Солнце Алабамы

Эллисон Майклс, 2021

Когда встаёт солнце, у каждого появляется шанс что-то изменить. Но как изменить несовершенство человеческой природы? 1961 год, Америка, солнечный штат Алабама, где дорогие особняки белой элиты перекликаются с обветшалыми лачугами темнокожего населения. Где законы диктует мнение и предрассудки. Сумеют ли благородные сердца двух братьев противостоять дискриминации в сражениях с расовым неравенством? Сумеют ли любящие души противостоять друг другу в войне за женское сердце?

1

2010

Звякнул колокольчик, и Генри поднял глаза.

В булочную вошёл ничем не примечательный мужчина, чей возраст давно перевалил за 60. Аккуратно одетый, выглаженный пиджак на нём сидел идеально, хоть и было видно, что своё он уже отслужил. Такие сразу внушают доверие, про них ещё говорят, что «прост как валенок». Сняв слегка примятую ветром шляпу, гость показал свои глаза, которые лучились теплотой и жизнелюбием, хоть и таили в себе каплю непонятной неуверенности и неловкости.

Мужчина медленно прошёл от двери к стойке, за которой склонился дедушка Генри, что-то тщательно ища на нижних полках. Он всегда что-то терял, в силу возраста ли, или какой-то своей природной растерянности, но Генри часто замечал дедушку ползающим по полу на коленях в поисках старой кастрюльки или любимой миски для теста.

Опустив глаза на строчки открытой книги, Генри всё же не смог ни секунды сосредоточиться на написанном и вновь поднял взгляд на странного незнакомца, который так и стоял около стойки со свежими булочками, нервно теребя в руках поля такой же повидавшей жизнь шляпы. Он то и дело слегка оглядывался по сторонам, словно неуверенный подросток, не знающий, как начать беседу. Не было похоже, будто гость собирается купить ароматную булочку на завтрак, хотя они пахли так, что любой бы не удержался от кусочка свежеиспечённой сдобы по особому дедушкиному рецепту. Особенно с апельсиновым джемом… Но Генри невольно отвлёкся на мысли о выпечке, всё ещё исподтишка наблюдая за мужчиной у стойки.

Дедушка уже начинал всё звучнее греметь какими-то тарелками, не находя того, что ему нужно, и по старинке бурчать, как всегда веселя Генри, а за любопытным гостем собралась очередь из трёх завсегдатаев, которые коротали каждое утро в булочной перед тем, как бежать по привычным делам.

Наконец найдя, что было нужно, дедушка разогнулся с подносом каких-то формочек для печенья и столкнулся взглядом с незнакомцем.

На секунду наступило таинственное молчание, будто все посетители притаились в ожидании, а затем поднос с небывалым грохотом опрокинулся на пол.

Видимо, незнакомцем гость всё же не был.

1961

Солнце только занималось багряным рассветом, с неохотой просыпаясь из-за горизонта. Не было ещё и семи утра, а воздух уже не спеша превращался в настоящее пекло. Так было всегда в это время года в Мэдисоне. Не успевая проснуться и пятками прикоснуться к полу, люди уже погружались в омут влажной дымки и горячего прикосновения утра.

Не было ещё и семи утра, а Томас уже сидел на широких перилах крыльца, беспечно болтая ногой над любимыми мамиными кустами роз и читая томик литературы. Он всегда просыпался раньше других, чтобы успеть прочесть несколько страниц, пока не всполошиться весь дом перед завтраком и сборами на работу. Эти мгновения были упоительными минутами, когда Том мог побыть в тишине с самим собой и любимой книгой, насладиться ещё не успевшим стать непереносимым теплом утра и прекрасным рассветом, который отлично проглядывался за пусть и густыми садами.

Семейство Мельбурнов проживало на этой улице уже многие поколения. Наследники, сменяя один одного, меняли лишь домашний уклад, декор и ремонт дома, но никогда традиции и обычаи семейного древа.

Стоящий среди похожих особняков, пестрящих своим богатством и великолепием, сияя белизной мрамора и гранита на фоне цветущих розовых садов, особняк Мельбурнов казался невероятным исполином, прекрасным и волшебным ваянием архитектора. Трёхэтажный дом, где белый цвет не разбавлен ни каплей другой краски, а лишь яркостью цветов и кустов в саду, стоял в своём величии, дополненный колоннами и резными перилами с лицевой стороны, имеющий широкую террасу и несколько маленьких балкончиков, увитых густой лозой. Это ли не мечта каждой уважающей себя семьи в Алабаме?

Семейство Мельбурнов состояло из пяти человек, одной собаки, двух котов и штата темнокожей прислуги — садовника, кухарки, двух работниц по хозяйству и водителя, который был всегда под боком, если хозяевам было необходимо поехать по делам.

Мистер Мельбурн, Гарри Мельбурн младший, если быть точнее, представлял из себя настоящего потомка рода Мельбурнов. Высокий и статный, в свои пятьдесят лет он мог дать фору любому юнцу, как отлично сохранившейся красотой настоящего мужчины, так и силой, и не скрытой мощью широких плечей, осанки и скрытых под костюмом мускулов. Гарри младший до сих оставался подтянутым и физически здоровым. Среди своих приятелей по клубу он всегда выделялся. Тогда как Мэлоун и Питер уже давно перестали следить не только за своими растущими животами, выбивающимися из-под туго затянутых ремней и жилетов, но и за количеством выпитого вина или виски за двойными порциями лобстеров в масле. Свои лысины они ещё хоть как-то пытались скрыть дорогими шляпами, но едва ли это у них искусно получалось.

Гарри Мельбурн всегда выделялся. Куда бы он ни заходил, казалось, что все кругом сразу готовы кинуться ему в подчинение. Дворецкие спешили открыть ему дверь, официанты смотрели именно на него, когда в компании они вместе делали заказ в ресторанах, его бокал наполнялся, едва он успевал допить предыдущую порцию. От женщин тоже не ускользали его стать, красота, богатство и какая-то скрытая природная сила и влияние этого великого человека. Не помогали даже ни кольцо на пальце, ни жена рядом. Большая часть именитых домохозяек Мэдисона так и таяла при виде мистера Мельбурна. Мужья, лысеющие и толстеющие от обеспеченной жизни, отходили на второй план. Гарри младший же всегда держался с ними учтиво, но холодно, как с вынужденными знакомыми, при этом всегда уделял много внимания жене, разговаривал и смотрел на неё, открывал перед ней двери и пропускал вперёд, подавал пальто и подливал вина. Чем ещё больше поражал всю женскую половину городка.

Воистину сын своего отца и представитель влиятельного рода.

Миссис Сесилия Мельбурн, в девичестве Макинтош, была изящной, миниатюрной женщиной, которая рядом с супругом казалась ещё меньше. Сесилия также умела себя подать, словно фирменное блюдо на золотом блюдечке. Всегда стильно одетая, светлые волосы в причёске волосок к волоску уложены так, что никакой ветер не мог их растрепать. Сильная и властная, но при этом сдержанная, как и все дамы её положения в обществе. Иногда она казалась холодной и отстранённой. Пока дети были маленькие гораздо больше уделяла внимания своему маникюру, нежели играм с ними. Однако любила она их намного сильнее, нежели показывала, просто прятала это за маской интеллигентной, богемной представительницы богатого рода, главным правилом которого было — соответствовать статусу.

В роду Мельбурнов испокон веков существовало правило заводить множество детей. Комнаты здесь всегда были наполнены детскими криками, которые тут же пресекались нянечками, оставленными присматривать за чадами, пока взрослые отбывали на деловые встречи домохозяек или посиделки в клубе главы семейства за порцией сигар и игры в карты.

Однако Гарри младший и Сесилия слегка разбавили установившийся порядок вещей, произведя на свет всего лишь троих наследников, а ни как завелось когда-то, пять или даже больше.

Самый первый сын, услада очей мистера Мельбурна, Уильям Кристофер Гарри Мельбурн, или просто Уилли для своих, был истинным сыном своего отца. Ещё в колыбели Гарри младший не мог налюбоваться на своего первенца, который позже вырос в настоящего, крепкого мужчину, готового постоять за свою семью. Отучившись на юридическом факультете, Уилли вернулся в родной город и, перескочив рубеж в 26 лет, устроился в крупную контору Мэдисона, чтобы блюсти законы и отстаивать права обычных людей. Должно было казаться, что старший сын, любимец родителей, а с ходом лет превратившись в настоящего красавца и завидного жениха для всей округи, любимец публики, должен был бы поднабраться самовлюблённости и бравого эгоизма. Но Уилли всегда оставался для всех просто Уилли. Строгие адвокатские костюмы, которые он носил как на работу, так и зачастую после, не сумели заклеймить его строгостью и высокомерием. Он всегда улыбался и был весел, шутил со знакомцами и теми, кого видит впервые, был душой компании и тем, на кого всегда падает глаз. Высокий и красивый, с идеальной стрижкой тёмные волосы были разделены на пробор, а игривость во взгляде едва ли выдавали в нём адвоката, которым он славился до мозга костей.

Вернувшись в родные края, Уилли заслужил репутацию профессионала своего дела, хотя с тех пор прошло не больше года. Он не страшился браться за сложные дела, отстаивал честь своих соседей. Часто можно было услышать, что он согласился защищать кого-то про боно, то есть за бесплатно. В суде он побеждал не всегда, каким бы округа не рисовала его заслуги, но уважение и любовь коллег заслужить ему удалось, что весьма прельщало самолюбие Гарри младшего.

Сесилия же души не чаяла в своей дочери. На сколько вообще можно обожать детей, не показывая эту любовь на публике.

Кетрин стала для неё настоящим подарком судьбы в семье, где по какой-то забавной шутке природы практически всегда рождались одни мальчики. Сесилия получила всё, что хотела, пусть единственную, но дочь, которая сможет разбавить мужскую атмосферу в доме.

Кетрин даже внешностью полностью пошла в мать. В свои 24 года она была достаточно привлекательной, с длинными светлыми волосами, спиралями ниспадающими на изящные, тонкие плечи. Голос её соловьём звучал из комнат, лёгкость походки так и манила последовать хоть на край света.

Все они, члены семейства Мельбурнов, были таковыми. Идеальными и совершенными.

Или хотели таковыми казаться.

Самый младший сын, Томас, был, пожалуй, единственным исключением. Нет, он не был ни отвратительным внешностью, ни хилым по натуре, глупостей за ним тоже никто не замечал. Его вообще почти никто не замечал.

