За дверями Стамбула

Эльмира Кайыш

Я люблю проводить время в одном стамбульском ресторане, расположенном на берегу Босфорского пролива, в районе под названием Ортакёй. Ароматный воздух с неизменными нотками пряностей, горячий турецкий кофе, запах свежей выпечки и морской соли; легкий бриз мягко сдувает жару уходящего дня. Я жду, когда наступит закат (уже скоро!), который багровыми и золотыми красками заиграет на куполах мечети, зальет огненными бликами морскую гладь…

Глава 2. Стамбул, я твоя иностранка

Здание цвета слоновой кости, в котором работала Анна, представляло собой образчик классической архитектуры прошлого века с высокими потолками, фресками, пилястрами и большими арочными окнами. Оно выделялось среди остальных, воплощая в себе достоинства минувшей эпохи, и внешнее великолепие подчеркивало его важное значение в ней. Едва посетитель входил в подъезд, как оказывался погруженным в величавое спокойствие, свойственное тому времени.

Широкая мраморная лестница, устланная бордовой ковровой дорожкой, опоясывала собой шахту старинного лифта, находящуюся в центре просторной площадки. Заключенный меж решеток механизм имел функцию вызова только на первом этаже, но перемещаться мог как вверх, так и вниз. Стены, отделанные благородным камнем, украшали картины и цветущая зелень.

Анне нужно было подняться по этой лестнице к двустворчатой высокой деревянной двери и несколько раз провернуть ключ в замке, чтобы попасть в оживленный офис, заполненный компьютерами и другой техникой, а также макетами и книгами. В кабинете с высоким потолком, широкой дверью и просторным столом, уставленным огромными мониторами, в компании гудящих системных блоков кроме Анны обычно сидело еще три человека. Ее место было расположено таким образом, что между двумя рабочими экранами было видно большое окно в обрамлении рамы из натурального дерева, через которое открывался вид на одну из узких центральных улиц Стамбула. Она была заполнена гудящими машинами и пешеходами, которые сегодня особенно спешили, стремясь побыстрее убежать от непривычного для них холода туда, где можно выпить согревающего напитка в тепле и комфорте, подальше от причуд разбушевавшейся погоды.

Образовывали улицу плотно сомкнутые друг с другом стены жилых домов, архитектурный стиль которых напоминал здание, в котором работала Анна. Но все равно они все оставались разными по цвету и оформлению. Огромные парадные, высокие потолки, лифты, которые в те времена были столь редки, фрески, лепнина, настенная роспись — все здесь дышало памятью о прошлом веке и людях, имевших когда-то влияние и силу.

Внезапно Анне ужасно захотелось оказаться в кресле на своем балконе. Закутаться в теплый плед, заварить ароматный чай, и сидеть в обнимку с книжкой, наслаждаясь свежим воздухом, возможно, немного чересчур прохладным, но зато не душным; вслушиваться в волнующие звуки ветра и дождя, шум города, шаги прохожих. Одиночество никогда не пугало ее; будучи единственным ребенком, она привыкла к нему с детства и давно и бессовестно им наслаждалась, сознательно избегая общества.

Но до кресла и балкона было далеко, потому что работы сегодня было много: руководитель проекта Мерьем уехала в долгожданный отпуск, а при этом часть ее по-прежнему оставалась на рабочем месте — из Праги регулярно поступали звонки, и динамик сообщал бодрым голосом о готовности работать в любое время суток, только бы отдыхать поменьше. В этом не было ничего удивительного, если подумать: работа для нее стала семьей, офис — домом, проекты — детьми, ответственность перед компанией — главным в жизни долгом. А положительные эмоции приносили благодарности клиентов и удовлетворение от построенных и сданных объектов. Гордость переполняла ее, когда здания начинали функционировать и могли существовать уже без нее, а на их место приходили новые планы и идеи. Мерьем в свои тридцать пять лет открыто заявляла, что не планирует создавать семью, что денег у нее вполне достаточно, а когда кто-то из сотрудников приводил на работу ребенка, она, грустно взглянув на него, спешила уйти в дела с головой, объясняя, что не любит, не понимает детей, и вообще все это не для нее.

Анна не разделяла взглядов начальницы и даже подозревала, что та несколько лукавит, постоянно напоминая коллегам о своих антисемейных настроениях. Она, конечно, тоже любила свою работу, но ещё больше хотела любить и быть любимой, когда — нибудь встретить мужчину своей мечты, завести семью, родить ему детей.

