Ховринка 3

Эдуард Павлович Петрушко, 2021

Заключительная часть трилогия Ховринка, где главный герой сталкивается с новыми злобными и мрачными существами. Ужасные события, происходящие в заброшенной больнице, заставят не раз содрогнуться при чтении "Ховринка 3"

Вступление

Я полностью разбит, нет ни страха, ни боли, ни переживаний. Меня нет, я растворился в пустоте и не хочу возвращаться. Я вижу то, что не должен видеть живой человек, из чего делаю предположение, ― я погружаюсь в запредельные миры или умираю. Странно, но это не вызывает у меня паники, переживаний или стресса, наоборот ― я чувствую, как улыбаюсь где-то глубоко внутри. Приступы панических атак являются моей составной частью жизни. Они стали обычным явлением, которое не покидает меня. Иногда я просто ничего не вижу кроме тумана, белого густого тумана, он сжимает меня в свои холодные тиски и выдавливает из меня душу. Ужас понемногу начинает вгрызаться в моё сердце, тьма обнимает меня своими крыльями, закрывая от солнца, и я попадаю в ловушку иногда на час, иногда на день.

Я часами могу сидеть на диване ничего не делать, рассматривая репродукции картин Иеронима Босха висящие у меня на стене. Мне нравиться его автопортрет и «Загробное путешествие». Вспоминаю стихотворение забытого автора:

«Я замечал в сочельник и на пасху,

Как у картин Иеронима Босха

Толпились люди, подходили близко

И в страхе разбегались кто куда,

Сбегались вновь, искали с ближним сходство,

Кричали: «Прочь! Бесстыдство! Святотатство!»

Во избежание Страшного суда.»

… Павел Петрунин, почти не спал ночь, ворочался и кряхтел как старик, под утро провалился в серый морок. Вставая со старенького дивана, хрустнув почти всеми костями одновременно, подошел к окну своей однокомнатной квартиры.

Осень в том году выдалась на редкость холодной и дождливой. Москва пребывала в плену серости и влажности. По улицам двигались призрачные тени людей, которые вечно куда-то спешили. Казалось, что сырой воздух пропитывал дома и деревья. Даже тусклое дневное солнце было бессильно в борьбе с неминуемым приходом зимы. Оставались лишь смутные воспоминания о летнем тепле и свете, которые были столь редкими в городе. Всюду царило уныние.

Павел обвел глазами однообразные ряды высоток, которые торчали из земли, словно гигантские бело-синие кукурузные початки, и пошел варить себе кофе. Позже, сидя с чашкой душистого напитка, он механически читал новости из всемирной паутины. «В прошлом прошлый году во Франции застрелились почти сто полицейских», пестрил заголовок статьи. Похоже, в наши дни самоубийство становится привычным способом завершить карьеру.

У нас статистику суицидов в правоохранительных органах пополнил оперативник уголовного розыска — Виктор Степанович, отец Жени. С Женей они первый раз пошли на Ховринку, когда там при странных обстоятельствах погиб Артем. Отец Жени помогал им выбраться с местного отделения, куда их доставили после смерти Артема. Позже долго отчитывал за их «поход» в заброшенку, о которой много знал по роду своей службы.

Месяц назад Виктор Степанович буднично застрелился у себя в кабинете с табельного оружия, хотя поводов для стрельбы себе в голову, вроде не было. Павел не связывал его самоубийство напрямую с Ховринкой, но не оставлял эту версию.

Кофе в маленькой чашке остыл — Павел пил его крохотными глотками, абсолютно не чувствуя вкуса. Он сам не знает, зачем это делает. Скорее всего, по инерции — по утрам положено пить кофе, вот он его и пьет. Поправив несвежие волосы, посмотрел в окно. Солнце, разогнав дождь, поднималось большой сковородкой над мегаполисом, равнодушно разбрасывая слабое осеннее тепло по городу.

Петрунин включил радио, чтобы хоть какие-то голоса наполнили пустоту квартиры. Ненавистно громко запела какая-то вновь испеченная певичка о «холодном небе и зиме», он тут же выключил приемник. Открыв дверцу холодильника, заглянул внутрь — не потому что проголодался, а так, автоматически. В холодильнике — давно открытое молоко, пожелтевший кусок сливочного масла в раскуроченной, жирно блестящей фольге, множество консервных банок, засохший сыр, с парой сморщенных сосисок. В последнее время он практически ничего не ел.

Павел еще раз подошел к окну и посмотрел на детскую игровую площадку. Пухленькая девочка пинала маленький футбольный мяч отцу, который он осторожно отбивал в сторону своего дитя. Малышка каждый раз радовалась, когда мяч летел к ней обратно. Она скакала на месте и прихлопывала в ладоши, восхищаясь своим отцу. Тот в свою очередь поднимал вверх руки как футболист при забитом голе.

Петрунин подумал, что давно ни с кем не встречался и даже не разговаривал по телефону. У Данилы, его друга, с кем они попали во вторую передрягу в Ховринке, умирал отец. Данила искренне любил отца за его оптимизм и энергию. Он часто сидел в палате у отца, который из здорового мужчины превратился в мумию с усохшими жилистыми руками с желтыми ногтями и венами, изгрызенными медицинской иглой.

Павел пару раз бывал с Данилой у его отца, но эти посещения носили вымученный и неловкий характер. Капельницы у изголовья, едва различимый запах мочи и лекарств, напряженные врачи и медсестры — это не придавало оптимизма и радости в жизни.

Павел сел за стол и начал писать. Он вел записи о самом страшном месте в Москве — Ховринке.