Реформатор после реформ: С.Ю. Витте и российское общество. 1906–1915 годы

Элла Сагинадзе, 2017

Почему в России до сих пор нет памятника С.Ю. Витте? Сделавший головокружительную карьеру благодаря своим талантам, а не рождению, этот российский деятель был архитектором крупнейших экономических и политических преобразований начала ХХ века. Его имя символизирует стремительный промышленный подъем, широкое строительство железных дорог, золотовалютную реформу и прочный курс рубля. Наконец, манифест 17 октября 1905 года был подписан царем под давлением Витте и революционных событий и стал первой российской «конституцией». Несмотря на огромные заслуги, Витте не был в почете на родине, разделив таким образом судьбу многих российских реформаторов. В книге молодого петербургского историка Эллы Сагинадзе раскрывается малоизвестная сторона образа Витте – восприятие публикой его деятельности после ухода в отставку. Автор анализирует двойственную репутацию реформатора в контексте фобий русского общества.

Введение

Если правда, что каждое общество имеет тех представителей, которых оно стоит, то трудно найти более характерную историческую фигуру ‹…› Граф Витте — это своего рода микрокосм русской истории на пороге XX века.

А.В. Руманов^[1]

Граф Сергей Юльевич Витте известен каждому, кто интересуется российской историей. Это неудивительно: масштаб его реформаторской деятельности впечатляет и сегодня. Огромное по протяженности полотно железных дорог и строительство Великого сибирского пути, золотовалютная реформа и прочный курс рубля, винная монополия, Портсмутский мирный договор с Японией, Манифест 17 октября 1905 года, стремительные темпы развития промышленности, появление целой сети политехнических институтов — для многих все это прочно связано с именем Витте. По легенде, Витте однажды даже сказал о себе: «Что бы было тогда с Россией, если бы в ее истории не попадались такие, как я?»

Карьера Витте считалась самой стремительной в бюрократическом мире за весь XIX век. Заняв в 1891 году кресло министра путей сообщения, он перескочил сразу пять ступеней Табели о рангах. Витте не был похож на других бюрократов, потому что пришел во власть из сферы железнодорожного дела. По обыкновению чиновник получал классическое образование в гимназии и университете и формировался на государственной службе. Однако начиная с царствования Александра III в правительство стали привлекать людей, которые были не карьерными бюрократами, а компетентными специалистами в той или иной области управления, — из университетских кругов, как Н.Х. Бунге, либо из деловой среды, как И.А. Вышнеградский или С.Ю. Витте.

В прошлом опытный и успешный предприниматель, Витте обладал удивительно современным пониманием публичности. Он считал воздействие на общественное мнение неотъемлемой частью политики и условием пребывания политического деятеля у власти, а собственная популярность в обществе занимала его ничуть не меньше, чем успех в бюрократической карьере. Подозрительное, даже враждебное отношение правящих кругов Российской империи к печати было характерным явлением^[2]. Вразрез с практикой имперской бюрократии министр стремился обосновать в прессе, российской и иностранной, свои взгляды, инициировал заказные статьи. Да и сам в молодые годы печатался в периодических изданиях^[3]. Министр часто пропускал вне очереди к себе на прием журналистов, тут же обходя вниманием влиятельных сановников и губернаторов — к их большому неудовольствию. Витте никогда не преследовал газетчиков, но каждое утро просматривал свежую прессу и выступал с опровержением острых публикаций. Среди близких к сановнику публицистов были сотрудники крупнейших российских изданий. Граф, как никто иной, хотел представить себя величайшим реформатором, которому не было равных по историческому масштабу личности и государственному дарованию.

Витте известен не только в качестве незаурядного государственного деятеля, но и как мемуарист. Его «Воспоминания», исполненные эмоциональных уничижительных характеристик Николая II и его окружения, были опубликованы в СССР в начале 1960-х годов. До сих пор его сочинение, переизданное в трех книгах в 2003 году, остается одним из самых цитируемых исторических источников^[4]. За долгое время представленные в нем оценки так прочно вошли в общественное сознание, что многие люди смотрят на позднеимперскую Россию глазами Витте. Любой мемуарист субъективен, а Витте вдобавок и сугубо тенденциозен: это заметно с первых страниц даже неискушенному читателю. Отставной министр воспринимал свои мемуары как возможность поквитаться с недоброжелателями. Противников у реформатора всегда хватало: мало кого из государственных деятелей поздней Российской империи оценивали бы более противоречиво и пристрастно.

