Игра отражений

Элизабет Арчер, 2014

Нортумбрия, 1055 год. Датчане относительно мирно живут на английских землях… Близнецы Рангхиль и Роалль понимают друг друга без слов, однако это не значит, что их мнения во всем сходятся. И когда белокурая воительница Ранди придумывает хитроумный план, чтобы сохранить мир в их английских владениях, брату он не приходится по душе. Да и кому понравится брать в жены девушку, которую никогда не видел? Впрочем, и Рангхиль предстоит выйти замуж за незнакомца. Ради этого она готова на все, даже отправиться ко двору нормандского герцога Вильгельма. И единственный, кто надеется переубедить Ранди, – это сосед близнецов Дагмар Бартолин. Но разве могут воины послушать ученого?

Глава 2

Тэн Лефстан был именно тем человеком, из-за которого отношение семьи Миккельсенов к саксам оставалось добрым. Этот мужчина, преклонных уже лет, но неиссякаемой бодрости духа и силы, дружил с Олафом, а после его смерти дружил с его детьми. Он владел землями к западу от надела Миккельсенов и являлся тем соседом, с которым приятно было иметь дело. На него можно было положиться если бы кто-нибудь вздумал отвоевать часть земель, только вот людей у тэна Лефстана имелось совсем немного. Хороших воинов — и тех всего человек тридцать, и все пешие, — а саксы теперь чаще воевали верхом, провозглашая преимущество конницы. Им не особо верили (кто же по доброй воле возвысится над сражающимися, где ты и стрелам открыт, и копьям!), однако нельзя не признать, что равное количество конных и пеших, выставленных друг против друга, сходились с довольно тревожащим результатом. А уж насколько быстро могла перемещаться конная армия! Роалль, к примеру, старался развести побольше коней и научить своих дружинников верховому бою, однако лошадь — удовольствие дорогое. И растет она не один год. А если приходится коней еще и королю отдавать… Даже после смерти отца, по заведенному правилу, пришлось лошадей преподнести в дар — двух неоседланных, двух в полной сбруе. А еще вступающий в права наследования Роалль отослал в Лондон два меча, четыре копья, четыре щита, шлем, доспехи и пятьдесят манкусов^[9] золота — но об оружии и деньгах не жалел, а вот о конях очень.

Тэн Лефстан в Данелаге своих земель пока не утратил и с удовольствием навещал Миккельсенов, да и к себе приглашал. В его замке, маленьком и тесном, Рангхиль, тем не менее, любила бывать. Там было уютно. Однако сейчас отправляться к тэну Лефстану нельзя — не хотелось покидать свои владения. Лучше пригласить его сюда, устроить пир, как предлагает брат, и расспросить после нескольких кубков медвяного эля.

Рангхиль отправила письмо следующим же утром. Она радовалась, когда отец решил, что его наследники оба должны уметь читать, писать и знать счет; это облегчало ведение хозяйства и просто было приятным и полезным умением. Книги к Миккельсенам попадали редко и стоили очень дорого, но те, что имелись в заветном сундуке, Ранди бережно хранила. А составить письмо старому другу означало получить удовольствие от написания и порадовать старика. Тэн Лефстан ценил уважение, и послание, переданное не на словах, а в запечатанном свитке, совершенно определенно это уважение показывало.

Поэтому неудивительно, что через два дня после того, как письмо было отправлено, на западной дороге, ведущей к замку, показалась цепочка людей. Конными были двое — сам тэн Лефстан и дружинник Роалля, отосланный с приглашением. Впереди пешком шествовал знаменосец, несший стяг с гербом тэна Лефстана, а за всадниками — человек десять саксонских воинов. Все это были давние знакомцы, и замок оживился, готовясь к приему добрых гостей.

Роалль, с утра ездивший вместе с Хальдором на соколиную охоту, уже возвратился и стоял на пороге дома рядом с Рангхиль. Он окинул ее внимательным взглядом и улыбнулся:

— Твое платье мне нравится.

— Ты видел его много раз, — она тоже улыбнулась брату.

— От этого оно не перестало нравиться мне.

Платье было по нраву и Рангхиль — темно-зеленое, как дубовая листва в августе, отороченное серебряной лентой и с вышитыми цветами на воротнике. Швея скроила платье так удачно, что высокая и довольно крепкая Ранди смотрелась в нем невесомой и хрупкой, словно лесная фея. О феях ей рассказывали саксы — у них тут, оказывается, на холмах чего только не водилось. Страшно из дому выйти, особенно ночью, особенно при луне.

