Лето, когда мы пропали

Элизабет О’Роарк (2023)

Я росла без семьи. Отец ушел, когда я была еще совсем маленькой, а мать никогда меня не любила. Мне пришлось пройти через боль и горе. Не в силах что-то изменить, подростком я сбежала из дома. Тогда меня приютила семья пастора. Люк Тейлор был лучшим другом моего парня и отравлял мне жизнь. Я всегда его ненавидела. Но похоже, что недостаточно сильно. Теперь, семь лет спустя, трагедия заставила нас вернуться туда, где все начиналось. Вспомнить лучшие и худшие моменты, что мы пережили вместе. За эти годы многое изменилось, но невидимая нить, что нас связывает, по-прежнему сильна…

Глава 7

Сейчас

— Мне приснился самый жуткий сон, — говорю я Люку.

Он поворачивается ко мне, улыбающийся и сонный в свете раннего утра, и проводит рукой по подбородку, который, должно быть, вчера побрил.

— Рассказывай.

Я зажмуриваю глаза, пытаясь вспомнить подробности. Мои дурные сны никогда не кажутся жуткими при свете дня.

— Все было так, словно я никогда не уезжала из Родоса и все еще собиралась замуж за Дэнни. Как будто все, что могло пойти не так, пошло не так.

Люк гладит меня по голове.

— Должен признаться, мне не особо приятно просыпаться и обнаруживать, что тебе снился бывший.

Но он улыбается так, словно его это совсем не волнует, да и с чего бы? Для меня солнце встает и садится вместе с ним.

Прижимаюсь губами к его шее и вдыхаю его запах. Даже после ночного сна Люк всегда пахнет, словно только что вышел из душа.

— Просто очень странно, насколько реальным это все казалось.

Он скользит рукой по моему бедру, дыхание у него учащается, грудь вздымается и опускается, когда он прижимается к моей. Его улыбка становится лукавой.

— Казалось таким же реальным, как вот это?

Такой вопрос ведет к сексу, у него нет других целей, кроме как привести к сексу, но что-то внутри меня подсказывает: «Убедись. Убедись, что это реальность».

Я сажусь и оглядываюсь по сторонам. Комната знакомая и незнакомая одновременно, поэтому я подхожу к балкону и раздвигаю шторы.

И тогда я вижу утес. Ребята прыгают с него, пытаясь достигнуть волн далеко в море.

Я задергиваю шторы во внезапной панике. Если Люк увидит, как они прыгают, он тоже захочет попробовать, и тогда он никогда ко мне не вернется.

Я поворачиваюсь, готовая умолять его не ходить туда, и понимаю, где мы находимся. Это заброшенный дом, в котором я останавливалась во время турнира Pipeline Masters и наблюдала за ним, а потом улизнула, как воришка, чтобы он не догадался, что я там была.

Мы тогда не были вместе. Мы и сейчас не вместе.

Я резко просыпаюсь в темноте, уставившись на голые стены незнакомой комнаты.

Правда будоражит меня и накрывает с головой — кошмар сбылся, а самое большое мое желание — нет.

Я падаю лицом в подушку и плачу, жалея, что не могу найти способ вернуться к нему, к тому Люку, который не ненавидит меня. Который не верит во все те жуткие вещи, которые другие люди наговорили обо мне. Пусть они и оказались в итоге правы.

* * *

На моих окнах пока еще нет штор. Я и забыла, каким чертовски ярким может быть солнце в такую рань.

Я выползаю из кровати, протирая глаза ото сна, и готовлюсь встретить очередной день, полный вполне заслуженной ненависти Люка и незаслуженного восхищения Донны.

Она как раз начинает готовить завтрак, когда я вхожу на кухню.

— Доброе утро, красотка, — приветствует она, целуя меня в макушку. У нее должен быть целый городишко детей. Полагаю, именно в нечто подобное она и решила превратить Дом Дэнни… только она недолго будет ему радоваться при жизни.

