Одержим тобой

Эллен Фоллен, 2018

Кажется, что одержимость ею только укореняется во мне, крепко прорастая под кожу своими корнями, сплетается с прожилками вен. Несмотря на то, что она уже не принадлежит мне, я все еще люблю ее. Как я могу запретить себе наблюдать за ней хотя бы со стороны? Я сошел с ума? Уже потерял ее? Я бы не торопился с такими выводами.

Глава 1

Доусон

Наши отношения с Эллисон начались сумбурно и страстно. По понятным причинам я был очарован юной красавицей с миндалевидными зелено-карими глазами. Она стояла, тогда облокотившись на маленький заборчик и смотрела, как солнце заходит за горизонт, а я и не представлял себе, что тот вечер закончится для нас двоих первым поцелуем. Я сжимал ее ладони и чувствовал некую космическую связь между нами. Будто на нас снизошло озарение, вот они — мы, созданные друг для друга.

Я был впечатлён её очаровательной улыбкой, стройным юным телом, острым язычком и наглыми действиями. Именно она подалась вперед и запечатлела меня мгновенно и, возможно, навсегда своими сладкими губами. После мы много раз повторяли этот трюк с поцелуями под огромной луной, которая освещала нам дорогу друг к другу. Я влачил за ней свое тело день ото дня, катал на качелях, скрепленных цепями, стаптывал обувь в надежде на мимолетную встречу. Своим отупевшим умом я не понимал, что эта подростковая страсть не может развиться до бесконечных масштабов. Вернее, мы не сможем поддержать этот огонь. И все же я надеялся не расставаться с ней ни на минуту в дальнейшем. Но судьба распорядилась по-своему.

Практически, погружаясь в сон, я слышал ее чарующий голос, стряхивал с себя наваждение в мыслях, что мне почудилось, будто она снова рядом, и так было всегда. Роман, который сжигал нас дотла, изводил и мучил, казалось, должен прийти к своему логическому завершению. Но мы вновь и вновь дули на тлеющие угли, разжигая наши чувства, постоянно сходились, чтобы снова расстаться. Когда она уходила, я бежал за ней, останавливал, умолял, добивался ее всеми способами.

И как итог, мы стали друг у друга первыми. Космос и звезды по сравнению с нашим сексом — ничто. Мы погружались в эту пучину не боясь утонуть, не могли насытиться временем, отведенным для нас двоих. Хватались за секунды, проведенные вместе с особым остервенением. Я забывал поесть после занятий, и пару раз чуть не упал в обморок от истощения. Все усугублялось нашей тоской друг по другу.

Так что Вегас стал последней жирной точкой на нашей карте судьбы, едва мы закончили школу. Несколько лет в браке, тонны битой посуды, изуродованные моими кулаками гипсокартонные стены, вырванные дверные ручки, парочка поломанных кроватей, после бурных примирений, и разорванные в хлам нервные клетки. Столько слез и боли не переживал ни один из наших друзей, родственников и даже соседей. Казалось, что мы изводили друг друга намеренно, рвали свои отношения на мелкие лоскуты, стремились выстрадать их, вместо того чтобы наслаждаться. Родители старались не лезть в наши пылкие чувства, чтобы не стать причиной ненависти с обеих сторон, жалели нас и успокаивали.

По мере взросления мы менялись, я стал упорней и ревнивей, она наглей и проворней. Мы сражались насмерть, чтобы однажды расстаться, подать на развод и разойтись по разные стороны, устроить свои жизни и не душить друг друга.

Вот, что мы сделали.

Я пытался…

Видит Бог, я старался изменить себя, свою дурацкую ревность и одержимость этой девушкой, тормозить каждый раз, когда к ней подходили другие мужчины. Но это было невозможно — сдерживать свои эмоции, когда урод трогает ее волосы, и она улыбается в ответ. Или наблюдать, как ее длинные пальцы порхают по сенсорному экрану, отвечая на сообщения какому-то ублюдку…

Я не мог ничего с собой поделать. Кажется, я был слишком молод для такого серьезного шага, как брак. Чего ждать от бестолкового парня, впервые теряющего свою любовь, до конца еще не убедившегося, что она принадлежит ему? Болезненный развод спустя, в общей сложности, одиннадцать лет отношений, как приговор. Недели молчания, я отказывался подписывать бумаги, она же, наоборот, настаивала на этом.

