его отцом или с мамой?.. Я помню, как на последнем курсе Минт как-то вышел из себя… — Джек осёкся посреди предложения и широко раскрыл глаза. — Блин. Прости. Я идиот.

И вот она. Жалость, даже от Джека. Потому что я потеряла Минта — человека, который делал меня ценной одним своим присутствием. И хотя в момент нашего разрыва никого рядом не было, и никто не видел, как глубоко меня это ранило, все, похоже, и так чувствовали.

— Во-первых, — сказала я, отдавая официантке пустой стакан в обмен на полный, — это было давно и мне в прямом смысле наплевать. Я вообще-то очень хочу повидаться с Минтом. И с Кортни. Уверена, они очень счастливы вместе. — Я отогнала от себя образ моего ноутбука, разбитого об стену, а на экране всё ещё фотография с их свадьбы. — А во-вторых, «блин»? По-моему, очаровательно, что ты по-прежнему не материшься. Бой-скаут, раз и навсегда. Кстати, — продолжила я, — Ты знал, что Фрэнки недавно купил один из домов Минта?

Нож: вставить, повернуть. Глаз за глаз.

— Правда? — Джек пожал плечами, изображая безразличие, но я увидела, как поднимается и опускается его кадык, когда он с усилием сглатывает. — Молодец. Значит, он получает всё, чего хотел. — Он отбросил назад волосы — этот жест он тоже украл у Купа. — Ну его. Фрэнки весь мир видит каждое воскресенье. Узнать, чем он занимается, нетрудно. Что я правда хочу — так это чтобы ты вернулась и сказала, что Кортни увлеклась кристаллами и медитацией или занимается физиотерапией с пожилыми лошадьми. Чем-нибудь благотворительным и неожиданным.

Я чуть не подавилась вином.

— Кортни? Если она хоть на йоту менее гадкая, чем была, я посчитаю это глубочайшим личным ростом.

Джек закатил глаза.

— Я сказал, что надеюсь, а не жду.

— Ха.

— Знаешь, мне всегда было её жалко. Мне всегда казалось, что под всей этой дизайнерской одеждой и стервозностью скрывается закомплексованная маленькая девочка, которая очень хочет, чтобы её любили. — Он картинно вздохнул и приложил руку к груди. — Ты смотри-ка, я всё-таки выругался. Радуйся сейчас: больше это не повторится. Похмелье в виде баптистского чувства вины уже подкрадывается.

Я покачала головой, пытаясь удержать на лице улыбку, но чувствовала, как сердце моё разбивается.

— Джесс, — Джек накрыл своей рукой мою. — Я правда хочу, чтобы ты хорошенько развлеклась. За нас обоих.

Развлеклась, ага. Я собиралась добиться куда большего. Я откашлялась.

— После того, как я подробно отчитаюсь тебе обо всех, в награду я ожидаю, что ты наконец-то познакомишь меня с Уиллом.

Джек убрал руку.

— Может быть. Ты знаешь, что я предпочитаю… разделять эти вещи.

Джек до сих пор не представил меня своему молодому человеку — ни разу за все годы нашей обновлённой дружбы, которая и сама по себе была странной. Когда Джека на последнем курсе обвинили в убийстве Хезер, несколько месяцев перед тем, как он навсегда покинул кампус, другие студенты, завидев его, переходили дорогу: все были уверены, что убийца — именно он. Если он входил в помещение, все напрягались и расходились.

Но не я. Я в его обществе оставалась расслабленной — ни учащённого сердцебиения, ни дрожащих рук — и всё это несмотря на то, что у полиции были почти неопровержимые доказательства.

Моя реакция не поддавалась логике. Джек был парнем Хезер — первым подозреваемым в её убийстве. Покрытые её кровью ножницы — те самые, которыми её зарезали, нанеся множество ударов — нашли в его комнате. Свидетели видели, как Джек и Хезер громко орали друг на друга всего за несколько часов до того, как было обнаружено тело. Доказательства налицо.

Но в конце концов полиции не удалось осудить Джека. В некотором роде это не имело значения. В глазах всех он всё равно был убийцей.

Всех, кроме меня.

Медленно, сантиметр за сантиметром, знание, которым обладало моё тело, пробралось в мой мозг. Как-то ночью, примерно через год после того, как я переехала в Нью-Йорк, я проснулась в холодном поту, подскочила в крошечной снятой мною спаленке, напряжённая, как струна, и наполненная единственной уверенностью: Джек — невиновен.

На то, чтобы связаться с ним, у меня ушло ещё три месяца. Он тоже жил в Нью-Йорке; пытался слиться с толпой. Я сказала ему, что считаю его невиновным, и с тех пор стала одним из его немногочисленных друзей. Я была его единственным другом из колледжа, хотя до смерти Хезер он был популярен. Президент студсовета. Казначей «Фи Дельты». Волонтёр года университета Дюкет.

