Горячие агентессы французской полиции Фрида и Гитта распутывают пять дел

Эрих фон Нефф (2019)

Две отчаянные красотки Фрида и Гитта были участницами французского Сопротивления во время Второй мировой войны, а затем стали инспекторами парижской полиции. Ни время, ни пространство не помешают им выследить преступников и заставить злодеев понести заслуженную кару. Слышите звонкий стук каблуков? Это приближается неотвратимое возмездие!

Роковые числа, или Дело об убийстве иезуита

Главный полицейский инспектор Гаэтан Бертран сидел в своём роскошном кабинете на набережной Орфевр и просматривал накопившиеся за последнее время документы. В дверь коротко постучали — два раза и после небольшой паузы ещё раз. В кабинет заглянул сержант, который подчинялся Бертрану, и доложил:

— Инспектор, они пришли.

— Пусть войдут.

— Да, шеф.

Сержант впустил в кабинет двух молодых женщин. Они были одеты в одинаковые бежевые тренчи, туго затянутые пояса подчёркивали стройность фигур. Береты цвета морской волны, подобранные в тон поясам, были одинаково лихо заломлены — так, что почти скрывали у каждой из красоток один глаз. Звали их Фрида и Гитта. И это были те еще оторвы.

Инспектор никак не приветствовал вошедших и даже не пошевелился. Они тоже молчали. Наконец Бертран глухим голосом произнёс:

— Пожалуйста, дамы, присаживайтесь. Сержант, вы можете идти.

Сержант покинул кабинет, а инспектор Бертран снова замолчал, что-то обдумывая. Кажется, он был не вполне уверен, как лучше начать непростой для него разговор. Наконец после долгой паузы Бертран заговорил:

— Прежде всего я хотел бы поблагодарить вас за доблестную службу в рядах Сопротивления…

Они обе заговорили разом.

— Было бы неплохо получить награду, — сказала Фрида.

— И денежное вспоможение, — сказала Гитта.

— Да-да, понимаю вас, — прервал их Бертран. — Но как бы там ни было, в отношении вас по-прежнему необходимо сохранять секретность, поэтому моё руководство приняло такое решение: в настоящий момент ни о каких наградах не может быть и речи.

Подруги явно были огорчены этим известием.

— Что, и деньжат не обломится?

— Как я уже сказал, это решение руководства — не моё.

Фрида и Гитта обменялись красноречивыми взглядами, пожали плечами.

— Господин инспектор, — вкрадчиво сказала Гитта, — не вы ли содержите некую Соланж на съёмной квартире в квартале Марэ?

— Это, наверное, стоит немалых денег, — прибавила Фрида.

Бертран не мог найти слов.

— Что? Я не…

— О да, — обвиняющим тоном сказала Гитта. — Вы просто тратите деньги, предназначенные нам, на свою прекрасную Соланж. Оплачиваете её шмотки и квартиру.

Бертран побагровел.

— Я бы никогда…

— Вы уже это сделали, — сказала Фрида. — Впрочем, надеюсь, вы истратили не все деньги. Должно же остаться хоть что-то на прочие расходы.

— Почему бы не проверить, — добавила Гитта.

Криво усмехнувшись, Бертран открыл ящик стола.

— И верно, не так уж мало осталось. Гораздо больше, чем я думал. Что же, дамы, думаю, вы можете располагать этими деньгами по своему усмотрению.

— Благодарим вас, инспектор. Просто удивительно, как полупустой ящик вдруг оказался наполовину полон.

— Действительно. Что же, теперь, когда мы разобрались с этим вопросом, пора перейти к делу. Но сначала проверьте, не подслушивает ли мой любезный сержант за дверью.

Гитта поднялась, подошла к двери и выглянула в коридор.

— Никого, — она плотно закрыла дверь, обернулась. — Так зачем же вы нас позвали?

Бертран откашлялся. Казалось, он был в некотором замешательстве.

