Разорванные цепи

Эмилия Ахмадова, 2017

Трогательная история, которая обращается к широкой аудитории, поскольку касается щекотливых и нечасто обсуждаемых вопросов. В центре повествования лежит важнейший вопрос: «Каково это – жить с глубоким чувством внутренней свободы?» Автор начинает рассказ со случайной встречи родителей главной героини и демонстрирует нам, как это знакомство приводит к отношениям, которые заканчиваются нежелательной беременностью. Эсмира, мать главной героини, воспитывает дочь в одиночестве в очень трудных условиях. Теперь, когда Сильвана выросла, она сталкивается с проблемами взросления и ужасами семейной тирании.

Глава 4

Сильвана приходит в этот жестокий мир

В дождливую сентябрьскую ночь под зловещие раскаты грома Садагет ловила такси на улице. Вместе с Эсмирой они отправились в больницу имени Нариманова, чтобы вызвать преждевременные роды и оставить там ребенка. По прибытии их попросили в регистратуре оформить заявление на отказ от ребенка и разрешение на его усыновление. Эсмира подписала все необходимые документы, чтобы отдать ребенка в другую семью. Медсестра привела ее в палату, где Эсмира увидела женщину, кормящую грудью своего новорожденного ребенка. Она поприветствовала соседку и затем устроилась на своей постели. Когда Садагет ушла, Эсмире дали питоцин для стимулирования родов.

Переодевшись в голубую сорочку с маленькими пуговками впереди, она немного поговорила с соседкой по палате и уснула. Совершенно неожиданно ей приснился странный сон. Во сне Эсмира увидела Иисуса Христа, лежащего во гробе в длинной белой тунике в окружении многочисленных женщин, умоляющих его о помощи и заступничестве. Он открыл глаза и сказал, улыбаясь: «Ваша мольба услышана. Я помогу вам».

Садагет вернулась на следующий день в обед. Когда она добралась до больницы, Эсмира уже мучилась от тяжелых схваток. Воды ее отошли. Она держалась руками за живот, корчась от боли:

— Мне нужно болеутоляющее! У меня нестерпимо болят живот и спина!

— Позвольте мне посмотреть шейку матки, чтобы узнать, на сколько сантиметров она расширена, — сказала женщина-врач.

Когда Садагет вошла в палату, доктор осматривала шейку матки у Эсмиры.

— Пришло время отвезти Эсмиру в родильный зал. Шейка у нее расширилась на 4 см, она скоро раскроется, — сказала врач стоящей рядом медсестре.

Подойдя к Эсмире, Садагет сказала:

— Добрый день.

Врач повернулась к ней:

— Добрый день. Вы мать Эсмиры?

— Да, — Садагет улыбнулась.

— Приятно познакомиться. Я доктор Вюсаля Касимова. Мы должны перевести вашу дочь в родовую. Но прежде я должна прояснить некоторые детали. Вы знаете, что, как только ребенок появится на свет, его тут же заберут у вашей дочери?

Садагет приложила ладонь к лицу и склонила голову:

— Да, мы знаем. Мы договаривались об этом.

— Что насчет отца ребенка? Он знает об этой договоренности?

Садагет наморщила лоб:

— Он оставил мою дочь и не хочет ничего знать о ребенке.

— Но я должна убедиться, что условия в подписанном документе вам ясны. Если передумаете, то у вас есть право оставить ребенка, — предупредила доктор.

— Спасибо, Вюсаля-ханим, за вашу заботу, но мы не передумаем, — уверенно произнесла Садагет.

— Отлично! Эсмира, мы отвезем тебя в родовую. Мне нужно кресло, чтобы перевезти пациентку! — доктор Вюсаля обратилась к медсестре.

Медсестра покинула палату и вернулась с креслом. Она помогла Эсмире сесть в него и повезла ее в родильный зал.

— Мама, не оставляйте меня! Мне так больно, — сказала Эсмира, закрывая живот руками и покрываясь обильным потом, глаза ее закрывались на короткие мгновения.

— Мне можно в родовою? — спросила Садагет, видя беспокойство Эсмиры.

— Хм-м, обычно мы не разрешаем посетителям, кроме отцов, входить в родильный зал, но я сделаю для вас исключение. Пожалуйста, следуйте за мной, — сказала доктор Вюсаля.

В родовом зале Эсмира легла на кровать. Доктор Вюсаля позвонила по телефону:

— Я в родовой, пришлите мне немедленно педиатра.

Она повесила трубку, вымыла руки и надела медицинские перчатки. Эсмира начала извиваться в постели от болезненных судорог.

