Дедушка и внучка

Элизабет Мид-Смит, 1911

Всю свою долгую жизнь сэр Роджер Сезиджер посвятил накоплению богатств. Деньги всегда были единственным, что радовало его скупое сердце. Но вот в старой усадьбе неожиданно появляется его осиротевшая внучка – маленькая Дороти. Сможет ли непосредственная и любящая малышка возродить омертвевшую душу старого скряги?

Глава IV

Письмо для мисс Сезиджер

В это утро с мисс Доротеей Сезиджер случилось необыкновенное происшествие: она получила письмо. В жизни бедной дочери старого сэра Роджера всякое письмо было великим событием. Благодаря замкнутой жизни отца, у нее было очень мало друзей. Сама она никому не писала, а потому и ей никто не писал. К Доротее не приходили даже счета из магазинов, потому что за все немедленно уплачивалось на месте. Мисс Сезиджер было не о чем писать. Когда однажды ей решили пошить новое платье, она для этого отправилась в ближайший город, который стоял в десятке миль от Сторма, выбрала материю и тотчас же заплатила за нее, а вернувшись домой, приказала Мэри приняться за шитье.

Словом, теперь понятно, почему письмо с конвертом, на котором было выведено: «Мисс Доротее Сезиджер, в Сторм, близ Синглтона в графстве Варвик», заставило сердце адресата забиться сильными, быстрыми ударами.

Почерк был ей совершенно незнаком, тем не менее она сразу же решила спрятать письмо от отца. Ни за что на свете Доротея не распечатала бы при нем конверт. Внутри могла быть просьба о деньгах, но почему-то это не пришло ей в голову. Доротея осторожно опустила конверт в карман раньше, чем ее отец вошел в комнату.

В Сторме завтракали ровно в девять часов утра. Мисс Доротея спустилась из своей комнаты вниз вовремя, чтобы успеть заварить чай. Сэр Роджер обращал большое внимание на этот напиток. В числе очень немногих расходов старик тратился на хороший чай, который присылал один лондонский купец. Поставщик самостоятельно делал смесь и отправлял в Сторм двадцатифунтовый⁴ цыбик⁵. Сэр Роджер приказывал, чтобы эта порция растягивалась на чрезвычайно долгое время. Чай держали в старом буфете, стоявшем в столовой. Ключ от него хранился в кармане мисс Доротеи. Старик позволял подавать к чаю очень небольшое количество сливок. Благодаря всему этому мисс Доротее было необходимо приходить в столовую, самое позднее, без пяти минут девять. В ту минуту, как на лестнице слышались ее шаги, в столовую приносили старинный медный чайник со спиртовой горелкой и ставили на стол. Чай приготовлялся торжественно. На стол клали поджаренные сухарики и крошечный кусочек масла. Мисс Доротея усаживалась на стул и ждала отца.

В то утро, когда маленькая Дороти, по ее выражению, «шествовала», мисс Доротея чувствовала, как сильно пылает ее лицо и дрожат руки. Ей казалось, что письмо, лежащее в кармане, горит и скоро прожжет отверстие в платье. Мисс Сезиджер не терпелось поскорее остаться одной и прочитать его. Она невольно все время думала о письме, стараясь угадать, что в нем говорится и кто написал его.

Наконец своей обыкновенной спокойной и размеренной походкой в комнату вошел сэр Роджер; белоснежные волосы падали ему на плечи, зоркие черные глаза смотрели вправо, влево — всюду.

— Здравствуй, Доротея, — произнес он.

Он кивнул дочери и сел за стол напротив нее. Мисс Доротея молча, не делая никаких замечаний, налила ему чашку ароматного чая. Она отлично знала все его вкусы: сколько нужно положить сахару, сколько налить сливок. Мисс Сезиджер обошла кругом стола и поставила перед отцом чашку, потом пододвинула к нему поджаренный гренок и масло. Наконец, взяв свою тарелку, она положила на нее маленький гренок и крошечный кусок масла и села на прежнее место.

— Я заметил, — помолчав, сказал сэр Роджер (в этой тишине Доротея точно грезила, думая о письме), — что в нашем доме масла выходит больше, чем нужно. Это страшно неблагоразумно. Нужно прекратить эти излишества, Доротея.

