2 – 2. Мы против нас

Эйприл Сэвен (2024)

Сэм и Алекс долгое время прятали чувства за масками, пока не признали: есть что-то важнее борьбы с внутренними демонами. Теперь они вместе, но каждый шаг в отношениях как напряженный танец на грани. Они осторожно сближаются, пытаясь найти в себе смелость раскрыть тайны друг другу. Но так ли это легко, когда страх порождает сомнения? Когда предательство разрушает их хрупкие отношения, они оказываются перед выбором: переступить через гордость и узнать правду или окончательно потерять шанс быть вместе. Но смогут ли Сэм и Алекс найти в себе силы понять, что настоящая любовь невозможна без доверия?

Глава 4. Обними меня крепче

Maroon 5 — Lips on you

Алекс

Знакомый диван, кухонный гарнитур цвета холодной стали и огромный стол, за которым я почти никогда не ем. Совсем не та картина, что я видел перед тем, как уснуть.

Хоть не в чужой спальне проснулся — и ладно.

С каких пор мне напрочь отшибло память на события ночной жизни? Либо Алекс провела эту ночь дома, и кто-то из нас страдает лунатизмом, либо у меня появилась новая проблема. Если я перестану контролировать то, что она делает, однажды утром и впрямь рискую проснуться и узнать, что меня сдали для опытов в NASA.

Я с трудом поднимаюсь с постели и плетусь в ванную.

Мог бы махнуть на занятия и остаться дома, но курсовая у декана, которую мне предстоит сдавать через шесть недель, сама себя не напишет. А консультации этот крайне занятой профессор дает только по пятницам. И те через раз.

Прохладный душ обычно быстро приводит в чувства. Настроив температуру на электронном табло, я встаю под струи воды. Намылив голову, закрываю глаза и поднимаю лицо навстречу брызгам.

И вспоминаю.

Высотное здание и прыжок вниз. Падение на сетку. Побег от охранника. Салон машины, пропитанный странной смесью мужского и женского парфюмов.

Значит, ночью птичка выбралась из клетки.

А дальше — провал. Пустота. И ее почему-то сменяют другие кадры.

Зеленые глаза. Обалденный рот, в котором мне нравится все — мягкие губы, десятки оттенков улыбок, острый язык, способный ужалить словами и тут же добить легким прикосновением, которого достаточно, чтобы спящий приятель в моих штанах проснулся и встал по стойке смирно.

Как она это делает? У нее там что, фабрика бесперебойной выработки феромонов?

Волосы, цвет которых я вспоминал вчера ночью, перед тем как вырубиться после бутылки полусухого красного. Тело, в котором мой отравленный вязким сиропом мозг отказывается искать изъяны.

Она вся — какое-то гребаное. Мать его. Совершенство.

Декан Бартон сам звонит мне перед парами, пока я тащусь в хвосте утренней пробки на Тремонт. Предупреждает, что вытянул меня из лап Робинсона на первые тридцать минут лекции и назначает консультацию в одной из свободных аудиторий.

Я поднимаюсь к Бартону, когда слышу голос Спенсера:

— Эй, Хорнер, заблудился? У нас пара на другой кафедре.

— Я к декану.

Я говорил другу, что пишу курсовую у Бартона, но слово «декан» моментально включает в его голове тревожную кнопку.

— К декану? С чего это?

— Обсудить перевод, — бросаю я, решив проверить, на что еще хватит фантазии моего друга. — Из универа.

Удивительно, но у него правда нет других вариантов.

— Так и знал, что все закончится этим! — шипит Спенсер со злостью, часть которой, конечно же, по мою душу. — Из-за Сэм?

— Угу, — мычу, пряча сарказм за сжатыми в линию губами. — Так достала, что сил нет видеть ее каждое утро.

— Ты бежишь, потому что у вас что-то было или потому что хотелось, но не было?

— Тащи свою задницу на лекцию. Буду позже. Робинсону сказали, что я опоздаю.

Спенсер хочет спросить еще что-то — по лицу вижу, — но разговор рискует затянуться или закончиться быстрым разоблачением моего безобидного розыгрыша. Коротко махнув Спенсу, я шагаю дальше по коридору.