Томас, симпатичный молодой человек на 4 года младше Уилли, был его полной противоположностью. От светлых волос и голубых глаз, без задорной искорки, а постоянно скучающих в обществе богатых снобов, до слегка опущенных плечей, будто на них легло тяжкое бремя. Что и говорить, оно и правда легло, ведь тяжело быть не таким, как вся твоя семья. Ни купаться в овациях и восхищениях окружающих, ни привлекать к себе внимание всей комнаты, когда входишь, ни отличаться какими-то заслугами на профессиональном поприще. А просто быть собой. Любить книги и время в тишине, гулять, но не в компании весёлых друзей, а природных красот Мэдисона. Мечтать о чём-то своём в глуши близлежащих садов.

Таким был Томас Мельбурн, всегда в простых брюках и льняной рубашке, выбивающейся из-под ремня, в меру измятых, но не до неприличия. И с книгой в кармане.

Том заканчивал последний курс в университете и вернулся в родные стены на летние каникулы. Тем и раздражал вечно занятого Гарри младшего. Тот никак не мог понять, почему его младший сын, явно лишённый всяческих амбиций, слоняется без дела и только почитывает свои книжонки. Да и дело он себе выбрал совсем не мужское. Повар. Какой мужчина, тем более перед которым открыты все дороги мира, благодаря деньгам и влиянию, перешедшему от предков, мог выбрать такое занятие! Гарри младший безумно любил своих детей, старался сделать их жизнь по-настоящему счастливой и обеспеченной, поэтому всегда поддерживал все начинания, от верховой езды Уилли, которой он увлёкся в 15 лет, до уроков рисования Кетрин, которая успешно бросила их после двух недель. А уплачено было за полгода вперёд.

Томаса он не ущемлял. Не стал препятствовать его порыву готовить изысканные блюда и печь торты, хоть пару раз и заводил разговор о том, чтобы сын обдумал всё ещё раз и как следует. Но всё было бесполезно. Смерившись, что Томас не одумается, отец предлагал хотя бы проспонсировать открытие своего ресторана, где бы сын смог стать шеф-поваром. Назвали бы ресторан соответственно «Мельбурн» и тогда бы уже никто в Мэдисоне не поглумился над юным поваром. Но такое будущее тоже было не по нему. Ресторан был мечтой Гарри младшего, не Томаса. Тот же хотел открыть своё небольшое заведение, полное тепла и уюта, а не богемного декора на стенах и блюд по сто долларов за порцию. Младший всегда поступал по своей душевной воле, но при этом никогда и никто не считал его эгоистом.

Вот и сейчас, Томас был сам по себе, сидел на крыльце и наслаждался покоем.

Вскоре из дома послышались шорохи, приглушённые голоса, которые с каждой минутой становились всё громче. Поместье Мельбурнов выходило из крепкой спячки и начинало подтягиваться к столу, который уже был накрыт в общей столовой на первом этаже. Они всегда завтракали и ужинали все вместе. Таков был обычай. Вокруг хлопотали две молодые негритянки, Минни и Джессика, которые всегда были готовы услужить хозяевам.

Кухарка, миссис Керри, широкая в талии, но, по её словам, в кости, никогда не вылазила из своего коричневого передника, который становился всё меньше по мере роста её округлостей. В свои 58 лет, она была ещё достаточно энергична. Из кухни всегда доносилось писклявое пение, пока она готовила свои знаменитые на всю округу пироги с абрикосами, запах которых тонкой вуалью развеивался над улицей. Дверь на кухню всегда была открыта из-за невыносимого зноя Алабамы, подкопченного включенной плитой и работающей духовкой. Как в этой гамме жары миссис Керри ещё не растеклась жирным пятном на одну из своих сковородок, никто не знал. Из открытой двери всегда текли ароматы тушеной говядины с особым соусом, секрет которого кухарка никому не раскрывала, печёной картошки и сладкого торта с меренгами и лимонным курдом… Устоять прохожему и не заглянуть всегда удавалось с трудом. А личный шофёр Мельбурнов, мистер Лерой, и вовсе перестал пытаться. В свободное от работы время он всегда заскакивал на кухню сквозь приоткрытую дверь и получал кусочек чего-то неизведанного его простяцкой душе, но такого нежного и вкусного, что он всегда испускал стон удовольствия, чем всегда умасливал кухарку.

Тогда пение миссис Керри всегда приправлялось восторженными криками мистера Лероя, и, проходя мимо кухни, Кетрин всегда добродушно смеялась.

Том прервался, когда до него донёсся лай их золотистого ретривера Клоди. Это был самый домашний и самый добродушный пёс, которого знал Томас, он никогда не сидел на привязи, так как порой казался более домашним, чем другие его обитатели. Позволь ему забраться на подушку, а разрешали ему это не часто, и Клоди будет счастлив, как ни одно другое создание на свете.

Лай не прекращался и исходил откуда-то с задней стороны дома. Томас закрыл книгу и обогнул дом, чтобы посмотреть, что так всполошило Клоди.

— Клоди, — позвал парень. — Эй, мальчик! Ты где?

Выйдя на задний двор, Томас увидел, что Клоди засунул голову под крыльцо и пытается что-то лапой достать из-под ступеней. Была б его воля, он бы залез туда целиком.

— Что ты там нашёл, дружок? — С насмешкой спросил Томас.

Достав из-под крыльца старую кость и вручив её Клоди, парень услышал голоса. Он думал, что родители уже давно за столом и сейчас будут причитать, где пропадает Томас. Но они были в дальней комнате первого этажа, которую когда-то давно Гарри младший переоборудовал под свой личный кабинет. Туда редко кто-то входил, не считая его и горничных, но сейчас из открытого такой жарой окна доносились сразу три голоса.

–… я так и знала, что так и будет! — Разгорячённо воскликнула Сесилия.

— Миссис Мельбурн, прошу прощения, я не могла и подумать, что…

Оправдывающийся голос был безумно похож на голос миссис Керри. Том не хотел подслушивать, но что-то заставило его остаться на месте, в тени абрикосового дерева, где его бы не смогли увидеть из окна.

— Ты здесь самая старшая! Ты должна была следить…

— Простите, мадам, я не знаю…

— Теперь твои оправдания не помогут.

— Потише, Сесилия, дорогая, — встрял наконец голос отца, который властностью и в то же время спокойствием заставил женщин замолчать. — Криками теперь точно не поможешь.

— Извините, миссис Мельбурн, я не думала, что так получится.

Четвёртый голос. Да что там происходит? За что отчитывают бедную миссис Керри, которая за всю жизнь и мухи не обидела. А этот новый голос принадлежит, наверное, Джессике, одной из их горничных и прислуг.

— Ясное дело, что не думала. — Уже спокойнее, но с нотками осуждения и злости проговорила мать Томаса. — И что же нам теперь делать, Гарри? По округе пойдут слухи. Мы окажемся в центре самого что ни на есть скандала!

— Ты права. — Ответил отец. — Лишняя молва нам не нужна. Пускай и горничная, но ты лицо этого дома, Джессика. — И после небольшой паузы добавил. — Была его лицом.

Томас как будто увидел, как глаза бедной, молоденькой горничной взметнулись на хозяев, моля их передумать и пощадить её.

— Отныне ты не сможешь у нас работать. Рано или поздно всё станет известно. Лучше не допустить этого как можно раньше.

По тону слышалось, что отец был непреклонен. Спокоен, как всегда. И как всегда непоколебим.

— Миссис Керри, никому не слова, — приказал он, — ни одна живая душа, как в доме, так и за его пределами, не должна знать этих отвратительных подробностей.

— Вот именно. — Поддакнула Сесилия.

— После завтрака, — продолжал отец, — вы поможете собрать все вещи Джессики и уведёте её отсюда навсегда. После этого необходимо будет найти Джессике замену, но достойную замену, миссис Керри. Если такое повторится снова, вещи собирать придётся уже нескольким…

— Я всё поняла, мистер Мельбурн. Я проконтролирую. — Печально и смиренно ответила кухарка.

Том не понимал, что же такого натворила Джессика, что её выгоняют из дома. Постирала белое с цветным, начистила столовое серебро во вторник, а не понедельник? Что же? Самое страшное, что могло случиться, это кража. Воров не любил никто, тем более среди прислуги.

В порыве любопытства, с колотящимся от волнения, что его заметят, сердцем, Томас выглянул из-за дерева, пытаясь заглянуть в окно. Может он сумеет лучше понять, что происходит. Дожидаться окончания этой сцены и потом спросить у родителей, что произошло, Томасу не хотелось. Наверняка, разразится скандал, что он подслушивал под окнами, а теперь ещё втянут в какую-то тайну.

И Томас увидел всех четверых. Отец сидел за дубовым столом, мать стояла рядом и гневно взирала на провинившихся темнокожих женщин, Джессика жалась поближе к миссис Керри и то и дело опускала голову, рыдая над своей печальной участью.

— Всё, разговор окончен. — Властно сказала Сесилия.

— Пойдём, Джессика, — начало было миссис Керри, беря свою подчинённую за локоть, но та вырвалась, сделала шаг навстречу хозяевам и на повышенном тоне начала возмущаться:

— Но это ведь несправедливо! Куда я теперь пойду! Где мне взять деньги, мы же умрём с голода! Я не виновата, я не хотела, но мистер…

— Довольно! — Отрезал Гарри наконец, не дав ей договорить имя мистера, который во всём виноват. — Поскольку ты хорошо работала у нас на протяжении двух лет, — отец поднялся со стула, обогнул стол и встал к ней лицом, слишком пристально вглядываясь в красные от слёз глаза горничной, — я готов оплатить тебе несколько месяцев, чтобы ты продержалась на плаву…

— Но, Гарри, — начала миссис Мельбурн, — зачем ты…

— Хватит, Сесилия. — Спокойно сказал отец.

Достав из кармана идеально отглаженного светлого пиджака портмоне, Гарри младший отсчитал десять каких-то купюр и вложил их в руки Джессики.

— Гарри, я всё же считаю, что ты не должен…

— Сесилия, замолчи. Это меньшее, что мы можем сделать за её труды.

Миссис Мельбурн всё же не стала больше препираться, так как прекрасно знала, что слово мужа — закон. Если он что-то решил, то так тому и быть.

