Хранители. Часть 2 Четыре тамги

Эдуард Павлович Гадзинский, 2022

Роман «Четыре тамги» является второй частью серии романов «Хранители» и продолжением предыдущей части – «Чужая река».В период становления советской власти на Севере зажиточные оленеводы и шаманы, отказываясь подчиняться новым порядкам, устраивали вооружённые восстания и уходили в глухие места, спасая от экспроприации своё имущество. К историку Сергею Филимонову обращается коллекционер из города Белоярский Павел Николаевич Устюгов с просьбой атрибутировать старинный медальон, купленный им у подвыпившего ханта. Со слов прежнего хозяина, в медальоне зашифрована информация о месте, где главы четырёх знатных хантыйских родов спрятали от советской власти священные нарты с накопленными несколькими поколениями предков ценностями. Филимонову удаётся найти ещё два аналогичных медальона, которые действительно являются частями какой-то карты. Сергею и его друзьям предстоит отправиться в экспедицию на Полярный Урал, чтобы разгадать эту тайну.

Глава 1 Встреча

Самолёт мягко приземлился на выложенную бетонными плитами посадочную полосу надымского аэропорта и, погасив скорость, медленно вырулил на стоянку. Приятный женский голос сообщил, что самолёт совершил посадку в аэропорту города Надым и за бортом плюс пять градусов. Для конца мая на Ямале это обычная температура, и, ничуть не удивляясь, народ закопошился, доставая из ручной клади ветровки, свитера и плащи. Трап подали быстро. Выйдя из самолёта, Дмитрий вдохнул полной грудью прохладный, пахнущий хвоей и авиационным керосином воздух и начал спускаться по трапу. Несмотря на пасмурную, отвратительную погоду, на душе было тепло и радостно. Приятно было вернуться в родной город после долгого отсутствия и снова увидеть старых друзей. Получив багаж и ружьё в оружейной комнате, Дмитрий вышел из здания аэропорта. Сергей ждал его на улице, но Кости с ним не было.

— А Кот где? — ещё раз глянув по сторонам, спросил Дмитрий.

Сергей неопределённо махнул рукой:

— На работе у него какая-то запарка, должен скоро освободиться. Пока ко мне едем. Ну что, добро пожаловать на малую родину!

Друзья крепко обнялись.

Погрузив вещи в старенькую Серёгину праворульную «тойоту», они помчались в сторону города.

— Как дома дела? Как Светлана? — спросил Сергей, ведя машину по ровной, чернеющей недавно уложенным асфальтом дороге.

— Да, слава богу, всё хорошо. Старики скрипят помаленьку, Светка тоже нормально, всем вам привет передавали.

— Спасибо, — кивнул Сергей. — А у нас всё по-старому, готовимся к поездке. Ты привёз, что я просил?

— Да, конечно. Ты лучше расскажи, как семейная жизнь, молодожён? От души поздравляю!

Сергей улыбнулся:

— Спасибо! Слава богу, всё замечательно. Настя на четвёртом месяце уже. Сашку потихоньку к школе подготавливаем. Он вообще молодчина. У меня в музее помогает в живом уголке за кроликами и попугаями ухаживать. Я-то ладно, вот Кот наш очень изменился.

— Что, всё так серьёзно?

— По жене сильно тоскует. Не куролесит, как раньше. Теперь только дом, работа и тренировки. Честно говоря, я даже не ожидал, что он по ней так скучать будет.

— Вот уж никогда бы не подумал…

— Сам удивляюсь. Серьёзный стал, мрачный какой-то постоянно. В лесу только немного отходит. Особенно когда зимой на его дальний кордон припасы возили, — он многозначительно посмотрел на Дмитрия. — Там вообще сиял от радости. Но язык всё такой же острый.

— Ну, уже хорошо.

В куртке Сергея резко зазвонил телефон. Достав сотовый, он глянул на экран.

— Лёгок на помине! На, ответь.

— Привет! — радостно крикнул в трубку Дмитрий. — Да, спасибо, всё нормально… Хорошо, едем!

— Пойдём к Косте сразу, — сказал Дмитрий, возвращая телефон. — Он дома уже. Я, Серёг, у него остановлюсь. Всё ему веселей будет.

Через несколько минут они заехали в знакомый с детства дворик, где выросли трое друзей: Сергей Филимонов, Дмитрий Велянский и Константин Студилин, или, проще говоря, Филя, Дёма и Кот. Припарковав машину, друзья забрали сумки и вошли в Костин подъезд.