— Дело, прямо скажем, странное. На днях мне позвонил профессор Ален Ру, возглавляющий кафедру математики в Сорбонне. Он попросил встретиться с ним в «Артистическом кафе», сказал, что вопрос чрезвычайно щекотливый, и настаивал, чтобы я пришёл в штатском. Когда я зашёл в кафе, профессор проводил меня к дальнему столику, где мы сели в полном уединении.

«То, что я сейчас расскажу вам, господин инспектор, — это большой секрет. И он должен таковым и остаться», — сказал он.

«Я умею слушать и хранить секреты», — сказал я.

Ален Ру сделал глоток коньяка, а потом начал рассказывать:

«На нашем факультете числится один весьма необычный профессор. Он приехал из Эльзас-Лотарингии».

«Мне доводилось встречать немало странных людей, что были родом из Эльзас-Лотарингии», — заметил я.

«Знаете, он странный в несколько ином смысле. Не в том, что подразумевают обычно».

«Ну ладно…» — сказал я, а про себя подумал, что ни черта не понял из его слов.

«Время от времени каждый из профессоров нашего факультета должен предоставить доклад о своей работе».

«И что же?»

«Работы профессора Друлингена весьма неординарны, и при этом ни одна из них не похожа на другую».

«Должно быть, он выдающийся ученый и заслуживает похвалы».

«В том-то и дело. Насколько я могу заключить, в действительности Друлинген — посредственный математик, не обладающий никакими особыми талантами».

«Наверное, вы заблуждаетесь на его счёт».

«Ни в коей мере. Я прав, совершенно прав».

«Даже если и так, что я могу с этим поделать?»

«Вы должны провести расследование, чтобы выяснить подлинное происхождение работ Друлингена. Я должен знать правду».

«Профессор, при всём уважении к вам я не могу проводить подобные расследования», — заявил я категорическим тоном.

«Но это же дело государственной важности, — сказал Ален Ру. — Затронута честь Франции».

«Разве?»

«Если работы действительно принадлежат Друлингену — прекрасно, они послужат вящей славе Франции. Но если эти идеи были похищены у другого учёного, скажем, русского или немца, и имя подлинного автора впоследствии откроется — то пятно позора ляжет не только на математический факультет и университет Сорбонна, но и на всю Францию».

«Это всё исключительно ваши домыслы, профессор. Я не возьмусь за это дело».

«Вы не можете отказаться, инспектор. Если потребуется, я добьюсь, чтобы сам президент Франции приказал вам».

«Ладно, ладно. Назовите мне имя вашего коллеги, в котором вы усомнились».

«Его зовут Ганс Друлинген».

«По крайней мере, имя его не столь необычно для выходца из Эльзас-Лотарингии. Как я понимаю, расследование должно быть проведено негласно. Это значит, что мне придётся привлечь так называемых нештатных сотрудников. Их услуги недёшевы».

«Можете не беспокоиться на этот счёт. Вот, возьмите этот чемодан с деньгами. Я предоставлю вам всё необходимое для того, чтобы вы смогли раскрыть этого подонка. Здесь домашний адрес Друлингена и расписание его лекций в университете».

«Как любезно с вашей стороны».

«Что же, господин инспектор, я предоставил вам всю необходимую информацию и деньги. Если вам понадобится ещё что-то — свяжитесь со мной. А теперь берите чемодан и ступайте».

— Ну вот, дамы, — сказал Бертран, — теперь вам известно ровно столько, сколько и мне. Не слишком много, должен признать. Я знаю о вашем необыкновенном опыте и умениях, поэтому именно вам поручаю провести это расследование. Ваши услуги будут оплачены, разумеется, — спешно прибавил он, упреждая вопрос.

— А сопутствующие расходы? — спросила Фрида.

— Да, конечно, — сказал Бертран. — Расходы тоже.

— В этом деле могут возникнуть всякие непредвиденные траты, — заметила Гитта.

Намёк был совершенно прозрачный. Бертран снова открыл ящик стола.

— Ну разумеется. Вот, возьмите. Этого должно хватить на первое время. А теперь ступайте, дамы. Я надеюсь получить от вас соответствующий результат.