Сейчас ей было хорошо, она наслаждалась своей незамужней жизнью наедине с книгами и хобби, а в качестве общения ей вполне хватало посиделок с друзьями и коллегами по выходным и ежедневной суеты на работе. Однако она не сомневалась, что когда окончательно привыкнет к жизни в Турции и освоится, ее непостоянный характер потребует изменений, и ей придется совершить новый шаг вперед, который, возможно, наконец подарит ей настоящее счастье. В глубине души Анна даже была в этом уверена, потому что какая-то часть ее уже сейчас мечтала, чтобы дома стало весело и шумно, а звуки жизни заглушили бы неуверенность, которая временами охватывала ее, неприятные воспоминания, возникавшие в голове, и меньше времени оставалось бы на книги. Тогда бы она точно разлюбила одиночество, отдала бы себя в надежные мужские руки, создавая вокруг уют и даря любовь супругу и детям.

Подсознательно она давно ждала, и ждала с нетерпением, когда к ней придет большая любовь и принесет незабываемые приключения, о которых она будет рассказывать своим детям и внукам, а потом этот бурный поток незаметно погрузит ее в водоворот спокойной, размеренной, счастливой семейной жизни.

На расписных стенах кабинета висели чертежи и наброски, бережно выполненные рукой архитектора, во времена которого еще не пользовались компьютерами и принтерами, и который с удовольствием влился в новый век технологий, даже не подумав бросить или сменить работу. Вот и сейчас он сидел перед монитором, с абсолютно прямой спиной, в присущей ему одному манере, а его выразительные большие глаза увлеченно наблюдали за построением трехмерной визуализации собора. Среди зданий Нишанташи были проекты, сделанные им еще в XX веке, выполненные на огромных листах ватмана с помощью линеек, лекал и рапидографов.

Тогда еще не было возможности так легко изобразить будущее здание в трехмерной проекции, а теперь все было в его руках, и он с удовольствием пользовался новыми возможностями, несмотря на свой возраст.

Анна познакомилась с Ходжа в один из первых рабочих дней, и они сразу подружились. Она искренне восхищалась им и относилась к нему трепетно, как к живому доказательству существования истории светской архитектуры. Ходжа знал, казалось, буквально все, но при этом был открыт для любой новой информации. Речь его была выразительной, а голос приятным; они много разговаривали и, возможно, именно благодаря присутствию рядом этого замечательного человека самые сложные первые месяцы адаптации к новой стране и культуре прошли для Анны намного легче, чем это могло быть.

Профессор Ходжа был добрым, умным и культурным пожилым дженльменом; он не давал ей раскиснуть своей требовательностью, невероятной активностью и трудолюбием. Его глаза улыбались даже тогда, когда говорил он очень серьезным тоном, а из его стола постоянно появлялись разные интересные конструкции: маленькие модели локомотивов, знаменитых памятников архитектуре и многое другое.

Он часто дарил Анне книги и чертежи, выполненные его руками, а также некоторые предметы из своей разнообразной коллекции, например, ящик с керамической мозаикой или трехмерные открытки. Профессор часто рассказывал молодой прилежной слушательнице о своей жене, в которую был безумно влюблен. Сердце Анны замирало, когда он, позвонив ей, спрашивал: «Как дела у моей любимой?», а потом рассказывал коллегам, какие подарки ей сделал. Жена Ходжа, однозначно, была одной из самых счастливых и уверенных в себе женщин.

Профессор сидел справа от Анны. Слева от нее сидела Джерен, девушка с длинными русыми кудрями и худеньким лицом, на котором светились темные любопытные глаза. Широкие бедра придавали типично восточный силуэт ее фигуре, а небольшой рост, подчеркнутый плотным телосложением, словно окружал ее облаком повышенной гравитации. Она постоянно жаловалась на здоровье и хроническую усталость.

Из-за отсутствия общих интересов Анна практически не общалась с ней на темы, не касающиеся работы. Исключение составляли неожиданные вопросы с подвохом, которые любила задавать девушка, бесцеремонно вторгаясь в личное пространство коллег. Джерен попала к ним всего неделю назад, потому что не нашла общего языка с сотрудниками другого отдела, а неконфликтная по натуре Мерьем решила, что у нее в команде таких трудностей не возникнет.

Возможно, эта мысль пришла ей вголову из-за присутствия Ходжа, при котором никто не решался позволять себе лишнего в поведении. Таким образом Джерен, любившей посплетничать, ничего не оставалось, кроме как уходить с подругами из других отделов на террасу.

Кроме личного общения, Анне приходилось постоянно обращаться к другим сотрудникам для решения всевозможных рабочих вопросов. В такие моменты манеры Джерен частенько приводили ее в бешенство, отчего отношения между ними испортились окончательно. В результате Анна была вынуждена постоянно ловить на себе неодобрительные взгляды слева и делать вид, что ничего не замечает.