Мои чувства разбились о реальность бытия, а душу размозжило о кирпичную стену непонимания. И я отпустил ее. Оставил всякие попытки на некоторое время, чтобы успокоиться и дать возможность Эллисон выдохнуть. С тех пор прошел год, и она больше не могла использовать свои сбережения на съем жилья, ходить по салонам и, в то же время, помогать родителям. Финансов катастрофически перестало хватать, а официант — это не профессия для двадцатипятилетней девушки. Я знал ее, как самого себя, она бы ни за что не вернулась домой, тем более, поджав хвост. У нее был вариант пойти работать в один из клубов, хотя профессии как таковой нет, но мне она была нужнее. Ее увлечённость йогой, а также абсолютное неумение правильно распределять свои силы помогли мне и в этом.

Я предложил ей работу в своем фитнес-центре именно в тот момент, когда почувствовал, что она готова двинуться дальше. И пусть это мерзко, но я точно знал, что ее никуда не примут на работу. Не потому, что я всесилен, нет, конечно. Просто у меня были связи со многими спортивными клубами. Парни знали нашу историю и поддержали меня, как и я их в свое время. Они подтолкнули мою бывшую жену ко мне, преподнесли на блюдечке с голубой каёмочкой, словно мою любимую конфетку.

Зажмуриваю глаза и массирую изрядно наболевшие виски, нервная неделька выдалась, и тут еще я с этими дурацкими воспоминаниями. К чему ворошить прошлое? Мы ведь научились работать вместе, выработали правило «не нарывайся», и теперь все более или менее понятно с нами. Я же не оставляю попытки и боюсь, что это уже константа. Конечно, не наседаю по полной, но случаи разные бывают. По-своему давление, от того, что она может работать только со мной, не очень хорошо сказывается на наших отношениях.

Эллисон уезжала на несколько дней к своим родителям в пригород Сиднея. Могу отметить у себя положительные сдвиги — я не звонил ей постоянно. Парочка сообщений с предложением потусить или какие-то рабочие моменты, не более. Все было в рамках приличия. Вот и сейчас я кручу в руках телефон, может от этого у меня и мигрень? Желание позвонить ей делает из меня психопата, зацикленного на квадратной металлической коробке, зажатой в моих пальцах.

Сегодня тот самый день, когда она должна вернуться в фитнес-центр, моя борьба с собой и всеми начнет набирать еще большие обороты, чем прежде. Пальцами сжимаю дурацкий смартфон и прикладываю его ко лбу. Силой мысли пытаюсь сделать так, чтобы она наконец-то соизволила набрать меня. Сказать свое гребаное «привет». Кладу его с силой на стол и шумно встаю со стула, становлюсь напротив окна, засовываю руки в карманы брюк. Панорамные окна, выходящие на центр шумного города, снующие люди и машины — этот вид еще больше раздражает меня. Мои ноги, словно связаны невидимой веревкой, и мне так надоело притворяться, делать вид, что я двигаюсь вперед. Это больше похоже на болото, в которое засасывает меня все сильнее.

— Привет, малыш, — говорит Ханна — моя нынешняя помощница, помешанная на времени.

Как доктор прописал, смотрю на часы, и приветствую её дежурной улыбкой, приклеенной к моим губам.

— Забрала твою спортивную форму, как ты и просил. Химчистка открылась немного позже, поэтому я вынуждена тебя опечалить.

— Спасибо, детка, — отвечаю я и сжимаю её хрупкие плечики в знак поддержки.

Удивительно, насколько она красиво изъясняется. Эти слова, произнесенные будто из прошлого века, звучат несколько иначе в наше время.

— Ты сегодня идешь в класс йоги? — спрашиваю ее, потому что она наверняка в курсе, когда приедет мисс «мне по*рен на рабочее время».

— Через час занятие у Саммер, не могу дождаться, когда она снова растянет меня хорошенько, — ответила девушка.