— Я смотрю на тебя и думаю: счастлив будет тот, кто назовет тебя своей, — продолжил между тем Роалль.

Рангхиль нахмурилась.

— Ты намекаешь на что-то, брат мой?

— Ни в коем случае! — он принял столь невинный вид, что сразу стало ясно: конечно же, намекает. — Я просто замечаю, как идут дни. Быстро, быстро…

Ранди знала, что он никогда не поступит против совести. Никогда не велит ей выйти за человека, о котором она скажет: «Нет», — если не возникнут на пути непреодолимые обстоятельства, и от этого брака не будет зависеть выживание всех. Бывают ситуации, которые сильнее личных желаний. Но по доброй воле Роалль никогда бы так не сделал. Слишком хорошо близнецы знали друг друга, слишком сильной была между ними родственная связь, чтобы брат мог жестоко поступить с сестрой. Однако беспокойство Роалля можно понять: если ему, двадцатилетнему воину, можно подождать и не брать пока никого в жены, то для Ранди время уже проходит. И в голосе брата слышится не только смех, но и тревога.

Что ему сказать? Что ее сердце не созрело для любви? Что ей не хочется покидать замок Миккельсенов и отправляться к человеку чужому, у которого заведены свои порядки и которому нужно… подчиниться? Да и не смогла бы она. Сейчас Рангхиль была свободна — настолько, насколько может быть свободна женщина данов, живущая на английской земле. И добровольно поступиться этой свободой нелегко. Если бы она знала, ради кого так сделать!

Только вот она еще этого человека не встретила.

— О любви поют скальды^[10], но, возможно, ее и вовсе нет на свете, — пробормотала Рангхиль. Роалль хотел что-то возразить ей, и она ткнула его кулаком в бок: тэн Лефстан как раз въезжал в ворота.

Он спрыгнул с лошади и пошел к встречающим его близнецам: огромный, словно медведь, в подбитом волчьим мехом плаще, хотя была жара, сгреб их обоих в объятия и прогудел над головами тяжелым колоколом:

— Вот так счастье пришло ко мне! Миккельсены позвали меня в дом!

— Еще не в сам дом, а только на порог, — засмеялся брат где-то в складках монументального плаща, и тэн Лефстан, заслышав этот сдавленный смех, наконец, отпустил Роалля. Ранди сакс прижимал к себе чуть дольше, но и ей через пару мгновений даровал свободу. Говорили они на саксонском — из уважения к гостю, к тому же данский язык сосед понимал плохо, а говорил и того хуже. — А теперь заходи, тэн, и будь дорогим гостем в нашем доме.

— Будьте желанным гостем, — кивнула и Рангхиль, и тэна с его свитой пропустили в длинный зал.

Прежде чем говорить о делах, следовало выполнить ряд условий, без которых хорошая беседа не начинается. Проще говоря — обед, переходящий в ужин, и ужин, переходящий в завтрак. Рангхиль надеялась, что где-то между ужином и завтраком удастся вставить словечко, однако надежда эта была слаба. Тэн Лефстан славился не только своей мудростью и редкой удачливостью, но и способностью поглощать огромное количество съестного и эля.

В зал принесли еще несколько длинных столов и скамеек, за которыми смогли разместиться люди обоих владетелей. Шум поднялся невообразимый: когда в одном месте собирается много мужчин, которые, к тому же, не виделись целую вечность — с апреля! — то все они стремятся перекричать друг друга, дабы поведать новости. Ранди взяла на себя честь прислуживать брату и гостю. Она подливала эль в их кубки, подносила мужчинам самые вкусные блюда, над которыми на кухне трудились с позавчерашнего дня, и лично отрезала острым ножом по громадному куску от жарившегося над очагом поросенка. Тэн Лефстан наблюдал за нею с удовольствием, и его взгляд так временами напоминал отцовский, что Ранди невольно вздрагивала. В такие моменты она чувствовала, как сильно ей не хватает отца.

Говорили о всяком: о соколиной охоте, грядущем сенокосе, погоде, походах и королевских причудах. Тэн Лефстан рассуждал немногословно, но со знанием дела; Рангхиль всегда замечала за ним, что, несмотря на кажущуюся громогласность, он больше слушает, чем говорит. Потому, наверное, и знает так много. В обществе, где все стараются друг друга перекричать, как вот сейчас за нижними столами, искусство навострить уши и извлечь выгоду из услышанного весьма ценно.