Когда до конца рабочего дня осталось часа полтора, в кабинет зашел красный и взъерошенный после нескольких совещаний директор. Увидев пустующее место Мерьем-ханым⁶, он, развернувшись, было направился к выходу, но, неожиданно остановившись, посмотрел на Ходжа.

— Ходжа, нам необходимо взяться за проект для арабов — стилизованной копии АйяСофии. От нас уже ждут концепцию, — сообщил он безапелляционным тоном. — Мне нужно, чтобы ты принял участие в этом проекте: там накопилось много незаконченной работы. Все сейчас очень заняты, и если ты окажешь нам помощь в столь трудное время, я буду тебе очень признателен.

Несмотря на видимость просьбы, интонация, с которой Мехмет-бей⁷ высказал все это, подразумевала, что он не ожидает возражений.

«Он не зря сказал это в слух в присутствии свидетелей, — подумала Анна. — Он скорее сообщает об уже свершившемся факте, нежели просит».

В доказательство ее подозрений начальник, не дождавшись ответа, продолжил идти по направлению к двери. Его остановил спокойный голос старика, который медленно произнес:

— Мехмет-бей, ты знаешь, что уменя есть свои собственные дела и проекты. Я могу время от времени работать в команде в роли консультанта, но я не могу руководить проектом. — Он мягко улыбнулся. — Мне быхотелось успеть закончить свою книгу при жизни, если ты позволишь.

— Я дам тебе в помощь любого архитектора, какого ты захочешь. С кем бы ты хотел работать?

«Если он согласится, кому-то здорово повезет», — усмехнулась про себя Анна, услышав предложение директора.

— В общем, ты пока все обдумай, а завтра мы вернемся к этому разговору.

Недожидаясь ответа, Мехмет-бей быстрым шагом, не попрощавшись, вышел из кабинета. Сквозь дверь они услышали, как он громким голосом зовет своего шофера.

— До свидания, — вежливо сказал Ходжа ему вслед, все так же мягко улыбаясь, словно директор и не заходил вовсе, а этого разговора не было.

«Интересно, как у него так получается? — разглядывая старика, с любопытством подумала Анна. — Продумывает ли он все заранее, или опыт позволяет экспромтом так удачно реагировать?»

Словно прочитав ее мысли, Ходжа лукаво усмехнулся. Джерен неожиданно вскочила со своего места и быстро зашагала всторону выхода.

«Стоило директору выйти, как у Джерен сразу появились неотложные дела за пределами рабочего кабинета. Беги, Джерен, беги, а я пока от тебя отдохну».

Накопившаяся работа заставила Анну задержаться в офисе до девяти часов. То и дело ее занятия прерывались грандиозными пятничными приготовлениями коллег: все собирались хорошенько гульнуть после тяжелой недели, несмотря на то что суббота была наполовину рабочим днем. Их ажиотаж подпитывало получение зарплаты с одной стороны и плохая погода с другой. Не выдержав натиска общественности, она согласилась отправиться вместе со всеми в недавно открывшийся бар на Истикляль, чтобы немного разбавить ежедневную рутину.

В заведении оказалось шумно и весело. Играла живая музыка: на небольшой сцене в углу молодой человек аккомпанировал на гитаре девушке, которая исполняла «Değmes ellerimiz» из репертуара Model — это была любимая турецкая песня Анны. Джерен и ее подруг не было видно, что тоже заметно поднимало настроение.

«Интересно, встречаются ли они?» — подумала она, глядя на солистку и ее аккомпаниатора: они чем-то напоминали ей парочку, которую она встретила в кафе днем, в обеденный перерыв. От нечего делать она стала фантазировать об их возможных отношениях, планах на будущее, о семьях. Ей было интересно, какие могут быть дети у родителей с такой разной внешностью.

Анна сама не знала, почему вдруг начала об этом думать; какое-то чувство внутри нее разрасталось, точно сорняк, упрямо пробивающийся между камнями мостовой. Может, это была зависть, а может быть любопытство, или и то и другое. Чтобы выкинуть из головы навязчивые мысли, она попыталась сосредоточиться на царящем вокруг нее веселье и заметила, что сидящая рядом Назлы громко хохочет.

— О чем ты замечталась, Энни? Может быть, ты наконец влюбилась? — Она с любопытством бросила на Анну взгляд, полный искрящегося смеха.