Я бы тоже был не прочь, чтобы меня растянули в определенных местах. Особое место в этой растяжке — тело моей бывшей жены, которую я могу растянуть, распластать и даже распять. Ханна подкрашивает свои губы помадой, пока я пытаюсь закрыть программы, запущенные на компьютере.

— А что? Ты сегодня не ведешь бокс-класс? — интересуется она.

Смотрю на нее исподлобья, моё тело склонено над столом, чертов компьютер, кажется, живет своей жизнью, не иначе.

Отключаю его центральной кнопкой процессора, задерживаюсь на несколько минут. Спортивная сумка лежит около моего стола, беру ее и прохожу мимо Ханны.

— Займись своей работой, а уж чем заняться мне, я сам разберусь, — говорю я, подмигиваю ей и выхожу за дверь. — И сообщи мне, если Эллисон появится в классе.

В светлом коридоре я слышу звуки, доносящиеся из залов, где проходят занятия. Класс танцев располагается прямо над нами, поэтому избежать музыкального сопровождения просто невозможно. Разминаю затекшую шею, от сидения на одном месте моя старая травма начинает напоминать о себе. Спускаюсь по лестнице и нос к носу сталкиваюсь с девушкой, о которой совсем недавно я разговаривал со своей помощницей, вернее выпытывал наличие ее присутствия.

— Привет, — говорит Эллисон, ее длинный хвост, затянутый на макушке, задорно покачивается, пока она пытается удрать от меня.

— А поцеловать? — в наглую заявляю я, надвигаюсь на нее, чтобы получить дружеский мать-его-поцелуй, но я ведь должен довольствоваться малым, как хотела она. — Меня уже немного начинают бесить твои бесконечные опоздания.

Удерживаю ее руку чуть выше локтя и смотрю в зелено-карие глаза, когда две четкие дуги ее бровей удивленно ползут вверх. Она же не думала, что я промолчу?

— Ты сам-то еще даже не переоделся, — усмехается она и пытается выдернуть свою руку. — Отпустишь?

Медленная ухмылка маньяка растекается по моему лицу, она даже не представляет, насколько я близок к тому, чтобы не отпускать ее никогда.

— У меня есть пару минут, — отвечаю я и скрещиваю руки на груди, опираюсь на перила, инстинктивно устраивая свое тело удобней, чтобы быть готовым к любому толчку. — Как твои родители? Мы созванивались на той неделе. Мама говорила, что у нее шумы в сердце?

Эллисон сжимает свои губы в линию, она до сих пор надеется, что я перестану быть родным человеком для ее семьи. Однако, я все еще частый гость в их доме. Пусть и ставший на время не родным.

— Так и есть, я поехала к ним, чтобы она спокойно смогла оставить папу и занялась своим здоровьем. Ты же знаешь, что они… — отвечает Элли, затем опускает взгляд на ступеньки под нашими ногами и морщит нос, некоторое время молчит.

— Неразлучны, да, я знаю, — помогаю ей. — Я заскочу к ним на днях. Может, они в чем-нибудь нуждаются?

Я искренне люблю ее родителей и хочу помочь, но стена, которой она отгородилась, начинает меня раздражать.

— Элли?

Она молчит и все еще стоит с опущенной головой.

— Эллисон?!

Она, наконец, обращает на меня все свое внимание, губы девушки приоткрываются, не мигающий взгляд и раздражение, написанное на ее лице мне знакомо.

— Мы больше не вместе, Доусон. Сколько можно тебе об этом говорить? Прекращай уже делать все эти приятные вещи, они ни к чему.

Она отталкивает мою руку и поднимается по лестнице в свою студию.

Моя грудная клетка тяжело вздымается и опускается. Сколько можно строить из себя недотрогу? Как прекратить эту дурацкую возню? Я так устал от всего этого. Ведь всем известно, мы снова проснемся вместе.