Реформы — очень неуютное время для жизни обывателя. Для одних это надежды на перемены к лучшему, для других — мрачное предвестие катастрофы. Общество, остро реагируя на разрушение привычного мира, то проклинает, то возвеличивает «виновника» перемен, связывая с его персоной свои эмоции, ожидания, предчувствия и опасения. Иногда разногласия могут длиться столетиями. К примеру, Петр I до сих пор одна из самых спорных фигур: для одних — великий реформатор, для других — антихрист, для третьих — «первый большевик». В этом смысле образы графа Витте необычайно интересны.

В настоящей книге я постараюсь проанализировать, как относилось к министру современное ему российское общество, когда он уже завершил карьеру. Активная государственная деятельность Витте закончилась в 1906 году. До самой смерти, последовавшей в 1915 году, он был отставным сановником, участвовал в заседаниях Государственного совета, поправлял здоровье на заграничных курортах, встречался с журналистами, писал мемуары. У читателя может возникнуть резонный вопрос: зачем же изучать «реформатора после реформ»? Действительно, бюрократическую отставку часто называют политической смертью. Витте потерял поддержку императора и возможность пользоваться испытанными методами бюрократического властвования. Именно в этих условиях публицистическая деятельность стала для графа важнейшим тактическим приемом в борьбе за общественное мнение.

Известный киевский публицист Александр Яблоневский, откликаясь в 1915 году на смерть графа, писал: «До Витте люди, живущие под соломенной крышей, не знали по фамилии ни одного министра, не исключая даже и тех, кто благородно потрудился над освобождением крестьян. Витте был первый, которого знал и прасол, и мужик, и сибирский ямщик»^[5] (Яблоневский связывал такой живой интерес к графу с проведенной им винной монополией, затронувшей насущные интересы народа). Можно считать, что журналист намеренно сгустил краски ради красного словца. Однако нельзя отрицать — последствия реформаторской деятельности Витте ощущало лично на себе огромное количество людей, независимо от их сословного статуса.

О чем же — или, вернее, о ком — идет речь, когда мы говорим об «общественном мнении»? Ответ на вопрос о том, какой смысл содержит в себе это понятие, — такой ответ, который примирил бы разногласия среди исследователей^[6], до настоящего времени не найден. Обращение к этой социологической категории в исторической науке ставит перед исследователем ряд вопросов. Кто является субъектом общественного мнения — иначе говоря, чьим языком оно заявляет о себе? Понятие «общественное мнение» исторично, не одинаково для разных эпох. Какое смысловое наполнение имел термин «общественное мнение» в Российской империи конца XIX — начала XX века? Современники широко использовали это понятие, хотя и не давали ему исчерпывающего определения.

В условиях самодержавного государства возможности публичного обсуждения вопросов общественной жизни были ограниченны. Реформы 1860-х годов стали важнейшим импульсом для формирования публичной сферы. Разные группы людей, не относящиеся к государственной бюрократии и аристократии, заявили о своем праве участвовать в решении общегосударственных проблем^[7]. Посвятившая себя общественно важным делам и гражданскому долгу — так называемая прогрессивно мыслящая часть общества стала именовать себя общественностью^[8]. Важным подспорьем для расширения публичной сферы послужило создание земских учреждений и институтов самоуправления.

В рамках этого толкования «общественность» начала отождествляться с публичной сферой и «общественным мнением». В свою очередь, руководствуясь интересами «общества» в его борьбе с самодержавием, «общественное мнение» было критически настроено по отношению к государственной власти и противопоставлялось официальной точке зрения. Видный представитель столичной бюрократии В.И. Гурко озаглавил свои мемуары «Черты и силуэты прошлого: Правительство и общественность в царствование Николая II в изображении современника»^[9]. Гурко выделил несколько этапов, характеризующих противоборство двух полюсов: государственной власти и общества (сферы общественного мнения)^[10]. Витте разделял такой взгляд на сущность и содержание понятия «общественное мнение». Известен разговор сановника с его давним политическим оппонентом, министром внутренних дел В.К. Плеве. В 1903 году Сергей Юльевич настаивал: «Правительству необходимо опереться на образованные классы [курсив мой. — Э.С.]. Иначе на кого же правительству опереться? — на народ? Но ведь это только фраза, диалектика Константина Петровича Победоносцева, графа Алексея Павловича Игнатьева, сенатора Александра Алексеевича Нарышкина!»^[11]

Другой аспект развития «общественности» был связан с появлением в пореформенное время коммерческой прессы. Бурное развитие газетного дела во второй половине XIX века способствовало распространению практик чтения и формировало читающее и дискутирующее сообщество, также определяемое как «общественность», «образованное общество», «публика». По подсчетам А.И. Рейтблата, если в 1860 году на русском языке выходило 67 периодических изданий общим тиражом 65 тыс. экземпляров, то в 1900-м — уже 204 с тиражом 900 тыс. экземпляров^[12]. Для Витте общественное мнение также было неразрывно связано с прессой^[13].