Вновь пристально взглянув в глаза Джессики и задержав свою руку с деньгами в её руках на долю секунды дольше, чем предполагает приличие, но секундой меньше, чем это могло бы вызвать какие-то подозрения, Гарри младший вернулся за свой стол и махнул головой миссис Керри, чтобы та наконец увела Джессику из их кабинета, а после и из дома.

— И я надеюсь, Джессика, — отозвался напоследок отец, — вся эта ситуация останется между нами.

— Да, мистер Мельбурн.

Джессика ещё с секунду постояла, глядя на отца, а затем, поймав недовольный взгляд покорно молчащей миссис Мельбурн, сделала последний книксен в этом доме и удалилась, подталкиваемая сзади массивными руками миссис Керри.

Когда дверь за ними закрылась, мать заговорила:

— Что мы будем делать, если всё вскроется? С нашей репутацией будет покончено…

— Не сей панику, дорогая, — ответил отец, — даже если об этом неприятном инциденте и узнают, то мы здесь не при чём. Просто молодая девушка оступилась. Все мы совершаем ошибки…

— Ошибки? — Вновь повысила тон миссис Мельбурн. — Да её жизнь испорчена! Смотри, чтобы не испорчена была и наша…

— Всё будет в порядке, Сесилия.

Как всегда, само спокойствие.

— А теперь, когда всё это улажено, думаю, пора уже идти завтракать. Наверняка, дети заждались…

Мать только кивнула в ответ, приосанилась, как всегда делала, чтобы не показаться сломленной каким-то происшествием, и они вышли из кабинета.

Постояв ещё некоторое время под абрикосом, Том ничего не мог понять. В их семье всё всегда шло размеренно и спокойно, никаких конфликтов, никаких ссор. Если и были какие-то тайны, то все сдержанно хранили их за закрытыми дверями.

Хитрая жара Алабамы. Помогла раскрыть не только окна, но и чужие секреты.

Впрочем, раскрыты они были не до конца, так как до сих пор было не понятно, что послужило таким серьёзным поводом для того, чтобы выставить порядочную горничную вон.

Путаясь в мыслях, Том всё же вернулся в дом через парадное крыльцо. В столовой уже все собрались. Отец и мать как всегда по-королевски восседали во главе стола напротив друг друга, накладывая себе тосты и оладьи, плечом к плечу сидели всегда не разлучные Кетрин и Уилли. Брат обильно поливал свои оладьи кленовым сиропом и посыпал свежими ягодами. Удивительно, как он умудрялся оставаться в такой прекрасной форме, поглощая столько сладкого. Его друзья даже иногда называли его «сладкий Уилли», потому что его карманы всегда были полны конфет, а в чай он сыпал столько сахара, что хватило бы на пять чашек.

— О, наконец-то, сынок, — жуя кусок пышной оладьи, проговорил отец.

Как ни в чём не бывало. Будто сцены в кабинете и не было.

— Опять встал ни свет, ни заря, чтобы побродить по садам? — Спросила мать.

— Я просто читал на крыльце… — начал Томас, глядя на двух молодых горничных, стоящих у стены с опущенными головами. Они всегда были рядом во время трапезы, чтобы подать всё необходимое, подлить кофе или унести тарелки. Джессика тоже была здесь, рядом с Минни.

Все вели себя так, будто ничего не случилось, даже миссис Керри напевала себе под нос, занося свежий нарезанный хлеб на подносе. Вот что называется настоящая южная выдержка. Вопреки бытующему мнению, держаться как подобает в этом доме умели не только Мельбурны.

— Садись же, чего стоишь? — Весело проговорил Уилли, хватая кусок рассыпчатого пирога.

Томас послушно, словно пребывая в дымке из тумана и неясности происходящего, прошёл совсем рядом с Минни и Джессикой, при этом попытавшись заглянуть в лицо второй, но оно было непроницаемо. Лишь красноватые пятна на щеках напоминали о том, что десять минут назад её жизнь переменилась и уже не будет прежней.

Сев за стол, Том, почти не сознавая своих движений, стал накладывать себе завтрак и слегка разглядывать семью, сидящую напротив. Все были веселы и безмятежны. Кетрин улыбалась и лучилась свежестью, Уилли шутил и всячески опровергал статус серьёзного человека глупыми рассказами, мать хранила молчание и аккуратно, манерно вилкой нанизывала оладьи, а отец смеялся с рассказов любимого сына и пролистывал газету, из кухни доносилось привычное пение миссис Керри и похвала забежавшего мистера Лероя, вокруг кружили горничные, а у ног лежал Коди и с мольбой в глазах смотрел на вкусности на столе…

Да уж. Что тут скажешь. Настоящая выдержка семейства Мельбурнов.

2010

Генри нахмурился, когда поднос и формочки разлетелись в разные стороны, закрыл книгу и двинулся к стойке. Немногочисленные посетители с любопытством повернули головы в сторону стойки, чтобы уловить хоть малейший намёк на интересное развитие событий.

Двое пожилых мужчин так и стояли, всматриваясь друг в друга, будто не могли понять, как реагировать на такую встречу.

Поднос был забыт, посетители тоже, судя по всему даже булочки на кухне остались без присмотра, так сильно повеяло ароматом готового теста.

Казалось весь мир замер на мгновение, пока всё же что-то на лице дедушки не дрогнуло, и он не заговорил:

— Уилли?

— Здравствуй, Томас…

1961

На следующее утро за завтраком прислуживала лишь одна Минни. Отсутствие Джессики почти никак не обсуждалось. Только на краткое удивление Кетрин, где Джессика, последовал такой же краткий ответ:

— Ей пришлось уволиться, чтобы присматривать за младшими братьями.

Томас чувствовал ложь в каждом слове своих родителей, но так и не посмел спросить у них о том тайном разговоре, который случился вчера утром в кабинете отца. Его родители были не из тех, кто выносит на общее обсуждение какие-то не слишком приличные истории, которые хоть и косвенно, но касаются их семьи.

Спустя ещё несколько дней встал вопрос о том, кого нанять на место Джессики. Мельбурнам требовалась приятная работница, без вредных привычек, услужливая и честная. Как всегда. Всё лучшее для лучших.

Как же это раздражало Тома, но так уж было заведено. Им, словно королевской чете, были необходимы несколько слуг, скорее, чтобы польстить своему самолюбию и кошельку нежели для действительно чего-то важного.

Миссис Керри как-то забежала в гостиную вечером, когда мистер Мельбурн пролистывал свою любимую спортивную колонку в газете, миссис Мельбурн читала какую-то книгу у окна, а Кетрин, Томас и Уилли играли в карты за журнальным столиком, устроившись на полу и поджав под себя ноги.

— Извините, мистер и миссис Мельбурн, — робко начала кухарка.

— Да, Миранда? — Отец поднял голову от газеты.

— Я тут подумала, что пора бы Минни в помощницы кого-то нанять. Она девушка работящая, но всё же со всем не управится.

— Отличная идея, миссис Керри. — Похвалила её мать, откладывая книгу. — Есть кто-то на примете?

Было довольно непривычно наблюдать, как миссис Керри неловко жмётся у дверей и теребит передник. Словно провинившаяся школьница.

— На самом деле я хотела предложить кое-кого… — кухарка вновь запнулась, — это моя племянница, её зовут Роуз, и она только недавно приехала в Мэдисон. Её родители… погибли, — на этом слове её голос дёрнулся, будто за ним скрывалось что-то более серьёзное, — поэтому она и её братья теперь живут у меня, пока не встанут на ноги…

— Какой ужас, Миранда, — театрально ахнула миссис Мельбурн.

— Действительно очень печально, — вставила Кетрин, уже искренне, — примите наши соболезнования, миссис Керри.

— Спасибо, моя дорогая. Так вот им не помешала бы лишняя копеечка. Она девушка трудолюбивая и руки у неё золотые. Она умеет делать всё по дому, уверяю вас, она справиться… она…

— Хватит, Миранда, — добродушно улыбнулся отец, глядя на неё поверх газеты, — мы уже поняли, что у тебя замечательная племянница. Что ж, приводи её завтра и покажи дом. Может она ещё сама испугается объёма работы и сбежит…

— Что вы, мистер Мельбурн, — махнула рукой и раскраснелась миссис Керри. — Она будет счастлива работать в таком чудесном доме.

— Как была счастлива Джессика, — зачем-то решил вставить Томас.

На секунду воцарилась тишина. Отец и мать еле заметно переглянулись вместе с миссис Керри, будто тайные заговорщики. Уилли и Кетрин же абсолютно ничего не заметили.

— Конечно, дорогой Том, — произнесла Миранда, расплываясь в тёплой улыбке. — Любая будет счастлива работать у Мельбурнов.

Да уж это точно, подумал Томас, пока его родители таяли от неприкрытой лести кухарки.

Как же несправедлив был мир. Томас лежал без сна и раздумывал, в который раз прокручивая наболевшие вопросы в голове. Эти бедные мужчины и женщины обязаны трудиться до седьмого пота, стирать руки и ноги до мозолей и крови, целыми днями прислуживать каким-то белым богатеям, только чтобы купить себе кусок хлеба на ужин. Многие из них были и вовсе без работы из-за цвета кожи.

С каких пор причина для того, чтобы отказать в найме на работу, кроется в коже, а не в навыках и способностях. Многие из знакомых Томаса были намного умнее его «белых» товарищей, воспитаннее и человечнее.

Пару раз Томас ездил с отцом и Уилли в загородный клуб, чтобы провести время с приятелями отца и бывшими сослуживцами. Такие встречи скорее напоминали сборище стареющих и толстеющих самолюбов, жующих сигары и захлёбывающихся шотландским виски. Интересно, что они запивали. Закуски с икрой или свою неполноценность? Их разговоры с якобы серьёзных политических и экономических вопросов, словно алкоголь из дорогих бутылок, стремительно перетекали в обсуждения своих достоинств и размеров кошельков. Отец часто присутствовал на таких застольях, участвовал в отвратительных обсуждениях особняков, темнокожего населения и женских прелестей, но по дороге домой всегда менялся. Он никогда не говорил напрямую, но лицо выдавало его. Гарри младшему также были ненавистны эти сборища богатых подонков, но положение обязывало притворяться одним из них. Если ты не с ними, значит ты никто.

Мельбурны не могли быть никем.

За это Томас и любил, и ненавидел отца одновременно. Он ценил то, что папа не превратился в одного из сыплющего деньгами и оскорблениями воротилу, не позволял себе даже в этой компании и слово дурного сказать о женщинах, а тем более о своей жене, хотя, видит Бог, каждый из его друзей пускался в описание своей благоверной, выставляя её не в самом наилучшем свете. Мистер Мельбурн всегда говорил спасибо и пожалуйста, неважно, был это чиновник или обычный дворецкий, оставлял щедрые чаевые и не скупился на улыбки обслуживающему персоналу. Может за это его все любили и считала великим человеком?

