Дело случая

Эдуард Качан, 2023

Иногда невинное происшествие может перевернуть даже налаженную и успешную жизнь, в которой есть всё, кроме радости и счастья. Да и откуда им взяться, если не отпускает прошлое, в котором сделано столько ошибок?! Дело случая исправить ошибки юности.

Часть вторая

Глава 1

Возрождение Агапы — Вечери любви

Прошло три года.

И снова была осень, и снова теплый, ласковый сентябрь радовал жителей Большеграда. В первое воскресенье этого прекрасного сентября, ближе к обеду, в притворе больничного храма в честь преподобного Агапита Печерского¹³ разливали чай. Такой, как любит настоятель отец Алексий, — крепкий, душистый, с травами!

Еще в духовной семинарии юный Алеша Бондарь частенько думал о том, что недурно было бы возродить древний обычай агап, или Вечерей любви. В первые века христианства таинство Евхаристии совершалось не по утрам, как сейчас, а вечерами — просто потому, что именно в это время суток на Тайной вечере оно и было установлено Господом нашим Иисусом Христом¹⁴. После молитв и Причащения наступало время обычных трапез, в которых принимали участие все христиане, принося из дома то, что имели возможность принести. Разумеется, это очень помогало поддерживать вдов, сирот, да и просто бедняков. Люди кушали, разговаривали, и постепенно это общение становилось фундаментом для крепкой дружбы.

Позже Церковь посчитала правильным разделить Евхаристию и обычную трапезу, чтобы человек мог подойти к главному таинству христианства максимально подготовленным, и потому Евхаристию перенесли на утро. Но и тогда обычай собираться христианам вместе для общего ужина и братской беседы сохранился. Отошел он в прошлое только после того, как христианство стало господствующей религией в Римской империи и верующих стало слишком много.

Но теперь-то не времена Римской империи! У нас крещены все или почти все, а вот воцерковленных людей — тех, кто на самом деле стремится построить свою жизнь по советам Церкви, а значит, изо всех сил пытается соблюсти заповеди Божии, молится, постится, регулярно исповедуется и причащается, — совсем немного. Сколько? Алеша Бондарь понимал, что ему не подсчитать самостоятельно, и потому он вынужден был принять цифру в три процента, которую называли другие священники. Ему она казалась завышенной — по его мнению, в родном Большеграде воцерковленных православных христиан всего лишь один процент, но, быть может, в стране просто попадаются города, где серьезных верующих больше. Тем не менее и эти люди, этот один процент, разобщены — соберутся на литургию, помолятся, что, безусловно, очень и очень похвально, но после разойдутся по домам, нередко даже не узнав имени тех, с которыми молились бок о бок. Хорошо ли? Семинаристу Алеше Бондарю казалось, что не очень.

Шло время. Позади остались учеба в семинарии, два года служения диаконом и несколько лет священником в большом Кафедральном соборе Большеграда. И наконец бывший Алеша, а ныне отец Алексий, стал настоятелем маленького храма и смог наконец осуществить свою давнюю мечту — устроить некое подобие древних агап.

Храм, собственно, был нетипичным — больничным. А что, в каждой больнице храм очень и очень нужен! Часто ведь как бывает — пока человек здоров, он в храм Божий ни ногой.

Но как заболеет всерьез, как смерть перестанет казаться ему чем-то невероятным и далеким, тут он и вспомнит о Господе. Вспомнит да и пригласит священника — к примеру, исповедаться перед операцией, а также причаститься и собороваться¹⁵. И хорошо, когда священник тут, на месте, в больничном храме, а не в другом конце огромного города.

В общем, руководство больницы выделило под храм несколько комнат на втором этаже, и это было прекрасно. В самой большой комнате устроили собственно храм — там молились, исповедовались, причащались. Комната рядом — тоже довольно большая — служила притвором, именно в нем проводили агапы. В притворе же размещалась и церковная лавка. Бывает, что в церковных лавках почти нет книг, за исключением молитвослова да нескольких акафистов¹⁶. Но отец Алексий настоял на том, чтобы книг в лавку завозили много и разных: когда человек лежит в больнице, то у него появляется избыток свободного времени, поэтому пусть уж любители почитать не детективчики листают, а книги серьезные — о Боге, о грехах, о спасении и о душе человеческой. Расчет оказался верен — книги в лавке покупали охотно. Некоторые пациенты больницы даже иногда заходили к отцу Алексию специально для того, чтобы обсудить прочитанное! Такие любители серьезного чтения нередко потом записывались в библиотеку при храме и постепенно приучались к христианской литературе.