Печать формировала и отражала общественное мнение. В конце XIX века журналисты пользовались уважением среди образованной публики. Один из публицистов заявлял, что «яркий газетчик у нас член общества, персона, которую решительно все знают, о которой все говорят»^[14]. Журналист волей-неволей отражает настроения, предубеждения, стереотипы, характерные для общества в тот или иной период, ведь интерес читателей — источник, подпитывающий популярность автора. «Добродетель журналиста — нюхать воздух и замечать, чем интересуется общество в данную минуту», — признавал один из представителей газетного мира^[15]. Один из самых популярных публицистов эпохи, М.О. Меньшиков, заявлял: «Печать, господа, — это вы сами, и она ничуть не хуже своего общества. ‹…› Журналисты как сословие меня вовсе не интересуют: вовсе не они составляют печать. ‹…› Печать есть эхо своего общества. ‹…› На бумаге отпечатывается ведь только то, что уже есть в обществе, та же нравственная грязь, ложь, сплетни, клевета, шантаж. Газетный лист — не более как негатив жизни…»^[16]

Периодическая печать не была единственным каналом для выражения общественного мнения. Формирование различных образов министра-реформатора в общественном мнении находит отражение в дневниках, письмах и воспоминаниях. Не менее важным ресурсом в борьбе за власть, чем симпатии со стороны общественности, Витте считал благосклонность узкого круга лиц — царя, приближенных к царской семье и представителей придворно-бюрократического окружения императора. Министр посещал, особенно в начале своей карьеры, салоны сенатора А.А. Татищева, влиятельного публициста и издателя В.П. Мещерского, бывал на обедах у генеральши А.В. Богданович.

Общественное мнение никогда не бывает единым — оно всегда сегментировано и представляет собой широкий спектр суждений. Под общественным мнением я подразумеваю не только мнение так называемого образованного общества, т. е. людей, обладавших определенным культурным уровнем и стремившихся к политическому влиянию, но и сферу публичной коммуникации в целом. При этом я учитываю, что с появлением массовой прессы указанная сфера принимает все более безличный и опосредованный характер^[17].

Сложно найти такой аспект деятельности Витте, который не служил бы объектом научного анализа: число посвященных сановнику работ насчитывает не одну сотню названий, и литература продолжает прибывать^[18]. О беспрецедентной открытости Витте общественному мнению говорили еще его современники^[19]. Некоторые советские исследователи также отмечали нестандартный подход министра финансов к общественному мнению. К примеру, И.Ф. Гиндин утверждал, что до Витте экономика не удостаивалась столь пристального внимания общественности. Ученый особенно подчеркивал роль всеподданнейших докладов министра и дискуссии в обществе относительно их содержания^[20]. Подобным образом и известный американский специалист Т. фон Лауэ делал акцент на новаторском подходе министра финансов к подготовке всеподданнейших докладов: они были написаны так, чтобы побудить общественность к обсуждению того или иного мероприятия Министерства финансов^[21].

Бесспорно, самый большой вклад в изучение научной проблемы, поднимаемой в книге, внесли Б.В. Ананьич и Р.Ш. Ганелин. Они уделили пристальное внимание публицистической деятельности сановника и его попыткам формировать общественное мнение с помощью печати^[22]. К примеру, в работе «С.Ю. Витте — мемуарист» подробно исследуются дискуссии вокруг дальневосточной политики 1904–1905 годов^[23]. Ученые наглядно показали, как сановник руками близких к нему публицистов вел «газетные войны» с оппонентами. Витте пытался опровергнуть обвинения противников в развязывании им Русско-японской войны и стремился создать свою версию событий. Помимо мемуарных свидетельств и периодической печати авторы привлекали архивные материалы, в частности переписку графа с личным секретарем, его литературными агентами. Вместе с тем большинство сюжетов, связанных с образом реформатора в глазах общественности, вписаны в общий контекст повествования^[24].

Среди новейших научных исследований отмечу диссертацию С.В. Самонова о восприятии экономического курса министра финансов (1892–1903 годы) в общественном мнении^[25]. По мысли этого автора, борьба Витте за симпатии общественного мнения привела не только к «пропагандистскому» эффекту (на что рассчитывал сановник), но и к повышению внимания общества к государственной политике в целом^[26]. Хотя этот вывод представляется значимым, отмечу, что Самонов использует довольно грубую классификацию газет, разделяя прессу на две большие части: либеральную и консервативную. Хронологически работа ограничена пребыванием Витте на посту министра финансов.

