Последний шанс на счастье

Энди Брок, 2015

Шарлотта и Рафаэль были идеальной парой. Он – красавец граф, обаятельный, умный, заботливый. Она – само совершенство, настоящая женщина: понимающая, ласковая. Но семейная жизнь окончилась катастрофой – их единственная дочь погибла, едва родившись. После этого они расстались – казалось, навсегда. Но судьба дает им последний шанс на счастье…

Глава 3

Последовала долгая пауза, полная изумления. Затем, словно очнувшись, Рафаэль взял руки Лотти в свои и сильно сжал их:

— Правда? — Он склонил голову, чтобы заглянуть ей в глаза, убедиться, что понял ее правильно.

— Да.

— Ты согласна использовать замороженный эмбрион?

— Да. Мы ведь именно это обсуждали, разве нет? — Она попыталась выдавить из себя смешок, но вышел скорее сдавленный панический всхлип.

— Тогда спасибо. — Очень серьезный, Рафаэль выпустил ее ладони и, коснувшись пальцами ее подбородка, произнес: — Vi ringrazio dalprofondo del mio cuore. (Благодарю от всего сердца.)

— Все нормально.

Лотти скривилась от своего малосодержательного ответа. «Нормально» — едва ли подходящая реакция на сердечную благодарность Рафаэля. Или на тот грандиозный шаг, на который они решились. Но когда он так близко и смотрит на нее так пристально и так нежно касается ее кожи подушечками пальцев, она не очень-то хорошо соображает. Надо держаться подальше от Рафаэля. От того, что он заставляет ее чувствовать. Раз уж она приняла сейчас самое безумное решение в своей жизни, ей лучше сейчас побыть одной, чтобы вволю поразмышлять и поплакать наедине с самой собой.

— Ну я, пожалуй, спать пойду. Я порядком устала.

— Конечно. — Рафаэль тут же оказался рядом с ней, подал руку. — Обсудим детали завтра.

Это ее не успокоило. Лотти сделала шаг к двери, но он придержал ее за локоть, подтянул ближе к себе, обхватил своими сильными руками, прижал к груди. Лотти окаменела в его объятиях.

— Ты не пожалеешь об этом решении, Лотти.

Она чувствовала его дыхание у себя на макушке.

— Я позабочусь об этом. На этот раз все получится — я уверен.

— Надеюсь. — Ее слова звучали приглушенно — губами она уперлась в мягкий хлопок его рубашки.

Лотти понятия не имела, выйдет ли что-то из их затеи или нет, — прямо сейчас у нее были более насущные проблемы, в буквальном смысле слова. Ее тело так остро реагировало на близость Рафаэля! Запретная судорога желания скрутила тело, остановившись где-то внизу живота, пульсируя внутри в ожидании развития событий.

— Я знаю, так и будет.

Он прижал ее к себе еще сильнее, и Лотти почувствовала, как решимость покидает ее, в то время как жар между ними становится сильнее. И это было так здорово и так неправильно… Заключенная в кольцо его мускулистых рук, прижатая к его твердой груди, она испытывала такие опасные чувства, когда их тела соприкасались! Вопреки всем сигналам опасности Лотти поймала себя на том, что пытается прижаться к нему бедрами чуть сильнее и почувствовать еще больше. И она не была разочарована. Его возбуждение не подлежало сомнению, его нельзя было не почувствовать, и ее тело мгновенно откликнулось спазмами желания. Лотти пронзило острое ощущение радости от того, что она все еще может воздействовать на него, что он вовсе не такой неуязвимый, как можно было бы предположить по его ледяному виду. Встав на цыпочки, она неуверенно обвила руками его шею, желая большего. Желая, чтобы и он хотел большего.

И тут она услышала гортанный рык, за которым последовало ругательство на итальянском, а затем почувствовала, как он сбрасывает ее руки с шеи и отскакивает в сторону.

— Нет!

Это слово ударило по ее неприкрытому желанию, словно плеть.

— Мы говорили не об этом.

Отверженная так грубо, Лотти не могла вымолвить ни слова и лишь в замешательстве смотрела, как Рафаэль направляется к камину и бросает дрова в огонь.

