Иду по следам твоим

Эллисон Майклс (2024)

Обычное утро Оливии Беннет оборачивается самым страшным кошмаром, когда её четырёхлетняя дочь пропадает прямо из детской. Ни улик, ни свидетелей — похититель оставляет после себя лишь распахнутое окно. Долгие месяцы Оливия живёт в ожидании, когда у полиции появится хоть какая-то зацепка. Она пытается самостоятельно отыскать дочь, но следы раз за разом приводят в тупик. Так проходит год, пока одна единственная ошибка не меняет всё. Оливия находит письмо, которое может привести её к похитителям дочери. На конверте — ни имени, ни адреса, только намёк, что её дочь прячут в Бергамо, городе на севере Италии. Никто не верит в теории Оливии: ни полиция, ни муж, поэтому ей ничего не остаётся, как самой отправиться в Италию. Она одна против похитителей, а на кону — жизнь её дочери.

Сейчас

Бергамо, Италия

— Это я.

— Слава богу, Оливия! — выдохнул Рик на той стороне мира, переправив всё своё облегчение через Атлантику по невидимым проводам. — Я так волновался.

Даже взволнованным и сонным его голос всё ещё способен воспламенять мою кожу тысячами болезненных искр. Мне кажется, первым делом я влюбилась именно в голос Рика Беннета, и уж затем в него самого.

Сквозь распахнутое настежь окно балкона врывался первый аккорд звуков недавно проснувшегося города, но я слышала лишь тяжёлое дыхание в трубке. Воображение само дорисовало чёткими мазками, как Рик резко сел на кровати, включил лампу на тумбочке и растёр глаза. Навис широкой спиной над простынями, как буквально вчера вечером нависал надо мной. Эта картина до сих пор стояла перед глазами вместо аркад средневековых домов и капелл церквей Бергамо.

— Я звонил тебе тысячу раз, — облегчение всё же пересилило злость, и его голос предательски дрогнул.

— Знаю. В это время я летела над Атлантикой. Позвонила, как только смогла.

Очередная ложь, которую я скормила Рику. Сколько их сорвалось с моих губ за последний год. И скольким ещё предстоит сорваться. С каждым разом врать становится всё проще. Во всём важна практика, даже в том, как обвести мужа вокруг пальца и разрушить последнее, что осталось от нашей семьи.

За последние полтора часа я могла бы раз двадцать набрать номер Рика и успокоить его, что со мной всё в порядке. Впихнуть всего пару слов в и так не плотный график, где-нибудь между получением багажа и заселением в номер. Но этот коротенький звонок наводил на меня больше ужаса, чем погоня по следам призрака в неизвестной стране. Близкие люди порой бывают страшнее призраков. Ведь те, кого любишь, могут сделать больнее, чем кто-либо другой.

Да, я могла бы уже раз двадцать набрать Рика и сообщить, что мой самолёт благополучно приземлился в Бергамо. Мы слились со взлётно-посадочной полосой Орио-аль-Серио уже несколько часов назад и, прокатившись вглубь аэропорта, наконец-то замерли после тринадцати часов тряски и тревог. Люди вооружались багажом и спешили рассыпаться неприметными точками в ландшафтах города. Их всех ждало в Бергамо что-то. Или кто-то. Сочная пицца за столиками с красными скатертями в «Каллиони и де Анжело». Эхо средневековья на Пьяцца Веккиф в Нижнем городе. Картины ломбардских живописцев Каналетто, Лотто, Марони в галереи Каррара.

Меня же в Бергамо поджидали только тьма и неизвестность. Но я смело встретилась с ними лицом к лицу, как только вышла из здания аэропорта и запрыгнула в первое попавшееся такси. Общими с водителем усилиями мы сумели смешать два разных языка в совершенно новый и поняли друг друга скорее на уровне жестов, чем внятных слов. Правда, эта ментальная связь продлилась недолго и тут же оборвалась, как только мы выехали с парковки и покатили вглубь затопленного солнцем города. Мужчина тараторил на своём диалекте, возвышая итальянский в ранг бесконечной скороговорки, притормаживая и кивая у каждого здания Бергамо. Я не понимала ни слова из этой импровизированной экскурсии, но вежливо кивала, хотя сама была больше озабочена нашей точкой на карте, которая медленно приближалась к пункту назначения.

Моя экскурсия по Бергамо начиналась вовсе не с Театра Оперы, площади Данте или церкви Санта-Мария-делла-Граци. В отеле «Сан Лоренцо» меня уже поджидал зарезервированный номер с одной спальней и видом на старинные домики, змейкой убегающие куда-то ввысь. Прохладный душ смыл остатки чужого дыхания из самолёта и усталость от сомнительного комфорта эконом-класса. Я будто два часа простояла под целебными водами водопадов, а не под фонтаном местного водопровода. И только укутавшись в халат, завернув волосы в плотный узел полотенца и выйдя на маленький балкончик, я нашла в себе силы позвонить.