— Ну, здоро́во! — радостно крикнул Костя, быстро спускаясь по лестнице навстречу друзьям.

Крепко обняв Дмитрия, он поздоровался с Сергеем и, подхватив одну из сумок, пошёл вперёд.

В Костиной квартире на третьем этаже старой панельной пятиэтажки, как всегда, царили казарменная чистота и скромная, граничащая с аскетизмом обстановка. Но сейчас обычный порядок немного нарушал не очень вписывающийся в обстановку огромный красный синтезатор YAMAHA с белой банкеткой и лежащими на нём нотами и наушниками.

— Откуда это у тебя? — удивлённо спросил Дмитрий, глядя на музыкальный инструмент.

— Так не забрали до сих пор? — глянув на синтезатор, спросил Сергей.

— Да приятеля одного с работы. У меня жил неделю, с женой поругался, — усмехнулся Кот. — Кстати, парень классно играет на этой штуке. Должен заехать забрать, да всё никак не соберётся, а мне не мешает.

— С женой-то он помирился? — спросил Сергей.

— Да вроде, — пожал плечами Костя. — Идёмте на кухню, я сейчас яичницу с колбасой пожарю. Перекусим и коньячку по рюмке бахнем. Серёга, ты машину во дворе оставишь?

— Да, пусть здесь стоит. Завтра с утра в гараж поедем вещи собирать. Я на работу сегодня не пойду уже, так что можно и по коньячку. Только сейчас домой схожу, возьму папку с материалами и карты, чтоб всё показать. Потом георадар посмотрим. Надо хоть разобраться, как с ним работать, а то я забыл уже всё.

— Не беспокойся, — небрежно махнул рукой Дмитрий. — Я его уже освоил. Сам буду с ним работать. Если понадобится, быстро тебя научу. Вечером, как всегда, идём в «Айсберг». Я приглашаю!

Сергей отрицательно покачал головой:

— Нет, дружище, спасибо. Действительно некогда. У нас много дел сегодня и завтра, так что рестораны лучше оставим на потом.

— Филя прав, — поддержал его Костя. — Нам через два дня выдвигаться, а у нас конь не валялся…

Пока Костя готовил обед, а Дмитрий разбирал сумки, Сергей вернулся с материалами по предстоящей поездке.

Прошлой осенью во время путешествия по реке Хевняныяха Сергей пригласил друзей поучаствовать в интересной экспедиции, которую запланировал на это лето. Он рассказал, куда и зачем им предстоит отправиться. И в течение зимы потихоньку шла подготовка, но посвятить друзей во все детали предстоящей поездки он собирался в самые последние дни перед отправлением, чтобы в памяти держалась свежая информация.

Выпив по рюмке за встречу, друзья быстро пообедали, убрали всё со стола, оставив только коньяк, сыр и лимон. Сергей разложил на столе карту, копии каких-то старых документов, папку с фотографиями и начал свой рассказ:

— В феврале тысяча девятьсот двадцать шестого года в тайге, недалеко от Казыма, что в районе посёлка Белоярский, собрались в одном чуме на совет четыре известных в тех краях человека. Это были два богатых оленевода из казымских хантов и два шамана. К тому времени советская власть уже многих зажиточных оленеводов и рыбаков раскулачила и уничтожила, а шаманов южнее тех мест уже, наверное, и совсем не осталось. Как уничтожали священников и кулаков по всей России, так по всему Северу и Сибири советская власть вела борьбу с шаманами и богатыми оленеводами, абсолютно не понимая их истинное значение среди туземцев. А ведь помимо до сих пор не изученных аномальных способностей шаманов они ещё были хранителями секретов народной медицины, знатоками истории своего народа, его традиций, легенд и сказок. Выступали они и судьями в различных спорах. Раскулачивание и уничтожение богатых оленеводов также явилось большой трагедией для аборигенов Севера, потому что, как я уже рассказывал, каждый зажиточный хант или ненец всегда помогал более бедному соплеменнику, причём зачастую эта помощь была безвозмездной. И, естественно, против новой власти было много восстаний, которые жестоко подавлялись. Глядя на то, как забирают стада и имущество сильных оленеводов, подчас уничтожая физически и их самих вместе с семьями, другие более-менее состоятельные оленеводы начали откочёвывать в глухие леса и тундру, чтобы спрятаться от этого откровенного разбоя. Собравшись тайком в тот зимний вечер в одном чуме, четыре главы богатых семей, которых ещё не успели раскулачить, думали, как им быть дальше, и в конце концов решили уходить на север, в земли самоедов. На следующий день они порознь отправились со своими семьями, стадами и работниками в путь и снова собрались вместе через шесть месяцев недалеко от Надыма, где объединились с самоедами, тоже недовольными советской властью. Где-то неподалёку от посёлка Нори они устроили совместное остяко-самоедское камлание и постановили бороться с советской властью до смерти. В Норях в то время располагалась рыболовецкая фактория, в которой находились несколько представителей новой власти из русских. Каким-то образом узнав о большом собрании туземцев, четверо представителей ОГПУ, агитработник и сочувствующий новой власти проводник из местных на трёх оленьих нартах прибыли на место собрания, чтобы выяснить, что там происходит. Всех их тут же поймали и принесли в жертву духам, ритуально задушив тынзяном^[1]. После этого остяки и самоеды принялись жечь фактории, убивать русских и сочувствующих новой власти местных, которых считали предателями своего народа. Количество бунтовщиков увеличивалось, но продлилось это недолго. В скором времени прибыли солдаты доблестной Красной армии и жестоко подавили мятеж. В живых остались только дети, женщины и старики. Их арестовали, а имущество, разумеется, забрали. Следователи были не новичками. Они знали, с кем имеют дело, и очень удивились, не найдя у зажиточных известных оленеводов ничего, кроме оленей и домашней утвари. Молодой советской власти требовалось много денег, и следователи очень старались. Жён и детей бунтовщиков допрашивали долго и жестоко, но так и не узнали, куда делись священные, или, по-другому, родовые, нарты, в которых всегда хранилось самое ценное имущество. А у одной богатой семьи таких нарт могло быть до нескольких десятков. В итоге стариков, кто выжил, просто вышвырнули на улицу, женщин сослали в лагеря, откуда они уже не вернулись, а детей отправили в только что образованный детский интернат в Обдорске. Вот такая история.

— Да, грустно… — вздохнул Дмитрий. — Но про это ты нам уже рассказывал. Давай дальше.

— Давайте-ка помянём всех погибших в борьбе за свободу своего народа, — разливая по бокалам коньяк, предложил Костя.

Друзья не чокаясь выпили.

— Так вот, — продолжал Сергей, — два с половиной года назад в одной поездке в Белоярский в клубе коллекционеров я познакомился с Павлом Николаевичем Устюговым. Очень интересный дядька, бизнесмен, коллекционер, интеллектуал, увлечённый историей Севера и Сибири. Нам было о чём поговорить. Как-то мы сидели у него дома и смотрели его коллекцию предметов пермского звериного стиля. Среди различных очень интересных вещей он показал мне один непонятный медальон и попросил помочь в его атрибуции^[2]. Вот он.

Сергей достал из папки несколько больших фотографий и положил на стол перед друзьями. На первом снимке был медальон, напоминающий по форме сердце, с боковинами в неровных зазубринах и треугольным ушком между полушариями. Сделан он был из какого-то почти чёрного металла. На втором снимке с другого ракурса было видно, что его поверхность была сплошь бугристая, с завитками, линиями и чёрточками. На фото рядом лежала линейка, показывая размер медальона — около семи сантиметров в высоту и почти одиннадцать в ширину.

Сергей показал ещё два снимка:

— Вот обратная сторона этого предмета.

С другой стороны, ровной и гладкой, друзья увидели вырезанные острым предметом короткие ровные чёрточки, а сверху, у самого ушка, глубоко и довольно искусно было вырезано изображение утиной лапки с волнистой линией над ней.

— Это похоже на какой-то родовой знак, — сказал Дмитрий, показывая на утиную лапку.

Сергей кивнул.