Надо сказать, выражение лица Назлы почти всегда было жизнерадостным — уверенная в себе красавица, талантливый дизайнер с прекрасным вкусом, она всегда привлекала к себе людей, сочетая с внешней утонченной хрупкостью искреннюю доброжелательность, силу и чуткость. Когда ей хотелось праздника и внимания, ее большие карие глаза с длинными темными ресницами капризно блестели; она полностью соответствовала своему имени⁸, и нетрудно догадаться, что все, в том числе и Анна, ее очень любили.

— Нет, просто она устала отвечать на вопросы Джерен и доделывать ее работу, — сказал Эркан, и все дружно засмеялись вместе с ним.

— Неважно, о чем я задумалась, лучше помогите мне отвлечься от дел. А заодно и от Джерен, — попросила Анна, вызвав у коллег еще один взрыв жизнерадостного хохота. — Скажи лучше, как поживают твои племянницы? — спросила она с хитрой улыбкой, обращаясь к Эркану; дело в том, что этот молодой парень во всем был обычным представителем мужского пола, но по какой-то неведомой причине как огня боялся даже намека на серьезные отношения с кем бы то ни было и старался избегать любых контактов с детьми.

— Это нечестно, я хотел за тебя заступиться! — возмутился Эркан. — Они меня чуть не сожрали, пока я сидел с ними. Целых три часа! Я люблю свою сестру, но с ее маленькими копиями чувствую себя абсолютно беспомощным.

— О-о-о, бедняжка! — Анна утешающе потрепала его по плечу.

После очередной рюмки текилы собравшиеся были способны сосредоточиться лишь на самых общих темах. Окончательно расслабившись, люди позволили улыбкам свободно расползтись по лицам и постепенно, внимая громким призывам музыки, переключились с разговоров на танцы. Анна чувствовала себя превосходно: казалось, что вся усталось и скопившаяся за неделю негативная энергия вытекала из нее вместе с каждым движением, совершённым в такт бьющимуся в зале ритму. Кровь, взбудораженная выбросами адреналина, давала обманчивое чувство легкости и всесилия: мозг просто не слышал сигналов тела, требовавшего остановиться и передохнуть.

Стало жарко. Лицо Анны раскраснелось, ноги гудели. В конце концов она решила выйти на улицу, чтобы подышать свежим вечерним воздухом. Ступив на заполненную гуляющими людьми пешеходную дорожку, она словно очутилась в другом мире. Всюду чувствовался ритм жизни, и всплески бушующей энергии были словно салют в честь капитуляции будней.

Постепенно компания снова собралась, но уже на втором этаже заведения. Здесь музыка была немного тише, а сиденья возле столиков — намного удобнее. Разговор возобновился; с темы политики перешли на обсуждение устройства мира и обществ, а позже — на несправедливость в различиях социальных слоев. Решения земных проблем, предлагавшиеся после приема очередных порций спиртного, звучали шумной разноголосицей, перекликавшейся с музыкой и разговорами других посетителей бара.

Анне казалось, весь мир сосредоточился в этой одной точке. Она смотрела на своих новых друзей, иностранцев, которых она три года назад знать не знала, и видела в них обычных молодых людей, точно таких же, какие когда-то окружали ее в родном городе.

— Энни, вот скажи: коммунизм — это же очень здорово? Каждому по заслугам… Почему распался ваш Советский Союз? — спросила девушка по имени Тюркян, неожиданно вызывая в памяти Анны казавшиеся такими далекими детские воспоминания. Она задумалась.

— Тюркян-джим⁹, когда распался СССР, мне был всего год, я мало что помню. — Анна немного нервно улыбнулась. — В любом случае, вряд ли ты найдешь однозначный ответ на этот вопрос. Все зависит от восприятия, а это очень субъективная штука. Я, конечно, могу пересказать несколько страниц из учебника истории, но лучше тебе почитать об этом самой.

«СССР — это палка о двух концах, — уже мысленно продолжила диалог Анна. — Ты знаешь, кто такие „кулаки“? Нет? Может быть, когда-нибудь я тебе расскажу, как раскулачили моего прадеда».

— Ладно, ребят, мне пора — такси подъехало. Тюркян, можем завтра списаться в Интернете и вместе посмотреть, если ты захочешь. Все, я ухожу. — Анна поспешно всех перецеловала и добавила: — Желаю всем хорошо повеселиться этой ночью!

Всю дорогу домой, пока она сидела на заднем сиденье такси, в памяти всплывали обрывки воспоминаний. Тяжелые девяностые, когда Анна была еще совсем ребенком: пьющий папа, плачущая мама, почему-то фотография Влада Листьева, которую целыми днями транслировали по телевизору после его убийства. Она подумала, что в то время людей занимали совсем другие вещи, потому что всегда всего недоставало. Не хватало разнообразия в еде, не было достатка, не было уверенности в завтрашнем дне, но это не мешало людям изо всех сил цепляться за жизнь.