— Думаю, нам надо установить несколько основных правил, — отрывисто бросил он через плечо. — Не хочу, чтобы ты меня неправильно понимала.

Неправильно понимала.

Лотти опустила взгляд. Откинув волосы с лица, она поправила платье и откашлялась. Надо взять себя в руки и убедить его, что ее это нисколько не расстраивает и что он слишком уж бурно реагирует.

— Все нормально. — Она попыталась рассмеяться. — Это ничего не значит. Не стоит воспринимать так серьезно.

Рафаэль обернулся и наградил ее взглядом, граничащим с ненавистью. Проглотив непонятно откуда взявшуюся горечь, он произнес:

— Si, certo^[1]. Ничего.

Лотти прикусила губу. И что же он хотел услышать, ради всего святого? Она совершенно бесстыдным образом хотела его, была унижена его отказом, выражением отвращения на его лице — все вместе, это заставило ее почувствовать себя убогой. Ей же нужно как-то защитить себя.

— Не думай, что я этого не понимаю. — Ее голос был на удивление спокоен. — Я согласилась на все это ради ребенка, а не для того, чтобы воскресить наш брак.

Рафаэль повернулся и посмотрел на нее, глаза его метали молнии.

— До тех пор, пока мы оба знаем, где остановиться.

— Я уверена, что мы знаем. Ты вполне ясно обозначил свои чувства ко мне.

— А ты — свои.

— Да.

Лотти вздрогнула. Ее большая черная ложь. И не отопрешься теперь. Она уже впиталась Рафаэлю в кровь. В каждое движение мускул, движение плеч, каждый взгляд его угольно-черных глаз.

Он сделал пару шагов и снова оказался перед ней, глядя снизу вверх на ее напряженную фигурку. Лотти буквально уткнулась носом в стену его враждебности, глядя, как он пытается взять себя в руки, усмирить прерывистое дыхание, справиться со своей неприязнью к ней. Со всеми словами, которые рвались наружу.

Наконец он отступил назад, все еще не сводя с нее глаз.

— Тогда я рад, что между нами нет недомолвок.

Рафаэль залпом осушил стакан бренди и с грохотом поставил его на столик перед собой. Эмоции все еще бушевали в нем. Он провел рукой по лбу, задев шрам, который напоминал о недавнем инциденте.

Он должен быть рад. Ему ведь удалось уговорить Лотти попробовать. Теперь надо сдвинуть дело с мертвой точки, пока она не передумала — или, того хуже, не вернулась в Англию, встретила кого-то другого и забыла о нем. Надо признать, ему и так повезло, что этого до сих пор не произошло. Что ее не увел какой-нибудь юный красавчик и они не зажили долго и счастливо конечно же без его участия. Но его расследование не выявило никого подозрительного в этом плане, кроме этого сукина сына — ее босса в галерее, где она работает.

Рафаэль расцепил сжатые в замок пальцы. Если бы у нее кто-то был, то ему пришлось бы дать пару раз по морде. Впрочем, мужчина мог появиться в любой момент, и ему надо было действовать быстро.

Но не так, как он действовал. Боже… Он прикрыл рукой глаза. О чем только он думал, прижимаясь к ней, как озабоченный тинейджер? Показывая со всей очевидностью, как легко она его заводит?

Встав с софы, Рафаэль расправил затекшие плечи, поводил ими туда-сюда, почти наслаждаясь физической болью. Надо выстоять, надо быть сильным. По пути к камину он увидел свое отражение в огромном позолоченном зеркале, еще раз продемонстрировавшее ему, в какое дерьмо он превратил свою жизнь. Он быстро отвернулся, только чтобы наткнуться взглядом на мраморных херувимов, с усмешкой взирающих на него.

Иногда и впрямь кажется, будто весь мир ополчился против тебя.

Утро выдалось ярким и светлым, и Лотти наблюдала за его зарождением с самого начала. После нескольких часов неспокойного сна она сдалась и провела остаток ночи на подоконнике, закутавшись в одеяло. Там она и увидела, как звездная ночь уступает место первым лучам солнца, чье великолепное появление из-за серебристого горизонта происходит с поразительной быстротой, пока оно не займет свое место на небосклоне, готовое светить весь день.