Но напускная дымка из примитивной лжи, за которой он всё же пытался спрятать своё благородство и доброе сердце, присутствуя на подобных клубных встречах, вгоняло Томаса в приступы молчаливой ярости. Зачем строить из себя кого-то другого? С детства отец учил быть самим собой, а сам лицемерно следует за толпой толстосумов и элиты Мэдисона.

Так обстояла жизнь здесь, в городке Алабамы.

Каждый при рождении вытаскивал билет, но не каждый — счастливый.

На следующее утро миссис Керри привела свою племянницу, чтобы показать ей дом, а её показать хозяевам.

Том услышал голоса внизу и решил спуститься, чтобы взглянуть на родственницу Миранды, которая займёт место несчастной, непонятно за что уволенной, Джессики.

Спускаясь по лестнице, Томас приглаживал свои курчавые светлые волосы, которые никогда не лежали так же идеально, как у Уилли. Ни в чём он не был так же идеален, как Уилли.

— Ну а вот здесь столовая, — слышался снизу голос миссис Керри, которая, видимо показывала племяннице дом. — В твои обязанности будет входит содержать здесь всё в чистоте, во время трапез подавать хозяевам всё, что им захочется…

Мимо проскользнула Кетрин, надкусывая яблоко, и направляясь в свою комнату.

— А она очень миленькая, — добродушно улыбнулась она Томасу, мимолётно чмокнув в щёку.

Томас скорчил гримасу и двинулся в столовую.

Родители были тоже здесь и молча присутствовали при экскурсии миссис Керри.

— О, Томас, проходи, — улыбнулась миссис Мельбурн, рукой подзывая сына.

Новенькая горничная стояла к нему спиной, но он уже успел отметить, с какой осанкой и достоинством она держится. Прямая спина, изящный силуэт. Волосы собраны на затылке в красивую причёску. Красное платье в мелкие белые цветочки было дешёвым, но сидело на тоненькой фигурке девушки просто отменно.

— Доброе… — начал было Томас, но тут девушка повернулась.

— Утро… — гораздо тише закончил он.

Эти глаза. Они просто сбили всё дыхание. Томас готов был только понадеяться, что не выглядел, как рыба, оставшаяся без воды и открывающая рот, в попытке хлебнуть хоть каплю спасительной влаги.

Племянница улыбнулась ему едва заметной улыбкой. Уголки её спелых губ едва лишь дёрнулись, но сердце Тома уже во всю ходило ходуном. В последний раз оно так билось, когда он сорвался с обрыва и упал в реку в пятилетнем возрасте, а Уилли вытянул его на берег, хотя был не шибко взрослым.

— О, Томми, дорогой мой мальчик, — пролепетала миссис Керри, счастливая, что судя по всему хозяева одобрили её выбор. — Познакомься с моей племянницей, Роуз.

Девушка слегка поклонилась, но не растеряла своей природной грации и уверенности. Если бы ни цвет её кожи, манерами она бы не уступила светским девушкам, но она была другой. Мягкой, чистосердечной, искренней. Это читалось в её глазах, глубоких, как сама вселенная, тёмных, почти чёрных, как дурманящий кофе, который заваривала миссис Керри, поглощающих, словно сумрак палящий зной.

— Приятно познакомиться с тобой, Роуз. — Придя в себя, произнёс Томас в надежде, что никто не заметил его ступора. — Надеюсь, тебе у нас понравится.

— О, не сомневайся, мой дорогой! — Радостно воскликнула миссис Керри и двинулась дальше, показывая племяннице каждый угол.

Все разошлись, родители по своим делам, миссис Керри с племянницей на кухню, а Томас продолжал стоять на месте, как глупый мальчишка, уставившись перед собой. Из его головы всё ещё не выходили эти чёрные глаза…

Племянница миссис Керри покорила Мельбурнов, поэтому Гарри младший, но в первую очередь Сесилия, после пяти минут знакомства с этой застенчивой девушкой решили, что она станет прекрасной заменой Джессике. К тому же родственница такой ответственной кухарки, как миссис Керри, не может выкинуть что-то подобное, как предыдущая горничная.

К вечеру все потихоньку собирались в столовой, стекались, словно уставшие странники с разных уголков города за один общий стол, чтобы по привычке разделить ужин. Кетрин вовсю болтала с матерью, усаживаясь на привычные места, отец подливал себе заслуженную, как он говорил, порцию любимого скотча, который добавлял градуса к и так повышенной температуре в комнате, но расслаблял тело и мысли после длительного дня в конторе. Горничные хлопотали, готовя последние приготовления на стол, расставляя свечи, хотя только начинало смеркаться, раскладывая салфетки и приборы.

Том сидел в углу, в большом кресле, притворяясь читающим, но читать сегодня он уже не мог. Строчки в книге разбегались, как и его мысли, собираясь тёмными символами в одни большие глаза. Её глаза… Он не понимал, что же это такое. С ним никогда не приключалось ничего подобного. Не мог же он так глупо покориться чёрным глазам едва знакомой девушки, тем более горничной, тем более темнокожей…

Он то и дело поднимал взгляд на Роуз, следя за её движениями, проводя взглядом по её щекам и шее, словно пытаясь ощутить прикосновения на своей коже.

За дверью послышались шаги.

— О, это наверняка Уилли наконец вернулся! — Встрепетнулась миссис Мельбурн, хлопнув в свои изящные ладошки. — Пора рассаживаться за стол. Роуз, дорогая, принеси нам шампанского из подвала, будь добра. Пора вскрыть бутылочку и отметить твой приход!

Роуз вышла из комнаты, а Уилли влетел, словно волна светлого жизнелюбия, сразу осветив собой и без того светлую столовую.

— Привет, мамочка, — сладко произнёс Уилли, поцеловав маму в щёку и вручив милый букет лилий и азалий, — Это тебе.

— О, мой дорогой. Какой чудесный букет! — С деланным чувством восторга воскликнула Сесилия. — Что же за повод-то такой? Может ты нашёл себе невесту?

При этой фразе все в комнате усмехнулись, так как это была уже давняя тема. Мама давно уже мечтает женить хоть кого-то из своих детей.

— Не дай Бог, мама, — ответил Уилли, доставая из кармана маленькую коробочку. — А это моей дорогой сестрёнке!

Открыв мягкую бордовую коробочку, Кетрин ахнула.

— Какая красота!

В коробочке лежал красивый серебряный браслет с маленькой ласточкой.

— Не смог удержаться, ведь ты у нас такая же лёгкая и прелестная, как эта ласточка. — Улыбнулся Уилли. — Отец, для тебя у меня есть лишь этот набор твоих любимых сигар.

Гарри младший принял подарок, так и сияя гордостью за такого внимательного сына, похлопал его по плечу и налил виски и ему.

— Спасибо, сынок, ты знаешь, что я люблю. Но что, всё же, за повод?

— Я не могу порадовать своих близких? — Усмехнулся Уилли. — Но на самом деле повод есть. Я выиграл то дело Джефферсонов, которое казалось неразрешимым.

Все начали поздравлять Уильяма с победой, восхищаться им и его заслугами. Комната погрузилась в настоящий ураган эмоций и восклицаний, оставив Томаса в своём углу наблюдать за семейной идиллией и предаваться своим мыслям.

— Ты думал, я про тебя забыл, братец? — Насмешливо произнёс Уилли и подошёл к креслу Томаса. — Для тебя у меня тоже кое-что есть.

Развернув коричневую бумагу, Томас прочитал вслух:

— «101 рецепт счастья»…

— Это рецепты выпечки. Автор собрал лучшие блюда десертов со всех стран мира и теперь ты можешь приготовить каждый из них. А когда закончишь обучение, сможешь угощать ими посетителей в своей булочной…

Все начали вновь умилительно восхищаться таким чудесным сыном, а Томас не знал, что сказать.

Таким уже был Уилли. Он знал, как стать центром внимания, знал, как угодить каждому. Как бы ни хотелось почувствовать зависть или ревность, Томас не мог, потому что намерения Уилли всегда были искренними.

— Не знаю, что и сказать, Уилли… — тихо произнёс Том, подходя к столу, за которым уже все расселись.

— Ты можешь просто сказать спасибо, братец. — Улыбнулся тот в ответ.

— Спасибо…

Томас был очень благодарен брату. И дело было не в книге. Уилли никогда не упрекал и насмехался над младшим братом за его стремление открыть свою маленькую пекарню, готовить свежий хлеб и вести спокойную, размеренную жизнь обычного повара, булочника, а не многоуважаемого адвоката или бизнесмена. Поборов в себе порыв кинуться и обнять старшего брата, Томас занял своё место.

Беседа уже текла рекой, на стол были принесены горячие блюда, от которых клубился пар вперемешку с упоительными ароматами. Уилли подмигнул брату, сидящему напротив, и как раз делал глоток виски, как в столовую из подвала вернулась Роуз с бутылкой шампанского. Уилли поперхнулся и стал неистово кашлять, похлопывая себя по груди. Все всполошились, особенно миссис Мельбурн, укоризненно приговаривая:

— Чуть не захлебнулся этим виски!

Но братья были единственными в комнате, кто понял, что Уилли чуть не захлебнулся далеко не виски.

2010

Двое мужчин смотрели и молчали.

Как же изменились их лица за столько лет. Оба теперь покрыты морщинами, уравнивая разницу, которую люди замечали в них раньше. Возраст, время, расстояние уравняли всё.

Очередь, скопившаяся за спиной гостя, уже начинала немного волноваться из-за такой задержки, поэтому Генри быстро взял дело в свои руки, обслужил клиентов, продал два круассана, капучино и кусочек пирога с абрикосами, пока дедушка отводил своего знакомого к дальнему столику в углу, чтобы можно было спокойно поговорить.

Кафе незаметно опустело, когда Генри подошёл к их столику.

— Генри, мальчик мой, — хрипло проговорил дедушка, не сводя взгляда со своего гостя, — повесь табличку на дверь, что мы закрыты.

Генри изумлённо на него взглянул, ведь они никогда не закрывались просто так, ни на выходные, ни даже когда практически некому было работать.