Звонок не разбудил Рика, избавив от очередной порции кошмаров. У каждого из нас за последний год появилась парочка своих собственных симптомов неизлечимых болезней. Мои ночи стали бессонными, его — кошмарными, но для обоих из нас это время суток становилось невыносимым.

Боюсь представить, сколько раз Рик вскочил с кровати в холодном поту и сколько раз простонал её имя, но в одно из таких жутких пробуждений он и заметил, что кровать остыла. Что меня нет ни в спальне, ни в кухне, ни в гостиной его крошечной съёмной квартиры, и даже аромат моих духов завернул свой шлейф и последовал за мной в никуда. Сердце сжималось, пока я представляла, как он выкрикивает моё имя, зовёт меня и надеется отыскать в любом, даже самом невзрачном уголке квартиры, а потом видит пустую вешалку и записку на кухонной столешнице. Прошлым вечером я ворвалась в его жизнь вихрем и осталась лишь клочком бумаги с корявыми буквами, которые вышли второпях.

— Ливи, прошу тебя, возвращайся, — попросил он так, словно без меня над его окном больше никогда не взойдёт солнце. — Ты гоняешься за призраками.

— Это лучше, чем ничего не делать.

— Ты ведь даже не знаешь, где искать.

— За меня не волнуйся, Рик.

— Но я всегда буду за тебя волноваться, Лив. Между нами ничего не изменилось. Я всё так же люблю тебя.

Я прикрыла глаза, чувствуя, как нежность растекается по каждому изгибу тела. Что бы между нами не произошло за последний год, а тот Рик, в которого я влюбилась, никогда по-настоящему не уходил, не снимал квартиру на окраине и не оставлял меня одну в слишком огромном доме, откуда исчез смех, но не воспоминания. Но порой одной любви недостаточно, чтобы удержаться вместе, чтобы не хлопнуть дверью и не стереть несколько лет счастья в порошок. Рик по-прежнему любил меня, как я любила его. Но пропасть между нами стала слишком большой, чтобы эта любовь удержала нас наверху.

— Но ты мне не веришь, — с горечью выдохнула я, глядя в окно и не замечая обыденного пульса Бергамо.

— Я не верю твоим догадкам, а не тебе.

— Это одно и то же.

Даже через тысячи километров океана и горных пиков я почувствовала, как он до боли прикусил губу, чтобы наш разговор не свернул ни в ту сторону, не завёл нас в тупик, как обычно бывает. Наверняка злость вздула вены на его предплечьях, когда он яростно сжал кулак и едва не проломил тонкую стену к соседям справа. За этот год мы оба подхватили синдром утраты, и гнев был одним из его побочных эффектов.

— Оливия, — как можно более спокойно выдавил Рик. — Полиция уже проверяла твою теорию, и они ничего не нашли.

— Потому что плохо искали.

— Чёрт возьми, Оливия!

Рик всё же не сдержался, и я услышала глухой стук где-то на фоне. Как будто кулак всё же нашёл цель в стене и оставил на ней лабиринт маленьких трещин.

— Ты сбежала посреди ночи, перелетела через океан и даже ничего не сказала. Ты в незнакомой стране, не знаешь их языка и не представляешь, откуда начинать поиски. А если ты попадёшь в беду? Если твоё абсурдное расследование приведёт тебя не туда?! — он чуть смягчился и еле выговорил: — А меня даже не будет рядом…

— Так будь рядом, Рик. Ты всё ещё можешь поверить мне и прилететь.

— Прошлая ночь для тебя ничего не значит?

— Она значит для меня слишком много, поэтому я и предлагаю тебе сделать это вместе. Тебе просто нужно поверить.

— Прости, Лив, но я не могу вот так сорваться и улететь на другой материк.

— Тогда не пытайся меня остановить.

Обертоны его голоса я выучила наизусть, чтобы знать, как громко кричит его молчание. Он мог бы ещё многое наговорить в трубку, о чём мы оба потом пожалели бы, но оставил все слова в себе. Они продолжат гнить, как ворох опавших листьев, пока кто-нибудь не сгребёт их в кучу и не вывезет прочь. Долгие месяцы мы оба гнили каждый в своём горе, и этой гнили накопилось слишком много, чтобы вот так просто вывезти её за один раз.