На кафедре не оказывается свободных аудиторий, и Бартон принимает меня в своем кабинете.

Мы обсуждаем несколько самых сложных вопросов по курсовой и список литературы, который следует изучить особенно тщательно. Декан как всегда лаконичен, и мы управляемся за двадцать минут, десять из которых занимает время перед началом пар.

— Можешь попить кофе, пока Робинсон думает, что ты занят консультацией, — с серьезным лицом добавляет профессор, после того как мы обмениваемся пожеланиями хорошего дня.

Я присматриваюсь, стараясь угадать, проверка это или он говорит искренне.

— Как раз пропустил завтрак, — киваю, повернув к Бартону такую же серьезную мину.

На лице декана мелькает короткая, как вспышка, улыбка.

Поесть в столовой кампуса в такую рань обычно нечего, но автомат с кофе работает бесперебойно. Я направляюсь за порцией, минуя пустые кафедры на втором этаже.

Саманта идет быстрым шагом — почти бежит. Останавливается, секунды о чем-то думает и продолжает путь.

Я замечаю ее еще издали и удивляюсь тому, как легко определил по одной только походке, что это Сэм. Черты лица пока видны плохо, волосы спрятаны под капюшон светлой толстовки. Я странным образом запомнил почти всю одежду, в которой она появлялась с начала года, но эту бесформенную кофту вижу впервые. Крошечное тело растет, пока расстояние между нами уменьшается. Ярдах в двадцати она поднимает голову и врезается взглядом в мое лицо. Глазами, в которых все еще полыхает ярость.

Еще вчера, перед тем как надраться, я пообещал себе поговорить с ней о нашем прошлом. Стоит ли делать это сейчас, когда ее желание убить меня кажется почти осязаемым?

Дверь одной из аудиторий отворяется точно между нами.

Я слышу, как по полу выстукивают каблуки, но не замечаю мелькнувшую сбоку фигуру, пока в коридоре не звучит женский голос:

— О, привет, давно не виделись!

Зеленые глаза нехотя отрываются от моего лица и смотрят в направлении голоса.

— Привет, Чарли. — Сэм сдержанно улыбается, ни на дюйм не меняя положение, в котором стоит. Даже голову не поворачивает.

Язык ее тела кричит о том, что причина пропущенной пары стоит перед ней и какая-то хер откуда взявшаяся знакомая путает ей карты.

Однако знакомая оказывается догадливой. Я скольжу по лицу девушки мимолетным взглядом, но успеваю заметить, как она кривит рот в понимающей усмешке.

— Мистер Аткинс разрешил заниматься проектом, пока не начались занятия кружка. Мне нужно отлучиться минут на десять, а ключ он забрал с собой…

— Иди, я побуду здесь, — бросает Сэм, сделав правильный вывод из ее затянувшейся тирады. — Десять минут.

— Спасибо!

Девушка убегает к лестнице, а мы все так же молча стоим, вперившись друг в друга взглядами.

Сэм первой выходит из ступора: хватает меня за рукав кофты и, распахнув дверь, толкает внутрь.

Громкий стук действует на меня отрезвляюще: проходит головная боль, от которой с утра пришлось спасаться аспирином; сон снимает как рукой; тело накрывает окрыляющая бодрость, что живо подхватывает поникший дух. И никакого «Ред Булла» не понадобилось.

Судя по ее лицу, мы снова должны спорить. Как бы меня ни достали эти традиционные стычки, я должен хоть как-то на них реагировать, чтобы не быть слишком бесстрастным. Чтобы не видеть, как равнодушна она.

Наверное, нет ничего хреновее безразличия человека, из-за которого твою грудь будто растормошили и вырвали из нее половину.

Спустившись на стул перед одним из мольбертов, я смотрю на Сэм и собираюсь задать ей вопрос о том лагере в лоб.

«Ты помнишь, кто я? Ты просто играешь, Кэрри, или действительно что-то чувствуешь?»