— Верно. Это родовая тамга хантыйского рода Хартагановых. Я тогда не знал, что это, но сказал Павлу Николаевичу, что, возможно, это родовой медальон с картой угодий какого-нибудь хантыйского или ненецкого рода. Ни продавать, ни менять медальон Павел Николаевич не захотел. Он так и хранится у него. Говорит, что приобрёл он его у какого-то подвыпившего ханта возле магазина в Белоярском. На бутылку тому не хватало, и он какие-то старинные вещи предлагал прохожим, в том числе и этот медальон. И ещё сказал, что медальон этот как-то связан с древним кладом, который в революцию ханты, убегая от советской власти, спрятали где-то в низовьях Оби. Устюгов его и купил. Больше он того парня не видел. Само собой, я очень заинтересовался. Но сейчас, честно говоря, я ему не очень верю. Позже узнал, что Павел Николаевич активно сотрудничает с чёрными копателями и много чего у них приобретает, так что, возможно, и даже скорее всего, медальон он у копарей купил. Про клад, конечно же, приврал, чтобы покрасоваться, но по случайности попал в точку. С тамошними чёрными контакт установить не получилось, да и места, где копали, они, как правило, не выдают. С Устюговым иногда созваниваемся, но уже по другим темам. В общем, с информацией там глухо… Спустя пару месяцев после того знакомства я был в командировке в Салехарде и показал работникам окружного музея эти фотографии. Оказалось, что похожий медальон хранится у них в запаснике и тоже до сих пор не атрибутирован. Омские археологи лет двадцать назад его нашли во время исследования одного древнего святилища в верховье реки Полуй. Кстати, не так далеко от Надыма. Найден был просто под ягелем возле большого сгнившего дерева, метрах в тридцати от самого святилища, и его передали в музей. Вот фото.

Сергей достал из папки ещё четыре фотографии. На них был изображён медальон, похожий на первый. У него были такие же неровные края и испещрённая буграми и линиями поверхность. На обратной стороне здесь тоже было вырезано множество чёрточек, но возле ушка здесь был другой знак — рыба с тремя ровными линиями под ней.

— А это тамга хантыйского рода Лямбиных, — пояснил Сергей.

Костя положил рядом снимки двух медальонов.

— Один мастер делал…

Сергей кивнул:

— Верно. Так вот, когда я увидел второй медальон, я уже всерьёз за них взялся и начал искать подобные, где только было возможно. Мне что-то подсказывало, что в этих занятных привесках скрыт какой-то смысл. Я всех знакомых археологов, музейщиков, коллекционеров, даже метеорологов и чёрных копателей поднял. Искал везде.

— И что, много нашёл? — спросил Дмитрий.

— Ещё один. У метеорологов с Пилторской метеостанции выстрелило. Они ведь всегда с местными тесно общаются. Вот и подфартило. Показали старикам фотки — и на тебе! Спасибо ребятам огромное.

— Наверное, хорошо мужикам проставился, — улыбнулся Костя.

— Само собой!

Сергей положил перед друзьями четыре фотографии с третьим медальоном, но у этого через треугольное ушко был продет кожаный шнурок.

— А вот хозяин этой цацки. Он и рассказал про Хартагановых и Лямбиных.

Сергей достал ещё одно фото, на котором у бревенчатой избы стоял невысокий, коренастый старик в тёмных, заправленных в сапоги брюках и клетчатой рубашке. Глубоко посаженные, чуть раскосые глаза на смуглом, изрезанном глубокими морщинами лице смотрели грустно и устало. Густые седые волосы были коротко пострижены. На шее старика поверх рубахи висел тот самый медальон.

— Это Василий Немдаевич Куйбин. Живёт в посёлке Пилтор. В этом году ему исполняется девяносто лет. Во всяком случае, по документам. Его отец был шаманом и одним из тех четырёх человек, которые спрятали в горах священные нарты. Ему во время тех событий было около шести лет. А это родовая тамга Куйбиных.

Сергей показал пальцем на изображение маленького кружка с семью точками вокруг на фотографии другой стороны медальона.

— Колоритный старик, — разглядывая снимок, усмехнулся Дмитрий.

— Так вот, — продолжал Сергей, — ещё до того, как я встретился с Куйбиным, я крутил эти снимки и так, и сяк, пока наконец до меня не дошло, что на них изображено…

— Это части пазла, которые складываются в карту, на которой указано, где спрятаны священные нарты? — спросил Дмитрий, перебирая снимки.

— А короткие чёрточки с обратной стороны — это наверняка количество спрятанных нарт каждого рода, — добавил Костя и, закурив сигарету, посмотрел на Сергея. — Чего их крутить так и сяк? По краям же видно, что эти бляхи — части одного целого. Лапка стыкуется с рыбой, а рыба — с солнцем.

Он разложил фотографии в соответствующем порядке, чтобы лучше было видно, как бугры и полоски на фотографиях дополняют друг друга.

— Ну, я вот как-то не сразу сообразил… — развёл руками Сергей. — Сперва подумал, что это участки угодий хантыйских родов, а края просто хотели сделать волнистые для красоты, но не получилось ровно отлить. Потом наконец дошло, что это части одной карты, и вот что сложилось.

Он достал из папки ещё две фотографии размером больше остальных. На них был фотоколлаж, где все медальоны были сложены так, как сказал Костя, а на месте отсутствующей части были от руки дорисованы линии и отмечены какие-то точки.