Я занимаюсь яичницей, пока она приглядывает за беконом. Люк входит как раз в тот момент, когда мы заканчиваем, — с заспанными глазами и пухлыми губами, расчесывая пятерней растрепанные волосы. Я замечаю полоску пресса, когда у него задирается рубашка, и вспоминаю сон. Его рука собственнически лежит на моем бедре, глаза такие умиротворенные, такие счастливые. Могло ли быть так же в реальности? Я никогда этого не узнаю, и именно незнание мучает меня. На долю секунды мой взгляд останавливается на изгибе его шеи, и я представляю, как провожу носом по коже, снова вдыхая ее запах. Я чувствую такой сильный трепет в животе, что неосознанно прижимаю к нему руку, желая, чтобы он прекратился.

Я не ем завтрак, хотя накладываю его в тарелку и сажусь вместе с ними, потому что так хочет Донна — притвориться, что не было всех этих лет. Сидеть за большим столом, словно Люк и Дэнни отправятся кататься на сёрфе, как только мы доедим.

— Я говорила, что они наконец-то снесли закусочную? — спрашивает Донна. — Хотят открыть ее в более популярном месте.

Боль настигает прежде, чем я успеваю ее остановить, будто какой-то фантом пробрался в грудь, схватил сердце и сжал его со всей силы. Встречаюсь взглядом с Люком, и на короткий момент, прежде чем он отворачивается, я вижу такой же фантом и у него внутри.

Он поворачивается к Донне.

— Ты сказала, у тебя для нас список дел?

— Вчера доставили кустарники для заднего двора, — отвечает она. — Думаю, нам нужно сначала посадить их, потом попрошу вас закончить обшивку стен гипсокартоном в некоторых комнатах.

Поднятая бровь Люка означает, что я с большей долей вероятности разрушу этот дом до основания, чем стану возводить стены, — и это абсолютная правда. С тем количеством денег, которое мы перевели, ни в чем подобном нет необходимости. За два миллиона стены из гипсокартона должны были быть вклю — чены.

— Донна, — начинаю я, — я думаю, с этим лучше справятся профессионалы. Если тебе нужно больше денег, я могу…

Она кладет ложку и смотрит мне в глаза.

— Нет. Мне не нужны деньги. Мне нужно, чтобы ты приняла в этом участие. Мне нужно, чтобы ты чувствовала, что это твой дом так же, как мой или детей.

Я подавляю вздох.

— Я счастлива находиться здесь и хочу иметь возможность провести с тобой время, но… зачем так рисковать и ждать, когда я пробью молотком гипсокартон и испорчу чью-то комнату?

— Ты должна заняться рутиной, Джулиет. Такой образ жизни разрушает твое здоровье. Он отдаляет тебя от реальной жизни. Когда ты в последний раз стирала собственное белье? Или мыла посуду?

Я сжимаю переносицу большим и указательным пальцами. Это так похоже на Донну — верить, что немножко полезного добросовестного труда превратит меня в активного подростка, который впервые появился в ее доме. И даже если она права, почему Люку нужно тоже быть здесь? Он наверняка немало зарабатывает, но ручаюсь, что он живет в каком-нибудь крошечном местечке без прислуги — так что его руки постоянно заняты делом.

Ее взгляд следует за моим.

— Да, я знаю, что он сам занимается стиркой. Вы оба так многого добились за прошедшие семь лет, но я не могу отделаться от ощущения, что вы немного сбились с жизненного пути, и мне хочется исправить это, прежде чем я уйду.

В глазах Люка столько боли и гнева, что я не могу не отвернуться. «Она не в состоянии это исправить, — говорит его выражение лица, — и не должна этого делать». Потому что я во всем виновата. Все наши проблемы — и его, и мои — начались с меня.

Он берет себя в руки и смотрит на Донну, как всегда, невозмутимо.

— Так, и где ты хочешь посадить эти кусты?

— Думаю, вдоль заднего забора. Через одинаковое расстояние. А я буду составлять список всего, что нужно для пристройки, поэтому говорите, если что-то придет на ум. Позже я его вам отдам.