Недавняя монография Ф.У. Вчисло фокусируется на образе Витте, созданном в мемуарах сановника^[27].Ученый стремится понять сознание эпохи, уделив основное внимание личности героя, его приватной жизни, эмоциям, пристрастиям и переживаниям. Исследование основывается и на материалах российских архивов, и на документах из Бахметевского архива Колумбийского университета. Обильно и удачно Вчисло привлекает корреспонденцию, а также редко использовавшиеся мемуары родственников сановника, проливающие свет на некоторые аспекты формирования его личности. Автор использует и работы иностранных журналистов, до сих пор мало востребованные российскими исследователями. Взгляд на министра как на частного человека, а не как на политическую функцию с вытекающим из этого акцентом на оценку его государственной деятельности, несомненно, ценен.

В книге я буду опираться на материалы всех упомянутых исследований. Тем не менее из приведенного выше обзора научных трудов нетрудно заметить, что взаимоотношения Витте и общественного мнения не были предметом специального исследования. Исключение представляют работы Ананьича и Ганелина, однако эти авторы анализировали тактику самого Витте в работе с общественным мнением. Отношение публики к министру не входило в их исследовательский фокус. В упомянутой диссертации Самонова, непосредственно посвященной общественному мнению о министре финансов и его экономическом курсе, рассматривается только период активной государственной деятельности Витте, а также анализируется по преимуществу лишь периодическая печать, что явно недостаточно. Внимание исследователей фокусировалось на восприятии только государственной деятельности сановника.

До недавнего времени тема образов власти воспринималась в историографии как второстепенная по сравнению с событиями «большой политики» и оценкой «достоверных исторических фактов». Большое влияние на отечественных историков оказала работа профессора Колумбийского университета Р. Уортмана^[28].Для обозначения своего исследовательского подхода ученый использует понятие «сценарий», чтобы охватить комплекс символов и ритуалов, избираемых монархами для репрезентации базового мифа царствования. Он обращает внимание исследователей на важность изучения образов крупных государственных деятелей. Особо отмечу монографию Б.И. Колоницкого об образах императорской семьи в годы Первой мировой войны^[29]. Хотя труд Уортмана и стал для этого автора импульсом к изучению репрезентаций, у него иной подход. По мнению Колоницкого, вопрос об образах политических деятелей не должен ограничиваться изучением только роли «сценаристов»: не меньший интерес представляет реакция «зрителей»^[30]. Иначе говоря, анализ того, как воспринимались те или иные образы, представляется не менее важным, чем механизм их создания. Подход Колоницкого представляется мне наиболее плодотворным.

Министр, в отличие от императора, не был сакральной фигурой: если в отношении царя нередко существовала строгая цензура, то в отношении бюрократа была возможна большая откровенность. Безусловно, большинство современников никогда не встречали графа лично. Но, реагируя на злободневные политические события, публика обсуждала Витте и в газетах, и на улице, и в кофейнях, и в пивных, и в гостях, и в лавках, и дома, и в театральных фойе… Наверняка те представления, которые у нее складывались, отличались как от оригинала, так и от желаемого самим реформатором представления о нем. Обращение к образам отставного министра дает исследователю уникальную возможность взглянуть на общество, которое только-только пережило трансформацию и пытается приспособиться к новому миропорядку, найти в нем свой статус и новые возможности для себя.

Выбранный исследовательский фокус позволит затронуть очень разные вопросы: проблему формирования общественного мнения и тех факторов, которые на него влияли, роль слухов и прессы в этом процессе. Наконец, он поможет лучше понять, что представляло собой русское общество на изломе эпох, какие вопросы волновали его, какие политические предпочтения его раскалывали, — более того, имело ли оно силы, чтобы вмешиваться в публичную сферу. Обращение к образам Витте позволит по-новому взглянуть и на контекст реформ, и на массовое сознание в кризисную эпоху.

Перед историком, наметившим для себя цель изучить общественное мнение, возникает главный вопрос — источников. В основу моего исследования положено изучение прессы Санкт-Петербурга и Москвы, т. е. наиболее важных изданий, которые читались по всей стране^[31].Помимо этого, привлекаются крупнейшие газеты Юго-Западного края, Киева и Одессы, где Витте получил образование и начинал свою карьеру.