Покинув душный инспекторский кабинет, Фрида и Гитта вышли на набережную. Был вечер, в реке отражались уличные огни. Подруги сели в автобус и проехали несколько остановок. По пути домой Гитта предложила зайти в ресторанчик «Монтень».

— Нам нужно всё как следует обдумать, — сказала она.

— Хорошо, — согласилась Фрида.

В «Монтене» их приветствовал всегдашний гарсон, задал всегдашний вопрос:

— Что, дамы, как обычно в это время?

— Нет, на этот раз никакого коньяка, — сказала Гитта, садясь за столик. — Сейчас нам нужны ясные головы. Принесите нам кофе — чёрный и покрепче.

Им помешал весьма жизнерадостный молодой человек. Был он высокого роста, румяный и уже изрядно навеселе.

— Знаете, дамы, я — подлинный Гаргантюа, — сообщил краснощёкий юноша, бесцеремонно усаживаясь между Фридой и Гиттой. — Уверен, мы сможем прекрасно провести время вместе.

— Мужлан! — рявкнула Фрида. — С чего ты взял, что нашему прекрасному дуэту нужен третий? — И она с размаху звезданула парня своей сумочкой, в которой, судя по весу, лежал кирпич.

Гаргантюа с грохотом повалился на пол.

— Нокаут, — удовлетворённо сказала Фрида. — Не зря я тратила время на тренировки по рукопашному бою.

Незадачливому ухажёру определённо требовалась медицинская помощь. Гарсон вызвал скорую. После того как побитого парня увезли в больницу, Фрида и Гитта вернулись к прерванному разговору.

— Так, на чём я остановилась? — сказала Фрида. — Ах да, странный профессор математики.

— Да, — согласно кивнула Гитта. — Хотя лично я никак не пойму, в чём заключается его странность.

— Порой чутьё — это лучшее, что есть, — весомо сказала Фрида. — Гарсон!

Тот был тут как тут.

— Слушаю вас.

Фрида протянула ему купюру.

— Вот, возьми.

Гарсон был удивлён излишне большой сумме.

— Наверное, вы ошиблись. Здесь слишком много…

— Возьми, — настояла Фрида. — В качестве компенсации за причинённые неудобства.

Вернувшись домой, Фрида и Гитта принялись листать телефонный справочник.

— Здесь нет никакого Ганса Друлингена, — заключила Фрида. — Впрочем, это неважно. Вряд ли мы стали бы звонить ему и напрашиваться в гости.

Гитта устало вздохнула:

— Может, хватит дел на сегодня? Утро вечера мудренее.

Они разделись, погасили свет, поцеловались и отправились в постель.

Наутро поднялись рано, позавтракали круассанами и выпили чаю. Оделись в свои тренчи, туго затянули пояса. Поправили береты друг дружке так, чтобы каждый из них залихватски прикрывал один глаз. Потом взяли велосипеды и вышли на холодный утренний воздух.

Через несколько минут Фрида и Гитта оказались в одном из самых занюханных баров в квартале Марэ. Несмотря на то что день только начался, у стойки в углу сидел ранний клиент. Луи по прозвищу Хорёк, местный завсегдатай. Именно он и был сейчас нужен Фриде и Гитте.

— Привет, куколки, — сказал Луи. — Зачем пожаловали?

— Взгляни-ка на это имя, — сказала Фрида.

— Хм, профессор математики Ганс Друлинген, — скривился Луи. — Немец?

— Эльзасец.

— Ничуть не лучше.

— Вот его домашний адрес и расписание лекций в университете, — сказала Гитта.

— Нужно выяснить о нём всё, что только можно, — сказала Фрида. — Особенно всякие пикантные подробности.

— Да без проблем, — отозвался Луи. — Только не бесплатно.

— Держи. — Гитта сунула ему несколько свёрнутых в трубочку купюр. — Хватит, чтобы не просыхать неделю.

Луи пересчитал деньги, покачал головой.

— Маловато будет.

Гитта с явной неохотой доплатила.

— Хорошо, — осклабился Хорёк Луи. — Теперь оставьте меня наедине с моей рюмкой.