Костя сдвинул в сторону фотографии и посмотрел на разложенную топографическую карту.

— Ну и где это место?

— Погоди, я всё сейчас расскажу, — Сергей убрал все фотографии, кроме последней, обратно в папку. — Василий Куйбин мне рассказал историю своего медальона. Когда ему было шесть или семь лет, их семья жила не в Пилторе, а кочевала где-то восточнее Казыма. Там с древних времён были их родовые угодья. Семья у них была большая. Они рыбачили, держали оленей, добывали пушнину, хорошо торговали и, в общем, не бедствовали. Отца Василия звали Немда Ойкович. Он был главой их рода и сильным шаманом. Его все знали и приезжали к нему за помощью даже из дальних стойбищ. Когда пришла советская власть, у многих более-менее богатых хантов отобрали оленей и добытую пушнину, а кто сопротивлялся, тех арестовывали и увозили. Больше никто их не видел. Шамана Немду Ойковича тоже хотели арестовать, но его кто-то вовремя предупредил. Василий помнит, как взрослые тогда собрались и долго обсуждали, что им делать. Помимо его отца там были хозяева соседних земель — Иван Лямбин, Юхур Хартаганов и безухий шаман Кульчин, имя которого он не помнит. Дело было зимой. Взрослые долго разговаривали, потом шаманы спрашивали совета у духов и постановили уходить на север. Они долго ехали и прибыли в земли надымских ненцев, с которыми объединились и подняли большое восстание против советской власти. Туда же приехало ещё много семей из Казыма, но Василий помнит только Лямбиных, Хартагановых и Кульчиных. Они хорошо прогоняли русских, но потом пришло много солдат, прилетели самолёты, с которых бросали бомбы, и бунт жестоко подавили. Тех, кому удалось уцелеть, ещё долго выслеживали и ловили. Отца и двух старших братьев Василия тоже убили, а его самого, когда пришли солдаты, мать спрятала в лесу недалеко от стойбища. Но его нашли и вместе с матерью привезли в Норинскую факторию, где закрыли в разных сараях. Тогда они виделись с ней последний раз. О судьбе матери Василий так и не смог ничего узнать, а его самого отправили в детский интернат в Салехарде. Тогда он ещё Обдорском назывался. После интерната Василий окончил ремесленное училище, работал в Салехардском речпорту, потом война, фронт, после фронта вернулся в Салехард, оттуда перебрался в Пилтор. Женился, родил двух сыновей и дочь. Жена его давно умерла, старший сын и дочь живут в Салехарде, а младший сын остался в Пилторе. Живёт с семьёй отдельно, но за стариком хорошо присматривают.

Вот такая история.

— Всё ясно. А что про медальон? — спросил Костя.