Пальцы девушки хватаются за край капюшона, высвобождая волосы цвета вина, которым я заливал желудок и оползень в грудной клетке прошлой ночью.

— Надень обратно, — ворчу, переводя взгляд на бесформенную толстовку. — Или собери их. Похожа на чучело.

Я знаю, что она отреагирует. Начнет возмущаться, спорить, отбросит подачу привычным способом. Но в ответ Сэм только поджимает губы, шумно вдыхает воздух и одним махом расстегивает молнию. Огромный мешок спускается с плеч прямо к ногам, оставляя похудевшее за ночь тело в одной футболке.

Что за талант такой — сбрасывать килограммы за считанные часы? Она что, тайком в UFC подрабатывает?

— Когда ты ела в последний раз?

— Это все, что тебя интересует?

— Одно из. Первое.

— Вчера утром.

— Ты в своем уме? Хочешь неделю с гастритом проваляться?

— Почему ты уходишь? Я видела Спенсера. Думала, что это шутка, но такую трагедию на лице не каждый актер сыграет, а у этого парня никакого таланта к актерству.

— Уже доложил, — киваю я с усмешкой. — Надеюсь, к концу пар слухи не расползутся по всему универу.

— Какая разница? Хочешь уйти по-английски?

— Если и хочу. Тебе-то что? Не плевать?

— Нет, Хорнер. Мне не плевать.

Сэм

Боже.

Неужели я сказала это вслух?

После того, что было вчера. После такого позорного унижения я умудрилась признаться мудаку, который плюнул мне в лицо безразличием, что меня волнует его перевод. Точно мозги с утра смыло в канализацию вместе с пеной от шампуня.

Нет, остатки былого благоразумия я потеряла еще прошлой ночью, когда решила устроить алкогольную вечеринку в гордом одиночестве.

Мой разум отказывался решать шараду, подброшенную Брентоном. Алекс сказал Ною держаться от меня подальше? После той гадкой игры, которую сам же и затеял?

Самодельные коктейли с текилой избавили мозг от размышлений. Я собиралась подумать об этом утром.

Но сегодня с трудом встала с кровати, а последним отчетливым воспоминанием с ночи было приготовление третьей по счету Паломы.

Я притворилась, что фраза Брентона — фантазия захмелевшего мозга, и с легким сердцем пришла в универ.

Мой план сделать вид, что мы с Алексом незнакомы, провалился с первых же минут: у аудитории меня ждали Спенс и Милли.

Чарльз выглядел как ходячая иллюстрация к некрологу.

— Кто-то умер? — невольно вырвалось при встрече с его взглядом.

— Ты как всегда юморишь, — скривился он.

— Я серьезно.

— Пока нет. Десять минут назад я был готов убить двух придурков, но первый быстро унес ноги, а вторая, хоть и стоит рядом, появилась, когда я почти смирился с неизбежным.

— Минутку, — бросила я, останавливая его загадочную тираду вытянутой перед собой ладонью. — Так некролог для меня. Чем же я провинилась? Или тебя Хорнер укусил?

— Хорнер укусил? А ты еще не все зубы ему выбила? А, Майк Тайсон?

— Тайсон откусывал уши, Спенсер, — хмыкнула Милли.

Я все еще не понимала, что он хочет сказать, но последняя часть пропитанной желчью речи Спенсера заставила резко вдохнуть:

— Он сейчас в деканате. Обсуждает свой перевод. Если это игра, в которой проигравший уходит с поля боя, могу тебя поздравить: он свое слово всегда держит. Долбанный джентльмен.

— Перевод?

Я недоверчиво вылупилась на Спенсера, сместила взгляд на подругу и отрывисто хохотнула:

— Хорошая шутка.

— Похоже, что я шучу?

— Мы ни на что не спорили, Спенсер! Мало того, вчера договорились делать вид, что вообще незнакомы.

Милли, которая до сих была подозрительно немногословна, громко прыснула:

— Вы-то? Для этого вам придется тщательно планировать маршруты своих передвижений по кампусу, чтобы вообще не пересекаться…

— Вот Алекс и решил проблему. Радикально, — отрезал Спенсер.