— Я не уверена, что можно сделать это, отец, и так уж люди жалуются на нас.

— Ну, так отпусти их всех, — сказал сэр Роджер. — Возьмем других.

— Вряд ли это возможно. Никто, кроме них, не захочет пойти к нам служить на жалование, которое мы платим. Кроме того, тебе будет недоставать Карбури.

— Это правда, но лучше сохранить деньги, чем продолжать так тратиться на содержание Карбури. Выходит слишком много денег. Если он не захочет подчиняться скромному образу жизни в нашем доме, пусть ищет себе другое место.

— Значит, ты сообщишь ему об этом, отец?

Сэр Роджер посмотрел на дочь из-под сдвинутых мохнатых бровей.

— Я? Нет. Предоставляю это тебе.

— Я бы не хотела увольнять его, — промолвила мисс Сезиджер.

Доротея сама удивилась, как нашлась у нее смелость выговорить эти слова. Сэр Роджер пристально посмотрел на нее.

— С тобой что-нибудь случилось? — неожиданно спросил он.

— Нет, нет… То есть… Кажется, со мной все хорошо…

— А мне кажется, что ты не совсем здорова. Почему ты так покраснела? Я уже много лет не видел у тебя на лице такого румянца. Сколько тебе лет, Доротея?

— В прошлом году минуло сорок три, но возраст тут ни при чем.

— Ну да, конечно нет, понятно… Понятно.

Мисс Сезиджер хотела найти подходящие слова, но мысли в голове разбегались. Подбородок еще ниже опустился на грудь, она отломила кусочек от сухого бисквита и положила в рот. После долгого молчания она наконец произнесла:

— Я нахожу, что будет несправедливо отказать старому Карбури от места. Если все дело в кусочке масла, то я прекрасно могу обходиться и без него.

— Делай, как тебе угодно, — буркнул старик. — Теперь я хочу поговорить с тобой о ребенке.

— А! Хорошо, — Доротея приободрилась, и ее лицо немножко просветлело.

— Она очень непослушный ребенок, — заметил сэр Роджер.

— Она очень умненькая и веселая девочка, — поправила мисс Сезиджер.

— Я говорю, что она очень непослушна, — раздельно повторил старик. — Ее нужно научить повиноваться. Ты должна учить ее этому.

— Я? — воскликнула Доротея. — Мне кажется, что я не могу этого сделать.

— Ну, на что ты годишься, Доротея, если не можешь справиться даже с маленькой девочкой, которой нет еще и семи лет?

Мисс Сезиджер молчала, но невольно сжимала рукой письмо, спрятанное в кармане.

— Что это шелестит? — подозрительно спросил сэр Роджер.

— Ничего, ничего.

Старик пристально взглянул на нее:

— Если ты не сумеешь справиться с этой девочкой, я отправлю ее в приют. Я не желаю, чтобы в моем доме опять повторялись сцены, которые бывали с ее отцом. Я не позволю, чтобы кто-нибудь, будь то мужчина, женщина или ребенок, сел мне на шею и свесил ножки. Ты меня слышишь? Понимаешь? Если ты не можешь справиться с этим ребенком, я отдам ее в приют.

— Хорошо, отец.

— Почему ты сказала «хорошо»? Разве ты желаешь отделаться от единственной дочери Роджера?

— О, нет, совсем нет. Для меня такая радость, такое счастье, что она живет у нас в доме.

— Ну, так держи ее в руках! Учи ее послушанию, заставляй трудиться, задавай уроки! Корми ее самой простой пищей, не приучай к роскоши и, смотри, не вздумай делать лишних расходов из-за того, что она живет у нас. Ну, теперь я все сказал. Довольно. Пойду обойду усадьбу.

— Погоди, одну минуту, отец. Разве она… маленькая Дороти… тебе надоедает?

— Надоедает ли? Вчера она разбудила меня, когда я крепко спал. Она пришла поздно вечером и заснула у меня на руках…

— И ты отнес ее в постель.

— Откуда ты знаешь? — спросил старик и густо покраснел.

— Я… Я догадалась. Ты бы не отпустил ее наверх одну.