— Можно мне обезболивающее? Я больше не могу терпеть! — умоляла Эсмира, хватаясь за живот.

Докторша подошла к ней:

— Я не могу вам дать обезболивающее прямо сейчас. Начинайте тужиться, и скоро все закончится.

Эсмира кусала губы, крепко сжимая простынь, она пыталась тужиться, но боль мешала ей. Крупные капли пота каскадом катились по лицу, она морщилась от боли:

— Я больше не могу тужиться.

— Если ты хочешь избавиться от боли, тужься, — сказала медсестра, прикладывая компресс к голове Эсмиры.

— Дыши глубже и тужься, — посоветовала доктор.

Эсмира снова начала тужиться, выдувая воздух сквозь сложенные трубочкой губы. Лицо ее исказилось глубокими морщинами, внезапно в комнате раздался громовой раскат. Она посмотрела в окно на темное небо. Вспышки молний рассекали небесное полотно, а капли дождя стекали по оконному стеклу. Она закрыла глаза, готовая расплакаться, но продолжала тужиться, пока Садагет держала ее за руку. Доктор наблюдала за ее шейкой матки.

— Эсмира, все закончится очень скоро. Ребенок выходит!

В родовую вошла женщина-педиатр.

— Эсмира, вы умница, продолжайте тужиться, — одобрительно сказала медсестра, поглаживая девушку по голове.

Эсмира усиленно тужилась. Наконец, доктор сказала восторженно:

— Ребенок вышел!

Она отрезала пуповину и подняла плачущего ребенка:

— Это девочка! — она передала ребенка педиатру. Та вытерла девочку полотенцем, приложила стетоскоп к грудной клетке, проверила легкие, сердцебиение и замерила вес. После чего врач завернула ребенка в одеяло.

— Девочка здорова, и ее вес — 2,27 кг, — объявила она, передавая ребенка матери.

Пока Эсмира держала свое крошечное дитя в руках, она поняла, что не сможет отдать своего маленького ангела. Ее материнское сердце наполнилось радостью и любовью к ребенку. Она блаженно улыбнулась и поцеловала малышку в лоб:

— Мама, я не отдам свою дочь, — сказала она, осторожно покачивая новорожденную девочку.

Пораженная, Садагет застыла на мгновение, глядя на Эсмиру широко раскрытыми глазами:

— Ты уверена, что хочешь ее оставить?

— Мама, вы только взгляните на ее лицо! Она ведь совсем как ангел. Как я могу избавиться от нее? Это моя кровинка, — сказала Эсмира, глядя на дочь с любовью и расплываясь в широкой улыбке.

Садагет взяла на руки внучку, вглядываясь в ее личико. Новорожденная напоминала Эсмиру. У нее были губы, нос и уши, как у матери. На лице малышки показалась крошечная улыбка.

— О! Она — само очарование, — сказала Садагет. Сердце ее смягчилось и наполнилось любовью к внучке. — Ты права, мы не можем ее отдать.

Неожиданно бабушка сказала:

— Вюсаля-ханим, мы заберем ребенка с собой!

Доктор Вюсаля кивнула головой и улыбнулась:

— Я рада, что вы передумали. Каждый ребенок заслуживает того, чтобы быть любимым и наслаждаться заботой своей матери. Множество женщин мечтают родить ребенка, но не могут забеременеть. А вас Бог благословил этим чудом. Храните этого ребенка, лелейте его. Какое имя вы выбрали для дочки?

Эсмира посмотрела на мать устало:

— Мы никогда об этом не думали.

Она смотрела на дочь, пытаясь подобрать имя:

— Ее зовут Сильвана.

— Какое красивое имя, — сказала доктор Вюсаля.

— Вам пора в палату, — напомнила медсестра. Она помогла встать Эсмире. Девушка села в кресло-каталку с ребенком на руках, их отвезли в палату. Садагет последовала за ними.

В палате Эсмира отдала ребенка матери и легла на кровать. Держа внучку в руках, Садагет смотрела на Сильвану с ласковой улыбкой на лице.

— Эсмира, она так похожа на тебя! Я ведь ничего не покупала для нее. Нужно пойти и купить кое-какую одежду и ткань для пеленок, — сказала Садагет, опуская малышку в кроватку.

Но только бабушка положила девочку в кроватку, как та начала плакать.

— Она, наверно, голодная, — предположила Садагет и снова взяла девочку на руки, чтобы передать ее Эсмире. — Тебе надо покормить ее.

Эсмира расстегнула сорочку и приложила ребенка к груди.