— Слыхал новости из Уэльса, — неторопливо рассказывал тэн Лефстан. — Говорят, Грифид ап Аливелин нанес поражение Грифиду ап Ридерху и вернул себе Дехейбарт. Также говорят, что он заключил союз с Эльфгаром, знакомым вам эрлом Мерсии и сыном Леофрика, который был изгнан из своих владений эрлом Гарольдом. А еще слышно, будто все они собираются пойти на Херефорд.

— И выступить против эрда Ральфа? — удивился Роалль. — Но у него же укрепленный замок, и армия вооружена на нормандский манер! Это преимущество.

— Да, но что только не творит жажда справедливости! — заметил Лефстан. Ранди иногда не могла понять, шутит он или говорит серьезно.

Рангхиль прислушивалась к беседе мужчин, однако не так тщательно, как обычно. Ее занимали собственные мысли. Как скоро можно будет пригласить тэна Лефстана покинуть длинный зал и отправиться туда, где можно поговорить без помех?

Случай представился лишь несколько часов спустя, когда за порогом уже сгустились летние сумерки, тягучие и сладкие, как темный мед. Тэн Лефстан завершил свой рассказ о Иорвике, где успел побывать в мае, и спросил Роалля:

— Пригласил ли ты меня для того, чтоб я тебе рассказывал о городских улицах, или с каким-то умыслом?

— Какой умысел! — запротестовал Роалль. — Моя дружба и расположение прозрачны, как слезы!

— Данский воин рассуждает о слезах? Тут точно кроется какой-то подвох! — гулко захохотал тэн Лефстан.

— Это я имею умысел, а не мой брат, — созналась Рангхиль. Сакс перевел на нее внимательный и — вот удивительно! — вполне трезвый взгляд. За столом было выпито уже немало, однако на ясность взора тэна Лефстана это не повлияло.

— Женщины коварны, дорогой друг Миккельсен! Чем же ты хочешь завлечь мой разум, валькирия?

— Ваш разум, ваш опыт и ваш совет. Только, — Рангхиль обвела рукою зал, — не слишком хорошо рассуждать об этом здесь.

— Я не имею секретов от моих людей, — нахмурился Роалль.

— Да, брат мой, только дело не в секретах. Никто не станет скрывать важных решений. Но для того, чтобы их принять, необходима тишина, дабы ничто не отвлекало. Я предлагаю пройти в сад, и еду, и питье для нас принесут туда.

— Ну что ж, пойдемте! — согласился заинтригованный тэн Лефстан.

Сад, находившийся внутри замковых стен, очень нравился Рангхиль. Она часто проводила здесь время, возилась с лечебными травами, которые росли тут, или вместе с другими девушками шила, устроившись на скамье у старого колодца. Сегодня по приказу госпожи сюда вынесли стол, и на нем уже дожидались своего часа пузатые глиняные бутыли с элем. Служанки принесли мясо и зелень; тэн Лефстан опустился на скамью, жалобно скрипнувшую под его весом, и шумно вздохнул:

— По правде говоря, приятно вкусить пищи не в жарком зале, а на природе! Это напоминает мне те времена, когда мы отправлялись в длительные походы и неделями ночевали под звездами.

Старый тэн мог долго предаваться воспоминаниям, и в иное время Ранди с удовольствием бы его послушала, однако сейчас у нее имелись более важные дела. Она торопливо проговорила:

— Как я уже сказала, тэн Лефстан, нам нужен ваш совет.

— Это ты решила, будто совет нужен, — пробурчал Роалль. За два дня брат успел разочароваться в идее и посчитал, что ничего решать не нужно. Вот придет Кенельм Олдхам с войной — тогда решение станет очевидным, простым и приятным. Для настоящего воина нет момента слаще того, когда намечается сражение. Рангхиль понимала Роалля, она и сама знала, что такое упоение битвы, однако сейчас ее мнение и мнение брата, в кои-то веки, разошлись.

— Я настаиваю на том, что мы должны больше знать о своих врагах, — повторила она слова Роалля и вновь обратилась к тэну Лефстану: — Вы знаете все на свете. Чего нам ожидать от Олдхамов?