Эти несколько часов дали ей достаточно времени все обдумать — снова и снова, пока не начала болеть голова. Но сейчас, одетая, согретая кофе, но так и не притронувшаяся к завтраку на подносе, она обнаружила, что ее сознание на удивление ясно и она понимает, что ей делать дальше.

Достав из сумочки телефон, она первым делом набрала сообщение своей подруге и соседке по комнате Алекс, написала, что собирается задержаться в Монтеррато «еще на несколько недель». Алекс определенно еще не успела проснуться, так что, по крайней мере, она имеет полное право избежать разговора с ней и шквала вопросов, который, несомненно, вызовет ее сообщение.

Нажав кнопку «Отправить», Лотти не смогла сдержать улыбки при мысли об эмоциональной реакции подруги на сообщение.

Следующий пункт ее плана требовал больших усилий. Надо сообщить Ибрагиму, ее боссу в галерее, что «три-четыре дня отгула», которые она взяла, превратились в три-четыре недели, и вряд ли он спокойно это воспримет. Он и в лучшие-то времена подвержен приступам истерии, а ее заявление и вовсе вызовет у него ярость. И все-таки надо это сделать. Так что Лотти набрала номер, заправила за ухо прядь волос, откашлялась и стала ждать соединения.

В палаццо все еще было тихо и спокойно, когда она наконец вышла на лестницу и вдохнула изысканный аромат свежесрезанных цветов. Спускаясь по ступенькам и чувствуя под рукой гладь перил из красного дерева, Лотти осмотрелась вокруг — нет ли кого-нибудь внизу. Она пересекла холл, открыла тяжелую дверь и сделала глубокий вдох.

Владение Монтеррато расстилалось перед ее взором во всех направлениях сколько хватало глаз. Прямо перед ней тянулись два ряда тополей, отбрасывающих диагональные тени на длинный подъездной путь, вьющийся среди подстриженных газонов. Лотти спустилась по лестнице и направилась по хрустящему гравию к боковой дорожке. Бодрящий холодный воздух освежал щеки. Она вдыхала его, чувствуя, как он очищает ее изнутри.

Засунув руки в карманы пальто, Лотти решительно зашагала в хорошо известном ей направлении — мимо огородов и хозяйственных построек, заброшенных конюшен и бассейна к извилистой тропке, теряющейся в густой роще.

Тропинка постепенно пошла вверх, пока не закончились деревья, и привела Лотти на вершину холма, где возвышалась часовня. Ее темно-коричневые стены контрастировали с жемчужно-голубым небом.

Несколько каменных ступеней, покрытых мхом, вели к храму и могилам, надгробья которых в свете холодного солнца кренились, как пьяные. Здесь, в этом живописном месте, обрели последнее упокоение многие поколения семьи Ривальди.

Лотти торжественно шествовала между ними, направляясь к маленькой могилке, при виде которой у нее сжалось сердце. У надгробия, подперев рукой щеку и раскрыв крылья за спиной, сидел резной ангел, преданно охранявший плиту белоснежного мрамора. Присев на корточки, Лотти попыталась успокоиться, но воспоминания нахлынули на нее с новой силой: она увидела, как в землю опускают крошечный белый гробик, услышала, как первая горсть земли стучит о его крышку. Наклонившись, она коснулась могильного камня, холодными пальцами обведя надпись на надгробии — слова, вырезанные в ее сердце. Кто-то поставил букет свежих цветов в маленькую урну, и она рассеянно поправила их под пристальным взглядом малиновки, усевшейся на голову ангела. Тишина и покой. Драгоценный момент. Лотти прочла про себя краткую молитву, и в этот момент малиновка взлетела, унося ее благословение в небо.

— Лотти?

Вздрогнув, она обернулась. В нескольких ярдах от нее стоял Рафаэль, высокая темная фигура в длинном черном пальто. Поднятый ворот прикрывал его поцарапанный подбородок. Ну просто-таки лихой викторианский злодей.

— Так и знал, что найду тебя здесь.

Лотти встала и поплотнее запахнула пальто:

— Мне просто надо было… подумать. Побыть с Серафиной.

— Конечно. Нет нужды объяснять. Я пойду… оставлю тебя в покое.