— Сегодня, пожалуй, мы закроемся пораньше, — загадочно произнёс дедушка и наконец тепло улыбнулся, расставляя всё на свои места, — ко мне вернулся мой брат.

1961

Присутствие Роуз ощущалось в каждой клеточке дома Мельбурнов, в каждой мысли Тома. Всё осталось по-прежнему, но в то же время изменилось, стало светлее и ярче. Дом сиял, и всё семейство вместе с ним.

Она стала каким-то чудом, рядом с которым расцветало всё. Или Томасу просто так казалось.

Первые недели он наблюдал за ней, когда они оказывались в одной комнате, следил за тем, что она делает и как разговаривает с обитателями дома. Миссис Мельбурн была просто без ума от очаровательной юной девушки, так кстати появившейся у них в особняке. Она была чистоплотнее предыдущей горничной, исполнительнее и прилежнее. Роуз как будто угадывала настроение и желания окружающих, чем просто покорила мать Томаса.

Отец, казалось, тоже остался доволен новой работницей, отстранённо, сдержанно, но доволен. Кетрин то и дело болтала с горничной, как с подругой, чем немного смущала миссис Мельбурн, ведь они были из разных сословий, чтобы так безмятежно общаться, как равные. Уильям же был вежливо отстранённым, стал появляться в доме реже и будто бы стал молчать чаще. При расспросах родителей или Кетрин он просто отвечал, что загружен работой. После столь удачного дела Джефферсонов ему стали поручать всё более сложные и ответственные дела, которые требовали кропотливого и тщательного изучения.

Часто прогуливаясь по улицам Мэдисона, Том невольно замечал брата, входящего в какой-нибудь бар в сопровождении нескольких друзей и всё разных девушек. Что-то с Уилли явно было не так, и Томас начинал беспокоиться, однако ни слова пока не говорил родителям, сперва хотел сам разузнать всё у старшего брата.

Работа Уилли всегда предполагала кропотливости и тщательности, отнимала много сил, внимания, времени, а также нервов, но, казалось, что кто-кто, а мистер Мельбурн и Уилли — именно те, кто прекрасно с этим справлялись. Спокойные характерами от природы, властные и влиятельные, они представляли собой поколение прекрасных адвокатов, способных погружаться в любое самое сложное и эмоционально изматывающее дело, но не пропускать его через себя. Даже в их потоке исков и судебных разбирательств, где в большинстве случаев фигурировали лишь денежные махинации, неоплаченные счета и штрафы, порой попадались грабежи, насилия и убийства. Уилли не специализировался на уголовном праве, но всегда ради практики нанимался в помощники, чтобы отточить навыки и стать настоящим профессионалом, способным выиграть любое дело в суде. Так он и получал опыт. А как видно сейчас, ещё и стресс.

Всегда весёлый и обаятельный, сияющий какой-то аурой безмятежности и света, старший брат будто утратил себя, постепенно превращаясь в одного из своих приятелей, богатенького пловца по течению жизни, который частенько пропускает стаканчик спиртного в одном из местных баров.

Томас часто гулял по городу, в одиночестве, размышляя, ведь ему было о чём подумать в последнее время. Он старался выбираться из дома Мельбурнов гораздо чаще и дальше, только бы реже сталкиваться с новой горничной, хотя душа только этого и хотела. Том не мог разобраться в своих чувствах, которые лавинами Эвереста сшибали его с ног. Ему необходимо найти устойчивую почву под ногами и наконец забыть эти чёрные глаза.

Роуз. Словно по веянию судьбы она появилась в доме Мельбурнов и перевернула всё с ног на голову. Томас ни за что бы не поверил, что уход Джессики так отразиться на нём.

Когда они сталкивались в гостиной, где Томас сидел в своём привычном кресле у окна и читал очередной роман, а Роуз заглядывала протереть пыль или расставить вещи по местам, Тома будто пронизывало ударом молнии. Он сразу начинал терять ход мыслей, да и вообще всякий здравый смысл. Книга была забыта, а все намерения были направлены лишь на то, чтобы скрыть своё идиотское поведение стеснительного мальчишки.

Они не часто разговаривали, но эти мимолётные беседы, если их можно так назвать, были самым светлым событием дня для Томаса, которое он потом мечтательно вспоминал в своей спальне, пробуя каждое сказанное Роуз слово на вкус.

Обычно Томас предлагал помощь девушке, как будто он здесь и не хозяин вовсе, как будто их не разделяют расовые и классовые предрассудки. Ему было наплевать. Если он видел, как девушка тянется на верхнюю полку, чтобы что-то достать, вставая на носочки, он тут же вскакивал с места, в два счёта, словно спортсмен, которым он никогда не был, пересекал огромную комнату и дотягивался первым. Если горничная несла в руках огромную стопку постиранного белья, за которой почти не было видно пути, Томас был тут как тут.

— Ну что вы, мистер Мельбурн, — всегда смущаясь, отзывалась Роуз. — Я справлюсь сама, не стоит…

— Я всегда рад помочь тебе, Роуз, — тихо говорил в ответ Томас, надолго оставляя на лице девушки взгляд. — И прошу тебя, зови меня просто Том. Я не мой отец.

Роуз кивала и иногда действительно называла его просто Томом. Слышать своё имя, вот так просто, без всяких мистер, было невероятно приятно.

Как-то раз же, сидя в дальнем кресле у окна в библиотеке, Томас бегал глазами по написанному в книге, но мыслями витал далеко. Когда скрипнула дверь и послышались лёгкие шаги, Том даже глаз не поднял, подумал, что это наверняка Кетрин. Но тут из-за стеллажей с многочисленными книгами возник силуэт, робко лавирующий сквозь ряды книжных полок. Роуз не заметила, что Том тоже здесь, она была полностью поглощена обложками, по некоторым проводила своими изящными, не испорченными многочисленной стиркой и тяжёлым трудом, пальцами. Том, затаив дыхание, следил за передвижениями девушки, подаваясь немного вперёд. Роуз остановилась возле какой-то определённой книги и, долго разглядывая ей, как преступница, потянулась за ней. И тут кресло под Томасом скрипнуло, Роуз испуганно одёрнула руку и повернула в его сторону голову.

— Извините, мистер Мельбурн, — пролепетала девушка, как будто немного успокоившись, что именно младший сын застал её за разглядыванием библиотеки. — Я не хотела вам мешать и не хотела…

— Ты мне не помешала, Роуз. — Неловко улыбнулся Том. — Скорее наоборот. И я же просил тебя не называть меня мистером Мельбурном. Мы почти одного возраста, а я каждый раз чувствую себя стариком.

— Но вы хозяин дома. Тётя Миранда убьёт меня, если услышит, что я называю вас по имени.

Томас снова улыбнулся, уже более уверенно, подходя к девушке ближе. Ему хотелось наконец заговорить с ней, почувствовать её запах рядом, а не просто наблюдать издалека. Как жаль, что у него нет уверенности Уилли.

— Мы ей не скажем. Если так положено, то пускай я буду для тебя мистер Мельбурн. Но наедине зови меня Том.

Роуз как-то странно на него посмотрела, её чёрные глаза, казалось, потеплели и стали на тон светлее, словно горький шоколад.

— Мир вообще сошёл с ума, навязывая эти классовые различия, — уже более серьёзно заговорил Томас. Почему-то с ней хотелось поделиться всеми мыслями. — Будь моя воля, не было бы ни хозяев, ни прислуги, ни сегрегации…

Роуз слегка вскинула брови, после чего Томас замолчал.

— Извини, если обидел тебя.

— Вовсе нет. — Строго, но с нежностью ответила Роуз. — Я просто не думала, что вас могут терзать подобные мысли… Том.

Том… Сердце его затрепетало, а лицо расплылось в улыбке. Роуз же улыбалась в ответ.

Господи, как же ему нравилось смотреть на неё, быть рядом и просто молчать. А когда она говорила, её речь не была похожа на речи других девушек из прислуги. Да что там, не многие девушки его круга разговаривали подобным образом. Она была умна, и это читалось не только на её лице, но и в этих тёмных глазах.

Поняв, что позволили себе немного вольности, молодые люди слегка отстранились друг от друга.

— Ты смотрела на эту книгу? — Спросил Том, переводя взгляд на «Грозовой перевал».

— Да. Я давно уже мечтаю прочесть её, но всё никак не удавалось найти на какой-нибудь распродаже.

— Ты любишь читать?.. — Удивился Томас.

Роуз будто обиделась и заговорила более высоким тоном:

— А что, вы думаете, что какая-та чёрная прислужница букв не разберёт?

— Я не это имел ввиду…

— Все вы уверены, что мы годимся лишь для того, чтобы отглаживать вашу одежду и подавать жареную утку на стол, да полы мыть. — Роуз тараторила, не давая Томасу и шанса вставить оправдательное слово. — Моя мать научила меня всему. И читать, и писать. У меня была крепкая, благополучная, на сколько это возможно, семья. Мама и папа, пусть и были чёрными, как и я, но их уважали в тех краях, где мы жили. Они неплохо зарабатывали, чтобы обеспечить нас. Неплохо для негров. Все мои братья учились в школе, пока родители не умерли, и теперь им приходится ходить на грязную работу, чтобы свести концы с концами, оплачивать почти несъедобные буханки хлеба и молоко. Моя же судьба здесь подавно решена.

Роуз на секунду перевела дыхание, немного сбавила тон, будто устыдившись, что так много позволила себе рассказать о семье, да ещё и сыну хозяина. И уже более спокойно произнесла:

— Я никогда не смогу закончить колледж или университет, получить хорошее образование и стать той, кем хотела бы быть. Поэтому, да, мистер Мельбурн, я люблю читать… Это единственное, что я могу делать, чтобы не забывать о своих мечтах.