— А про свой медальон дед Василий рассказал вот что. Когда они в 1926 году убегали из Казыма, то несколько дней стояли недалеко от того самого Пилтора. Рядом с ними не было других стойбищ, но Куйбин помнит, что однажды ночью, когда все уже спали, к ним в чум пришли двое. В тусклом свете керосиновой лампы он узнал одного человека. Это был Иван Лямбин. Второй был незнакомый, но предположительно это был работник Лямбиных. Отец тихо разговаривал с гостями, думая, что Василий спит. Взрослые говорили о каких-то людях, которые должны были приехать и которых надо было подождать. Больше он ничего не помнит, потому что уснул. Утром Василий спрашивал у отца про гостей, но тот ответил, что никто к ним не приезжал и ему это приснилось. Он спросил у старших братьев и у матери. Они тоже сказали, что никто не приезжал. Но Василий уверен, что гости ему не приснились. Через несколько дней отец уехал куда-то с двумя работниками, что помогали в их семье по хозяйству. Они увезли с собой все священные нарты, которые всегда стояли вокруг чума. Вернулись они только через несколько дней и уже без нарт. Василий помнит, что пока отца не было, мать часто плакала, а старшие братья ходили угрюмые, потому что отец не взял их с собой. Прошло несколько дней, и однажды утром отец подозвал Василия с братьями к себе, показал этот медальон и сказал, — Сергей достал из папки исписанный карандашом тетрадный лист и зачитал с него: — «Запомните хорошо всё, что я вам скажу сейчас. Это наша родовая тамга, знак нашего рода и самая большая ценность нашей семьи. Возьмите его и рассмотрите хорошо. На нём стоит наш знак. Когда меня не станет, старший из вас займёт моё место. Запомните, наш род древний и уважаемый, мы всегда жили честно, и, если вам кто-нибудь будет говорить что-то плохое обо мне или о наших друзьях, не верьте. И знайте, тот, кто будет это говорить, вам не друг. Вы знаете наших соседей: Лямбиных, Кульчиных и Хартагановых. Они тоже добрые и честные люди. Помните это всегда и живите в дружбе с ними. Новая власть хочет нас поссорить, отнять у нас наши земли, наших оленей, разграбить и уничтожить наши святилища, но мы будем бороться с ними. Мы прогоним русских, которые называют себя советской властью, и вернёмся на наши земли. Это будет нелегко, но мы победим. А до тех пор мы спрячем наш знак на священном месте. И, когда трудные времена закончатся, мы вернёмся и заберём его. А если меня не станет, вы найдёте старших из родов Лямбиных, Кульчиных и Хартагановых и с ними вернётесь сюда. На священном месте, где будет храниться наш знак, вы забьёте жертвенного оленя, накормите главного сядая^[3], смочите кровью землю у его ног и сложите на этом месте ваши четыре родовых знака. Так вы узнаете, где находится пьющий воду каменный медведь, у которого сейчас хранятся священные нарты с духами предков наших четырёх родов. Вместе вы отправитесь туда, и, когда двое наступят медведю на лапы, двое смогут открыть пасть зверя. Только так вы заберёте из чрева хозяина леса священные нарты. Но запомните, только вместе с нашими друзьями вы сможете всё это сделать. Запомните мои слова и никому не рассказывайте об этом». — Дочитав, Сергей грустно вздохнул и убрал листок в папку. — Больно было смотреть, как бедный старик плакал, вспоминая всё это. Чекисты тогда пытались допрашивать маленького Василия, но так напугали его, что у бедного ребёнка отнялась речь. До десяти лет он потом говорить не мог, и только женщина врач в интернате помогла ему снова заговорить. Василий Куйбин в пятьдесят четвёртом году пытался сделать то, что наказал отец. Он забрал на святилище свою бляху, поехал в Казым и отыскал старших из Хартагановых и Лямбиных, но это были дальние родственники, уцелевшие после тех событий, и они понятия не имели ни о каких знаках, ни о пьющем воду медведе. Куйбин им всё рассказал, но они не поверили ему, а может, просто испугались. Времена ведь те ещё были… Всего боялись. Хоть дед Василий и не признаётся, но мне кажется, они просто посмеялись над ним. Да и лет прошло немало. В итоге разговора у них не получилось, и больше Куйбин не предпринимал попыток собрать глав четырёх родов. Он поселился в Пилторе. В спрятанных нартах хранятся иттерма — священные куклы, которые являются вместилищем духов умерших предков. Вот он и живёт к ним поближе.

— А Кульчины что же? — спросил Костя.

— Да, забыл сказать, род Кульчиных, похоже, полностью уничтожили. Из них никто не выжил. Дед Василий пытался хоть кого-то разыскать, но безуспешно. Возможно, что кто-то из них и спасся, но взял другую фамилию. Такое в те времена было делом обычным.

Дмитрий задумчиво потёр подбородок.

— Как старик умудрился всё это так хорошо запомнить, ему ведь тогда самое большее семь лет было?

— Это как раз таки неудивительно. Дети кочевников взрослеют рано, и, когда наша детвора ещё играет в машинки или солдатиков, их сверстники в стойбищах уже выполняют работу взрослых оленеводов или помогают вести хозяйство в чуме и шить одежду из шкур. Этому удивлялись многие исследователи Севера и много писали об этом. Дед Василий твёрдо уверен, что священные нарты его рода и их соседей находятся где-то недалеко от Пилтора.

— Хорошо, — кивнул Дмитрий, — с этим всё ясно, теперь давай с картами разбираться. Где этот медведь находится и сколько туда идти?

Сергей достал из папки склеенную из спутниковых снимков карту и разложил её на столе.