На другой день, уже без велосипедов, прекрасная парочка прогулялась до «Артистического кафе». Посетителей было много. Судя по интеллектуальным разговорам, складывалось впечатление, что за каждым столиком сидит по профессору, а то и не по одному.

— Не припомню, чтобы ваш дражайший Кант в своей «Критике чистого разума» счёл нужным упомянуть Юма.

— Это потому что вы не читали Канта на немецком.

— А вы, должно быть, читали Юма на английском?..

И дальнейшее в том же духе.

Фрида и Гитта заняли столик неподалёку от мужчины, который курил толстую сигару и читал солидный том по математике.

— Вы тоже преподаёте в университете? — поинтересовалась Фрида.

— Я не числюсь в штате, — ответил мужчина с едва заметным американским акцентом. — Меня пригласили прочитать курс лекций.

— О, это интересно, — оживилась Гитта. — Можете ответить на несколько наших вопросов? Мы репортёры из газеты.

— А по вам не скажешь, — заметил американец. — Впрочем, почему бы и нет. Спрашивайте.

— Как вас зовут? Откуда вы?

— Гарольд Ливайн, к вашим услугам. Профессор факультета математики, Стэнфорд.

— Что именно вы преподаёте?

— Прикладную математику.

— Профессор математики… — проговорила Фрида задумчиво. — А вы слыхали о профессоре Гансе Друлингене?

— Слыхал ли я о Друлингене? — переспросил Ливайн, нахмурившись. — Я посетил несколько его лекций.

— Правда? И каково ваше мнение?

— Первую неделю он давал вводную лекцию по математической логике. Затем я посетил ещё две его лекции: одна была посвящена теории чисел, другая — непрерывным функциям. Друлинген читал лекцию, постоянно сверяясь со своими записями, ответил лишь на несколько вопросов, прочие оставил без ответа и быстро ушёл. Я говорил с ним впоследствии, он произвёл на меня странное впечатление — такой тугодум. И вместе с тем просто блестящие работы. Я даже позвонил одному своему коллеге в Америку, чтобы расспросить его о Друлингене… Впрочем, нет, оставим эту тему, она не для газет.

— Конечно-конечно, профессор, — сказали Фрида и Гитта в унисон. — Как скажете. Тем более что мы рассчитывали найти нечто более сенсационное.

— Ну да, — кивнул Ливайн. — Только сенсации и нужны нынешним читателям…

Перед возвращением домой Фрида и Гитта решили зайти в кафе «Монтень». Там они неспешно попивали коньяк и разговаривали.

— Ну, что скажешь? — спросила Гитта.

— Даже не знаю, — ответила Фрида. — Я ведь никогда не интересовалась математикой.

— Да, верно, — согласилась Гитта, — но то, что нам рассказал профессор, явно что-то значит. Не будем забывать об этом.

Фрида и Гитта вернулись в свою квартиру поздним вечером, держась за руки. Разделись и отправились в ванную — вдвоём, чтобы потереть друг дружке спинки.

Их утехи прервал внезапный телефонный звонок.

— Ну что там еще? — Гитта — нагая, мокрая, в мыльной пене — подошла к телефону и, сняв трубку, произнесла недовольным тоном. — Алло, Гитта слушает.

— Это инспектор Бертран.

— Надеюсь, у вас что-то важное?

— Убийство. Обнаружили тело иезуитского монаха. Его ударили ножом в аллее Моник, неподалёку от бара «Красный петух».

— Вам следует связаться с парижским представительством ордена иезуитов.

— Они уже в курсе. Другой иезуит опознал убитого.

— Ладно. А мы вам зачем понадобились?

— Убитого иезуита зовут Гастон Гравуа, он был профессором математики в Сорбонне.

— Вот оно что. Пусть тело пока не увозят. Мы скоро будем.

Фрида и Гитта поспешили одеться, затем вышли на улицу, остановили такси и поехали на место убийства. Там собралась целая толпа, мигали огни полицейских машин, сверкали вспышки блицев.

— Вот он, — Бертран указал на мертвеца, — лежит на спине так, как его и нашли. Кто-то ударил его ножом прямо в сердце.