— Кто переводится в разгар пятого семестра из-за такой мелочи?!

— Ты плохо его знаешь, — качнул он головой. — Алекс тут такое устроил на первом курсе из-за каких-то проблем в семье…

Я поняла, о каких семейных проблемах говорил Чарльз. Он явно был не в курсе, что именно тогда беспокоило Алекса.

То, что происходит между нами, не идет ни в какое сравнение с адюльтером его матери.

— Куча пропусков, почти заваленная сессия, — продолжал откровения Спенсер. — Бесчисленные романы со старшекурсницами и аспирантками, среди которых оказалась девушка с женихом и назначенной датой свадьбы! Эта сука тайно крутила с обоими, надеясь держать на крючке и молодого любовника, и пожилого папика. Но Хорнер послал ее на хер, когда узнал. Замуж она, кстати, выскочила за своего папика, одного местного профессора преклонных лет. У них хватило ума не позориться и сменить работу, иначе Лекс точно ушел бы отсюда, устроив им напоследок апокалипсис.

Но у меня нет жениха-профессора! И мой «роман» с Алексом, толком не начавшись, закончился еще там — в периметре небольшой подсобки…

Раздумывать времени не было. Скоро должна была начаться пара, и Алекс наверняка уже поджидал декана возле его кабинета.

Я развернулась на пятках и быстрым шагом направилась к деканату, на ходу бросив подруге:

— Милли, скажешь мистеру Гарднеру, что я плохо себя чувствую!

— Это уже второй пропуск у Гарднера!

Да плевать.

— Знаю. — Я кивнула, натягивая на голову капюшон: решила не рисковать, сверкая волосами, если встречу препода в коридоре.

И вот я здесь. Стою перед Алексом, закрывшись в одной из мастерских на кафедре искусства. И не знаю, как лучше продолжить разговор, чтобы не показаться влюбленной дурочкой, которая продолжает бегать за парнем, после того как ее отшили.

— Для начала объясни мне кое-что. Ты и Ной. Ваша драка.

— Не было драки. Я просто разок ему врезал. Заслужил.

— Чем?

— Ты же знаешь.

Я знала. Еще вчера. И это беспокоило меня ровно минуту, пока не стало понятно, что все участники конфликта живы и не собираются раздувать его до масштабов бедствия.

Но слова Брентона и намек Евы на то, что Ной получил по морде не из-за матери Алекса, а из-за меня, дают мне чуть больше уверенности. По крайней мере я должна знать, какую гадость сказал обо мне Ной, чтобы встречать его в следующий раз во всеоружии.

— Не знаю, — мотаю головой в попытке вывести Алекса на продолжение.

— Разве? Он же растрепал тебе об интрижке со своим боссом.

Так причина не в том, что я пострадала по вине Брентона, а в том, что чья-то репутация рискует пострадать из-за меня…

Я стараюсь быть равнодушной хотя бы внешне, но держать в узде свои эмоции в присутствии Алекса с каждым днем становится все сложнее.

— Боялся, что я буду распускать сплетни? Думаешь, такая гнусная месть в моем духе? — спрашиваю я, теряя остатки спокойствия.

— Сэм.

Алекс вскидывает голову и хмурится.

— А уходишь зачем?

— Остановись.

— В этом тоже замешана я? Что, так сильно меня ненавидишь? Придушил бы этими самыми руками?

Он качает головой после каждого моего вопроса.

Его безупречное лицо, которому сейчас, спустя два месяца после памятного знакомства, я дала бы десятку по пятибалльной шкале, искажает гримаса боли со смесью раздражения. Мне до сих пор сложно читать его едва пробивающиеся из-под маски эмоции.

Он встает и неторопливо идет в мою сторону, разглядывая свои руки так, словно они чужие. Подходит совсем близко. Касается дыханием лица. Окутывает теплом, оставаясь на расстоянии нескольких дюймов.

— Этими руками? — спрашивает, встречаясь со мной взглядом. — Я хотел бы… просто обнять тебя, Сэм. Стоило сделать это еще вчера. Может, тогда мне не захотелось бы прибить Брентона.