— Тут тоже всё интересно. Сначала я пытался найти на карте место, которое здесь изображено, — он ткнул пальцем в фотоколлаж. — Но из этого ничего не выходило. Потом я внимательно перечитал то, что мне рассказал дед Василий, и задался вопросом: зачем нужно было поливать кровью подножие главного сядая и складывать там четыре знака? Я был на том священном месте. Оно называется Анджесом. Найти перевод названия я, кстати, так и не смог. Предполагаю, что название это очень древнее. Я пересмотрел фотографии, которые там делал, и вспомнил, что главный большой идол стоит на насыпном холме из глины. К подножию сядая складывали подношения в виде монет, наконечников стрел и копий, украшения и прочее. Сверху подношение присыпалось землёй, и поэтому у подножия всегда свежая земля, и, что самое важное, там везде сплошная чистая глина! То есть главы четырёх родов должны были смочить глину кровью жертвенного оленя и сложить вместе четыре знака. В отпечатке они бы и увидели карту, где находится каменный медведь, пьющий воду. Судя по названию, это каменная гора на берегу реки или озера. Тогда я с помощью новой компьютерной программы перевернул карту, загрузил её и получил в одном месте совпадение с современными спутниковыми снимками на семьдесят семь процентов. Это в ста двадцати километрах от Пилтора. Ну а что касается лап и пасти хозяина леса, это уже на месте нужно разбираться. По всей видимости, это какой-то секрет, чтобы открыть вход в пещеру. Вот так.

— Мощно, что тут скажешь… — развёл руками Костя. — Только вот я думаю, кто в те времена мог изготовить такую мудрёную карту и ещё отлить её в железе? Что за чудо-мастера такие?

— Резонный вопрос… — поддержал Дмитрий.

— Это они могли запросто сделать. Ханты с древних времён умели работать с металлами, и я вам сто раз показывал бронзовые и железные предметы, изготовленные ими. Только вы, наверное, забыли. А в хозяйстве четырёх таких зажиточных оленеводов уж точно были в помощниках хорошие мастера железных дел. А может, и сами шаманы Куйбин с Кульчиным сделали. Кто их знает… Для кочевников составить карту места, где они хоть раз побывали, дело несложное. Так что тут всё объяснимо.

Костя кивнул.

— Ладно, убедил. Давай теперь конкретно по маршруту.

Сергей отодвинул в сторону спутниковые снимки и показал на топографической карте извилистую, нарисованную карандашом линию, идущую от посёлка вдоль какой-то узкой реки.

— Здесь это выглядит так. А вот наш маршрут на спутнике.

На спутниковой карте жёлтым маркером был подробно обозначен маршрут, который заканчивался обведёнными кружком тёмными пятнами.

— Вот весь наш путь. Сто двадцать пять километров. До этих мест, — Сергей показал карандашом на точку во второй половине маршрута, — будем идти легко и любоваться красотами Полярного Урала. Сначала чуть больше восьмидесяти километров вдоль реки Ногорвош, название которой переводится как кедровый ручей, а потом уходим от реки влево по высохшему руслу впадающего в реку ручья. И тут начинается весь набор: труднопроходимый лес, буреломы, камни и ущелья. И через сорок километров таких прелестей мы окажемся у горы в виде пьющего воду медведя. Пойдём мы с проводником, который хорошо знает те места. Дед Василий с ним договорился и уже по-своему там как-то с ним рассчитался. Зовут его Семён. Когда-то его дед много лет прятался от милиции в тех местах, а Семён потихоньку носил ему припасы. Печальная история, как-нибудь потом расскажу. Изба того беглеца находилась в десятке километров от медведя-горы. Правда, Семён называет её Росомаха. Говорит, она и в самом деле похожа на наклонившуюся к воде росомаху. Но уверяет, что никаких пещер там нет. Куйбин хорошо знал того деда и именно от него и узнал о горе. Когда-то давно Немдаевич сам хотел найти священные нарты и потихоньку расспрашивал местных о похожих на медведя горах. Когда дед Семёна рассказал ему о Росомахе, Куйбин решил отправиться туда сам, но, как только собрался, его сын сломал ногу на охоте, а дочь подхватила воспаление лёгких. Куйбин счёл это предупреждением, что не стоит идти туда одному, и не только сам отказался от этой затеи, но и детям накрепко запретил. Ведь отец ему строго наказывал, что они должны отправиться туда только вместе с главами остальных трёх семейств.

— Интересно, откуда Немда Ойкович со товарищи узнали о той горе? — спросил Дмитрий. — И как они забрались со своими нартами в такие дебри?

Сергей пожал плечами.

— Кто их знает… Но добраться до Росомахи в те времена было проще, чем сейчас. Посмотрите на карту.

Он показал на две светло-зелёные полосы, которые шли по краям высохшего ручья, ведущего к горе.

