Живет в нашем доме породистый пес…

Эльвира Абдулова

Повествование в этой веселой и трогательной книге ведется от лица сообразительного спаниеля Тоби, который живет в прекрасном и любящем доме. Собака рассказывает о своих отношениях с домочадцами, гостями и друзьями семьи, делится своими радостями и огорчениями.Книга предназначена для семейного чтения и исполнена тонким юмором, безграничной любовью и преданностью.

3. Серая Варежка

Обещаю, что больше не отступлю ни на шаг от сюжетной линии и расскажу все в хронологическом порядке о самых первых днях моей жизни в Семье.

Итак, когда я был принят в дом, там уже жила в своей легкомысленно-розовой клетке серая Варежка, маленький сирийский хомячок. Была она к моменту моего появления уже в зрелом возрасте, около двух, кажется, лет, но выглядела все еще маленькой и шустрой.

Как уже было сказано выше, Варежку купили Маме Але в качестве испытательного образца, чтобы убедиться в ее готовности к появлению в Семье такого серьезного животного, как я. Насколько я понял из семейных рассказов, она вместе с клеткой являлась подарком Младшей Хозяйке к какому-то празднику. Мама Эля так огорчилась (у нее с грызунами не сложилось с детства, уж очень она их боялась), что к клетке первое время даже не подходила, боясь, что коварная Варежка совершит «побег из курятника» и непременно доберется до нее днем или, что еще хуже, темной ночью. Не съест, конечно, но испугает.

Друзья говорили, что через пару месяцев Мама к Варежке привыкнет, и будет держать ее на руках, но этого так и не произошло. Мама Эля всего-то перестала ее бояться и, веря засовам, убедилась, что побега не случится. В руки так и не брала — наблюдала со стороны и смотрела заинтересованно.

Жили мы с этой самой Варежкой в мире и согласии, душа в душу, месяца четыре или пять и даже делились чем-то съестным. Варежка, помимо своего корма, получала всякие фрукты (к ним я равнодушен) и прочие вкусности в виде творога и блинов Мамы Эли, которые я страсть как люблю с самого детства.

Только услышу, как тянет блинным духом с кухни, так сразу же туда и несусь. Первый блин у Хозяйки никогда не бывает комом, но всегда достается мне — вкусный, немного подслащенный, иногда даже со сметаной. Мама тогда, удивляясь моим вкусам, обычно говорит: «Тобичка! Может быть, отбросим все условности? Налью тебе чай, положу приборы и сядешь с нами за стол?». Но я умею распознавать, что правда, а что нет. Знаю я, что это шутка, да и мне на полу сподручнее и удобнее.

Если Варежка творог не съедала или кусочек блина застревал в клетке, я, размером тогда едва доходивший до второго этажа ее особняка, подходил к кормушке и пытался просунуть язык. Слизывал все, что мог. И к запасам соседки тоже тогда принюхивался, но составить свое мнение еще не успел.

Потом я стал быстро расти и одновременно меняться в цвете. Темнел на глазах, но не переставал быть симпатичным. После нескольких мучительных прививок мне наконец позволили выходить на улицу, и новый мир вместе с океаном вкусов и запахов так меня захватил, что Варежкой я стал интересоваться все меньше и меньше.

Семья вела непрекращающуюся борьбу с тем, чтобы я в конце концов понял, для чего меня выводят на улицу. Мама Эля хваталась за голову и тряпку одновременно при виде лужи и грозила, если я не образумлюсь, выкинуть меня на улицу. Говорят, несколько раз она была очень к этому близка, потому что нечистот не терпела и сейчас не терпит. Чуть позже вы все поймете и даже удивитесь, как мне все же удалось остаться в Семье и расположить к себе Маму Элю.

Младшая Хозяйка и Младший Хозяин успокаивали меня во время ночного скулежа, так что до Варежки мне было дела мало. Жил я, кстати, в первое время в большой коробке из-под маминых сапог. Там же размещались мои первые игрушки, мягкое одеяло, а Варежкина клетка тоже находилась по соседству.

Иногда вечерами мы все собирались у телевизора и несчастную выпускали из клетки. Мама Аля смотрела, как Варежка бежит меж книжных полок, прячется там, проявляет чудеса эквилибристики, висит на одной лапе, спрыгивает с одной полки на другую, а потом снова прячется за книгами. Вот в один из таких вот вечеров, в какой-то злополучный момент нахалка и совершила свое черное дело и погрызла несколько Маминых книг. Как же она сокрушалась, как сердилась, потому как покусились на святое!.. Вряд ли серый мешочек со своим-то крошечным умишкой что-то понял, но хозяйское добро все же попортил — это факт!

Еще одна картина сохранилась в моей детской памяти — купание серого хомячка. Мама Эля, уверенная в том, что всякий живущий (а хорошо бы и входящий) должен немедленно подвергнуться обработке и водным процедурам, морщила нос, проходя мимо двухэтажного розового особняка, хотя Младшая Мама клетку регулярно и честно мыла. Тогда-то Мама Эля и решила, что дело в самом сером мешке. Сама бы она ни за что бы не осмелилась взять это глупое и благоухающее существо в руки и потому, как это бывает и со мной, натравила Папу.