Наступило молчание, в котором Роуз корила себя за излишнюю эмоциональность, а Томас — за то, что так глупо обидел девушку, хотя задал всего лишь безобидный вопрос. Но он понимал, что каждая темнокожая девушка в их городе утопает в предрассудках и стереотипах окружающих. Они не могут пойти учиться, а обязаны заботиться о своих больших семьях, зарабатывать на самое необходимое кропотливым трудом и терпением. Его семья была далеко не идеальной, но Мельбурны всегда старались уважительно относиться к прислуге. Томас знал, что в некоторых домах темнокожих слуг унижают. Ричардсоны не позволяют няне собственных детей ходить в их общий туалет, Ноланы штрафуют своих горничных за каждую ошибку, а ошибкой могут посчитать всё, что угодно. Миссис Ллойд, семидесятилетняя матрона из дома напротив, как-то заставила свою горничную, уже немолодую миссис Готи три часа стоять на солнце и обмахивать её опахалом, хотя сама она сидела в тени и попивала холодный коктейль. Супруги Далтоны, чей особняк с семью спальнями находится в конце улицы, ставят будильник ровно на 7 утра и, если их прислуга в лице миниатюрной Карли переступает порог дома секундой позже, заставляют её чистить бассейн зубной щёткой. Мисс Ариэль Зэйн, богатая одинокая тридцатипятилетняя обладательница виллы, которой досталось огромное состояние в наследство от далёкого дядюшки, увольняет каждую негритянку, которая на неё косо посмотрит. Или она пытается произвести впечатление на окружающих, или специально нанимает «косых» слуг, но по подсчётам миссис Мельбурн, она уволила уже порядком 14 девушек за четыре месяца. И все они странно косились на неё. Бедный мистер Джексон, 50-летний садовник, который берётся за любую работу, чтобы только обеспечить своим сыновьям возможность пойти в самый дешёвый колледж и выбиться в люди, вынужден ежедневно выносить издевательства некоторых работодателей. Килмеры били его розгами, Таймсы заставляли носить специальную форму, в которой жара Алабамы сжигала заживо, а миссис Андерсон велела пересадить 4 разновидности кустовой розы за неделю, так как предыдущие не подходили под фасад её дома.

Как только эти истории доходили до Мельбурнаов, Томас тут же доходил до крайней точки кипения. Пытаясь несколько раз вступиться за темнокожее население хотя бы перед членами своей семьи, он встретил лишь молчание Кетрин и Уилли, которые, как он знал, разделяли его мнение, но предпочитали молчать, как полагается, укорительный взгляд матери, которая театрально ужасалась словам сына, а также спокойный голос отца.

— Успокойся, мой мальчик. — Говорил он, глядя так, будто всё понимал, но ничего не делал. — В таком обществе мы живём, и ничего не поделаешь. Умей ценить то, что тебе дано. Мир изменится сам, если будет нужно.

Но мир не менялся. Видимо, ему это было не нужно.

— Прости, Роуз. Я вовсе не собирался обижать тебя или твою семью. — Заговорил Томас, когда горячность девушки немного поостыла. — Ты почти никогда не рассказывала о своих братьях, — заметил Том.

— Их у меня трое. — Глядя в даль заговорила Роуз. — Самый старший из нас, Малкольм, настоящий мужчина и сын своего отца. Он очень сильный и упорный, я очень рада, что могу положиться на него, и знаю, что он всегда постоит за каждого из нас. Сейчас он работает плотником и строит дом одной достаточно порядочной семье на другом конце города, и я очень рада, что к нему там хорошо относятся. Он мог бы попасть к кому-нибудь вроде миссис Ллойд или того хуже.

Том слышал в голосе девушки гордость за своих близких, что заставило его ещё больше зауважать эту девушку.

— Младшие же только-только бы пошли в третий класс, но были вынуждены пойти подрабатывать. Джерри помогает садовнику у мистера Грина, поливает цветы и вырывает сорняки, Леон раскладывает письма на почте. Каждый из нас вынужден работать, чтобы продержаться, но каждому повезло оказаться в хорошем месте.

Дальше она говорить не стала, и Том понял, что сегодняшнюю порцию откровений Роуз превысила сполна, поэтому просто сказал:

— Я был бы рад видеть в этом доме того, кто, как и я, любит читать.

Роуз взглянула на него, посмотрела с любопытством и нежностью.

— В этом доме столько людей, — продолжал Том, чтобы избежать поглощающих чёрных глаз, — а обсудить книги не с кем.

— Разве ваша матушка и брат с сестрой не читают? Я часто видела их с книгами.

— Читают от случая к случаю. Но Кетрин больше любит листать модные журналы, отец следит за спортивной колонкой в газете, Уилли едва ли осилил пять книг за всю жизнь, а мама делает вид, что интеллектуалка. — Том усмехнулся и покачал головой. — Маме всегда важно лишь то, что подумают в наших кругах, о ней, о её увлечениях, о семье. Если соседки увидят, что у неё на коленях книга, то день прожит не зря. Она отличилась перед подругами. Хотя книга у неё всегда одна и та же…

Роуз улыбнулась, скорее от осознания, как абсурден этот мир.

— Как нелепо. Казаться тем, кем ты не являешься.

— У соседей всегда трава зеленее. Поэтому мы высаживаем клумбы.

Томас снял с полки «Грозовой перевал» и протянул собеседнице:

— Держи. Эта книга стоит того, чтобы прочитать.

Роуз с лёгкой обеспокоенностью взглянула на протянутую книгу. Она так манила своей обложкой без единой царапины, да и страницы наверняка были идеально чистыми, не помятыми. Не то, что книги в библиотеке около её дома.

— Я не могу взять её.

— Конечно, можешь.

— Не думаю, что твоим родителям это понравится.

— Ты же не без спроса взяла её, Роуз. — Настойчиво произнёс Томас. — Держи. Зато мне будет с кем обсудить её.

Роуз почувствовала тепло, разливающееся по всем конечностям, ведь никто ещё не был так добр с ней из «белых», особенно с тех пор, как она приехала жить к тёте. Когда она забирала книгу из рук Томаса, их пальцы на мгновение соприкоснулись, нежно, мимолётно, но ни один руки не убрал, пока не стало совсем неловко.

Из кухни послышался голос миссис Керри, которая звала свою племянницу.

— Мне пора идти. — Тихо сказала Роуз, и от Томаса не ускользнуло то, что в голосе послышалось разочарование. Неужели она не хотела уходить, чтобы ещё немного побыть с ним? Или это просто нежелание возвращаться в суровую реальность грязных столовых приборов и пыльных ковров.

Уже около двери Роуз обернулась и напоследок взглянула на провожающего её взглядом Томаса:

— Спасибо, Том.… И за книгу тоже.

Девушка выскользнула из комнаты так же тихо, как вошла. Но её образ так и остался перед глазами Томаса, который ещё некоторое время смотрел на дверь.

Она ему нравилась. Очень нравилась. Таких чувств в нём не вызывала ещё ни одна девушка, а теперь начинало казаться, что больше никто и не вызовет.

Последующие месяцы летних каникул они сталкивались всё чаще, но ни один из них не мог сказать, намеренно или случайно. Томас часто заходил в столовую, когда девушка чистила серебро и помогал ей, попутно обсуждая всё на свете. Роуз иногда заглядывала в библиотеку, брала новую книгу по рекомендациям Тома и проводила десять минут своего свободного времени в его компании, садясь в соседнее кресло и читая что-нибудь. Когда все разбегались по делам, отец и Уилли в свою контору, Кетрин по магазинам, а мать на встречи «книжного клуба» обсуждать не прочитанные страницы, а соседей, миссис Керри убегала в магазин, чтобы купить продукты к ужину, Том и Роуз выходили на крыльцо и говорили. Большую часть о книгах, но также они рассказывали друг другу о своём прошлом, о мечтах и планах, будто старые друзья. Томас не мог до конца насладиться этой лёгкостью, которую ощущал рядом с этой девушкой. Ей хотелось рассказать абсолютно всё, что он не мог рассказать родным. Она понимала его с полуслова, потому что сама стремилась к тихой жизни и занятию любимым делом.

Их дружба с каждым днём становилась сильнее, но они неосознанно старались держать её в тайне. Едва ли матери понравится это тесное общение с прислугой, а миссис Керри вообще упадёт в обморок, что её племянница может позволить себе такую вольность — болтать и пить чай на крыльце с хозяином.

Всё было прекрасно, если бы Роуз однажды не произнесла:

— Томас, пожалуйста, перестань приносить мне цветы и новые книжки. Очень приятно получать от тебя эти маленькие, дружеские подарки, но что подумает тётя Миранда?

Том немного опешил, так как ни разу ничего не подарил девушке, хоть его и посещали такие мысли. Он слишком боялся показаться навязчивым и испортить дружбу с Роуз.

— О чём ты? — Переспросил он. — Я никогда ничего не дарил тебе.

— Не ври, Том. — Игриво сказала девушка, хлопнув его по плечу. — Пожалуйста, больше никаких подарков.

Том машинально кивнул, и, казалось, тема была закрыта, однако осадок на душе парня не растворился. Если не Том, то кто тогда тот таинственный незнакомец, кто преподносил Роуз все эти цветы и книги? Кто ещё на шаг откидывает его назад и делает чувства невозможными?

Но за последующие несколько недель Роуз не обмолвилась ни словом о новых подарках, поэтому Томас слегка успокоился и продолжил присутствовать в жизни их служанки, тайно лелея тёплое чувство где-то там, под рёбрами.

За ужином или когда вся семья собиралась вместе, он всегда оставался вежлив и учтив. Он не прятался за маской высокомерия, как обычно поступали его родители, когда имели дело с прислугой на глазах их знакомых. Он напрямую обращался к ней, заговаривал о каких-то пустяках и спрашивал мнения. Он улыбался ей через стол, когда она наклонялась, чтобы поставить следующее блюдо, но старался делать это так, чтобы ни у кого не возникало подозрений.

Так всё стремительнее проносились приятные, тёплые дни под пекущем солнцем Алабамы, которое к концу августа всё же начало сдаваться подступающей осени. Теперь можно было вздохнуть хоть утром и ближе к вечеру, не опасаясь, что лёгкие обожжёт кипятком.

Кому-то стремительность времени казалась естественной, жизнь текла своим руслом, не выходя из берегов. Но Томас с каждым днём становился всё мрачнее и озабоченнее, между бровями всё чаще собирались вдумчивые морщинки. Конец лета предвещал ему то, что необходимо возвращаться к учёбе, ехать в университет, находящийся в другом штате, через многие мили на севере, вдали от родного дома. И если раньше Тома не заботило, что он уезжает из родных стен, семья была ему дорога, но не дороже мечтаний и стремлений, тем более учитывая нелепые старания матери выделиться и угодить обществу, показная строгость отца, которую он выпячивал, как и свою широкую грудь, на публике. Учитывая Уилли, с которым всегда себя будет сравнивать и проигрывать в этом сравнении. Нет, семья его никогда не держала в этих краях, как и люди, которые здесь жили. Единственный, по ком он всегда скучал, это Клоди, их весёлый пёс, который заходился писклявым лаем, каждый раз, как кто-то возвращался домой, оповещая округу, что его любимые хозяева дома.