Тэн хмыкнул, опрокинул в себя содержимое кубка и тут же налил еще, до краев.

— Которого из Олдхамов вы имеете в виду?

— Мы знаем, что есть двое. Один — наш сосед, второй с ним в родстве. Кенельм и Манстан.

— Второй, я полагаю, тоже не против заделаться вашим соседом, — отметил тэн Лефстан. — Я бывал при дворе Вильгельма и видел этого Манстана Олдхама, тогда он был моложе, чем сейчас. Дайте-ка припомнить… да, семь лет назад. Весьма выдающийся юноша был, любимец и любитель дам. Уже выигрывал в большинстве поединков и отличался завидной храбростью.

— А собой хорош? — Роалль невинно покосился на Рангхилль.

— Я в мужской красоте не разбираюсь, красота — она в том, как хорошо ты умеешь меч держать. — Брат кивнул, соглашаясь, тэн же продолжил: — Однако Манстан, как говорили, весьма недурен собою. Ну, ловок он, этого не отнять. Его мать была приближенной дамой королевы Эммы и последовала за ней в изгнание; Манстан хорошо знал нашего нынешнего короля Эдуарда. И хотя после того, как его величество возвратился в Англию и занял трон, Манстан Олдхам остался при дворе Вильгельма… Я вижу в том не глупость, а тонкий расчет. Во-первых, он вырос в Нормандии и пользуется всеми благами, которые тамошний свет может дать ему. Состоит в хороших отношениях и с Вильгельмом, и с Эдуардом. И если так случится, что Эдуард вправду сделает Вильгельма своим наследником в благодарность за помощь и доброту, то Манстан будет приближенным сильного короля. Полагаю, он вымостил себе дорогу в будущее.

— Но вы говорите, он и соседом нашим стать не прочь, — напомнила Рангхиль.

Тэн Лефстан пожал плечами.

— Земли Манстана в Нормандии невелики. Не уверен, что они у него вообще остались. Там всегда хватало своих владельцев, и постоянно ведутся войны, а какой-нибудь мятежный барон не в силах устоять перед лакомым кусочком. И хотя Манстан не особо нуждается в деньгах, просто живя в Кане и получая доходы со своей земли, если ситуация изменится, ему понадобятся владения в Англии. Предположим, что Вильгельм сделается королем после божьего помазанника Эдуарда, как говорят, и это не встретит сопротивления среди наших эрлов. Гарольд не поднимет на него мечи, но склонится пред ним. Предположим также, что война случится — тогда Вильгельм, насколько позволяет ему буйный нрав, и вовсе не отступится. Он приплывет сюда и сожжет корабли, как легендарный Тарик на берегах Гибралтара. — Тэн поистине хорошо владел искусством речи — может, оттого ему и удавалось узнать так много и сохранить добрые отношения со многими. — Тогда маврам было некуда отступать, и они завоевали Испанию, и по-прежнему заправляют там; Вильгельм из той же породы властителей. Чего бы ему это ни стоило, он получит свое, как получил жену. Он избавляется от врагов с дьявольской хитростью. Чтобы стать его другом, как вышло у Манстана Олдхама, нужно обладать весьма недурными дипломатическими способностями и обаянием. Бастард крайне подозрителен.

— Но действительно ли он способен пойти войной на нас?

— О, уверяю тебя, валькирия, не только способен, но и пожелает! Это если мы говорим о Бастарде. Если же снова возвратиться к Манстану, то он многому научился от Вильгельма, я полагаю.

— Но вы не видели его много лет, — возразил Роалль.

— О да. Зато мне довелось не так давно повстречаться с его кузеном Кенельмом.

— Он и на ваши земли вздумал претендовать?

— Нет. Он лишь попросил приюта на пути в Лондон. Весьма сомнительный предлог, знаете ли. Дорога в столицу из дома Олдхэмов пролегает в стороне от моих владений. Но я сделал вид, будто ему поверил, и дал ему кров и стол. — Тэн Лефстан подцепил на нож моченое яблоко и с хрустом откусил сразу половину. — И представьте себе мое приятное удивление, когда вскоре мой гость заговорил о том, что его в действительности волновало. «Знаете ли вы, — произнес он, — что вскорости не останется в Нортумбрии человека, более влиятельного, чем я? Да, да! Мои земли возвратятся ко мне, можете поверить!» Я спросил его, каким же образом он намеревается их возвратить, однако он лишь усмехнулся загадочно и ответил, что я сам все увижу.

