Точка НЕвозврата

Элла Залужная, 2017

Устали от проблем вселенского масштаба, которыми так любят потчевать публику с экранов телевизоров, со страниц книг, журналов и газет? Хотите погрузиться в мир реальных эмоций, тревожащих каждого конкретного человека не в теории, а прямо здесь и сейчас? Тогда книга Эллы Залужной "Точка невозврата" написана специально для Вас! В сборник вошли рассказы, посвященные повседневной жизни, тем переживаниям, которые тревожат душу и не дают уснуть по ночам. Каждая история обнажает суровую правду, с которой сталкиваются обыватели, живущие в нашем непростом, далеко не всегда гостеприимном мире, "одетом в фальшивые одежды". Повседневная рутина и чувство безнадежности, боль утраты и ностальгия по прошлому, стремление сердца к счастью и смутные надежды, попытки достичь справедливости и понимание их тщетности… Вот те чувства, которые разрывают на части сердца героев книги, которых "жизнь увела слишком далеко от самих себя". И все это на фоне равнодушия общества, стремительно убегающего времени, бесконечной рутины, в которой утонуть проще, чем в самом темном омуте. Так давайте вместе вспомним, "давно ли в последний раз мы считали звезды", отдадим дань прошлому и смело взглянем в глаза будущему, способному преподнести немало сюрпризов тому, кто решится выйти из зоны комфорта и вспомнить, кем он является на самом деле.

Грибы

Влажная духота, растопленная на горячем от солнца асфальте, плавно поднималась вверх. Холодный дождь пролился как из ведра, распластавшись по поверхности, и резко прекратился, начав испаряться под непривычно палящим светилом. Резкая перемена погоды — как всегда, я уже привыкла. Плащ распахнут и больше не нужен. А снимать лень: не хочется тащить в руке. Но идти в нём уже жарко… Люди, попрятавшиеся кто куда от проливного дождя, ещё не заполнили улицы.

Вошла во двор. Слева от меня, непонятно зачем, опять бесцельно крутился экскаватор. Горстка рабочих наблюдала за его неясными действиями. Холёный южанин — по всему видно, скучающий бригадир — что-то обсуждал с пристроившейся на бордюре под ветвистым деревом бабушкой.

Я на сплошном автопилоте плелась по влажной жаре навестить родителей, погружённая в остатки измученных за рабочий день мыслей.

–…Лучше вам обратиться к женщине, — донёсся до меня обрывок фразы. — Женщина, можно вас на минутку? — крикнул мне южанин.

— Нет, мне не надо, — отмахнулась я не задумываясь. Было даже безразлично, что он назвал меня женщиной, хотя обычно это ужасно раздражало и поднимало целую волну вопросов (что, я уже женщина?! и т. п.).

— Подойдите на минутку!

Сама не поняла, как невольно повиновалась его властному тону.

На газоне, за бордюром, примостилась малюсенькая бабуля. Она была такая крошечная — словно из какой-то сказки… Мокрая от дождя, сгорбленная, с котомками, с горкой аккуратно сложенных крупных грибов. Видимо, пыталась укрыться под развесистой кроной дерева от заставшей её врасплох непогоды.

— Вот, посмотрите… это съедобный? — тихо спросила она, бережно крутя в руках гриб.

— Не знаю… — ответила я не глядя, порываясь уйти как можно быстрее. Но не смогла, остановленная тяжестью осуждающего взгляда мужчины.

— Я насобирала, но не понимаю, съедобный или нет… — всё так же тихо пролепетала бабушка. Такая робкая, будто совсем не приспособленная к реальной жизни, какая-то чересчур изящная, городская: старенькая брошь с потерянными местами камешками венчала кружевной воротник, тщательно отпаренное шерстяное платье было аккуратно заштопано, глаза наполняла растерянность, исковерканные временем руки беспомощно тряслись…

— Нет, это поганка. — Я внимательно оглядела её находку. Оценила и остальные — там тоже не было съедобных.

— Как?! И эти тоже есть нельзя?

— И эти тоже.

— Может, можно как-то выварить?

— В этом разбираться надо, я бы не рискнула…

— Как… — прошептала она так горько, будто весь мир рухнул прямо у её с трудом передвигающихся ног. — Я ведь их пожарить хотела… Был бы обед…

И она заплакала. Крупные слёзы хлынули по испещрённому мелкими морщинками лицу сияющими ручейками. А у меня сжалось всё внутри… От страха. Перед своим будущим. И от стыда. За себя, за нас всех, за наше несправедливое к пожилым людям время.

Конец ознакомительного фрагмента.