В детстве Анна всегда думала, что такие явления, как пьющий папа и плачущая мама неразрывно связаны между собой и являются источниками друг друга. Только начав жить в достатке, ощутив некоторую уверенность в окружающем мире, она поняла, что это была реакция на бушующую вокруг стихию. Не каждый взрослый был способен справиться с тем, что в те времена свалилось на него. Земля уходила из-под ног, привычный социалистический мир рушился, чтобы перестроиться на новый лад — капиталистический.

«Всему виной погода, — подумала она. — В моем детстве было много хорошего: счастья и любви, заботы и терпения. Я хочу помнить эти чувства».

Придя домой, она сразу отправилась спать и погрузилась в тяжелый сон, от которого кружилась голова.

В этом сне Анна ждала отца, который должен был вернуться с работы. В гостиной, где она сидела, было темно, свет просачивался сквозь щель под дверью кухни. Не было страшно, но было очень грустно. Во сне она знала, что папа не вернется. Это знание сдавливало грудь, и там все болело, а к горлу подступил комок. Мама была на кухне и звала ее, но Анна не двигалась с места, продолжая ждать. Вдруг из книжной полки, размахивая обложкой, словно крыльями, вылетела книга, которую недавно читал отец. Она подлетела и упала перед ногами девочки. Маленькая Анна неуверенно подобрала ее с пола и увидела, что на обложке написано: «Надежда».

На самом деле она не прочла эту надпись, она просто знала, что там написано именно это слово, — написано большими красными буквами, которые словно врезаны в фон синего зимнего неба.

Тут открылась входная дверь — это пришел папа. Анна попыталась позвать его, но не смогла. Она побежала к нему навстречу, но к ее ногам стали падать книги с полок, преграждая ей путь. Маленькая девочка испуганно заплакала; спотыкаясь и падая, она попыталась перелезть через неожиданную преграду, и все стало исчезать; комната, папа, мама — все растворилось в холодном небытие. Осталась только Анна, застрявшая в бесконечной груде книг. Ее маленькие ноги не слушались, руки не могли найти опоры, слезы заливали лицо, рот открывался в беззвучном крике…

Она проснулась в своей съемной квартире, в Стамбуле, далеко от папы и мамы, далеко от тех времен, и почувствовала себя полностью разбитой. «Что это может значить?» — подумала она, расправляя одеяло и простыню, сбившиеся в ком от судорожных движений, которые она бессознательно совершала, находясь во власти ночного кошмара.

С тяжелым сердцем она улеглась в заново застеленную постель и через некоторое время снова уснула, на этот раз уже без неожиданных пробуждений.

В девять утра она поднялась и нехотя направилась в ванную умываться: пора было собираться на работу. В субботу у них был свободный график, но незаконченные вчера дела ждали ее в офисном компьтере. «Чем быстрее я за них возьмусь, тем быстрее они закончатся», — твердила она про себя; на вечер у нее были кое-какие планы, и Анна собиралась освободить послеобеденное время для себя.

На улице было холодно и серо. Миновав всего один квартал, она попала под мощный холодный ливень, внезапно обрушившийся на город. От него не спасал никакой зонтик, волосы и вся одежда вмиг промокли насквозь, однако девушка настойчиво продолжала идти к офису: мощь природных стихий ее скорее восхищала, нежели пугала, и она всегда немного радовалась, когда оказывалась застигнута врасплох неожиданной выходкой погоды. Даже в детстве Анна бесстрашно и восторженно встречала такие сюрпризы стихий в полном одиночестве.

Офис встретил ее непривычной пустотой и тишиной: видимо, после вчерашних посиделок в баре еще никто не очнулся; только повариха гремела посудой на кухне. Увидев девушку, она громко ахнула: пальто Анны промокло насквозь, а теплый бабушкин шарф висел на плечах тяжелой мокрой тряпкой.

Заставив ее переодеться в запасной комплект одежды, оставленный в офисе на случай внезапных деловых встреч и важных совещаний, Айше-абла¹⁰ укутала Анну в плед, сунула в руки огромную кружку горячего кофе, усадила за стол рядом с батареей, а спустя несколько минут поставила перед ней тарелку чечевичного супа, приправленного огромным количеством лимона и имбиря.

— В нем много витамина С, — сказала добрая Айше тоном, не допускающим возражений. — Съешь все, и не заболеешь.