— Ты подслушивала, ты подсматривала! — возмутился сэр Роджер. — Так я и знал! Ну, посмотри на меня, Доротея; ты хорошая, добрая; ты считаешь себя старой, но ведь ты еще совсем не стара и, если захочешь, можешь отлично смотреть за девочкой. Если будет нужно, наказывай ее построже, если хочешь, бей ее хлыстом.

— А ты, отец?

— Я не буду вмешиваться.

— А если я не сумею воспитывать Дороти, ты отправишь ее в приют?

— Да, конечно. Там никто не удивится, что я отослал от себя дочь Роджера. Он женился на простой девушке, и ребенок вышел весь в мать.

— Нет, нет, — перебила мисс Сезиджер, — она так похожа на Роджера!

— Поступай как знаешь, Доротея, — произнес старик, — но теперь я все сказал. Ты пару раз давала мне понять, что тебе живется скучновато и однообразно. Ну, теперь скучно не будет, потому что девочка очень своенравна. Твоя обязанность — заняться ее исправлением. Она необъезженный конек, но станет покладистой, если ты сумеешь ее обуздать. Мне не хотелось бы прогонять дочь покойного Роджера, но, будь он жив, я ни за что бы и не взглянул на нее. Теперь я думаю, тебе все понятно?

— Да, отец.

— И ты будешь ее воспитывать подобающим образом?

— Я совсем не умею обращаться с детьми. Мне никогда не приходилось иметь с ними дела. Из детей я знала только… только самого Роджера. Мы с ним вместе росли, хотя я на несколько лет старше. Но я постараюсь сделать все, что в моих силах.

— Прекрасно, только не будь с ней мягкотелой. Теперь я обойду усадьбу. У нас слишком много напрасных расходов. Это весьма расточительно! Право, можно подумать, что я богатый человек!

Сэр Роджер взял палку с большим круглым набалдашником и, слегка опираясь на нее, вышел во двор, залитый солнечным светом. Мисс Доротея наскоро заперла буфет, в котором хранился чай, прошла в свою комнату, повернула ключ в замке и вынула письмо из кармана. Она распечатала его и, прочитав несколько слов, остановилась в изумлении. Ее охватило смешанное чувство восторга и страха, муки и радости.

Вот что было в письме:

«Моя дорогая Доротея!

Теперь ты приняла к себе мое маленькое, драгоценное сокровище, мою прелесть, как я всегда называю ее. И ты уверена, что твой брат лежит в могиле где-то далеко в Канаде? Между тем ничуть не бывало. Я жив. Я не вполне здоров — действительно, мое сердце разбилось в тот день, когда умерла моя дорогая жена. Я не мог вынести мысли, что мне придется увидеть ее холодное, мертвое лицо. Я бежал еще до ее смерти и распустил слух, что тоже умер.

Я оставил все необходимые указания доброй Бидди Мак-Кен, попросив ее отвезти мою Дороти в Англию и доставить в Сторм. Моя прелесть тоже думает, что я умер. Но я хочу, чтобы ты знала: я жив. Я страстно желаю, чтобы о моей девочке заботились, чтобы ты, Доротея, смотрела за ней. Видишь ли, я отлично сознаю, что она слишком хороша для меня. На свете никогда не было ребенка добрее, смелее и правдивее! Ради нее я, так сказать, отказываюсь от жизни. Смотри, ни под каким видом, никогда не проговорись отцу, что я жив, потому что он тотчас же отошлет малышку обратно ко мне. Бог видит, как я хочу быть с ней, как я жажду, чтобы ее ручки опять обвили мою шею, а губы прижались к моим щекам. Но нет, если я начну писать о том, чего мне хочется, я потеряю последние силы.

Я вел беспорядочную, недостойную жизнь, Доротея, и разбил сердце своей бедной жены. Но Дороти не видела во мне ничего дурного, не замечала моих недостатков, и теперь она воображает, что я сделался ангелом небесным. При этой мысли я готов смеяться. Я — на небе! Как бы то ни было, теперь моя девочка с тобой, потому что добрая Бидди Мак-Кен исполнила обещание. Я отправил Бидди обратно в Канаду, поэтому нечего бояться, что она откроет мою тайну. Кроме того, она преданная, верная служанка и кормила Дороти, когда та была грудным ребенком.