На рубеже XIX–XX веков тиражи российских газет значительно выросли. Исследователи условно делят прессу этого периода на две большие группы: «качественную» и «массовую»^[32]. Каждая имела свою аудиторию. «Качественные», или «солидные», издания находили читателей среди образованной публики; «массовые» газеты, как правило, были рассчитаны на более широкие слои населения. Из «качественных» газет я рассматриваю следующие: петербургские «Новое время», «Санкт-Петербургские ведомости», «Биржевые ведомости», «День»; московские «Русское слово», «Московские ведомости», «Русские ведомости»; сюда же относятся «Киевская мысль» и «Одесские новости». Кроме того, я использую журналы П.Б. Струве «Русская мысль» и Б.Б. Глинского «Исторический вестник». Важной вехой в развитии прессы был Манифест 17 октября 1905 года, позволивший создать легальные политические партии. В связи с этим я использую в первую очередь печатные органы партии кадетов («Речь»), московских октябристов («Голос Москвы»), черносотенцев («Русское знамя», «Земщина», «Гроза»), киевских националистов («Киевлянин»). «Массовая» пресса представлена популярными столичными газетами («Петербургским листком» и «Петербургской газетой»)^[33], а также крупнейшей провинциальной газетой подобного рода («Одесским листком»). В целом издатели таких газет пытались угодить своему читателю, гнались за сенсационностью, собирали городские сплетни. Публиковались и материалы о насущных городских проблемах, частные рекламные объявления. «Массовые» издания были рассчитаны на те слои населения, которые относительно недавно приобщились к чтению периодики, — на мещан, грамотных рабочих и крестьян.

В отдельных случаях я буду отступать от этого списка. К примеру, для изучения некоторых сюжетов, связанных с политизацией русского театра, необходимо было использовать специализированные театральные издания, а также провинциальную прессу Российской империи. В столице качеством и основательностью выделялись журнал «Театр и искусство» и газета «Обозрение театров». Также я использую «Журнал Театра Литературно-художественного общества». У московских театралов были особенно популярны журнал «Рампа и жизнь» и газета «Театр»^[34]. Важны некоторые статьи известной столичной газеты «Гражданин» князя В.П. Мещерского.

Несомненный интерес представляют материалы черносотенного листка «Виттова пляска», который из-за запретов издания выходил в 1905–1907 годах под разными названиями: «Виттова пляска продолжается», «Русская Виттова пляска», «Гурьевская каша», «Таврическая Виттова пляска». Издатель и редактор никогда не указывались, но, судя по всему, к выпуску газеты были причастны князь М.Н. Волконский и художник Л.Т. Злотников^[35]. Как вспоминал В.И. Гурко, «по идейности и остроумию журнальчики эти были во много раз выше революционных и раскупались весьма бойко»^[36].Популярность «Виттовой пляски» признавал и другой видный бюрократ, князь С.Д. Урусов^[37].Исключительно важен материал сатирических журналов 1905–1907 годов («Шут», «Жало», «Зритель», «Осколки» и т. д.). Он дает известное представление о том, какие отличительные черты Витте осмеивались и какие карикатурные его образы наиболее часто тиражировались прессой^[38].

Сведения газет — даже «солидных», претендующих на объективность, — конечно, не всегда достоверны. Имя отставного министра встречалось не только в передовых статьях и фельетонах известных журналистов эпохи — оно нередко мелькало и в коротких заметках, зачастую содержавших непроверенную информацию, даже городские сплетни. Не случайно с 1907 года в либеральных газетах появилась и сохранилась в дальнейшем регулярная рубрика «Вести и слухи»^[39].Необходимо выявлять мотивы того или иного журналиста при написании им той или иной статьи, а также учитывать фактор цензурных ограничений, налагаемых на печатные издания.

В дополнение к прессе как к источнику для изучения общественного мнения я использую разнородные документы: материалы Департамента полиции (далее — ДП), записки на монаршее имя, копии шифрованных телеграмм, дневники, переписку и воспоминания. Нельзя обойтись и без документов самого Витте — мемуаров, а также разноплановых материалов, отложившихся по преимуществу в его личном фонде в Российском государственном историческом архиве (далее — РГИА)^[40],в их числе — черновики статей, переписка с разными лицами.