Она работала в этом офисе уже десятый год, и, несмотря на ее заботу и милый домашний вид, все сотрудники ее уважали и боялись едва ли не больше, чем директора. Поначалу это было для Анны загадкой, и, не зная местных обычаев, она держалась с поварихой очень вежливо, послушно выполняя все указания с ее стороны. Потом она заметила, что большинство молодых людей в офисе ведет себя точно так же, и поняла, что все дело в привязанности турецкой молодежи к родному дому и семье. Местная культура требовала поддерживать крепкие родственные узы, и большинству из них тяжело давалась одинокая жизнь в чужом городе, а Стамбул, к тому же, был еще и мегаполисом, населенным куда более жесткими и закаленными людьми, чем те, к кому они с детства привыкли. Пожилая турчанка была этакой своеобразной зоной комфорта, утолявшей зудящее чувство ностальгии по родным и близким.

— Хорошо, Айше-абла, — послушно кивнула Анна, берясь за тарелку с супом, — спасибо. Здоровья твоим рукам.

Услышав это, добрая женщина засияла улыбкой и, смешно переваливаясь с боку на бок, быстрыми шажками поспешила к плите. Несмотря на некоторую неуклюжесть, Айше-абла была полна чисто женского, материнского начала, выражавшегося в необыкновенной любви к своей работе, к которой она требовала заслуженного уважения; ее присутствие создавало в офисе особую, почти семейную атмосферу.

Надо сказать, что кроме Анны в компании было много иностранцев, и каждый из них старался привнести в рабочее пространство свой собственный домашний уют. Многие современные офис-менеджеры сочли бы это неприемлемым, но уже долгое время процесс шел без малейших проблем. Возможно, дело было в том, что мало кто из сотрудников имел семью и детей, и поэтому большинство могло всецело отдавать себя работе без каких-либо ограничений. Однако и те сотрудники, у кого были дети и семьи, поступали точно так же, трепетно поддерживая рабочую идиллию.

От заботы Айше и горячего питья Анна согрелась, в голове у нее прояснилось, и работа пошла намного легче и приятнее. Дождик, барабанивший по стеклу, напоминал о детстве, о времени, проведенном на веранде в компании книг и друзей, о заботе матери и бабушки, о собаке, которая занимала в жизни Анны особое место… Да, в ее детстве было много счастливых дней, нельзя забывать этого. Оно ласкало воспоминания пробежками по высокой траве, обвивавшей голые щиколотки, наперегонки с двоюродными сестрами и братьями; обжигающей свежестью воды в недолгие купальные сезоны; теплым ветром, от которого шелестели листья на деревьях, воздухом, прогретым летним солнцем, наполненным ароматом свежескошенных трав, клубники и душицы, — или, в городе, ароматом мокрого после асфальта дождя. Согревало душу бескорыстной заботой родителей и близких.

В детстве Анна часто бывала счастлива; была она счастлива и сейчас, занятая любимой работой, окруженная уютом, созданным натруженными руками старой Айше, и теплом, исходящим от офисной батареи. Не последнюю роль в ее умиротворенном настроении играло наличие хорошей зарплаты — всегда приятно, когда у тебя есть деньги на разные милые сердцу мелочи.

Обычно Анна сидела лицом к окну, но сегодня повернулась спиной к нему, поэтому сразу увидела вошедшего в кабинет директора и вежливо его поприветствовала:

— Здравствуйте, Мехмет-бей.

— Здравствуй, Анна. Как у тебя дела? — спросил он скорее для приличия, нежели из искреннего любопытства.

— Спасибо, все хорошо. Извините, Ходжа по субботам не работает…

— А я не к нему, я к тебе. Хотел сказать, что над проектом арабской версииАйя Софии с ним будешь работать ты! — сообщил директор с таким выражением, словно случайно выдал очень важный секрет.

Круглыми от ужаса глазами она уставилась на своего босса.

«Что? О боже! Да у меня же куча работы! — мигом пронеслось у нее в голове. — И я на практике мало знаю о мечетях и минаретах! И вообще я никогда не работала ни с историческими архитектурными памятниками, ни с их копиями!»

— Это точно? — спросила она вслух слегка дрожащим голосом. — Вы уверены, что я подхожу для такой работы?

— Ну конечно! Этот проект — твой шанс! Я узнал, что ты интересуешься историей и много читаешь про Айя Софию, а также про то, что когда-то ты хотела там работать! — В уверенном голосе директора явственно прозвучало: «Я все знаю; в этот офис без моего ведома ни одна муха не проскользнет!»

«Ни черта ты не знаешь! — мысленно ответила ему Анна. — Откуда у тебя вообще взялась такая информация? Может, ты хочешь от меня избавиться, и это такой хитрый план? Но почему бы тогда просто не уволить?»