Рядом с притвором были две маленькие комнаты. Одну оборудовали под библиотеку, также там устраивали на ночлег малышей, которым трудно выдержать большие ночные службы на Пасху и Рождество. Самая же маленькая комнатка была настоятельской — там отец Алексий мог и отдохнуть немного и поговорить с кем-нибудь из прихожан с глазу на глаз.

Таков был этот больничный храм, названный в честь святого Агапита — монаха и врача. Отцу Алексию очень нравилось, что храм был назван в честь именно этого святого. Имя Агапит и слово «агапы» ведь очень похожи, правильно? И происходят они от одного прекрасного греческого слова — ἀγάπη, которое означает «любовь». Очень красиво и очень символично!

Как уже было сказано, общие трапезы устраивали в притворе. Разумеется, отец Алексий не мог сказать, сильно ли они напоминают древние вечери любви «агапы» или не сильно. Тем не менее он был рад тому, что получается так, как получается. Когда заканчивалась служба, прихожане не расходились по домам (разумеется, кроме тех, у кого были срочные дела). Они ставили в ряд несколько столов, на которых раскладывали то, что принесли с собою из дому, — печенье, варенье, всякие прочие вкусности! Тут же кипятилась вода в большом чайнике и разливался чай.

Алкоголя за столом отец Алексий не признавал. Его дед был алкоголиком, да и отец пил много, в общем, насмотрелся юный Алеша еще в детстве всякого неприятного, с «зеленым змием» связанного. А у Феофана Затворника прочитал однажды, что в его время — то есть в девятнадцатом веке — была в ходу поговорка: «Бойся первой чарки»¹⁷. В том смысле, что за первой будет вторая, затем третья, а там и до алкоголизма недалеко. Жаль, что сейчас эта поговорка не в ходу, и люди первой чарки не боятся, не понимая, что ни один алкоголик на свете, выпивая первую чарку, не думал, что он сопьется и будет невменяемым валяться на улице. Все видели свое будущее иначе — что будут пить по чуть-чуть; всем казалось, что они будут знать «свою меру». Ан нет — не смогли удержаться! Потому-то отец Алексий и сам не пил, и давным-давно решил для себя, что никому и никогда не нальет «первую чарку».

Сегодня все было как всегда — помолились, сели за стол, приступили к чаю. Отец Алексий с удовольствием опустился в свое кресло. В последнее время у него на службе все сильнее болела поясница, к тому же добавилась еще одна проблема — бедро правой ноги стало временами неметь. Врач-невропатолог объяснил, что это следствие защемления какого-то нерва в спине. Теоретически можно, конечно, попытаться с этим что-то сделать, но лучше не надо, а то после вмешательства может только хуже стать. Оставалось терпеть и молить Бога, чтобы это не привело к каким-то более серьезным последствиям для здоровья. А то вдруг через сколько-то лет не сможет передвигаться и служить в храме — чем же тогда он будет заниматься? Отец Алексий никогда не считал свое служение простым, но искренне его любил и не хотел бы лишиться. Впрочем, что об этом теперь думать? Будет горе — будем и плакать! Пока же его болячки не слишком опасны, а в остальном все довольно благополучно — слава Господу!

Священник взял чашку, пригубил горячий ароматный напиток — ах, хорошо! Не только чай хорош, но и то, что люди вот так собрались, сели, вместе едят, беседуют. Сначала удивлялись этим трапезам — не привыкли ведь. Но он объяснял, уговаривал, можно сказать, активно зазывал. Теперь в этом нет нужды — постоянные прихожане сами новеньких зазывают, объясняют, что ничего странного или удивительного не происходит. После долгой службы и общей молитвы совместно откушать — милое дело!

Их-то здесь не так уж и много, постоянных прихожан, — храм все-таки маленький, не Кафедральный собор. Но поскольку это больница, то на каждом богослужении бывают новые люди — кто-то лежит в стационаре и приходит на службу в больничной одежде, кто-то зашел сюда к заболевшему родственнику, а после и в храм Божий заглянул. Очень хорошо, что и такие люди остаются на общую трапезу! Посидят, посмотрят. Поймут, что, с одной стороны, воцерковленные православные — это обычные люди, а вовсе не «больные на голову», как иной раз думают те, кто от Церкви далек. С другой стороны — увидят, что это приятные люди, не идеальные, конечно, но обычно мягче тех, кто может запросто обругать тебя в маршрутке или в очереди к стоматологу. Но главное — быть может, они ощутят, что воцерковленные православные намного богаче их в духовном плане, что они видят и понимают то, чего обычный человек с улицы не видит и не понимает. Быть может, тогда эти люди и сами захотят приблизиться ко Христу. Не обязательно сегодня или завтра, быть может, через годы, но и это хорошо! Главное ведь для нас, христиан, — вбросить в их душу семя, из которого может произрасти вера, правильно? А уж когда это семя даст всходы — решит Господь.