Этим летом уехать будет тяжелее, ведь душу рвало на части осознание, что он не увидит Роуз, не сможет поговорить с ней и поделиться мыслями. За эти месяцы она стала частью его жизни, настоящим другом, которого у него никогда не было даже среди парней. На факультете, на котором Том изучал кулинарное искусство, едва ли насчитывалось пятеро мужчин, один из которых был сорокапятилетний бывший учитель математики, мистер Адамс, решивший кардинально изменить свои планы на жизнь. В оставшееся число студентов мужского пола входил сам Том, Ленни Гауфман, Мартин Клайм, Оливер Мартинес и сосед по комнате Тома, Теодор Рэдисон, которого все просто называли Тедди. Последний был единственным, с кем Том ещё мало-мальски поддерживал отношения, в силу ли того, что они жили вместе и проводили много времени в четырёх, общих стенах, а может и из-за того, что они были похожи, хоть и любили побыть наедине с собой.

Остальными же студентками факультета были девушки, рядом с которыми Томас всегда терялся, не мог заговорить без причины и все его шутки становились самыми банальными и несмешными. Будь на его месте Уилли, он бы в два счёта покорил сердца всех девушек, парней и даже преподавателей курса, заполучив зачёт ещё до начала экзаменов. Но Том был не такой, как старший брат. Он жил своей спокойной жизнью, его комната напоминала лодочку, плывущую по течению тихой реки. В этой лодке почти не было других пассажиров. Но Роуз стала той, кто ступил на её борт и какое-то время путешествовал рядом с Томом, помогая свернуть на резких излучинах реки.

Но август уступал свои права ранней осени, и пришла пора высаживать Роуз на берегу, а самому плыть дальше.

Том опасался, что будет очень скучать по их беседам и мимолётным встречам в библиотеке, но ещё больше боялся, что девушка позабудет его, а если и будет помнить, то просто как гостя, некоторое время гостившего в особняке Мельбурнов.

— Ну что, сынок, ты всё собрал? — Спросил отец, входя в его комнату.

Томас как раз застёгивал чемодан, впихнув в него последний жилет и книгу. Весь его багаж состоял из двух небольших чемоданов и ручной сумки, где лежало всё самое необходимое в дороге, но нельзя было сказать, что он уезжал налегке. Тяжести его багажа прибавляло весу нежелание прощаться с Роуз.

— Готов ехать? — Сейчас отец был как никогда лучист и светел, словно уютный медведь (в силу своего мощного телосложения). Его так и хотелось обнять. Но в семье Мельбурнов, как и во всех остальных богатых семьях Мэдисона, объятия не были приняты. Единственное, на что можно было рассчитывать, это неискренние поцелуи в щёку от расфуфыренных соседок и похлопывания по плечу от мужской половины общества. Мэдисон преуспевал в вопросах неискренности.

Том кивнул, и они, прихватив каждый по чемодану, стали спускаться по ступенькам вниз.

— Мистер Лерой отвезёт тебя на вокзал, — сообщил отец, — он уже ждёт у входа.

Как оказалось, у входа ждал не только их семейный водитель, но и все домочадцы, выстроившиеся в две линии от входа, словно почётная арка для героя. Кетрин, которая из-за какой-то спланированной поездки решила задержаться дома до того, как тоже уехать учиться, как всегда сияла своей молодостью и красотой, миссис Мельбурн по привычке театрально взмахивала руками и прижимала их к груди, поджимая губы и то и дело вздыхая. Уилли легко улыбался, прислонившись к дверному косяку. Тут же был обещанный мистер Лерой, сжимающий в руках свою водительскую кепку и переминаясь с ноги на ногу. Миссис Керри и служанка Минни также вышли попрощаться с сыном хозяина, который всегда был с ними вежлив и добр. Но Том никак не мог заметить Роуз, чьё лицо больше всего хотел увидеть перед отъездом и попрощаться, пусть и сдержанно, под взглядами домочадцев.

— О, мой милый мальчик, — преувеличенно горько воскликнула матушка, расставляя руки для объятий. — Как жаль, что ты так скоро уезжаешь от нас.

— Мне тоже, мама.

— Звони нам, наш маленький Томми. — Тепло произнесла Кетрин, тоже обняв брата и поцеловав в щёку, оставив след красной помады.

— Мы будем скучать по вас, дорогой мистер Том, — подала голос миссис Керри, намного более искренне и печальнее, нежели миссис Мельбурн. — Возвращайтесь поскорее!

— Да, братец, — усмехнулся Уилли в своём репертуаре, когда настала его очередь, — не пропадай там среди своих кастрюль и теста.

Сперва братья пожали друг другу руки, но затем, опустив все приличия, крепко обнялись, похлопав друг друга по спинам. Давно они так не расчувствовались, и Том ощутил небывалый прилив теплоты к брату.

Загрузившись в блестящий, помытый автомобиль, пожав крепкую руку отца, вновь со всеми распрощавшись, Том помахал кричащим вслед, больше всего из которых выделялся неестественно печальный голос миссис Мельбурн.

Мистер Лерой выкатил на дорогу и не спеша поехал в сторону вокзала, будто напоследок позволяя Томасу проститься с родной улицей и соседями. Некоторые знакомые, выходящие за своими утренними газетами на лужайки, кивали вслед Тому или махали на прощание, но тот едва ли удостаивал их вниманием. По ком он точно не будет скучать, так это по их лицам и их злобным манерам обращаться с другими, кто ниже по рангу и положению, чей цвет кожи на тон темнее. Мысли Томаса занимала только Роуз, которой не оказалось в доме.

— Мистер Лерой, а где же Роуз? — Решил осторожно, специально небрежно глядя в окно, поинтересоваться Том у водителя, напевающего себе под нос в унисон с радио. — Она единственная не вышла попрощаться.

— У вашей матушки порвалось её любимое платье, в котором она собиралась сегодня обедать со своими подругами в клубном кафе, вот она и отправила Роуз в магазин, купить отрез ткани, чтобы аккуратно подлатать его. Вы же знаете свою матушку, мистер Том, если уж она решила идти в этом платье на встречу — она в нём пойдёт.

Это Том знал. Его мать любого достанет, вывернет мир наизнанку, но сделает так, как запланировала.

Значит, Роуз не оказалось не потому, что она не захотела попрощаться с ним. Её просто отослали по делам. Тяжесть на душе Тома полегчала, но ровно на столько, как если бы в чемодан решили не класть кашемировый шарф. Он ведь так хотел увидеть её, сказать последние слова, ведь несколько месяцев точно уж не будет дома, но жизнь как всегда решила по-своему.

Проехав несколько улиц, Том утонул в своих мыслях, не замечая ничего за окном и не слыша, как мистер Лерой сказал ему что-то, встретив знакомого человека на дороге. Он приостановился и стал разговаривать со знакомцем. И только спустя несколько мгновений до него донёсся знакомый голос и тут же повернул голову в сторону водительского окна.

Там стояла Роуз, беседуя с мистером Лероем, но глядя на него! Так вот кого встретил водитель на дороге.

— Роуз… — в надежде прошептал Томас и выскочил из машины.

— Роуз! — Уже вскрикнул парень, обходя автомобиль спереди и трогая её за локоть. — Я надеялся встретить тебя, чтобы попрощаться.

— Миссис Мельбурн отправила меня…

— Я знаю, знаю.

— Но я очень хотела увидеть тебя напоследок.

Мистер Лерой, будто услышав что-то неприличное, улыбнулся, сделал радио чуть громче и приподнял стекло открытого окна, что не ускользнуло от внимания Тома.

— Я тоже хотел попрощаться, но ты единственная, кто не пришёл меня проводить.

— Я буду скучать по тебе, Том. — Глядя ему в глаза, произнесла Роуз. Казалось, что они хочет прикоснуться к нему, но не могла себе позволить такой вольности, особенно на глазах посторонних. — Ты стал мне настоящим другом здесь.

Том пропустил мимо ушей слово «друг», так как давно уже начал испытывать гораздо более глубокие чувства, но не мог просить ответной реакции и от неё.

— Можно я буду звонить тебе? — Внезапно спросил Том, будто хватаясь за последнюю ниточку, соединяющую их обоих.

— Я бы очень хотела, но у миссис Керри нет телефона.

— А письма? Может я смогу хоть изредка писать тебе?

Роуз тепло улыбнулась и всё же легонько коснулась его руки.

— Было бы замечательно. Я буду читать каждое, обещаю.

На душе у Томаса забрезжил лучик надежды. Может быть, всё же ему удастся остаться в жизни Роуз. Они ещё немного постояли, высказав свои пожелания удачи на будущий год, и ещё раз пообещав не терять связи, после чего Роуз последний раз взглянула на Томаса и пошла в сторону тканевого магазина. Том ещё какое-то время провожал её взглядом, пытаясь запомнить образ, вобрать в себя черты её лица и силуэт плечей. Когда Роуз обернулась, он помахал ей, чтобы не выдать того, что непростительно уставился на неё, после чего вздохнул, улыбнулся сам себе, что всё же удалось попрощаться и сел в машину.

— Как хорошо, что мы её встретили, — слегка подмигивая сказал мистер Лерой. — Хорошо, что мы поехали этой дорогой.

И тут до Тома дошло, что мистер Лерой специально медленно поехал через улицы Мэдисона. Не чтобы дать возможность сыну хозяина попрощаться с городом, а чтобы дать возможность попрощаться с ней. С Роуз. Том почувствовал глубокую признательность к пожилому водителю. А также уверенность, что тот не проболтается. В отличие от людей его, Томаса, круга, некоторые всё же знали, что такое честь и доверие и могли подарить их другим.

На вокзале Том распрощался с мистером Лероем, который был также, как и миссис Керри, огорчён отъездом младшего сына Мельбурнов, ведь с первых шагов присутствовал в жизни каждого из детей, оберегал их, возил по больницам и школам, иногда помогал делать поделки на уроки творчества. Была бы его воля и позволение общества, мистер Лерой наверняка бы кинулся на шею Тому или пустил слезу, но стоически перенёс всё это и сдержался.

Том от всей души поблагодарил пожилого мистера Лероя, проводил его взглядом, когда тот двинулся к автомобилю, всё также скромно вертя в руках кепку, нашёл своё место в вагоне-купе и, наконец, позволил себе взглянуть на родной город напоследок. Впервые за все три года обучения Том почувствовал странное потягивание в груди и ком в горле, оттого, что покидает эти места, дом, в котором прошли лучшие годы его жизни, девушку, с которой прошли лучшие месяцы в его жизни. Поезд тронулся, создавая ритм для летящих вперёд мыслей Томаса, пока не скрылся из вида, покидая солнечную Алабаму.