— А что за книга у него в руке? — Фрида подошла, чтобы взглянуть поближе. Книга оказалась немецким учебником геометрии, написанным Давидом Гильбертом.

— Ну, что скажете? — спросил инспектор.

— Пока не знаю, — отозвалась Гитта.

— Странно, не правда ли? — отметил Бертран. — Эта книга…

— Ну, всё-таки он был профессором математики, — сказала Фрида.

— Это верно.

— Инспектор, ручку не одолжите? — спросила Гитта.

— Конечно, — сказал Бертран, не ожидая подвоха. — Вот, возьмите.

Гитта взяла ручку и деловито погрузила её в рану на груди мёртвого иезуита.

— Боже правый! — ахнул Бертран. — Что вы делаете?

— Так было надо, — самоуверенно сказала Гита, возвращая окровавленную ручку инспектору.

— Нет, благодарю, — отказался Бертран, возмущённый донельзя. — Выбросьте эту пакость.

Гитта, пожав плечами, бросила ручку в сточную канаву.

— Господин инспектор, — начала Фрида, — могу я пролистать этот учебник? Вдруг удастся найти что-нибудь.

— Да, конечно, — кивнул Бертран. — Только аккуратно.

Фрида пролистала учебник, но не нашла ни пометок на полях, ни вложенных записок, вообще ничего примечательного. Книга, похоже, была совсем новая.

Затем Фрида и Гитта обошли место преступления, постепенно расширяя круги. Полицейские наблюдали за ними с явным недовольством, но в присутствии инспектора воздерживались от замечаний. Впрочем, Фрида и Гитта так и не обнаружили ничего, заслуживающего их внимания. Тут был только мёртвый иезуит с учебником геометрии.

— Мы увидели всё, что хотели, — сказала Гитта.

Бертран вызвал им такси; подруги отправились домой. Этим вечером Фрида и Гитта не стали заходить в «Монтень», чтобы пропустить по рюмочке коньяка. Они просто вернулись в свою квартиру, разделись и в обнимку отправились в постель.

Какие же сны им снились? Возможно, они снова видели во снах мёртвого иезуита, немецкий учебник геометрии, окровавленную ручку и все остальные события минувшего вечера, которые могли причудливо смешаться в сюрреалистические видения. Но мы никогда этого не узнаем. Все, что можно было услышать, так это их лёгкое посапывание. Но настало утро, солнце поднялось над крышами, и кто-то требовательно постучал в дверь. Сон развеялся.

В дверь снова забарабанили.

— Да откройте же наконец!

— Какого чёрта в такую рань? — возмутилась Фрида. — Кто там?

— Это я, Луи. Открывайте.

— Минутку.

Фрида и Гитта накинули банные халаты и открыли дверь.

— Пока вы, пташки, нежитесь в своей тёплой постельке, я, как охотничий пёс, бегаю по городу, — недовольно сказал Луи.

— Что выяснил? — томно спросила Гитта.

— Во время войны Ганса Друлингена, как и многих других эльзасцев, призвали в немецкую армию. Кем он там служил, где именно служил — этого выяснить не удалось. После войны он учился в университете в Гёттингене, получил степень доктора физико-математических наук. Затем Друлинген приехал в Париж и сделал неплохую карьеру в качестве профессора математики в Сорбонне. И, кстати, по адресу, который вы мне дали, Друлинген не живет уже много лет.

— Узнал его нынешний адрес? — спросила Фрида.

— Конечно. — Луи достал из кармана клочок бумаги. — Вот, я записал.

Фрида и Гитта посмотрели на записку, переглянулись.

— Это в одном квартале от того места, где нашли мёртвого иезуита, — сказала Фрида.

— Одно к одному, — согласилась Гитта. — Интересная вырисовывается картина. Тут есть над чем подумать.

Луи Хорёк собрался уходить.

— Постой, — сказала Фрида. — Куда торопишься?

— У меня намечается дельце с одним армянином из Марселя, — ответил Луи.

— Подождет твой марсельский армянин, — сказала Фрида. — Выпей пока коньяку.