— Мне надо идти, пока магазины открыты. Вернусь через пару часов, — сказала бабушка. Тем временем Эсмира нежно держала ребенка, излучая сияющую радость.

— Ты — моя малышка. Ты — нежданная гостья. Ты — мое солнышко. Я тебя люблю, кроха. Ты — мой ангел, ты — моя радость, — пела она Сильване.

Поцеловав дочку в лобик со всей нежностью, Эсмира переключилась на мысли о Самеде и о своем будущем. Она понимала, что люди осудят ее за то, что она спала с ним без брака, но в ее положении делать что-либо было уже поздно. «И почему меня должно волновать, что подумают люди? Я не проститутка, я никого не убила, не причинила никому вреда, не пошла против своих моральных принципов и ценностных установок. В любом случае моя жизнь и счастье не зависит от этих людей».

Глядя на ребенка, Эсмира поняла, что, если она и дальше будет бояться общественного мнения и осуждения, она не сможет жить полной жизнью и быть счастливой. И хотя ей пришлось заплатить за то, что однажды проявила слабость и потеряла над собой контроль, она не собиралась опускать голову. Как только Эсмира поняла, что прошлое уже не изменить, она решила уверенно идти вперед и сделать все, чтобы не только обеспечить счастливую и полноценную жизнь своей дочери, но и почувствовать себя счастливой от этого. Новоиспеченная мать поняла, что нет смысла зацикливаться на прошлых ошибках и их негативном осмыслении. Вместо этого лучше сосредоточиться на создании стабильного будущего для нее и Сильваны. «Я буду бороться за себя и за счастливое будущее моего ребенка, и я не позволю никому помешать или испортить нам жизнь».

По предписанию врача Эсмира оставалась с ребенком в больнице несколько дней. Педиатр хотел убедиться, что ребенок мог самостоятельно дышать, а также что все его жизненно важные органы функционируют должным образом. Пока Эсмира была в больнице, Садагет купила новую одежду и небольшую кроватку для внучки. Она снова пыталась дозвониться до Самеда, но так как попытки были тщетными, она отправилась прямиком в университет. Оказавшись там, она встретила его друга Намика, 25-летнего азербайджанского студента с оливковым цветом лица. В сравнении с Садагет, рост которой был почти карликовым и составлял всего 152 см, Намик казался гигантом. Она испытывала неловкость при общении с ним, так как ей пришлось задирать голову, чтобы увидеть его лицо. Паренек дал Садагет номер телефона Татьяны, сообщив, что Самед живет у нее. Прежде чем уйти из университета, Садагет сказала Намику:

— Может быть, я так и не найду Самеда. Если увидите его, пожалуйста, скажите, что моя дочь родила его девочку.

Его глаза широко раскрылись, и он прикрыл рот рукой:

— У него есть ребенок? Не может быть!

Садагет скрестила руки на груди, нахмурившись:

— Он бросил мою дочь как раз, когда она забеременела его ребенком.

Намик неодобрительно покачал головой:

— Я его знаю с тех пор, как он приехал в Баку, но он никогда не говорил мне ничего о вашей дочери. Он разбил много сердец. Но я просто ошарашен тем, что он оставил женщину, беременную его ребенком. Я надеюсь, он возьмет на себя ответственность за дитя.

— Спасибо за заботу, молодой человек, — ответила Садагет.

— Мне пора на лекцию, — сказал молодой парень, глядя на студентов, поднимающихся по лестнице.

— До свиданья, еще раз спасибо, — повторила Садагет, направляясь прочь.

— До свиданья, — сказал друг Самеда, уходя. «Я думал, что Самед осторожен. Как ему удалось оплодотворить ее?» — размышлял Намик по пути в класс.

Через три дня Эсмира с новорожденной дочкой покинула больницу. Увидев молодую девушку с ребенком на руках, соседи были поражены неожиданным пополнением в семье Садагет, так как Эсмира скрывала и свой фальшивый брак, и беременность. Именно поэтому теперь они задавались вопросом, кто же отец ребенка. Некоторые соседи, стоявшие на улице во время возвращения Эсмиры, уже начали сплетничать:

— Не могу поверить, что дочь Садагет родила ребенка вне брака! Какой стыд!

— Как же ей удалось скрыть беременность?

— Знаете ли вы, кто отец?

— У них жил какой-то молодой человек, может, он отец.

— Я думала, это был племянник Садагет.

Сплетням и слухам, казалось, не будет конца. Каждый выход из дома становился испытанием как для Садагет, так и для Эсмиры. Только маленькая Сильвана не подозревала о том, какие недобрые разговоры ходят вокруг нее и ее близких.