Я никому не сказала, что до сих пор общаюсь с Джеком. Это мой секрет — ну, один из них.

Теперь от одного его вида — он был сама доброта — меня переполняла злость на людей. Джек всегда был таким несомненно хорошим, таким прямолинейным. То, что столько народу легко поверили, что он способен на такую ужасную жестокость, было поразительно. Я встречала опасных — по-настоящему опасных — людей и видела в жестокость в их глазах, слышала, как она наполняет их голоса. Джек — совсем не такой.

Так что я понимала, почему он хотел защитить новых людей в своей жизни от своего прошлого, от ужасов обвинения, которое хоть и не было предъявлено, снято тоже, по сути, не было. Не то чтобы он мог бы по-настоящему что-то от кого-то спрятать — есть же интернет, и тот факт, что он был обречён браться за самую грязную работу, потому что с любой другой его увольняли, ошеломлённые результатами поиска в Гугле. Или же тот факт, что он почти не общался со своей роднёй. Хотя, если по справедливости, это может быть и не только из-за Хезер, но и из-за их южного нрава, их баптистских взглядов, их зашоренности…

Я понимала, почему Джек хотел возвести твёрдую, нерушимую стену между «тогда» и «сейчас». Но это всё равно трудно укладывалось у меня в голове, ведь прошлое значило для меня так много. Я жила в непрерывном потоке воспоминаний; сцены из прошлого всё ещё разворачивались передо мной. Я слышала в голове голоса своих друзей, поддерживала жизнь в наших разговорах, даже если уже много лет говорила я одна, повторяя в этой односторонней беседе: «Подождите — и увидите».

У меня по спине пробежал холодок. Завтра уже не надо будет ждать.

Джек вздохнул.

— Спасибо, что пришла со мной повидаться перед отъездом. Знаешь, я рад, что ты так и не изменилась. Серьёзно. Десять лет — а Джесс всё та же.

Я чуть не уронила стакан.

— Что ты имеешь в виду? — Я показала на себя рукой. — Это платье от «Родарте». Посмотри на эти волосы, эти ногти. Обо мне писали в газетах. Я была в Европе — раз шесть, не меньше! Я теперь совсем другая.

Джек рассмеялся, будто бы я пошутила, и приподнялся, чтобы перегнуться через столик и поцеловать меня в лоб.

— Не переставай быть такой душкой, ладно? Ты — из хороших.

Я не хотела быть «душкой». Как неинтересно, как жалко. Но я хотела быть «из хороших»: это как будто эксклюзивный клуб. Я не знала что ответить. По крайней мере, Джек дал мне то, за чем я сюда пришла: его благословение. Теперь я могла ехать в Дюкет без чувства вины. Ради этого я, глядя, как он набрасывает себе на плечи плащ, придержала язык за зубами.

Он отошёл от стола, потом обернулся, и в его глазах было что-то… Волнение? Страх? Было трудно разобрать.

— И ещё кое-что. Мне всё приходят эти письма…

— Пожалуйста, не говори мне, что это эти религиозные на всю голову с обещанием, что ты будешь гореть в аду.

Джек поморщился.

— Нет. Наоборот. — Он посмотрел на меня, на мои поднятые от удивления брови. — Знаешь что, неважно. Может быть, это ничего и не значит. — Он расправил плечи. — Попроси записать своё вино на мой счёт. Клара никогда не требует с меня платы.

Он похлопал меня по плечу и ушёл, лавируя между разношёрстными стульями бара. Он остановился у выхода и оглянулся.

— Просто… Когда приедешь в Дюкет, передай от меня привет Эрику Шелби, — и вот он уже на улице, на тротуаре, и его уносит потоком людей.

На этот раз я и правда поперхнулась вином. Эрик Шелби — младший брат Хезер? Когда мы были на последнем курсе, Эрик был на первом. Никогда не забуду выражения его лица в день, когда нашли Хезер; он выскочил из-за угла, увидел толпу под нашей дверью, поискал в толпе лицо сестры, не нашёл…

Последний раз я видела Эрика и Джека вместе десять лет назад, возле библиотеки. Вокруг них собралась толпа. Эрик кричал на Джека, что тот убийца, что он заплатит за то, что сделал с его сестрой, что хоть копы его и отпустили, Эрик ни за что не остановится, пока не докопается до правды. Лицо Джека было бледным, как у призрака, но он не ушёл. Он стоял и слушал, сжав кулаки, пока Эрик кричал и размахивал своими худыми руками, а друзья пытались его удержать. Если в мире и был человек, ненавидевший Джека Кэррола больше, чем Эрик Шелби, я такого человека не знала.

Так почему же Джек попросил меня передать ему привет?