Я знаю, что старик все копит и копит деньги, и когда он умрет, все его состояние перейдет сначала к тебе, а потом к маленькой Дороти. Обо мне нечего думать, да мне и не нужно ничего. Я блудный сын, это правда, но я не вернусь к отцу с раскаянием. Я не собираюсь посыпать голову пеплом и не нуждаюсь в откормленном бычке, праздничном шуме и суете по случаю моего возвращения. Ты здравомыслящий человек, Доротея, и ты любила меня в те времена, когда наш суровый, жестокий отец обращался с нами так, как другие отцы никогда бы обращались со своими детьми. Но моя девочка верит в доброту отцов и матерей, и ее веру трудно поколебать. Во всяком случае, сделай для нее все, что можешь, и время от времени посылай мне о ней вести.

Я пишу тебе из Лондона, но не ставлю на конверте адреса. Тем не менее я принял меры, благодаря которым не вполне лишаюсь возможности видеть мою прелесть. Неподалеку от Сторма я нанял комнату на одной ферме, у хозяина по фамилии Бардвел. Фамилия моей дорогой жены была тоже Бардвел, но это простое совпадение. Бардвел — фермер; он арендует у отца ферму Хоум. Я нанял у него спальню и кабинет, время от времени буду приезжать к нему подышать свежим деревенским воздухом.

Моя дорогая сестра, когда я приеду, то вывешу из своего окна в доме Бардвела маленький красный флаг. Прошу тебя, постарайся под каким-нибудь предлогом привести маленькую Дороти в такое место, где ее было бы видно из этого окна. Когда мне понадобится снова поговорить с тобой, или сообщить тебе какие-нибудь другие подробности, или попросить тебя о чем-нибудь еще, я положу письмо под большой плоский камень в сосновом лесу возле фермы Хоум. Ты, конечно, сразу найдешь его, потому что я высек на нем букву «Р». Если ты вздумаешь написать мне, положи письмо под этот камень. Я его найду.

Смотри, будь как можно осторожнее! Я не хочу, чтобы Дороти когда-нибудь узнала, что я жил в такой нужде. Я также желаю, чтобы она получила отличное воспитание. Она милый, прелестный ребенок и, к счастью, унаследовала характер матери, а не мой. Если мои планы не осуществятся, мою прелесть заберет к себе дедушка по материнской линии. Он добр, очень честен, вообще вполне порядочный человек, но мне бы хотелось, чтобы она жила у вас в Сторме.

Твой брат Роджер».

Нет возможности описать волнение и изумление мисс Сезиджер. Она дрожала с головы до ног, потом на мгновение закрыла лицо тонкими, бледными руками и, опустив их, снова принялась за чтение. Перечитав письмо в третий раз, Доротея очень медленно поднялась, отерла пот, выступивший на лбу, и беззвучно прошептала: «Помоги мне, Боже!»

Пройдя через комнату, она открыла старинный шкафчик, в котором хранились драгоценные для нее вещицы, напоминавшие о прошлом. Там было несколько писем, перевязанных выцветшей голубой лентой, воскрешавших образ человека, давно умершего и забытого всеми, кроме этой одинокой души; воспоминания об умершей матери и несколько вещиц, оставшихся от ее единственного любимого брата Роджера. Он вел непозволительную жизнь, поступал как блудный сын из библейской притчи и уехал из дому много-много лет тому назад. У Доротеи была фотографическая карточка брата, которую она не смела поставить где-нибудь на виду, а прятала в этом шкафчике. Теперь она вынула ее и долго-долго не спускала с нее глаз. Он был очень красив, строен, с красивой осанкой, со смелым лицом, таким привлекательным, что за одно это можно было его любить и отдать ему все на свете.

Мисс Сезиджер прижала карточку к губам. Горячая волна любви к Роджеру переполнила сердце, согрела все ее существо.

— Я сделаю все, что могу, — прошептала она тихо. — Это очень трудно; заботы измучают меня, я это знаю, но я сделаю все возможное для бедного Роджера!

Она заперла письмо в шкафчик, открыла дверь, села и долгое время не двигалась. Через некоторое время пришла Мэри.