Я полагаю, если он не добьется расположения короля, то будет искать помощи Манстана. В самом деле, все эти слухи, что Эдуард пообещал трон страны Вильгельму… Они кого угодно могут позвать на сомнительные подвиги!

Тэн Лефстан, по всей видимости, Кенельма не одобрял.

— Почему же он сказал это вам? — поинтересовалась Рангхиль. Что-то не давало ей покоя в рассказе тэна — понять бы еще, что именно! — Ведь он знает, вы водите знакомство с нами.

— Потому что он рассказывает об этом на каждом углу, как я слышал. Весь Лондон пропитался его самолюбием… ну ладно, ладно. Я преувеличил. Я думаю, он и хотел, чтобы вы узнали.

— Разве Кенельм Олдхам настолько хитер? — презрительно обронил Роалль. — Он трус! Он уклоняется от участия в турнирах и битвах!

— Это говорит о нем многое, но не отменяет хитрости, — покачал головой тэн Лефстан. — Значит, вот чего вы от меня хотели — чтобы я вам об этом рассказал?

— Мы не хотим войны… — начала Рангхиль, однако брат перебил ее:

— Мы хотим войны! Просто жаждем! Да простят меня старые боги и новый христианский Бог…

— Не так уж он и нов, — вставил тэн лукаво. Роалль, не слыша его, продолжал:

— Я бы вызвал этого Кенельма на битву, если бы он принял вызов. Но он уклонится в очередной раз, как уже сделал, когда отец предложил.

Рангхиль кивнула: она знала об этом случае. Действительно, однажды Олдхам в очередной раз заговорил о своих исконных владениях, и Олаф Миккельсен то ли в шутку, то ли всерьез предложил разрешить все сомнения раз и навсегда на ратном поле. Тогда Кенельм придумал что-то, что позволило ему если не отказаться от своих слов, то избежать поединка. Конечно, он опасался выходить против отца, с досадой думала Ранди, и точно так же опасается Роалля, о котором идет слава очень опасного в бою человека.

— Я понимаю так, что вы желаете решить вопрос с помощью дипломатии? — уточнил тэн Лефстан.

Близнецы переглянулись.

— Войны мы не хотим, — медленно проговорила Рангхиль. — За Кенельма вступятся многие саксы (надеюсь, не вы, тэн!), за нас — многие даны. Потому до сих пор нас и не тронули. Все просчитывают силы, и мы постоянно готовы к нападению, но мы не желаем быть первыми, кто затеет смуту.

— Мы будем защищать свой дом, — проговорил Роалль. — Однако…

— Где же врожденная воинственность данов и жажда походов? — то ли в шутку, то ли всерьез произнес тэн Лефстан. — Я-то полагал, будто вы расширите Данелаг хотя бы на те земли, что еще остались у Кенельма!

Роалль медленно поднялся; ноздри его раздувались, и сейчас он был, пожалуй что, страшен.

— Если ты, Лефстан, желаешь в поединке выяснить, как хорошо я умею сражаться…

— Я всего лишь подшутил над тобой, мой друг! — гаркнул тэн Лефстан и захохотал, словно обрушил телегу с камнями. — Садись и пей! Хотя чем больше пьют воины, тем сильнее кипит кровь и тем достойнее в рассказах становятся их подвиги. Но не с тобой! Ты всегда честен, даже лежа под столом!

Роалль, ворча, уселся. Рангхиль переждала, пока мужчины нальют себе еще эля, выпьют, а затем снова заговорила:

— Я сказала, что мы и совета у вас попросим, тэн. Я прошу.

— Не стоит даже и просить, валькирия, сам принесу, если совет вам сгодится! Только рад буду. Что ты хочешь от меня услышать?

— Я подумывала о том, чтобы Роаллю взять в дом женщину из семьи Олдхамов, да ведь там только мужчины остались в роду…

— Не только, не только, — покачал головой тэн. — Этим мне тоже Кенельм похвастался. Есть у него одна дальняя родственница, оставшаяся без приюта и потому воспитывавшаяся в монастыре. Так и предполагалось, что девушка примет постриг. Однако Кенельм всеми правдами и неправдами в прошлом месяце забрал ее от монашек в свой замок. Зовут ее Этель, ей едва исполнилось семнадцать. Олдхам зовет ее племянницей и полагает, что выгодно выдаст ее замуж — возможно, и за какого-то приближенного Вильгельма, в чем ему поспособствует Манстан, а возможно, за влиятельного английского тэна, если не эрла. Он будет искать выгоды, не сомневайтесь.