Документы ДП заслуживают особого упоминания. В них содержится информация об общественных настроениях. Прежде всего я активно привлекаю материалы перлюстрации. Конечно, они не дают полного представления об общественных настроениях. Но реакция на наиболее значимые события, связанные с Витте, отражалась в переписке, и даже фрагменты из писем, заинтересовавшие чиновников, дают возможность судить о некоторых тенденциях общественного мнения применительно к отставному министру. Кроме того, ДП чрезвычайно волновали циркулирующие в обществе слухи. Правительство интересовали те из них, которые вызывали опасения, т. е. слухи о возможных переменах в правительстве, оппозиционных настроениях, выражении недовольства. Специфика документов ДП как источника для реконструкции общественного мнения была предметом специального изучения^[41]. В обширной картотеке, составленной в ДП и частично сохранившейся в каталоге Государственного архива Российской Федерации (далее — ГАРФ), есть указания более чем на сотню дел, в которых упоминается Витте. Хотя большая часть из них не сохранилась, имеющиеся в моем распоряжении документы содержат уникальные сведения.

Предлагаемая читателю книга не является очередной «фактической» биографией Витте. Реальная жизнь министра часто не имела никакого отношения к циркуляции многообразных и противоречащих друг другу образов, а порой именно они оказывали большее воздействие на политику, чем целенаправленные действия Витте. Зачастую эти образы определяли и политическую жизнь министра, и судьбу многих его преобразований, и отношение к реформам, когда он был уже не у дел. Я постаралась изучить те образы, которые производили особенно сильное впечатление на современников, влияли на политику и на отношение к реформам рубежа XIX–XX веков. С рассмотрения главных компонентов политической репутации Витте и начинается эта книга.

Примечания

1

Руманов А.В. Как живет граф Витте? // Новый мир. 1909. 7 февраля.

2

Не одинок был К.П. Победоносцев, утверждая, что в «ежедневной печати скопляется какая-то роковая, таинственная, разлагающая сила, нависшая над человечеством» (Победоносцев К.П. Великая ложь нашего времени. М.: Русская книга, 1993. С. 132).

3

Известный государственный деятель В.И. Гурко писал: «Общественное мнение для Витте было важно не само себе, не как указание того или иного образа действий, и даже не как творческое начало, а лишь как орудие для достижения своих, им самим заранее намеченных целей. ‹…› Общественное мнение было для него важным, но лишь подсобным средством для укрепления своего положения» (Гурко В.И. Черты и силуэты прошлого: Правительство и общественность в царствование Николая II в изображении современника / Вступ. ст. Н.П. Соколова и А.Д. Степанского; публ. и коммент. Н.П. Соколова. М.: Новое литературное обозрение, 2000. С. 63).

4

Из архива С.Ю. Витте: Воспоминания / Примеч. Б.В. Ананьича и др.; Российская академия наук; Санкт-Петербургский институт истории; Колумбийский университет в Нью-Йорке, Бахметевский архив русской и восточноевропейской истории и культуры. СПб.: Дмитрий Буланин, 2003. Т. 1. Рассказы в стенографической записи. Кн. 1; Кн. 2; Т. 2. Рукописные заметки.

5

Яблоневский А. Граф Витте. Политический атеист // Киевская мысль. 1915. 1 марта.

6

Обзор основных этапов дискуссии по этому поводу см. в книге: Гавра Д.П. Общественное мнение как социологическая теория и социальный институт. СПб.: Институт социально-экономических проблем Российской академии наук, 1995.

7

Вплоть до середины XIX века термин «общество» часто относили к светскому, аристократическому обществу, ориентированному исключительно на определенное социальное поведение и хорошие манеры. После Великих реформ к представителям «общества» стали относить также и широкие слои разночинцев — интеллигенцию — и даже купечество. В то же время продолжало существовать представление о так называемом простом народе как о некоей темной массе. Подробнее о категории «образованное общество» см.: Коцонис Я. Как крестьян делали отсталыми: Сельскохозяйственные кооперативы и аграрный вопрос в России 1861–1914 / Авторизов. пер. с англ. В. Макарова. М.: Новое литературное обозрение, 2006.

8

Волков В.В. Формы общественной жизни: публичная сфера и понятие общества в Российской империи: Дис…. канд. социол. наук. Кембридж, 1995. С. 172–173. Этот термин активно использовался разночинцами, литературными критиками, интеллектуалами — выходцами из средних слоев. См. также: Clowes E.W., Kassow S.D., West J.L. ‘Obshchestwennost’ as civil society // Between Tsar and People: Educated Society and the Quest for Public Identity in Late Imperial Russia / Ed. by E.W. Clowes, S.D. Kassow, and J.L. West. Prinseton, N.J.: Prinseton University Press, 1991. P. 5–14.

9

Гурко В.И. Черты и силуэты прошлого. См. также мемуары одного из лидеров кадетской партии: Маклаков В.А. Власть и общественность на закате старой России: Воспоминания современника // Приложение к «Иллюстрированной России». Париж, 1936.