— Вы не заказали обед, мисс Доротея, и… что случилось, мисс?

— Мне сегодня что-то нездоровится, Мэри.

— Приходил почтальон, — проговорила Мэри, — и принес письмо.

— Да, — мисс Сезиджер испуганно взглянула на горничную. — Да, только, пожалуйста, не говорите об этом.

— Не буду, мисс. Я не хотела бы причинить вам неприятности и очень рада, что вам пришло письмо. Надеюсь, в нем были приятные новости?

— Очень, очень приятные, — ответила Доротея. — От души благодарю вас, Мэри.

— Но у вас нездоровый вид, мисс. Вы кушали?

— Немного.

Мэри пристально посмотрела на Доротею и быстро вышла из комнаты. Минут через пять она вернулась с чашкой горячего какао и небольшой тарелкой с бисквитами.

— Прошу вас, мисс, — сказала она. — Вы голодны. Выпейте какао и покушайте.

— Не знаю… Мне кажется, мне ничего не надо, — возразила бедная Доротея. — Ах, вы принесли три бисквита. Он увидит, что их не хватает.

— Все равно, — сказала Мэри, — вы должны кушать, не то вы заболеете.

Мисс Сезиджер принялась за какао и бисквиты; Мэри стояла и смотрела на нее.

— Не стойте, Мэри, сядьте, — попросила Доротея.

— Нет, мисс, позвольте мне постоять. Я считаю, что мне неприлично сидеть в вашем присутствии, — ответила верная служанка и, помолчав немного, прибавила: — маленькая мисс Дороти настоящая прелесть, но, я думаю, с ней будет много хлопот.

Мисс Доротея глубоко вздохнула:

— Я знаю, что мне следовало бы пойти приготовить обед, но сегодня я чувствую себя очень слабой… и я так взволнована! В жизни постоянно случается что-нибудь неожиданное, Мэри, постоянно. Может быть, вскоре все переменится, очень, очень переменится.

— Да, из-за маленькой мисс Дороти, — проговорила Мэри. — Но я уверена, что перемены будут к лучшему; всем нам надоела однообразная, скучная жизнь.

— О нет, — сказала мисс Сезиджер. — Однообразная жизнь — это неплохо. На душе спокойно, пока жизнь однообразна и размеренна! Волнение и неожиданности убивают.

«Боже мой, что она говорит!» — ужаснулась Мэри про себя и прибавила вслух:

— Что приготовить на обед, мисс? Все, что у нас готовится, это простые кушанья, и поэтому я могу приготовить их без вашей помощи.

— Нет, — заметила Доротея, — ведь сладкое я делаю всегда сама. Я пойду вниз и позабочусь обо всем. Что у нас на ленч?

— Только хлеб и сыр, мисс. И сыр немножко засох.

— Ничего, этого довольно.

— И еще. Вчера Карбури говорил, что если ему не будут давать мяса в середине дня, он, по всей вероятности, уберется раньше времени.

— Уберется? Что это значит? — спросила Доротея.

— Умрет, мисс.

Доротея забеспокоилась:

— У меня отложено немного денег, и я прикажу покупать мясо для Карбури.

— Будет очень жаль, если он умрет, мисс. Он такой хороший и верный слуга и так преданно служит нашему господину.

— Да, мой дорогой отец не мог бы жить без Карбури.

— Вот об этом-то я и говорю. Но он уверяет, что ему необходимо каждый день есть мясо, иначе он не выдержит.

— Ну, хорошо, позаботьтесь об этом, — сказала мисс Сезиджер. — Возьмите шиллинг. Купите все, что нужно.

— Благодарю вас, мисс.

Затем они быстро обсудили простое, или, вернее, жалкое меню. Наконец Мэри сказала:

— Маленькая мисс отказывается от молока с хлебом — она требует, чтобы ей давали на завтрак яиц и поджаренной копченой свиной грудинки.

— Где маленькая Дороти? Пошлите ее ко мне, — вдруг попросила мисс Сезиджер.

— Я пойду за ней, мисс. Я довольно давно не видела ее.