1961

Роуз

Пишу тебе из своей комнаты, которая кажется слишком пустой и слишком тёмной без палящего солнца Мэдисона.

Вчера мы вернулись к занятиям и, признаюсь честно, я просто счастлив наконец оказаться там, где чувствую себя на своём месте. Среди духовки, своих форм для выпечки и муки. Надеюсь, что за этот год испробую все рецепты из книги, подаренной Уилли, буду высылать тебе отчёты, если ты не против, а также делиться ингредиентами самых лучших из них, чтобы вы с миссис Керри могли побаловать мою семью. Так я смогу быть чуточку ближе к вам… Ну и испробую рецепты для своей будущей пекарни.

Впервые в жизни я действительно скучаю по дому, по большей части, потому что я обрёл хорошего друга в твоём лице, здесь мне в этой привилегии отказано. Мой сосед по комнате, Тедди, слишком любит шумные компании, постоянно зовёт меня с собой, но я отказываюсь. Мне ближе мои книги и мои пироги, как бы смешно не звучало.

Я очень рад, что смогу писать тебе. Надеюсь, что и ты будешь сообщать мне всё, что происходит в Мэдисоне, потому что вести от матери — это сплошные сплетни, до которых, признаюсь честно, мне нет никакого дела. Отец, как можно догадаться, скуп на слова, как и Уилли. А Кетрин занята учёбой и прогулками со своими университетскими кавалерами.

Когда будет немного больше новостей, я напишу тебе ещё.

Томас

Здравствуй, Том!

Я получила твоё письмо ещё утром и приберегла до конца дня, чтобы спокойно прочесть его дома. Очень тяжело было работать в стенах вашего дома и ощущать, как конверт так и прожигает дыру в кармане.

Ты уехал неделю назад, а в доме уже царит обычный сумбур. После отправления Кетрин в университет, миссис Мельбурн вернулась к своим привычным делам. Она была так грустна распрощаться с двумя своими детьми, но тщательно пыталась это скрыть. Я часто замечала её с платочком в руке, когда она молча стояла у окна. Но, как и подобает интеллигентной женщине, она быстро взяла себя в руки и теперь разъезжает по званым обедам, встречается с подругами в клубе и ведёт бурную общественную деятельность. Как раз сейчас они организовывают осенний фестиваль, который проводится в сентябре на вашей улице. Не планируется ничего серьёзного, лишь парад самодельных платьев в стенах клуба, где модельерами выступят сами дамы, а моделями — их служанки, а также ярмарка лучшего пирога. Скорее всего твоя матушка попросит меня или Минни прошествовать на глазах у толпы придирчивых соседок. Искренне надеюсь, что это буду не я. Не хочу стать главным развлечением толпы, центром сплетен и всеобщего обсуждения. А вот как миссис Мельбурн будет печь самый лучший пирог Алабамы я бы взглянула. Так и представляю её в переднике и забавном чепчике стоящей посередине кухни, пытаясь разобраться в каком шкафчике стоит пакет с мукой и как вообще выглядит маргарин. Скорее бы осенний фестиваль закончился и можно было бы просто вернуться к привычным делам.

Твой отец и Уилли постоянно обсуждают какие-то дела в своей конторе, очень часто опаздывают к ужину. Кажется, они намерены покорить все суды Мэдисона и выиграть все возможные дела до конца месяца.

Буду сообщать тебе все новости о твоих родных, чтобы у тебя было немного больше информации, нежели сплетни твоей матушки о том, как мисс Ариэль Зэйн уволила очередную горничную, потому что она чихнула, недостаточно прикрыв рот рукой и стоя всего в десяти метрах! Я очень долго смеялась, услышав эту историю, ведь наверняка мисс Зэйн ужаснулась, что все «чёрные» микробы горничной тут же перепутаются с её.

Мои братья стали намного увереннее чувствовать себя в этих краях, надеюсь, что рано или поздно, мы сможем назвать Мэдисон своим домом. Пока нам хотя бы удалось хоть немного встать на ноги. Нет надобности постоянно считать каждую копейку, а иногда даже остаётся немного мелочи на любимое печенье младшим, новую юбку, в которой мне, к сожалению, практически некуда ходить, и на книги не в порванных обложках. Спасибо большое за то, что ты поговорил с родителями, и они позволили мне брать книги из вашей библиотеки, но всегда приятнее иметь что-то своё, а также не опасаться, что я могу порвать или испортить что-то, что стоит больше моего недельного заработка. Извини, если мои слова обидели тебя.

Я очень рада, что ты мне написал.

Успехов в твоей учёбе!

P.S. Кстати, завтра мы с девочками идём в кино! Я отложила денег на билет, чтобы хоть разок развеяться за это лето. Вот может будет куда одеть новую юбку. Кинотеатр в нашем квартале, конечно, отличается от вашего, но для того, кто нигде не бывает — будет в самый раз.

Роуз

1961

Рабочий день закончился полтора часа назад, он давно уже должен был быть дома за общим столом, но, позвонив и расстроив матушку новостью, что сегодня к ужину не приедет, Уилли сидел в своём кабинете и смотрел в окно. Мысли его крутились вокруг последнего дела. Молодой темнокожий садовник обвинялся в изнасиловании дочери хозяйки, хотя сам, естественно, утверждал, что всё было по обоюдному согласию.

Дело было в семье Смитов и пока ещё не разошлось по округе, щекоча внимательные уши сплетниц. Садовник Эндрю Кёртис, двадцатипятилетний представитель афроамериканского населения Мэдисона, уже два года был на службе у семейства Смитов, Рональда и Мелиссы, а также их дочери Ванессы. Работал он исправно и никогда не было никаких нареканий, до этого момента. Вернувшись домой на два часа раньше, мистер и миссис Смит застали свою дочь в объятиях темнокожего садовника, который стягивал с неё платье в цветочек. Заметив родителей у порога, Ванесса принялась истошно кричать, чтобы Эндрю отпустил её. Отец тут же кинулся вызволять девушку из лап мерзавца, пытавшегося так нахально надругаться над их золотым дитя, а мать позвонила в полицию. Через десять минут Эндрю Кёртис сидел в машине в наручниках, пытаясь объяснить, что случилось на самом деле. Но его никто не слушал. А Ванесса, которая, по словам молодого человека, любила его уже на протяжении года, молча стояла в стороне с накинутым на плечи одеялом и смотрела ему в глаза, когда Эндрю увозили в полицейский участок.

Уилли сомкнул руки на затылке, пытаясь обдумать стратегию ведения дела. Он был абсолютно уверен, что именно Эндрю говорит правду, потому и согласился представлять его в суде абсолютно про боно, хотя все, в том числе и его отец, отговаривали его. К сожалению, в таком обществе он жил. Каждый мог оказаться на месте несчастного парня.

Сегодня он виделся с Эндрю Кёртисом в первый раз. Его провели в камеру к обвиняемом и дали полчаса времени наедине, при этом даже не сняв с Эндрю наручники. Сперва парень недоверчиво глядел на своего будущего адвоката, не веря тому, что кто-то такой опытный и знаменитый в определённых кругах, вроде Уильяма Мельбурна, будет представлять его интересы. Никто никогда не принимал его сторону, разве что уже немолодые родители. Видела б они его сейчас, как зверя, закованного в наручники и посаженного в клетку.

После нескольких минут уверений, что он верит каждому слову Кёртиса, Уилли наконец получил полную картину произошедшего, со слов молодого человека. Тот утверждал, что уже год, как тайно встречался с Ванессой Смит, улучая мгновения, когда никого не было дома, или когда никто не видит. Они любили друг друга, он никогда не стремился опорочить имя Ванессы, поэтому их отношения никогда не перерастали в более серьёзные. Но тут она сама предложила воспользоваться случаем и наконец закрепить их чувства, и как раз в этот момент дома и появились родители, застав их врасплох. Эндрю сокрушался, что его любимая так жестоко обошлась с ним, выставив насильником, негодяем и преступником, хотя именно он откладывал и не позволял себе спать с девушкой. Казалось, больше всего парня беспокоило не собственное заключение в тюрьме, а неверность Ванессы, которая так и не появилась в полицейском участке, чтобы признаться в том, что начала кричать лишь потому, что перепугалась и не знала, что делать.

Выйдя из камеры Эндрю, Уилли целый день занимался разными делами, мыслями постоянно возвращаясь к Кёртису. Ни у кого из его знакомых нет денег, чтобы молодой человек вышел под залог, а потому до суда тот будет сидеть в камере, а потом его осудят за то, чего он не совершал. И этот случай не единственный. Мэдисон, как и многие другие города, просто погряз в подобных делах. Темнокожее население страны ежедневно страдает от нападок «белых», дискриминации и насилия. Много где говорится об их правах, но кто их защищает? Когда дело доходит до моральных принципов, они не работают, а закон всё чаще становится на сторону «белых». Отчасти именно поэтому Уилли и сунулся в адвокаты. Выросши в семье местных богачей, Уилли мог стать одним из его приятелей — ненавистников низшего класса и чёрных. Но, видя то, что творится в родной Алабаме, Мельбурн решил пойти другим путём, не взирая на то, что скажут его родители, когда узнают о намерениях старшего сына. Наработав себе репутацию на второсортных делах, теперь пора приниматься за настоящую работу, а именно — помогать афроамериканцам добиваться правосудия. И почему бы ни начать с дела Эндрю Кёртиса?

Вечер он потратил на изучение бумаг по делу молодого садовника, прерываясь лишь на размышления о несправедливости этого мира. Сперва надо опросить девушку, Ванессу Смит, узнать её сторону дела, получить дополнительные сведения и улучить во лжи. Если удастся доказать, что она соврала и на самом деле молодые люди давно встречались, освобождение Эндрю не заставит себя ждать. Но прежде всего, Уилли хотел сделать ещё одно доброе дело. Но отложит это до утра. А теперь ему пора прогуляться, развеяться, прочистить голову.

Сегодня он решил прочищать её не виски со своими идиотскими «дружками», с которыми он гулял по барам лишь для галочки или в дни, когда действительно хотел забыться и забыть всех этих несчастных, чьи дела он вёл.

Конец ознакомительного фрагмента.