После родов Эсмира взяла на работе трехмесячный отпуск по беременности и родам. Но она была довольно ленивой девушкой, поэтому Садагет во всю помогала ей ухаживать за ребенком. Молодая мать не утруждала себя ночными подъемами для кормления ребенка. Садагет просыпалась ночью и кормила плачущую Сильвану из бутылочки. Вместо того, чтобы стирать одежду и пеленки Сильваны, Эсмира замачивала их в воде на несколько дней. Увидев вещи бесполезно мокнущими в воде, Садагет стирала их, ругая Эсмиру. Вдоволь наевшись нерадивостью дочери, Садагет принесла полное ведро воды с грязными подгузниками прямиком своей дочери, когда та кормила малышку грудью.

— Почему ты оставляешь грязные подгузники в ведре на несколько дней? Понюхай эту воду! Она плохо пахнет, и там развелись черви, — сказала Садагет, поднося ведро прямо к лицу дочери.

В раздражении Эсмира оттолкнула ведро:

— Я кормлю ребенка. Как вы можете пихать это ведро мне прямо в лицо! Просто выбросите их!

Садагет поставила ведро рядом с Эсмирой.

— Я не буду ничего выбрасывать. Я платила деньги за них. Когда покормишь Сильвану, то встанешь и постираешь их, — скомандовала мать. Она вышла из комнаты, не дав Эсмире возможность сказать хоть слово. Чтобы избежать ее упреков, Эсмира, покормив дочь, постирала одежду и подгузники.

После рождения Сильваны прошло несколько месяцев, а от Самеда ничего не было слышно. Слухи о том, что у Эсмиры появился незаконный ребенок, продолжали распространяться и даже дошли на работу к Садагет. И тогда подруги стали расспрашивать ее об отце ребенка. Это доводило ее до бешенства. Иногда она даже говорила:

— Занимайтесь своим делом и оставьте мою дочь в покое. Моя дочь — не ваша забота.

Самед продолжал жить с Татьяной, пока не застал ее флиртующей с другим мужчиной. Он проснулся ночью из-за позывов мочевого пузыря. Не обнаружив Татьяны рядом, он вышел из спальни и увидел, как она, сидя на диване в гостиной, разговаривает по телефону. Его лицо нахмурилось: «С кем она говорит так поздно?» Медленно на цыпочках Самед вернулся в спальню и поднял трубку другого телефона, приложил ее к уху и услышал мужской голос, разговаривающий с Татьяной на русском языке. Самед присоединился прямо к началу кокетливой и развратной болтовни.

В общении с Татьяной русский кавалер употреблял такие вульгарные и откровенные словечки, которые Самед до сих пор считал только своей личной привилегией. Понимая их разговор, обманутый любовник сначала обрадовался, что он выучил русский язык. Но в следующий миг все его мышцы напряглись, а сердце наполнилось гневом, он плотно сжал зубы.

«Эта шлюха ведет вызывающе вульгарную беседу с каким-то ублюдком. Совокупляться с мужчинами ей мало, теперь она занимается сексом по телефону. Какая отвратительная женщина!»

Внезапно мужчина сменил тему:

— Почему ты изменила цвет волос? — спросил он. — Ты выглядела так соблазнительно со светлыми волосами, когда мы встречались последний раз.

Татьяна потрогала свои волосы и вытянула гибкие ноги:

— Мне захотелось выглядеть по-новому. А тебе не нравится?

— Милая, ты всегда выглядишь великолепно, но я привык к твоим светлым волосам, — сказал русский парень в своей наглой и непристойной манере.

— Ладно, Коля, я снова перекрашу волосы в белый, только чтобы ты был счастлив, — сказала Татьяна мягким голосом, накручивая на палец локон своих черных волос.

— Я буду счастлив, когда ты перестанешь крутить с другими мужчинами. Когда ты прекратишь дурачить того азербайджанского идиота?

— Когда придет время, — захихикала Татьяна. Тебя ведь не волновало, когда я встречалась с англичанином. Почему ты ревнуешь сейчас? — Татьяна спрашивала удивленно, параллельно поглядывая по сторонам, чтобы убедиться, что Самеда нет рядом.

— Ревность тут вообще ни при чем. Я и сам спал с другими женщинами. У нас с тобой всегда была жаркая страсть, и мне это нравится. Но что-то произошло со мной, когда я принял православие. Я встретил хорошего священника в церкви, который указал мне на мои ошибки и раскрыл мою греховную натуру.