— Нет. — Внезапно Лотти поняла, что не хочет, чтобы он уходил. Ей нужно, чтобы он постоял вместе с ней у могилы их дочери. Не отдалялся, как обычно. — Почему бы тебе не присоединиться к нам?

Если ее слова и прозвучали легко, они оба знали, что на самом деле за ними стоит. Рафаэль замялся, насторожился, неуверенность и гордость отразились на его лице, прежде чем он направился к ней меж заросших могил и встал рядом с ангелом, как часовой.

На мгновение воцарилась до боли пронзительная тишина, пока Рафаэль не нарушил ее мягким покашливанием:

— Ты, кажется, замерзла, Лотти. Пойдем обратно в палаццо. Нам надо кое-что обсудить.

— Я в порядке. — В противовес словам плечи ее ходили ходуном от холода.

Уловив вызов в ее голосе, Рафаэль, в свою очередь, продолжил более властно:

— Тогда пойдем в часовню. Внутри будет теплее.

Спорить не было смысла. Лотти последовала за ним к арочному проему входа, и Рафаэль с силой потянул на себя металлическое кольцо двери. Внутри их приветствовал купол небесно-голубого потолка, усыпанный мириадами золотых звезд, и золоченый алтарь, находившийся под присмотром Мадонны с младенцем. Пройдя между рядами древних скамей, Рафаэль зажег свечу у алтаря и присел рядом с Лотти на первом ряду. Минуту они молчали, не желая разрушать чары.

— Итак, — наконец заговорил Рафаэль, понизив голос из уважения к месту, в котором они находились. — Твое решение, принятое прошлой ночью… — он пристально посмотрел ей в глаза, и Лотти заметила, что от холода его шрамы побелели, — все еще в силе?

— Конечно. — Она смело ответила на его взгляд.

— Хорошо. Тогда еще раз спасибо. Уверен, мне не надо тебе говорить, как много это значит для меня.

— Да, Рафаэль. И ты тоже не думай, что тебе теперь нужно бесконечно благодарить меня.

— Как скажешь. — Он с любопытством посмотрел на нее, пытаясь угадать ее настрой. — Наверное, будет лучше, если я перейду к практической стороне дела.

Не то чтобы это было лучше, но выбора у нее все равно нет.

— Доктор Овейзи приедет завтра в 14.30.

— Что? — У нее перехватило дыхание.

— Да, нам повезло. У него есть свободное время.

Ну конечно. Всемирно известные специалисты по ЭКО просто не могут не располагать свободным временем — их пустые ежедневники только и ждут звонка. По крайней мере, в мире Рафаэля это, кажется, происходит именно так.

— Завтра, — медленно повторила она, пытаясь свыкнуться с этой мыслью.

И почему ее это удивляет? Рафаэль из тех мужчин, которые, приняв решение, сразу же начинают действовать. Странно было ожидать, что он станет раскачиваться и предоставит ей месяцок-другой, во время которого она триста раз передумает и нарушит их договоренность.

Вчера, когда она приняла решение, у нее возникло ощущение, что в ее тело кто-то вселился. Какая-то безрассудная и безответственная дамочка, которая вышвырнула здравый смысл на помойку, заткнула ей рот и сказала: «Да, Рафаэль, конечно, я согласна на эту нелепую затею».

Лотти подозревала, что утром будет глубоко сожалеть о своей поспешности. Но бессонная ночь вознаградила ее не только темными кругами под глазами. В эти холодные сумеречные часы она сконцентрировалась на проблеме, увидела все яснее и четче, чем раньше. Она поняла, что Рафаэль прав. Она действительно хочет быть матерью, и, хоть в этом страшно признаться даже себе самой, больше всего на свете она мечтает стать матерью ребенка Рафаэля.

И это ее шанс добиться желаемого — единственный шанс дать жизнь последнему эмбриону. Отказаться сейчас — значит навсегда закрыть дверь в будущее мечты, согласиться на то, что их эмбрион надо уничтожить. А на это она не пойдет никогда. Даже странно, что сейчас она чувствует это с такой силой. Ведь они идут на неимоверный риск. Но что обычно говорят в таких случаях? Что больше всего мы сожалеем о том, что не сделали, чем о том, что сделали. Что ж, в этом ее никто не обвинит — не в этот раз. Никоим образом.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Да, конечно (ит.).