Потерянный ребенок

Эмили Гунис, 2019

Джесси Робертс, страдающая от послеродовой депрессии, уверена, что врачи под видом лечения пытаются отравить ее новорожденную дочурку. В ужасе молодая мать бежит из больницы вместе с ребенком. Ее сестра, журналистка Айрис Уотерхаус, бросается на поиски и постепенно понимает: случившееся с Джесси связано с жестоким убийством, случившимся в коттедже «Сивью» много лет назад, после чего уцелел лишь один человек – Ребекка Уотерхаус, их с Джесси мать. Но что произошло в коттедже «Сивью» в действительности? И какие тени трагедия прошлого отбрасывает на женщин семьи Уотерхаус? Айрис должна докопаться до правды, пока не стало слишком поздно…

Глава четвертая

— Как вас зовут?

Приглушенный женский голос тянет меня, но мои веки настолько отяжелели, что я с трудом могу их открыть. Рядом слышен громкий шум моря, и я чувствую холодный, мокрый песок под своими дрожащими ногами. Разбитые ракушки царапают мою кожу, словно когти. Я нахожусь у самого берега моря; вода то проносится подо мной, то удаляется. Ледяной ветер силен, и прилив тянет меня к воде, туда, где я хочу быть.

Женщина наклоняется и накрывает меня пледом.

— Вы меня слышите?

Я поворачиваюсь и смотрю на нее, замечая, что она одета в зеленую форму. Женщина представляется как Клэр, но я слишком замерзла, чтобы что-то ей ответить.

— Нам нужно отнести вас подальше от воды, в тепло. Вы можете попробовать встать?

Появляется мужчина, и они вдвоем берут меня под руки.

— Раз, два, три.

Мои конечности онемели — я стону от боли.

— Вы можете сказать, сколько вы здесь пробыли?

Я не отвечаю вслух, но вспоминаю, что я ушла вскоре после обеда, а сейчас уже темнеет. Я промерзла насквозь, в животе так пусто, что в нем жалобно урчит, но я не знаю, когда или как я сюда попала. Я стою и смотрю на море, у меня жутко дрожат ноги, и когда я опускаю взгляд, то понимаю, что на мне нет обуви. Возможно, я сняла ее, когда пошла к воде? Я смотрю на скамейку у края залива, но обуви там нет.

— Вот так. У вас отлично получается. Вы не помните, может, кто-то вас сюда сегодня привез?

Женщина плотнее укутывает меня в плед. Морской ветер бьет мне в лицо.

Сегодня темный, пасмурный день, и море выглядит таким же серым, как и в тот день, когда я оставила ее. Воздух, как и тогда, кажется настолько холодным, словно он состоит из капелек льда. Я закрываю глаза и пытаюсь вспомнить ее, в тысячный раз за день: ее запах, ее волосы, ее кожу — но с каждой новой попыткой сердце мое разрывается.

— Нам нужно занести вас в машину скорой помощи, немного согреть. Давайте вы приобнимете нас, чтобы мы помогли вам идти?

Я поворачиваюсь и смотрю на лицо женщины. Ее губы шевелятся, но мой разум слишком слаб, чтобы понять, что именно она говорит, поэтому я снова оставляю ее без ответа. Мысли снуют в голове, запутываясь, как водоросли у меня под ногами.

— Я никогда не должна была оставлять ее, — шепчу я, но шум моря заглушает мои слова.

— Вот так. Не спешите, иначе у вас закружится голова, — говорит она. У нее короткие и волнистые волосы, заколотые назад невидимками, на ней нет макияжа. Она продолжает улыбаться мне, и в уголках ее глаз появляются морщинки, но я не улыбаюсь в ответ.

Я вернулась сюда, чтобы побыть с ней рядом, я не хочу уходить. Здесь я в последний раз держала ее на руках.

Они уводят меня, а у меня нет сил им помешать. Меня всю трясет, и ноги меня не держат. Мужчина накрывает меня еще одним пледом. Это не помогает. Я и не знала, что может быть настолько холодно.

— Вот так, хорошо. Видите машину скорой там, наверху? — спрашивает он. — Мы сейчас идем как раз туда. Мы возьмем на себя большую часть вашего веса. Вот так.

Когда мы начинаем идти, меня пронизывает непреодолимый страх. Я понимаю, что это конец. Я сюда уже никогда не вернусь и никогда не смогу так отчетливо вспомнить те бесценные дни, когда она была моей.

— Я не оставляла ее, я просто хотела поплавать, — говорю я, но рев моря снова заглушает мои слова.

— Сегодня слишком холодно, мисс, купаться нельзя, — добавляет женщина, не понимая смысла моих слов. На вид она такая молодая, только-только окончила школу. Идти далеко и трудно, и мои ноги вязнут в песке.

Я оглядываюсь назад, и море, как и тогда, шепчет мое имя.

Мы доходим до открытых дверей машины скорой помощи. Мне помогают подняться по металлическим ступенькам, укладывают на кровать. Поднимают бортик, чтобы я не выпала, как будто я снова стала малышкой и меня уложили спать в детской кроватке. Я закрываю глаза и прислушиваюсь к биению своего сердца.

Женщина ощупывает мою ладонь.

— У вас слишком замерзли пальцы, чтобы взять анализ крови. Я подержу вас за руку и погрею вас.

Я не хочу, чтобы она касалась меня. Я вырываю руку, но она настаивает, надевает что-то мне на палец и вокруг предплечья. Я пытаюсь избавиться от них, но женщина крепко держит меня. Я начинаю злиться. Я хочу побыть одна у моря и вспомнить ее, вспомнить последние мгновения, когда во всем мире были только моя малышка и я. Я не хочу уходить.