— Вот здесь проходило старое русло. Ручей тогда был вдвое шире, и проехать на оленьих нартах по замёрзшему ручью к горе было нетрудно. А вот как узнали об этом месте — загадка. Вряд ли у местных расспрашивали, где бы им ценности свои получше спрятать. Куйбин и Кульчин были шаманы, а настоящий шаман, когда входит в транс, действительно может видеть, что делается за сотни километров. И даже знать о том, что скрыто от людских глаз. Пока что наука это не может объяснить, но это действительно есть.

— Ну, узнали и ладно, — отмахнулся Дмитрий. — Наш проводник знает, зачем мы туда идём?

— Семён знает, что мы идём искать древнее городище, расположенное где-то в районе горы, похожей на медведя. Он отведёт нас туда и уйдёт, а мы, как закончим работу, сами вернёмся по навигаторам. Я якобы обнаружил записки одного малоизвестного этнографа, где упоминается про выбитые на камнях изображения людей и животных на горе, напоминающей по форме медведя. Пришлось взять грех на душу и наврать. И метеорологам я тоже сказал, что медальон для этого же и разыскивал. С его помощью вроде как можно приблизительно узнать место, где когда-то видели рисунки. В общем, заврался…

Дмитрий посмотрел на виноватую физиономию друга и рассмеялся:

— Не убивайся по этому поводу, дружище, ты же не для себя всё это делаешь. А людям помогаешь и для науки. Так что всё хорошо. И, кстати, что мы будем делать, когда найдём эти священные нарты?

— Мы с дедом Василием договорились так: если мы находим схрон, всё там тщательно сфотографируем, и с этими фотографиями он хочет съездить к Лямбиным и Хартагановым, чтобы всё им рассказать. Потом отправится туда вместе с ними, и каждый заберёт своё. Из всех ценностей Куйбиных он разрешил мне сразу забрать себе все документы, которые там будут, и обещал что-нибудь в подарок каждому из нас. Он вообще мне предлагал половину всех ценностей, что там будут. Естественно, я отказался. А что делать с наследством Кульчиных, это они уже сами пусть решают. Но я попросил, если это будет возможно, позволить мне сфотографировать все документы, которые найдутся в имуществе всех четырёх родов.

— Слушайте, а на кой чёрт георадар туда тащить? — спросил Костя. — Нам надо искать вход в пещеру. То, что ручей пересох, это хорошо. Легче будет всё осматривать. Возможно, придётся больше по камням лазить, а для этого, может быть, стоит больше альпинистского снаряжения захватить?

Сергей кивнул.

— Возьмём. И радар возьмём, и верёвок побольше. Всё надо. Прибор не тяжёлый, это модель новейшая. Аппарат мощный и лёгкий, и нам очень пригодится. Точно вам говорю. Мы за него денег отдали — квартиру можно было в Надыме купить. Так что и думать не моги оставить его дома!

— Прибор обязательно нужно взять, — поддержал его Дмитрий. — Я сам его понесу.

— Ладно, убедили, — сдался Костя.

— Кстати, — спохватился Сергей, — мне надо вам отчитаться по деньгам. Я продал часть монет из нашего общего наследства. Сумма получилась аховая! На всё снаряжение хватило, и на катер для дальней поездки уже внесён аванс, и остальное отложено. И это я только половину монет и гривен продал.

Дмитрий отмахнулся:

— Хватило, и хорошо. Давай вот только без твоих отчётов обойдёмся.

Он посмотрел на Костю.

— Что там с твоим Кайманом?

— Уже заказал, в июле будет готов, поеду в Новгород забирать.

— Ну, пока всё идёт как надо. Что ещё, начальник экспедиции, расскажешь?

Сергея достал из папки кипу каких-то бумаг.

— Вот копии некоторых документов из архивов по тем событиям. Всё, что мне удалось узнать. А в остальном у меня всё.

Дмитрий быстро просмотрел бумаги и положил их обратно.

— Не, это мне не очень интересно. Если Костя хочет, пусть почитает, а я лучше в георадаре покопаюсь. Нужно кое-какие функции изучить.

Сергей кивнул.

— Ладно, собираем бумаги и займёмся снаряжением. Послезавтра выдвигаемся, а дел ещё тьма. Списки вещей и продуктов я составил. Нужно, чтобы вы посмотрели. Продукты купим в Салехарде, а сейчас давайте обсудим снарягу и завтра утром в гараж. Наливай, Котяра, за встречу!

Примечания

1

Тынзян — плетённый из кожи оленя аркан.

2

Атрибуция — установление автора, времени и места создания предмета.

3

Сядай — деревянный ненецкий идол.