Молчу. Даже услышав то, что так боялась, но хотела услышать, я, как клиническая идиотка, борюсь со своими чувствами.

Но волна тепла разливается по всему телу, и напряжение тут же исчезает. Я делаю крошечный шаг навстречу, тягучим взглядом скольжу от подбородка к глазам и тихо прошу:

— Тогда обними… Может, мне только это и нужно?

— Не пожалеешь?

— А ты?

Он улыбается и, схватив меня за руки, тянет к груди, тут же зарываясь носом в раскиданные по плечам волосы.

— Ни секунды.

Ладони касаются крепкой спины, шуршат по мягкому свитеру и крепко сжимаются на широких плечах. Возможно, слишком широких для парня, который не увлекается спортом. Хотя о чем это я? Он же вице-чемпион штата по плаванию. О да. Эту страницу его прошлого мне раскрыл парень с курса, с которым Алекс тренировался в школе. Сколько еще открытий мне предстоит сделать, прежде чем узнать его настоящего?

— Кажется, обнимаемся мы впервые, — замечаю я, уткнувшись в его крепкую шею.

— Наверное, стоило начинать с этого.

— Нам не позволили обстоятельства нашего знакомства.

— Какого из?

— Странный вопрос. У нас их что, было несколько?

Он хватает пальцами мой подбородок и тянет лицо вверх.

Интересно, что разбудило летучих мышей в моем ведьмовском нутре? Его потрясающий запах или способность смотреть так, что хочется тут же сорвать с него одежду?

— Поговорим об этом позже, — загадочно произносит Алекс, после чего смещает фокус на мои губы и, негромко сглотнув, переводит тему: — Давай сбежим?

— С пары?

— Со всех.

Он обнимает меня сильнее, касается пальцами лица и опускает голову, приближаясь навстречу.

Это даже не намек. Это прямое заявление: «Я хочу тебя. Прямо сейчас».

— Нас могут поймать, — шепчу я, едва сдерживаясь, чтобы не броситься выполнять его просьбу. — Чарли скоро вернется.

В каком-то смысле это ведь наш первый поцелуй? Ладно. В статусе парня и девушки.

— По-моему, Чарли оказалась догадливее, чем мы с тобой. Спорим, она тут нескоро появится?

— Ты плохо ее знаешь. Она же чертова перфекционистка. Сказала десять — значит десять.

— Ладно.

Когда расстояние между нашими губами почти растворяется, Алекс, решив подразнить меня, оставляет короткий поцелуй на щеке.

— Тогда… все-таки как насчет пар?

Я прячу улыбку, прикусив губу, и мотаю головой.

— Может, стоит сходить хотя бы на пару-тройку свиданий для приличия?

Он с недоверием сводит брови, смотрит с ожиданием, точно решив, что я пошутила. Затем натянуто улыбается.

— Интересно, у каждой девушки под подушкой хранится свод этих дурацких правил? Если мы встречаемся, значит близость должна быть после десятого свидания? — Вообще-то третьего. — Кажется, раньше нас это не волновало.

Его недовольство понятно и в какой-то степени справедливо. Чего уж там, я и сама не против получить безграничный доступ к его телу уже этим вечером, но он заслужил небольшой взбучки за то, что сделал вчера. Да и я слишком быстро его простила.

К тому же у меня проблема. Огромная. Высотой в шесть футов два дюйма. Проблема, о которой я впервые в жизни совсем не хочу думать. А что, если…

Алекс остывает при виде моей сочувствующей улыбки. Вразрез выражению его лица в то же мгновение загораются глаза.

— Пойдешь со мной на свидание? Сегодня. Сразу на три.

— Сегодня могу на одно. После пар и работы. Хотя нет. Ева писала с утра, что начальство расщедрилось на три оплачиваемых выходных. Как раз сходим на три свидания.

— Тогда увидимся после пар.

— У меня их сегодня четыре, — уточняю, чтобы позже это не стало для Алекса сюрпризом.

— Ты издеваешься? У нас же всегда совпадало количество пар по пятницам.