Что же тут поделать? Мыть хомячка в любом случае проще, чем меня (и на этот счет у меня имеется несколько выдающихся историй про побег из ванной и укрывательство под кроватью), так что после водных процедур хомяк возвращался в клетку еще более жалким и ничтожным, чем он был. Я-то сразу понял, что Варежка мне на один зуб, так что даже не воспринимал ее всерьез, а тут она стала мокрой и худой, будто и не кормят ее вовсе, и все, что она прячет за обе щеки, исчезает в черной загадочной дыре.

Со временем все стали замечать, что Варежка, прежде отличавшаяся большой энергией и прыгучестью, стала больше спать и реже выходить из своего домика. Клетка по ее меркам у нее была большая, а Варежка перестала бегать в колесе и чаще спала в домике наверху, завернувшись в вату или в мягкую бумагу. Сдается мне, что люди приносили ее из туалета.

Как вы, наверное, догадываетесь, одним осенним утром она уснула навсегда, и Семья, погоревав, стала думать, как бы об этом поделикатнее рассказать Маме Але, которая, ничего не заметив, утром убежала в школу.

Не помню точно, как они с этим справились, но грустили все, вспоминая Варежку, даже Мама Эля, которая так и не успела ее полюбить, разве что примирилась с ее присутствием в силу необходимости.

Думаю, хлопот с хомяком было больше, чем радости, если по ночам ее клетку выносили в коридор и шутили, что она охраняет дом от недоброжелателей. Дело в том, что ночная жизнь хомяка была очень шумной и мешала всем спать.

Будто специально дождавшись, пока люди улягутся, Варежка начинала неистово грызть клетку, крутиться в своем колесе, вертеться в домике и исполнять номер, который Мама Эля называла «Сижу за решеткой в темнице сырой». Серый мешочек карабкался вверх по клетке и зависал где-то на середине, держась лапками за решетку. Мама Эля однажды ночью, проходя мимо, так испугалась, решив, что хомяк смотрит на нее с укоризной и просит выпустить, что Варежку стали изгонять на ночь в коридор, в результате чего у Мамы Эли родилось новое стихотворение. Я на нее не в обиде: мне их досталось гораздо больше, так что Варежка в этом смысле мне тоже не конкурент. А Мама Эля может… Вы еще не знаете, какая она выдумщица!

А с охраной мы потом разобрались. Скоро эту обязанность взял на себя я. Я строго стерегу и мою квартиру, и лифт; очень возмущаюсь, когда им пользуется кто-то другой, а люди за это на меня сердятся. Вот такое меж нами возникает недопонимание.

Прошла неделя, другая, а лучше не стало. Хомячка жалели все, а Мама Аля отчего-то решила, что Варежка уснула навсегда, потому что в доме поселился долгожданный щенок, а она перестала чувствовать себя нужной. По вечерам Мама Аля стала просить у нашей Мамы рассказы о новой жизни Варежки. Та, желая всех успокоить, стала сочинять целые сериалы о том, как славно живется хомячку в ее Хомячьем Мире, какой уютный у нее домик, милые соседи, Шарфик и Перчаточка, как они по вечерам собираются вместе, беседуют и обсуждают, как им лучше подготовиться к зимнему сезону.

Есть у них даже злейший враг, с которым они время от времени сражаются — черная кошка по кличке Ночка, которая живет где-то далеко и является из ниоткуда, но хомячки просто так не сдаются: устраивают ей засады, водят по ложному пути, разбрасывают колючки около своих домиков и не поддаются ни на какие кошачьи уговоры. Тут Мама вспомнила какой-то стишок на чужом для меня языке, который удивительно подходил к этой ситуации: там кошка пыталась разными способами выманить мышек из дома, но они держали двери и окна на надежном засове и не верили хитрой рыжей морде.

Мама так вдохновенно и захватывающе все изображала, что Мама Аля верила. Глазки у нее блестели, щеки розовели, слушала она с большим интересом. Это был театр одного актера и устное творчество одновременно. Жаль, что никто не догадался это записать — была бы у Мамы Эли еще одна книга, но на этот раз детская. Думаю, дети остались бы очень довольны.

Я тоже, конечно, прислушивался, а потом засыпал с надеждой, что Варежкина жизнь продолжается, а Хомячий Мир, населенный милыми и добродушными грызунами, без людей, больших животных и прочих огорчительных факторов, действительно существует. Слушать я вообще-то очень люблю, как вы, наверное, догадались. А как бы иначе я составил представление о том, как раньше жила Семья?

Есть вещи, которые мне не нравятся (например, компьютерные игры), но находиться рядом с Семьей, когда они смотрят фильмы, играют на гитаре, принимают гостей, фотографируются, я очень люблю. Также я с удовольствием их слушаю, даже когда они говорят на иностранных языках, хотя ничего не понимаю (А зачем они мне нужны? Я же русский спаниель!) и очень люблю ездить со всеми вместе на машине, выглядывать в окно, класть голову на колено ближайшего ко мне человека, если бы не один огорчительный момент, связанный с поездками: кто их знает, куда они меня собираются везти на этот раз?!?