Рангхиль широко улыбнулась.

— Значит, мы можем предложить ему брачный союз!

— Эй, сестра, осади коня! — встревожился Роалль. — Нельзя так быстро это решать!

— Но почему же? — не в силах усидеть на месте, Рангхиль вскочила и стала прохаживаться туда-сюда, задевая подолом пахучие кустики мяты. Идея, пришедшая девушке в голову, отличалась красотой, присущей по-настоящему гениальным и простым идеям. — Если бы мы предложили Кенельму Олдхаму выдать за тебя его родственницу, и он ответил бы согласием, то его желание заполучить наши земли…

–…Стало бы еще больше, — закончил Роалль скептически.

— Я так не думаю. Его влияние бы упрочилось — ведь он заручится твоей поддержкой в качестве нового родственника. Он полагает, что и дальше будет жить в Данелаге, а значит, ему нужны друзья среди данов, а не враги. И он…

— Ранди, я не хочу брать в жены саксонскую девушку! — прорычал Роалль, переходя на датский. Тэн Лефстан с удовольствием наблюдал за перепалкой брата и сестры, не вставляя ни слова, только усмехаясь в бороду.

— Если жениться, то на женщине из Дании!

— Ты собираешься покинуть эти земли и уехать обратно, на родину нашего отца? — Ранди тоже перешла на родной язык. — Мы с тобой никогда не бывали там, Роалль. Нас там не ждут, никто не ждет. И земель там нет. Ты забыл, почему наш отец отправился в поход вместе с Кнудом?

— Отец отправился, ибо нет ничего более священного, чем ратная слава!

— А еще он хотел жениться на нашей матери и принести ей в дар не только свою любовь, старое копье и дедов меч, но и земли, где она могла бы жить и растить детей. — Рангхиль развела руками. — Эти земли, Роалль. Земли в сердце Англии. Мне жаль, у отца не вышло получить надел в Дании, однако он был доволен тем, что преподнесла ему судьба. И мы с тобой довольны. Разве ты можешь сказать, что это не так? Разве ты хотел бы оставить здесь все и, не оглядываясь, отплыть за море, дабы искать призрачного счастья в чужой стране? Да, мы родом оттуда, наши обычаи все еще оттуда, однако мы выросли здесь, рядом с саксами. И хотя многие из них по-прежнему ненавидят нас, многие также понимают, что народам нужно жить в мире. Как вы, тэн Лефстан.

Тот кивнул, но промолчал.

— Ты умеешь хорошо плести слова, дорогая сестра, но подумай о том, что ты предлагаешь, — возразил Роалль. Судя по его лицу, разговор брату не нравился совершенно. — Смешать кровь викингов с саксонской — как об этом можно помыслить? У Хальдора жена из Дании, а у меня, значит, будет бледный английский цветок?

— В этом все дело? Часть твоих воинов жената на данских женщинах, верно, но так ли давно Моэнс просил у тебя разрешения на брак с саксонкой? И ты ведь его дал. Дал, не задумываясь, — напомнила Рангхиль.

— Ну, я знал ее, она из нашей деревни…

— Вот именно, Роалль. Это наша земля. И нужно либо осознать это, либо по-прежнему относиться к ней как к завоеванию, которое необходимо оборонять, не более. Я же говорю о любви к месту, где ты живешь. Мне казалось, ты любишь это место. — Сама Ранди действительно любила эту землю, единственную, которую знала.

— Я люблю, — сказал сбитый с толку Роалль.

— Тогда саксонская девушка ничем не хуже данской. Более того — лучше. Этель Олдхам жила здесь, она знает этот народ, его нужды, его нравы…

— Что она может знать, если жила в монастыре? — возразил Роалль.

— А ты полагаешь, будто монастыри столь закрыты? — иронично поинтересовалась Рангхиль. Иногда суждения брата ее изумляли, иногда — смешили, она просто этого не показывала. Мужчины не любят, когда над ними подшучивают — особенно когда они в этот момент очень серьезны.

— Если ее готовили к постригу…

— Даже если готовили, она — девушка благородных кровей. — Рангхиль снова заговорила на саксонском, чтобы тэн Лефстан ее понимал и, в случае чего, мог поддержать. Девушке почему-то казалось, что сосед на ее стороне.