— Шторы, — говорю я. — Может, один из нас будет копать на заднем дворе, а второй поедет по магазинам? Так мы сэкономим время.

Под этим я подразумеваю, что Люк будет копать, а я, конечно же, поеду по магазинам.

— Нет. — Она качает головой. — Вам нужно заняться этим вместе.

— Донна… — начинает Люк.

Она кладет вилку, не поднимая взгляд от своих колен.

— Тебя дисквалифицировали в Австралии не без причины, и, если ты не разберешься в том, что тебя гложет, боюсь, ты не переживешь следующий турнир.

Сердце сжимается. Я очень, очень сильно старалась не думать о том, чем он зарабатывает на жизнь. Я уверяла себя, что он слишком здоровый, слишком умный, слишком пылкий, чтобы получить травму. Но ни здоровье, ни ум, ни пылкость… ничего из этого не совместимо с океаном. В Австралии он вел себя безрассудно — рисковал там, где не должен был, и ввязался в драку на линии, где все ловят волны. Все могло закончиться очень плохо.

При мысли о его смерти грудь пронзает острая боль. Я бы хотела вырвать ее оттуда с корнем, но это невозможно.

Она смотрит на меня.

— А ты позволяешь мужчине, с которым встречаешься, с такой силой вытолкнуть тебя из лифта, что ударяешься об пол, а после позволяешь ему таскать тебя за волосы. Что-то пошло не так, и что бы вам ни было нужно, пожалуйста, найдите это здесь и разберитесь вместе, чтобы в своей следующей жизни я могла быть уверена, что с вами все в порядке.

Я закрываю глаза. Мне правда жаль, что она увидела то видео, но то, на что она надеется… безнадежный случай. Если я встречаюсь с придурком, утро, потраченное на посадку кустарников, меня не исправит. Не могу понять, с чего она вообще взяла, что это поможет. Но если мне нужно на три недели притвориться, что я изменилась, пусть так и будет.

Сразу после завтрака я направляюсь на задний двор. Люк уже копает, рубашка липнет к широкой спине и плечам, контуры мышц проглядывают каждый раз, когда штык лопаты врезается в почву. Кажется, он был создан для этой работы, но в этом и заключается особенность Люка — он будто был создан справляться со всем, за что бы ни брался.

Он осматривает меня с ног до головы и качает головой.

— Можешь посадить луковицы. — Он кивает на коробки в углу нового патио, вымощенного плиткой.

Великодушное предложение. Не знаю, почему мне так приспичило его отклонить. Ни разу в жизни не сажала ни одного дерева, и, думаю, за последние пару лет я в принципе не освоила ни одного полезного навыка, который мог бы пригодиться. У меня хорошо получается петь, отвлекать журналистов, когда они расспрашивают об отношениях с настоящим деспотом и флирте с другими парнями, чтобы оживить ослабевшее внимание Кэша. У всех этих навыков ограниченная область применения.

— Ты же знаешь, что я тренируюсь почти каждый день, — говорю я. — Я так же, как и ты, могу копать.

Он протягивает лопату.

— Ну давай. Покажи мне, в какой ты форме.

Отличный ход, Джулиет. Теперь ты копаешь, и не важно, насколько это тяжело, ты не можешь признаться, что не справляешься с этой работой.

В течение получаса я орудую лопатой, но мне удается вскопать только крохотный клочок. Руки трясутся, ладони в мозолях, и когда его тень наконец повисает надо мной, он молча забирает лопату. Это в его стиле — вести себя как придурок, когда я предположила, что могу копать сама, и в его же стиле позволить мне уйти от проблем, когда я, вероятно, этого не заслуживаю. Жалеть, когда он спокойно мог бы откинуться на стуле и наслаждаться еще одним моим провалом.

— У меня получилось, — бормочу я. Мы оба знаем, что нет.

— У этих приемных детей могли бы появиться внуки к тому времени, как ты бы закончила.

Хватит проявлять доброту, Люк. Хватит защищать меня. Это никого из нас ни к чему хорошему не привело.