— Пожалуйста, оставьте меня здесь, — говорю я. — Мне плевать, если я умру.

Но она повернулась ко мне спиной и не слышит меня.

— Как она? — спрашивает мужчина у двери.

— Становится возбужденной. У нее брадикардия и гипотермия, низкая температура, тридцать четыре. Уровень кислорода шестьдесят. Давление девяносто на пятьдесят пять. Забираем ее.

— Включать сирену?

— Обязательно. Сейчас будут пробки.

Она отвлекается на свои записи. Жаль, что у меня нет сил бежать.

Я оглядываюсь и вижу, как мужчина закрывает задние двери. Я бросаю последний взгляд на море. Оно зовет меня. Я была здесь раньше.

Они ошиблись. Все это время они не знали правды. Я не брала свою малышку в море.

Я оставила ее в пещере. Я собиралась вернуться к ней.

Машина скорой помощи грохочет по дороге. Я проваливаюсь в полудрему, затем просыпаюсь от резкой остановки. Задние двери открываются, вокруг меня начинают суетиться медики. Судя по их голосам, они взволнованы.

— Температура падает — тридцать один. Помогите ее поднять!

Они берут носилки, выносят меня из машины скорой, направляясь в сторону ярко освещенного входа. «Отделение неотложной помощи», — читаю я, но красные буквы режут мне глаза.

Я медленно поворачиваю голову и вижу, как к нам бежит медсестра. Свет в коридоре слишком яркий. Больше всего на свете я хочу снова оказаться у моря, в темноте, наедине с воспоминаниями о моей малышке.

— Нас вызвал к бухте Уиттеринг случайный прохожий. Когда мы приехали, она сидела у воды и, по всей видимости, была не в себе. Температура тела упала с тридцати четырех до тридцати одного, пульс сорок. Мы спрашивали, как ее зовут и сколько ей лет, но она не отвечает.

— Третья палата, — медсестра в белом халате наклоняется ко мне. — Эй! Вы меня слышите? Меня зовут Хелен, я медсестра. Скажите, как вас зовут?

Я закрываю глаза и отворачиваюсь. По моей щеке скатывается слеза. Лишь бы они все ушли.

— Она очень бледная, губы посинели. Нужно отвезти ее в реанимацию. Я позову врача.

Носилки снова движутся; на этот раз вокруг еще больше людей. Все так громко, так ярко. Мне страшно. Мне не скрыться. Я не боялась, когда была в воде, я хотела, чтобы море хоть в этот раз забрало меня. Я не хочу всего этого. Я не хочу здесь оставаться.

— Давайте ее переложим. Раз, два, три, подняли!

Меня кладут на другие носилки. Я прошу оставить меня в покое, но меня никто не слышит.

— Надо снять с нее мокрую одежду, — говорят они, хватая мои руки, ноги. Все тело жутко болит.

Они с резким шумом снимают манжету тонометра.

— Девяносто на шестьдесят, — произносит кто-то.

Пожалуйста, дайте мне умереть. Носилки слегка покачиваются, словно я лежу в лодке. Я закрываю глаза, стараясь представить, что я у моря. Если бы только у меня тогда хватило духа зайти в воду.

Носилки дергаются, бортики опускаются, и я хватаюсь за края, чтобы не упасть. У меня начинает кружиться голова, я пытаюсь отвернуться от всех этих людей, но мне не хватает сил.

Звучит еще один голос.

— Эй, вы меня слышите? Я доктор Харди, отделение реанимации.

Он щиплет меня чуть выше ключицы. Мне больно, и на секунду я открываю глаза.

— Мы знаем, как ее зовут? С ней кто-нибудь был?

Он кажется взволнованным. Меня подташнивает, и вдруг тело начинает согреваться.

— Ее заметил на пляже случайный прохожий. Она так и не сказала, как ее зовут.

Тепло медленно расползается по моему телу. Внезапно мне становится нестерпимо жарко. Я пытаюсь сбросить с себя одеяло. Меня снова им накрывают.

— Подключайте кислород.

Еще больше ужасного шума. Мне надевают на лицо маску, в ушах стоит шипение. Я пытаюсь ее снять, но меня останавливают и приказывают дышать. Вдох, выдох. Вдох, выдох.

Это как прилив. Его не остановить.

Я пытаюсь мысленно вернуться в тот день. Вспомнить последние мгновения рядом с ней. Где-то звучит детский плач, и я оглядываюсь по сторонам.

Слезы наполняют глаза, я чувствую давление в груди. Мне хочется крикнуть им, чтобы они убирались, но голос меня не слушается.

— Воздух поступает в легкие. Пульс сорок. Давление девяносто на шестьдесят. Температура? Нужно ставить катетер, делать анализ крови и ввести ей внутривенно разогретый раствор.

— Слышите, ребенок плачет, — пытаюсь произнести я сквозь маску, но слова застревают в горле.

— Что-что? — Медсестра на секунду прерывается и наклоняется ко мне, приподнимая мою маску. — Что вы сказали?

— Ребенку нужна помощь.

Я не в силах унять охватившую все тело дрожь.

— Все в порядке. Не волнуйтесь.

— Что они с ней делают? — Этот плач уносит меня в прошлое.

— Вы можете сказать нам, как вас зовут, чтобы мы могли связаться с родными? Я уверена, что они очень за вас волнуются.

— Моя девочка так же плакала. Я ее не бросала. Я собиралась вернуться.

Медсестра гладит меня по волосам и надевает маску обратно.

— Она совсем не в себе, — говорит она.

Я закрываю глаза и мысленно возвращаюсь в бухту — туда, где все закончилось, и туда, где все началось.