После ухода директора она начала отчаянно вспоминать, где и когда он мог получить столько правильной и неправильной информации одновременно.

Да, Анна интересовалась и даже изучала турецкую архитектуру мечетей, но недолго. В особенности тогда, когда удавалось узнать от Ходжа строительные и архитектурные принципы, которые лежали в основе Айя Софии и других турецких мечетей. Профессор очень любил рассказывать и рассуждать вслух, а она очень любила слушать его и учиться. И, конечно же, такой великолепный, полный тайн и загадочных историй, памятник архитектуры, как Софийский собор, не мог не привлечь ее внимания. Айя Софии было больше полутора тысяч лет, и он был одним из самых древних и необычных архитектурных памятников Стамбула.

Но ее разговоры с Ходжа могли слышать только те, кто присутствовал в их рабочем кабинете: Мерьем-ханым и Джерен, но они вряд ли стали бы намеренно сообщать такую незначительную информацию боссу. Мерьем так и вовсе было невыгодно, чтобы Анну перевели в другой проект. А вот Джерен… Насчет нее полной уверенности не было. Она вполне могла решить, что это хороший способ избавиться от конкурентки.

«Что ж, — подумала Анна, — если Джерен и вправду это подстроила, наговорив всякой ерунды Мехмет-бею, и теперь ждет, что я провалю проект, то она ошибается, даю слово!»

Вообще говоря, если совсем по-честному, от проделки Джерен больше всех суждено было пострадать Мерьем, которая по возвращении из отпуска лишится помощницы. И если забыть про обиду и незаконченные проекты, можно сказать, что Анне действительно повезло, потому что ей и правда было бы очень интересно поработать над великой Айя Софией, да еще вместе с Ходжа. Так что, конечно, опасения не справиться с такой большой ответственностью было, но любопытство и желание поставить на место зарвавшуюся коллегу ее порядком раззадорило.

В воскресенье Анна усердно занялась уборкой квартиры. Перемыв все, до чего только достали руки, она занялась своими комнатными растениями, которые никак не желали приживаться в ее доме — с каждым днем они выглядели все хуже, несмотря на климат-контроль и хорошее освещение.

«Ну чего еще они от меня хотят? — спрашивала себя Анна. — И брала ведь самые неприхотливые, чтобы только выглядели симпатично и создавали уют».

Она вспомнила, как перед самым отъездом в Стамбул, еще в России, ездила в «Икею» со своей подругой, Майей, просто ради прогулки и за компанию. Там, останавливаясь возле каждой секции, Анна мечтательно описывала, как обустроит свое новое жилище в Стамбуле. Она разглядывала вазочки, прикидывая про себя, как они будут смотреться в различных сочетаниях, мысленно собирала в комплекты столы и стулья, представляла, какие какие картины напишет, чтобы развесить в гостиной, какие фотографии вставит в рамки, каким будет ее первый сервиз, белье, подушки…

— А диван непременно будет мягким и коричневым, — увлеченно говорила она подруге, — вот, например, как этот. И на нем будут разноцветные подушки. Кровать обязательно будет огромная, и я буду спать на ней одна, словно королева.

Майя хмыкнула.

— Знаешь, я не думаю, что в Турции ты так уж долго пробудешь одна…

Очнувшись от приятных воспоминаний, Анна посмотрела на свой бордовый, совершенно не мягкий диван с однотонными полосатыми подушками и подумала, как же так получилось, что он оказался у нее дома.

Кажется, ее покорили высокие деревянные ножки, а точнее их реклама, которая сообщала, что уборка с ними будет быстрой и легкой. Теперь же она думала, что если бы не эти ножки, ей бы вообще не пришлось убирать под диваном.

Картин, написанных собственноручно, и рамок с любимыми фотографиями тоже пока не было, зато было необычайно вычурное произведение современного искусства из проволоки, висевшее на стене в гостиной, которое она купила в интерьерном бутике, когда шла домой с работы — при взгляде на него Анну каждый раз обдавало волной эмоционального холода.

А еще был книжный шкаф, полок в котором пока было занято совсем немного по причине дефицита русскоязычной литературы в Стамбуле.

Кровать, увы, тоже не дотягивала до огромной; она даже не была двуспальной, говоря строго, пусть ей и не хватало для этого всего каких-то двадцати сантиметров. Кроме того, с одной стороны она всегда была завалена одеждой, книгами, электронными гаджетами и прочим хламом, так что спать, как королева, пока тоже не получалось.