— Пообещай мне, что ты будешь осторожна, — вместо криков и обвинений попросил Рик. — Пообещай держаться подальше от опасности.

Я собиралась запустить руки во тьму. Одно моё пребывание в Бергамо — целый прыжок в эпицентр опасности. Если я нащупала верный след, то пошлю к чёрту осторожность, лишь бы дойти по нему до конца. И я снова соврала Рику.

— Обещаю.

— Где ты остановилась?

— В отеле «Сан Лоренцо».

— Там есть кухня? Главное, не забывай поесть. Не хочу снова мчаться в больницу, где тебя кормят через катетер.

— Обещаю, — снова повторила я, со стыдом вспоминая, как медсёстры пичкали капельницами мою исхудавшую руку почти с прозрачной кожей, потому что долгие недели я питалась одним горем и сигаретами.

— И звони мне каждый день, чтобы я знал, что с тобой всё в порядке.

— Хорошо. Каждый день утром и вечером я буду на связи.

Если Рик и не купился на мою мастерскую ложь, то не подал вида. Так мы и играли свои роли на разных сторонах света, чтобы игра продолжалась. Ни один из нас не осмеливался положить трубку, но пока я не знала, что ещё сказать, чувствовалось, что Рику хотелось сказать очень многое.

— Лив, ответь мне честно на один вопрос.

Когда просят о подобном, ты заранее готовишься к тому, что придётся много врать.

— Зачем ты пришла прошлой ночью? Чтобы пустить мне пыль в глаза? Чтобы сделать всё ещё сложнее? Чтобы поиздеваться?

Но врать мне не пришлось, потому что иногда правда целебнее лжи.

— Нет. — Тихо ответила я, мысленно прижимаясь к его спине и вспоминая, как тепло вчера было лежать в объятьях его сильных рук. — Я пришла, чтобы рассказать о том, что улетаю. Раскрыть все карты и попросить тебя полететь со мной.

— Но ты не сказала… не попросила…

— Потому что поняла, что это ничего не изменит. Ты не полетел бы со мной. Сказал бы, что моя затея безумна. И мы бы снова поссорились. — Я сжала телефон так крепко, что он затрещал в моих пальцах. А ещё несколько часов назад я вот так же сжимала ладонь Рика, когда он целовал мои плечи. — А мне не хотелось расставаться вот так… в обидах друг на друга.

— Лив…

Рик хотел сказать что-то ещё, я хотела ответить на его слова взаимностью и признаться, что моя любовь за прошедший год ни на фотон не сбавила своей силы. Но в дверь постучали, и между нами выросла каменная стена, толще слепого безразличия.

— Мне пора.

— Береги себя.

Протяжные гудки давно стали нашей манерой прощания. Я сбросила вызов и вдохнула свежесть Бергамо, окольцевавшего балкончик со всех сторон. Стук повторился, напоминая о том, что кто-то поджидает за дверью, пока я тут решаю проблемы прошлого. Я и забыла, что успела сделать заказ на ресепшен. Последняя съедобная крошка касалась моих губ ещё вчера, в квартире Рика, когда я пришла к нему с ужином навынос из «Фреш Остер» и бутылкой брюта. Кофе — напиток для дневных свиданий. Вино же придумали для поздних вечеров и тяжёлых прощаний. А под бутылку у него нашлось и немного сыра бри, зато следующие тринадцать часов я пробовала на вкус лишь волнение.

— Доставка в номер, — правозгласил молоденький официант, внося поднос с чем-то ароматным и искушающим все мои рецепторы. — Завтрак для синьорины.

Тюрбан на голове и мой усталый вид не смутили вторженца. Он и глазом не окинул мой не совсем подобающий для встречи гостей вид, уверенно прошёлся по скрипучему паркету и со звоном поставил поднос на столик у окна. Свежий, юный, он улыбался так искренне и обезоруживающе, что его хотелось забросать чаевыми. Но я не могла раскидываться деньгами. Кто знает, сколько я здесь пробуду. А ведь даже не куплен билет обратно.

На перекус сошла бы и резиновая подошва, ведь целый год я не чувствовала вкуса любимых блюд, но лимонные Маритоццо с сахарной пудрой и искренняя улыбка ещё не ошпаренного жизнью официанта заслуживали хотя бы толики вежливости. Я поблагодарила его, но уходить он и не думал.

— Что-нибудь ещё желать? — с ярким акцентом спросил юноша, застряв в дверях.

— Вообще-то, есть кое-что.

— Я к вашим услугам, синьорина!

Я пробежалась глазами по неброской бежевой форме и нашла блестящую нашивку на груди с именем.

— Подскажите, Вико, как я могу найти человека, который не хочет, чтобы его находили?