— Занятия в кружке живописи — вместо четвертой.

Алекс перестает гипнотизировать меня взглядом, только чтобы поднять голову и осмотреться вокруг. Да-да, ты угадал, это и есть мой кружок живописи.

— Нужно было найти вашего Аткинса и забрать у него ключ, — сопит он, с досадой разглядывая мольберты.

Все верно. Забрать ключ, закрыть дверь и бросить крошечный кусок металла в ближайшее окно. Иногда ты кажешься таким мальчишкой, Алекс.

Да нет. Какой же он мальчишка?

Не знаю, что там со временем. Я смотрю на Алекса, слышу свое радостно танцующее сердце и ясно осознаю, что обнимать его мне нравится куда больше, чем ненавидеть. Лучше этих объятий могут быть только…

— Поцелуй меня… Мы встречаемся или нет? Поцелуй меня, наконец, как свою девушку.

Он сжимает ладони на моей талии и ловко подхватывает, сажая на ближайший стол. Я раскрываю пальцы обеих рук и, плавно зарывшись в густые волосы, притягиваю его лицо ближе. Едва коснувшись губ, понимаю, что наши прежние поцелуи были совсем другими. Алекс был осторожен. Когда я превращалась в сплошной оголенный нерв от желания, он себя сдерживал. Даже вчера. В той подсобке он будто ждал, что в следующую секунду я дам задний ход.

Как там сказал Спенсер? Долбанный джентльмен?

Сейчас Алекс мало похож на хорошего парня: целует жадно, безудержно, властно, без капли стеснения и так горячо, что у меня все тело покрывается испариной.

Что он творит… Будь у людей способность беременеть от поцелуев, мысленно я уже пулей летела бы в аптеку за тестом.

— Стой… — выдыхаю, с трудом оторвавшись от возможно лучшего в жизни поцелуя.

Страшно подумать, сколько их будет таких — самых лучших.

— Не будь ты такой языкастой Ведьмой в первую нашу встречу, — сипло отзывается Алекс, — я понял бы, что хочу встречаться с тобой намного раньше.

Мы шумно дышим, не прерывая борьбы взглядов. Кажется, это сон, и если глаза на мгновение закроются, сладостный морок вдруг растворится. Боже… Если это действительно сон… Можно я пробуду в этой летаргии вечно?

— Не будь я такой «языкастой Ведьмой», ты даже не обратил бы на меня внимание. — Я с иронией вспоминаю его откровение после вечеринки у Спенсера. — Я же не в твоем вкусе, помнишь?

— Это был пьяный бред, — морщится он, словно стыдясь собственных слов.

— Допустим. И надолго бы тебя хватило? Для постоянных отношений.

— Ты тоже веришь в эти бородатые легенды и подставные фотки в социальных сетях? — не остается Алекс в долгу.

Мы одновременно расплываемся в улыбках и прыскаем со смеху.

— Тогда откуда такая громкая слава? За эти два месяца я видела только одну претендентку на знакомство с моими когтями, — мурлычу, осторожно царапнув его за кончик носа.

— И очень ловко от нее избавилась, кстати говоря, — довольно улыбается он в ответ. — Сам постарался. Пустился во все тяжкие в первом же семестре. — А эту историю я сегодня уже слышала. — Мне понравилась эта роль: здорово избавляет от ответственности. Ко второму курсу я изрядно устал от бесконечных коротких интрижек, но приходилось поддерживать имидж. Наверное, в универе нет ни одного парня, каждый секс которого не выносится на всеобщее обсуждение. Но тут чаще сами девушки стараются. Некоторые настолько, что придумывают то, чего не было.

— Выходит, ты не охотник, а жертва, — охаю в притворном сочувствии. — Говорила же: стареющий импотент.

Взгляд Алекса, который последние минуты разговора сиял заразительным весельем, в доли секунды становится предельно собранным и серьезным.

— Ты все-таки решила уйти с пар?

Низ живота простреливает знакомый разряд. Кажется, я перестаралась с шутками.

— Три свидания, Хорнер, — шепчу в губы, резво отскакивая в сторону, пока он расслаблен.