10

Гурко В.И. Черты и силуэты прошлого. С. 22–27.

11

Цит. по: Ананьич Б.В., Ганелин Р.Ш. С.Ю. Витте и его время. СПб.: Дмитрий Буланин, 1999. С. 121. Интересно отношение императора Николая II к общественному мнению. Витте вспоминал: «Ранее, когда мне приходилось при докладе говорить: таково общественное мнение, то государь иногда с сердцем говорил: “А мне какое дело до общественного мнения!” Государь совершенно справедливо [курсив мой. — Э.С.] считал, что общественное мнение — это есть мнение “интеллигентов”, а что касается его мнения об интеллигентах, то ‹…› раз за столом кто-то произнес слово “интеллигент”, на что государь заметил: “Как мне противно это слово”, — добавив, вероятно, саркастически, что следует приказать Академии наук вычеркнуть это слово из русского словаря» (Из архива С.Ю. Витте. Т. 2. С. 112).

12

Рейтблат А.И. От Бовы к Бальмонту и другие работы по исторической социологии русской литературы. М.: Новое литературное обозрение, 2009. С. 114.

13

Типична, к примеру, его фраза о том, что «общественное мнение выражается в прессе» (Из архива С.Ю. Витте. Т. 2. С. 450).

14

Рок[шанин] Н. Из Москвы: Очерки и снимки // Новости и Биржевая газета. 1894. 11 июня.

15

Русский труд. 1899. 2 октября.

16

Меньшиков М.О. Побольше опрятности // Меньшиков М.О. Письма к ближним. СПб., 1902. С. 49.

17

По сути, земские учреждения, ведавшие здравоохранением, просвещением, решавшие хозяйственные вопросы городской жизни, были неполитическим институтом. Еще одно место для обсуждения общественно значимых вопросов — театр, но вплоть до конца XIX века на сцене обсуждались в основном моральные проблемы. Пресса, в силу ее большей тиражированности и доступности, была наиболее удобным местом для выражения общественного мнения, трактуемого как сфера публичности.

18

См.: Шилов Д.Н. Государственные деятели Российской империи 1802–1917: Библиографический справочник. СПб.: Дмитрий Буланин, 2002. С. 127–130. См. также: Крымская А.С., Гаврилова И.Ю. С.Ю. Витте в отечественной литературе (1999–2008 гг.): Библиографический список // На изломе эпох. Вклад С.Ю. Витте в развитие российской государственности: Исследования и публикации: В 2 т. СПб.: Лики России, 2014. Т. 2. С.Ю. Витте и его современники. С. 90–120.

19

Мигулин П.П. Реформа денежного обращения в России и промышленный кризис (1893–1902). Харьков: Типо-Литография «Печатное дело» князя К.Н. Гагарина, 1902. С. 155–167; Глинский Б.Б. Граф Сергей Юльевич Витте (Материалы для биографии) // Исторический вестник. 1915. Т. 140. № 4. С. 223–229; Лутохин Д.А. С.Ю. Витте как министр финансов. Пг.: Типография «Двигатель», 1915. С. 6.

20

Гиндин И.Ф. Государство и экономика в годы управления С.Ю. Витте // Вопросы истории. 2006. № 12; 2007. № 1–9. Работа была написана в советское время, однако впервые опубликована уже после смерти автора, его сыном. См. также: Он же. Об основах экономической политики царского правительства в конце XIX — начале XX вв. // Материалы по истории СССР. М.: Издательство АН СССР, 1959. Т. 6. С. 200–205.

21

Laue T.H. von. Sergei Witte and the Industrialization of Russia. New York: Atheneum, 1974 (© 1963). Р. 117.

22

Ананьич Б.В., Ганелин Р.Ш. С.Ю. Витте, М.П. Драгоманов и «Вольное слово» // Исследования по отечественному источниковедению. Л.: Институт истории АН СССР, Ленинградское отделение, 1964. Вып. 7. С. 163–176; Они же. И.А. Вышнеградский и С.Ю. Витте — корреспонденты «Московских новостей» // Проблемы общественной жизни и экономическая политика России XIX — начала XX веков. Л.: Институт истории АН СССР, Ленинградское отделение, 1972. С. 12–33; Они же. Опыт критики мемуаров С.Ю. Витте (в связи с его публицистической деятельностью в 1907–1915 гг.) // Вопросы историографии и источниковедения истории СССР. М.; Л.: Институт истории АН СССР, Ленинградское отделение, 1963. Вып. 5. С. 298–374.