— Так вот почему я о тебе ничего не слышала столько времени, — просияла Татьяна. Она поджала губы, скривив их в легкой улыбке. — Обычно ты меня звал, чтобы удовлетворить свои грязные желания.

— Татьяна, это было в прошлом. Дай мне закончить! — взмолился Коля, взволнованный игривым хихиканьем собеседницы.

— Мне все равно, — скучающе сказала Татьяна, нарочито громко зевая.

— После разговора со священником я стал ближе к Богу и понял, что если я не изменюсь, то меня ждет ад.

— С каких пор ты начал так беспокоиться о своей душе? — сказала Татьяна насмешливо, закатив глаза.

Коля глубоко вздохнул с явным разочарованием:

— Татьяна, ты можешь быть хоть раз в жизни серьезной? Мы, люди, удовлетворяем свою похоть точно так же, как животные, не задумываясь о последствиях своих действий, а это неправильно. Мы должны заниматься этим не ради удовольствия, а только по любви. Секс вне брака — это грех.

Татьяна не могла поверить своим ушам:

— Господи, этот батюшка промыл тебе мозги!

— Он не промывал мне мозги, а только открыл глаза на мои проступки, — возразил Коля.

Татьяна села, скрестив ноги — левая поверх правой.

— Коля, ну я правда не понимаю таких мужиков, как ты. В начале разговора ты был возбужден и пытался склонить меня к грязным фантазиям. Так почему ты сейчас изображаешь из себя святошу?

«Почему она не может заткнуться и повесить трубку, — подумал Самед. Он очень устал слушать их неприятный разговор. — И почему я оставил Эсмиру ради этой дряни? Если б не моя ненасытная похоть, я бы женился на Эсмире. Но моя извечная проблема в том, что мне не хватает отношений с одной женщиной».

— Я обычный человек с эмоциями и желаниями, и я не совершенен. Поэтому, когда ты позвонила мне, не мог сдержать свое желание, — продолжал Коля.

Самед сидел на кровати, стараясь не шуметь, и продолжал слушать, стиснув зубы и до боли сжав ладони в кулаки.

— Ты не любишь того дурачка. Он обманщик и злой человек. Зачем тебе такой, как он? — настойчиво спрашивал Коля.

Услышав это, Самед чуть не раскрошил телефонную трубку в руке. Если бы собеседник Татьяны был рядом, он совершенно точно навешал бы ему тумаков. «А я и правда дурак, раз бросил достойную и целомудренную женщину ради отпетой шлюхи, которую использовали все в округе, которая переспала в каждой постели».

— Он хороший любовник, убирает квартиру и ходит за покупками. Проще говоря — у меня мужчина в доме, — отчитывалась Татьяна, накручивая волосы на палец и кривляясь.

«Ей нужен уборщик в доме и партнер в постели, не мужчина. Вот почему она бегала за мной», — размышлял Самед, чувствуя себя преданным и обманутым.

— Забудь об этом и оставь его. Ты не можешь спать с кем попало, это грех. Так нельзя! — воскликнул Коля.

Татьяна прошлась по комнате.

— Когда мы с тобой занимались любовью, у меня был другой мужчина, а ты встречался со Светланой. Почему в то время ты не думал о том, что это неправильно и грешно? — насмехалась Татьяна.

— Но теперь я другой человек. И если ты не изменишься, то расплатишься своей душой.

Раздраженная этими словами, она сказала:

— Это моя жизнь, мне не нужны проповедники. До тех пор, пока этот идиот знает, как сделать меня счастливой и удовлетворить мои потребности, я буду вместе с ним, — отрезала она и положила трубку.

Когда разговор окончился, Самед крепко сжал кулак: «Я задушу эту шлюху голыми руками, — думал он, разъяренный от гнева. Но, поразмыслив немного, он поостыл. — Не будь дураком. Оставь ее в покое. Ты же всегда знал, что она встречается с другими. Ты, что, хочешь окончить в тюрьме за ее убийство?»

Самед положил трубку и пошел в туалет. Выходя оттуда, он намеренно громко хлопнул дверью. Пораженная, Татьяна вошла в спальню.

— Я слышала, ты дверью стукнул. Все в порядке? — спросила она на ломанном азербайджанском.

— Да, все в порядке, — сказал Самед, стараясь сдержать гнев, слабо улыбаясь. — Почему ты не спишь так поздно?

— Я проснулась от ужасного кошмара, у меня разболелась голова, поэтому я не могла уснуть. Решила почитать в гостиной, — притворяясь, Татьяна, смотрела ему в глаза, не моргая.

Конец ознакомительного фрагмента.