«И вазу я так и не купила, — подумала Анна растроенно. — А ведь это не так уж сложно, купить вазу и каждый день ставить в нее свежие цветы. Если бы у меня был ежедневник, я бы сделала в нем пометку, чтобы не забыть об этом. Нужно будет обязательно купить ежедневник. А еще — маленький столик в гостиную и журналы».

Она понимала, что нужно что-то менять в своей жизни, и начинать это делать надо прямо сейчас, не оправдываясь затянувшейся адаптацией.

Например, начать бегать по утрам — Анна живо представила, как бежит по улочкам Стамбула в кроссовках и красивом тренировочном костюме, а по пятам за ней гонится свора собак, и ужаснулась.

«Кажется, Назлы тоже хотела заняться спортом, надо будет поговорить с ней. Запишемся куда-нибудь вместе, или можно бегать вдвоем в парке», — решила она.

Еще нужно было как-то наладить культурно-познавательную составляющую жизни: сходить в местный театр, филармонию, на балет или музыкальное шоу.

Кроме того, возможно, ей следовало познакомиться с кем-нибудь из русскоговорящих жителей Стамбула — частенько турецкие знакомые и коллеги упоминали о русских невестах друга двоюродного брата или брата знакомого друга и так далее.

Закончив уборку, Анна собрала мусор в большой мешок и вынесла за дверь, чтобы его оттуда вечером забрал смотрящий¹¹, после чего привела себя в порядок, оделась и отправилась за обязательными еже

Сегодня ей нужно было купить продуктов на воскресном базаре и съездить в супермаркет.

Базар находился недалеко от дома и до вечера был открыт, поэтому для начала она поехала в супермаркет, воспользовавшись для этого бесплатным сервисным автобусом. Его последний рейс был в четыре часа, значит, у нее оставалось почти два часа на покупки. Затем она вернется домой, оставит там тяжелые сумки и налегке отправится за свежими овощами, фруктами, рыбой, грибами и зеленью.

Подумав об этом, Анна улыбнулась: оказывается, и в большом городе можно устроиться с комфортом, если все хорошенько спланировать.

Довольная и усталая, она вернулась домой уже вечером. Сердце грела мысль, что все свои планы на сегодня ей удалось успешно выполнить. Выпив чашку чая на балконе, она умылась и легла в кровать. Груда вещей, лежавшая на второй половине ее почти королевского ложа намекала, что одного успешного похода по магазинам для начала новой жизни слишком мало.

«С завтрашнего начну меняться, — снова пообещала Анна сама себе, а потом добавила: — Не начну, а уже начала. Уже».

С этими мыслями она погрузилась в сон; вместе с другом детства они бежали среди высокой травы, и впереди был виден только его затылок, мелькавший в зарослях, словно поплавок. Трава была мокрой и холодной; от нее исходил приятный аромат, который смешивался с утренней свежестью. Полевые цветы раскрывались навстречу солнцу, вполне довольные непритязательным уходом дикой природы.

«Эти растения ни за что не прижились бы у меня дома, — подумала Анна во сне, — потому что им нужны свежий воздух, ветер, дождь и свобода. И общество таких же, как они».

Запись в новом ежедневнике:

1.Начать занятия спортом. Например, пробежки. Нужно спросить девочек, может, кто-нибудь согласится бегать со мной по утрам в парке «Мачка».

2.Купить вазу три вазы.

3.Сходить в любой театр, кроме КИНОтеатра.

4.Завести новых друзей (русскоговорящих).

5.Чаще гулять по старым районам Стамбула.

6.Раз в неделю гулять по набережной Босфора.

7.Попробовать завести парня начать новые отношения.

8.Если не получится с отношениями, то завести животное, например, собаку. С ней можно будет бегать в парке!

Примечания

6

*В переводе с турецкого hanım — ханым, ханум — означает «госпожа».

7

*Бей (bey) — титул военачальника, янычара. В современном турецком используется как эквивалент слова «господин» для обозначения вышестоящих должностей (босс, начальник).

8

*Назлы в переводе с турецкого означает «избалованная».

9

*Джим — используется в турецком языке, как уменьшительно-ласкательное окончание.

10

*Вежливое обращение молодых к старшим.

11

недельными покупками.*Во всех многоквартирных домах благополучных районов Стамбула обычно имеется служащий, в обязанности которого входит уборка общих помещений, дворов, уход за находящимися на придомовой территориидеревьями и цветами. Одновременно этот служащий может быть охранником и отвечать за безопасность. Зарплату ему платят жильцы, отчисляя с каждой квартиры определенную сумму. Также жильцы дома нередко предоставляют таким служащимбесплатное жилье, коллективно оплачивая аренду квартиры и коммунальные услуги. (Прим. авт.)