23

Они же. С.Ю. Витте — мемуарист. СПб.: РАН, Институт российской истории, Санкт-Петербургский филиал, 1994.

24

См., например, фундаментальную работу этих ученых, в которой подведены итоги многолетних исследований личности Витте и различных аспектов его бурной деятельности: Ананьич Б.В., Ганелин Р.Ш. С.Ю. Витте и его время.

25

Самонов С.В. Министр финансов С.Ю. Витте и его политика в общественном мнении России (1892–1903): Дис…. канд. ист. наук. М., 2008. См. также статьи на основе материалов диссертации: Он же. Министр финансов С.Ю. Витте глазами русской периодической печати (по материалам газет «Новое время», «Биржевые ведомости» и «Русский труд») // Вестник Московского университета. Серия 8. История. 2008. № 2. С. 69–78; Он же. «Бывал буквально на кресте распят…»: Министр финансов Витте и пресса // Родина. 2008. № 1. С. 47–51.

26

Он же. Министр финансов С.Ю. Витте и его политика в общественном мнении России: Автореф. дис…. канд. ист. наук. М., 2008. С. 26.

27

Wchislo F.W. Tales of Imperial Russia: The Life and Times of Sergei Witte, 1849–1915. Oxford; New York: Oxford University Press, 2011.

28

Уортман Р. Сценарии власти. Мифы и церемонии русской монархии: В 2 т. / Пер. с англ. С.В. Житомирской, И.А. Пильщикова. М.: ОГИ, 2002–2004. Т. 1. От Петра I до смерти Николая I; Т. 2. От Александра II до отречения Николая II. См. также: «Как сделана история»: Обсуждение книги Р. Уортмана «Сценарии власти. Мифы и церемонии российской монархии» // Новое литературное обозрение. 2002. № 56. С. 42–66.

29

Колоницкий Б.И. «Трагическая эротика»: Образы императорской семьи в годы Первой мировой войны. М.: Новое литературное обозрение, 2010.

30

Там же. С. 16.

31

К 1900 году доля грамотного населения в столице составила 70,5 %, а в Москве — 66 % (см.: Лихоманов А.В. Борьба самодержавия за общественное мнение в 1905–1907 годах. СПб.: Издательство Российской национальной библиотеки, 1997. С. 19).

32

Сонина Е.С. Петербургская универсальная газета конца XIX века. СПб.: Издательство Санкт-Петербургского государственного университета, 2004. С. 48–51.

33

Сонина Е.С. Петербургская универсальная газета конца XIX века. С. 48–58, 65–68.

34

Герасимов Ю.К. Театральная критика с 1890-х годов до 1917 года // Очерки истории русской театральной критики. Конец XIX — начало XX в. Л.: Искусство, 1979. С. 9–10.

35

Иванов А. «Виттова пляска» // Черная сотня: Историческая энциклопедия 1900–1917 / Сост. А.Д. Степанов, А.А. Иванов; отв. ред. О.А. Платонов. М.: Институт русской цивилизации, 2008. С. 38.

36

Гурко В.И. Черты и силуэты прошлого. С. 507.

37

Урусов С.Д. Записки. Три года государственной службы / Вступ. ст., подгот. текста, сост. и коммент. Н.Б. Хайловой. М.: Новое литературное обозрение, 2009. С. 765.

38

Используются издания: Альбом революционной сатиры / Под общ. ред. С.И. Мицкевича. М.: Государственное издательство, 1926; Стихотворная сатира первой русской революции (1905–1907) / Библиотека поэта. Малая серия. М.: Советский писатель, 1985; Исаков С. 1905 год в сатире и карикатуре. М.: Прибой, 1928. Также привлекается ряд сатирических произведений, обнаруженных в фондах Государственного архива Российской Федерации (далее — ГАРФ).

39

Иванов Ю. «Вы слыхали…»: Слухи и страхи уездной России // Родина. 2006. № 7. С. 63. См. также материалы научной конференции, посвященной слухам как особому феномену: Слухи в России XIX–XX вв. Неформальная коммуникация и «крутые повороты» российской истории: Сб. статей / [Редкол.: И.В. Нарский и др.] Челябинск: Каменный пояс, 2011.

40

РГИА. Ф. 1622. С.Ю. Витте.

41

Ульянова Л.В. Политическая полиция как интеллектуальная среда (конец XIX — начало XX веков) // Пути России. Современное интеллектуальное пространство: школы, направления, поколения / Под общ. ред. М.Г. Пугачевой, В.С. Вахштайна. М.: Университетская книга, 2009. Т. XVI. С. 203–208.