Луи задержался, чтобы выпить. А пока гость угощался, подруги вполголоса обменивались короткими замечаниями, касающимися текущего дела. Потом Фрида обратилась к Луи:

— Раз уж ты сумел раздобыть новый адрес Друлингена, то, может, сумеешь найти человека, который в отсутствие профессора проберётся в его квартиру и сфотографирует все его математические записи. Причём это надо сделать незаметно — так, чтобы всё осталось на своих местах и Друлинген ничего не заподозрил.

— Знаю я одного парня, — сказал Луи. — Его зовут Виртуоз Джимми, он ловкий малый. Но нужны деньги на фотоаппарат.

— Мы уже дали тебе денег на расходы.

— Этого мало. Для такого дела нужен хороший фотоаппарат — «Лейка». И Джимми себе цену знает: в конце концов, он один такой спец на весь Париж.

Гитта дала Луи еще денег, и тот отправился на поиски своего друга Джимми.

Первым делом Луи заглянул в бар «Синий волк», где за стойкой хозяйничал рослый парень с откровенно монгольской внешностью. Только степные боги знали, каким ветром его занесло из Монголии в Париж.

— Как дела, Луи? — спросил бармен с жутким монгольским акцентом.

— Плесни мне на донышко и скажи, где Джимми.

Бармен налил порцию виски, подвинул стакан Луи.

— Джимми, наверное, ищет шлюху, что обслужит его за один франк.

— Могу я отсюда позвонить? — спросил Луи.

— Запросто. — Бармен достал из-под стойки телефонный аппарат. — Кстати, за тобой должок с прошлого раза.

— Сегодня я щедрый, — сказал Луи, доставая деньги. — Вот, возьми. И оставь себе сдачу.

Он набрал номер, некоторое время терпеливо слушал длинные гудки. Наконец трубку сняли, на другом конце провода было слышно тяжёлое дыхание.

— Привет, Джимми. Это Луи.

— Ты не вовремя.

Луи хмыкнул.

— Да ладно. Спорим, ты даже не знаешь, как её зовут.

— Чего тебе?

— Я сейчас в баре «Синий волк».

— И что?

— Дело есть для тебя. Денежное.

— Скоро буду, — сказал Джимми и отключился.

Луи ждал недолго: не прошло и получаса, как в баре появился Виртуоз Джимми. Как всегда, он был в чёрных кожаных перчатках, отороченных кроличьим мехом. «Кожа на кончиках пальцев должна оставаться чувствительной, — пояснил Джимми однажды. — Это помогает подбирать комбинации к кодовым замкам. Но пальцы надо беречь. И руки мёрзнут даже в теплую погоду». И, как всегда, Джимми был обут в теннисные туфли. «Лёгкий шаг, неслышный шаг» — такой у Джимми был девиз.

— Что нужно украсть? — спросил Джимми вместо приветствия.

— Поговорим об этом за столиком в углу, — сказал Луи.

Они перебрались за стол.

— Значит, так. Есть один профессор из Эльзас-Лотарингии. Тебе нужно пробраться к нему в дом и сфотографировать все его математические бумаги, какие сможешь найти. Но нужно это сделать незаметно, чтобы он ничего не заподозрил. Всё оставишь на своих местах, как было. А найдёшь деньги — не вздумай брать.

— Эльзасская шваль. Я в деле. Но мне нужен хороший фотоаппарат — «Лейка»…

— Да знаю я, знаю. Вот тебе деньги на твою чёртову «Лейку». А это адрес профессора и расписание его лекций в университете.

Джимми забрал деньги, потом взглянул на записки с адресом и расписанием и отодвинул их от себя.

— Предпочитаю хранить информацию у себя в голове.

— Так как всё-таки звали твою сегодняшнюю подружку? — поинтересовался Луи.

— Откуда мне знать, — пожал плечами Джимми. — Пришла, сделала, что от нее требовалось, и ушла. На кой чёрт мне ее имя? Лучше подкинь мне ещё деньжат, на расходы.

Конец ознакомительного фрагмента.