Мэри ушла из комнаты, мисс Сезиджер распахнула окно. Письмо, полученное от брата, который считался мертвым, обрушилось на бедную старую деву непосильным грузом. Сэр Сезиджер не позволил дочери носить траур после смерти брата, и теперь она радовалась этому. Мисс Доротея решила во что бы то ни стало повидаться с Роджером. Для этого ей нужно было оставить ему записку в условленном месте. Она немного беспокоилась: вдруг отец застанет их, хотя это было маловероятно. Хозяин Сторма старился и слабел, силы постепенно покидали его. Доротея решила пойти на ферму, хотя это было довольно далеко.

В комнату вошла Мэри и объявила, что мисс Дороти никто не видел.

— Она говорила, мисс, что сегодня отправится путешествовать и открывать новые края. Я надеюсь, что с ней ничего не случилось.

— Я вполне, вполне уверена в этом, — ответила Доротея (в житейских делах она не была пуглива). — Вероятнее всего, что она в огороде и болтает с садовниками. Вряд ли это особенно понравится моему отцу. Он хочет, Мэри, чтобы я ее воспитала; чтобы… чтобы я приучила ее слушаться.

— Это будет совсем непросто, мисс.

— А между тем, Мэри, мне кажется, она очень хорошая девочка.

— Вот уж не знаю, хорошая ли она, — сказала Мэри, — только ее нельзя не любить: она прелестна, смотреть на нее одно удовольствие, и, хотя она часто говорит дерзости, которых в мое время не позволил бы себе ни один ребенок, она покоряет сердца одним взглядом. Я называю ее прелестным ребенком, мисс, и мне кажется, она совсем не похожа на других детей.

— Да, она очень мила и не похожа на других детей, — согласилась мисс Доротея. — Только, право, не знаю, сумею ли я управлять ею.

— Что-то мне подсказывает, мисс, что это она будет управлять вами.

Мисс Сезиджер обиделась. В эту минуту женщина вспомнила, что она хозяйка большого имения Сторм, и гордо вскинула голову:

— Вы забываетесь, Мэри.

— Простите, мисс, — потупилась служанка.

Мисс Доротея помолчала, потом продолжила по-прежнему приветливым голосом:

— Кстати, Мэри, вы знаете все фермы вокруг Сторма? Например, знаете ли вы фермера по фамилии Бардвел?

— Знаю ли я Бардвела? — спросила Мэри. — Знаю только по имени. Он только что арендовал ферму Хо-ум. Сэр Роджер долго не мог сдать ее, потому что никто не соглашался платить такую большую аренду, как он желал. Наконец, явился Бардвел. Его никто толком не знает, но у него, кажется, очень много денег. Он приехал на ферму только на прошлой неделе и живет в двух или трех милях отсюда, как раз за северным лесом.

— Я плохо помню это место, а между тем, кажется, в молодости видела ферму Хоум, — сказала мисс Доротея.

— Она совсем не понравилась бы вам, мисс, и фермер тоже. Вам не о чем было бы говорить с таким человеком, как Бардвел. Сэр Роджер тоже никогда не встречался с ним, потому что собирает арендную плату и заведует всеми фермами управляющий, мистер Хэзелтон. Да, правда, ферма Хоум милях в двух с половиной отсюда. Вы помните сосновый лес, мисс? Вы и ваш брат мистер Роджер взяли меня туда один раз, когда я только что поступила к вам. Ах, бедный молодой господин! Он как будто стоит перед моими глазами. Разве вы не помните, мисс, как сидели вместе с ним на плоском камне, на самой опушке соснового леса? И мистер Роджер так весело болтал, смеялся. Сложил костер и повесил над ним котелок. Меня еще тогда послали за свежей водой, и я побежала.

— Конечно, помню, — вздохнула Доротея. — Да, я сидела на плоском камне. Сохранился ли он?

— Конечно, он до сих пор там, но не все ли равно? Ведь в ферме Бардвела нет ничего интересного. Я очень рада, мисс, что вы съели бисквиты и выпили какао. Вы немного посвежели.

— Теперь ступайте и постарайтесь найти маленькую Дороти, — сказала Доротея.

Примечания

4

Фунт — английская мера веса, равная 453,6 г.

5

Цыбик — ящик (часто обитый кожей) для перевозки чая и других сыпучих продуктов.