Бью ладонью по деревянным перилам и тяжелым шагом поднимаюсь в совершенно ненужном мне направлении. Ну да, взял вот так просто и опустил ее?! Не дождется. Захожу в студию, девушки оглядываются, я посылаю им улыбку в знак приветствия. Тянусь к двери персональной раздевалки, прикладываю ключ-карту и прохожу в открывшуюся мне дверь. Продвигаюсь внутрь, не обращаю внимания на щелчок закрывшейся за мной двери. Эллисон стоит спиной ко мне, наклонившись вперед, она натягивает лосины на свое практически обнаженное тело. Её аккуратная попка облачена в спортивные трусики с широкой резинкой от Кельвин Кляйн, которые выгодно подчеркивают упругие ягодицы. Тихий шум от музыки в ее наушниках позволяет мне какое-то время оставаться незамеченным, чтобы насладиться такими знакомыми очертаниями тела, я практически не шевелюсь, чтобы не спугнуть ее. Затем, совершенно не заботясь о своей безопасности, протягиваю пальцы к ее попке и поправляю трусики, которые немного съехали в сторону.

— Господи, Боже! — кричит она и быстро вытаскивает наушники из ушей, руки прижимает к сердцу, пока я нахально улыбаюсь.

— Я тебе помог, попка могла зажевать трусики, — спокойно произношу я и бросаю перед ней свою спортивную сумку, навалившись на дверной косяк. — Так что ты там говорила по поводу приятных вещей и того, что мы уже не вместе?

— Не надо начинать все сначала, — отвечает Элли.

Она расслабляется и перестаёт прикрывать свою грудь, спрятанную в спортивный бюстгальтер.

— Так это не я начинаю, разве ты забыла, мы все еще занимаемся сексом.

Она отступает на шаг от меня, когда я тяну за лямку ее спортивного белья, облизываю нижнюю губу и надвигаюсь на нее.

— Это было давно, и я была пьяной, — говорит она, бьет меня по пальцам и толкает в грудь. — Это была ошибка. Вот уже довольно долгое время каждый из нас занимается своей жизнью.

— Всего-то две недели ты спишь в своей кровати, а не в моей. Да и год в разводе, согласись, это не так уж и долго? Поэтому давай не будем разбрасываться словами, что все уже давно закончилось.

Она быстро натягивает укороченный топ, и я щелкаю челюстью, когда ее кулак прилетает мне в лицо.

— Извини, я не привыкла одеваться в помещении с мужчиной, — откровенно лжёт Элли, и я бросаю на нее укоризненный взгляд. — Тебя здесь слишком много, а места мало, — щебечет плутовка, она специально треснула мне в челюсть, ее изящные штучки уже давно мною изучены. — И забудь о том, что произошло. Мы развелись, и тебе не кажется, что уже не актуально рассуждать о…, — она показывает на нас двоих, — нас. Я не собираюсь тебя целовать. И то, что у тебя нет подружки, не говорит о том, что я одинока.

— Ну почему же, у меня есть подружка, — говорю я, прищурив глаза.

Она несколько раз моргает, и я хватаю пальцами локон ее длинного хвоста, тяну на себя и дергаю.

— Успокойся. То, что ты упускаешь такое счастье как я, исправимо. Я тебе в этом помогу. А вот то, что у тебя «тоже есть подружка» — очень тревожный сигнал. Решила сменить ориентацию? Неудачники задолбали?

— Иди к черту, Доусон! — говорит Элли, берет кроссовки и обходит меня, ударяя локтем довольно больно, кстати, прямо по печени. — Между нами огромная яма, огромная пропасть. Всё кончено.

Хватаю ее за талию и разворачиваю к себе лицом, припечатываю к стене спиной и опускаю голову ниже, чтобы быть с ней лицом к лицу.

— Я очень рад, что стоит тебе только выпить…как мы оказываемся в одной постели. Это говорит о том, что у нас ещё все впереди. И если для этого мне придется тебя споить, я это сделаю, поверь. Поняла? А теперь я хочу мой поцелуй! — говорю ей.

Она выпячивает свой упрямый подбородок, быстро целую ее в нежные губы и отталкиваюсь от стены, хватаю свою сумку с пола, делаю несколько шагов вперед. Когда я открываю дверь раздевалки и поворачиваюсь к ней, ее возбужденно-взбудораженный взгляд подтверждает мои догадки. Ничего не кончено.