Ослепительный цвет будущего

Эмили С.Р. Пэн, 2018

Ли Сэндэрс убеждена в том, что ее мать, совершив самоубийство, превратилась в птицу. После трагедии Ли отправляется на Тайвань, чтобы встретиться с бабушкой и дедушкой, которых она никогда не видела. Ли верит, что именно здесь найдет свою мать-птицу. И именно здесь ей предстоит столкнуться с призраками прошлого и раскрыть тайны, окутывающие ее семью много лет.

4

Гроб был открытым, и, подходя к этой бездушной деревянной коробке, я почему-то была уверена, что увижу горку пепла. Но нет — там была голова. Было лицо. Я заметила знакомую родинку во впадинке над ключицей. На ней была блузка — та, которую она купила для концерта, а потом решила, что терпеть не может.

Передо мной лежало тело — серее карандашного эскиза. Кто-то накрасил ее лицо, чтобы оно выглядело более живым.

Я не плакала. Это была не моя мать.

Моя мать свободно парит в небе. Она не обременена человеческим телом, не состоит из единственной серой точки. Моя мать — птица.

На теле в гробу не было даже нефритового кулона-цикады, который мама носила каждый день моей жизни. Ее голая шея — еще одно доказательство.

— Какой цвет? — прошептал Аксель, подойдя ко мне.

Это был наш первый разговор с того дня, как умерла мама, ровно неделю назад. Он, скорее всего, узнал обо всем от своей тети Тины, когда ей позвонил мой отец. Я понимала, что не должна отталкивать его, но не могла вынести даже мысль о разговоре. Что я могла ему сказать? Как только я пыталась придумать хоть что-нибудь, внутри сразу становилось пусто и холодно.

Он явно чувствовал себя не в своей тарелке там, на похоронах. Его клетчатая рубашка поверх футболки с принтом и заношенные джинсы сменились на другую рубашку — классическую и не по размеру объемную, — гладкий сияющий галстук и темные брюки. Я заметила, как нервно он посмотрел на гроб, как осторожно перевел взгляд обратно на мое лицо.

Если бы он посмотрел мне в глаза, то понял бы, что пронзил меня стрелой, что ее стержень до сих пор торчит у меня из груди и болезненно трепещет с каждым ударом моего сердца.

И, может быть, он увидел бы, что все мое тело уже искромсано на куски поступком матери. Что даже если бы он смог вырвать у меня из сердца эту стрелу, починить меня все равно бы не удалось — настолько исколотым и изорванным было все мое существо.

— Ли?

— Белый, — прошептала я, чувствуя его удивление. Он наверняка ожидал чего-то вроде синевы льда или приглушенной киновари сумерек.

Я видела, что он хотел взять меня за локоть, но смутился. Его рука опустилась.

— Зайдешь потом? — спросил он. — Или я могу зайти к тебе…

— Мне кажется, это не лучшая идея. — Я ощутила, как в нем поднимается волна розового.

— Я не то хотел…

— Я знаю, — перебила я; не потому, что и правда знала, а потому, что просто не могла позволить ему закончить это предложение. Чего он не хотел? Разрушать пылающую стену между нами и соединять губы в поцелуе в тот самый момент, когда умирала мама?

— Ли, я просто хочу с тобой поговорить.

Еще хуже.

— Мы разговариваем прямо сейчас, — произнесла я, и с этими словами внутренности скрутило в множество узлов.

Бред, бред, бред. Это слово эхом отзывалось у меня в голове, и я попыталась затолкать его подальше, чтобы больше не слышать.

Только когда Аксель отвернулся, я заметила, что у него трясутся плечи. Он поднял руку, чтобы ослабить узел галстука, и направился в другой конец помещения. Словно вспышка, в голове загорелся образ будущего: я увидела, как расстояние между нами растягивается, раскручивается, будто измерительная лента, до тех пор пока не превращается в тысячи и тысячи километров. Пока мы не оказываемся так далеко друг от друга, как только могут быть два человека, не покидая поверхности Земли.

Чего он собирался добиться разговорами? После всего, что произошло с моей матерью?

Разве можно было что-то исправить?