— Чтобы попасть в монастырь, она или ее родственники принесли ему дары. Ее должны были учить, готовить к будущему. Кто знает, вдруг она сделалась бы настоятельницей или ее помощницей! Или все-таки женой знатного человека. Если Этель Олдхам до сих пор не монахиня, значит, так было завещано ее родственниками, чтобы разумнее распорядиться ее судьбой. Такая девушка не станет тебе перечить, так как воспитана в строгости. Она понимает, какую честь ей окажут.

— Я надеюсь, — пробормотал тэн Лефстан. Не слушая его, Ранди продолжала:

— Она примирит нас с соседом. Возможно, она даже хороша собой, — привела Рангхиль весомый аргумент.

— Кенельм утверждал, что очень хороша, — словно бы между прочим сказал тэн.

— Вот видишь!

— Кенельм Олдхам хочет продать ее подороже, как корову в Иорвике в базарный день! — окончательно рассердился Роалль. — Такие вещи нельзя решать быстро! И ты забыла о Манстане. Если, как говорит наш друг, нормандский рыцарь захочет заполучить часть наших земель — и да помогут нам боги, если только он один этого жаждет! — то его не остановит мой брак.

— Следовательно, и с ним нам придется примириться. — Рангхилль сцепила руки за спиной. — Я могу выйти за него.

Роалль выглядел ошеломленным.

— Милая сестра, да он, небось, давно женат! Он ведь уже не молод, а значит, взял себе супругу, как подобает!

— Манстан Олдхам вдов, — усмехаясь, сообщил тэн Лефстан. — Об этом мне говорили те, кто приехал недавно из Нормандии. Не ведаю, от чего скончалась его супруга, однако сейчас он, вполне возможно, подыскивает себе новую.

Уже почти стемнело, и слуги принесли фитили, плавающие в плошках с жиром; эти свечи скудно освещали стол, лица собеседников тонули в полутьме, но уходить в такую жару с улицы в длинный зал все равно не хотелось.

— Значит, мы можем поступить следующим образом, — медленно проговорила Рангхиль. — Напишем два письма за подписью и печатью нашего рода. Мы предложим Кенельму Олдхэму выдать за Роалля его родственницу Этель, а Манстану будет предложено взять в жены меня.

— Ранди, ты и вправду готова на это? — спросил Роалль. В голосе его звучало безмерное удивление. — Вспомни, я никогда не принуждал тебя ни к чему! И отец не принуждал. Да, твой брачный возраст давно наступил, и я хотел говорить с тобой о том, чтобы подыскать мужа, но… Но я полагал, он будет из данов, как и моя супруга. Я полагал, что ты возьмешь в мужья человека, которого видела хотя бы раз или он тебе понравится, когда увидишь. У нас много хороших знакомых. Никлас Сёренсен, Дагмар Бартолин…

— Никлас влюблен в дочь Эрика Белобородого, а Дагмар Бартолин слишком учён для меня, — усмехнулась Ранди. Она не желала обижать друзей Роалля, однако ни один из них не нравился ей. Нет, она относилась к ним спокойно, ровно и доброжелательно, только вот пламя в сердце не вспыхнуло, даже искра не проскользнула. — Надо чаще слушать сплетни, мой дорогой брат! И тогда ты станешь таким же мудрым, как тэн Лефстан.

— Благодарю, валькирия! — отсалютовал ей старый тэн бокалом со сладким медом.

— Зачем мне слушать — ведь у меня есть ты… — Роалль взял с блюда кусок сыра. Никакие споры не могли помешать истинному сыну викингов есть и пить. — В твоих словах есть резон, сестра, однако наскоро такие решения не принимаются. Мне нужно поразмыслить над этим. Что скажешь ты, Лефстан?

— Скажу, что звучит это разумно и мудро. Манстан Олдхам показался мне лучше своего родича Кенельма, а значит, Рангхиль сможет и полюбить, и уважать супруга. Если же Этель станет твой женой, Миккельсен, то ты имеешь шансы заполучить худого, но друга по ту сторону реки. Может, и не друга даже. Но…

— Над этим следует поразмыслить, — повторил Роалль.

Примечания

9

Англосаксонская монета достоинством в 30 пенсов.

10

Древнескандинавский поэт-певец.