В монастырях — по крайней мере, некоторых — за трапезой принято читать жития святых. Об этом подумывал и отец Алексий, но в итоге решил от этой идеи отказаться. Его прихожане — миряне, не монахи, и у каждого своя мера. Они и так несколько часов были духовно собранны, много молились, а потому устали. Пусть просто поговорят. О чем? Да о чем захотят! Здесь ведь есть и подростки, и студенты, и старушки, и давно воцерковленные люди среднего возраста, приходящие со своими многочисленными детьми. А потому темы для разговоров бывают совсем разные — и о книгах, и об урожае огурцов на даче, и о детском воспитании, о многом, в общем-то.

Отец Алексий лишь пытался следить за тем, чтобы эти разговоры оставались, так сказать, в рамках. Чтобы люди не впадали в сплетни и осуждение. Поэтому он мягко, но неуклонно пресекал разговоры о жизни кинозвезд и известных музыкантов, напоминая, что никто из нас этих людей лично не знает, а тому, что говорят в телевизоре, пишут в газетах или в интернете, верить совсем не обязательно. «Не каждому слову верь, ибо часто бывает клевета» — разве этих слов в Священном Писании нет? Они есть¹⁸. А значит, и к ним нужно прислушиваться — в Писании не бывает лишних слов.

Также он пресекал разговоры о власть имущих, зная, что ругать власти в нашем народе считается правилом хорошего тона, а потому от злословия и осуждения его прихожане вряд ли смогут удержаться. Здесь священник придерживался того же принципа, что и в отношении кинозвезд, — мы ведь и этих людей не знаем, разве не так? Поэтому не будем пересказывать сплетни и слухи о них! При этом важно понимать, что управлять государством очень сложно, и если бы мы были на месте этих людей, то еще неизвестно, не стали бы правителями хуже раз этак в десять! А потому придержим свой язык, братья и сестры, нам же это полезнее! К тому же в Священном Писании есть и такая заповедь: Начальствующего в народе твоем не злословь. Кстати, апостол Павел считал необходимым ее соблюдать!¹⁹ А потому и нам недурно было бы поучиться у великого апостола — разве нет? Прихожане с этим аргументом пусть неохотно, но соглашались, и потому «агапы» в больничном храме преподобного Агапита Печерского никогда не превращались в политические митинги.

Заботился отец Алексий и еще об одном — не хотел, чтобы беседа касалась только «земных» тем. А то ведь как получается — молились-молились, а как служба закончилась, так о Боге и забыли? Это не годится! Поэтому иной раз священик несколькими правильно подобранными словами ловко направлял ход беседы от земного к небесному. Впрочем, нужда в этом возникала нечасто — все-таки народ за столом был верующим, а значит, разговор и без отца Алексия нередко поворачивался то на обсуждение какого-то сложного места из Священного Писания: то на случаи из жизни святых, то еще на что-то душеполезное.

Сейчас люди пока что обсуждали сущую мелочь, и отец Алексий уже начал задумываться о том, как бы переключить разговор на что-то более возвышенное. Взгляд его задумчиво блуждал по лицам прихожан, а мозг искал тему, которая одновременно окажется и интересной, и полезной. Иногда его взгляд останавливался на детях, и тогда священник тихо улыбался в пышные усы.

Вот сейчас они такие маленькие, такие шумные, такие непоседливые, иногда даже вредные и шкодливые. А между тем именно они будущее Церкви. Каждый ребенок в храме — драгоценность, и нужно сделать все, чтобы Церковь эту драгоценность не потеряла.

У отца Алексия была мечта: организовать православную школу. Не воскресную, а самую настоящую, с преподаванием математики, географии, физики, биологии и всего того, что есть в обычных школах.

Дело в том, что у обычной школы имеется огромный недостаток — все предметы в ней преподаются так, будто Бога нет. Стоит ли удивляться тому, что человек, приходящий в Церковь взрослым, должен преодолевать многие атеистические стереотипы, навязанные ему с раннего детства! А между тем и математику, и физику, и биологию, и вообще любой предмет можно преподать так, что он будет прославлять Творца Вселенной! Не зря ведь апостол Павел писал, что если рассматривать все сотворенное Господом, то можно увидеть Его мудрость и творческую силу²⁰. Если бы школьные предметы преподавались правильно, то атеизму не было бы места в мире — таково было твердое убеждение отца Алексия.

А какую духовную пользу могли бы принести детям уроки труда в православной школе! Ведь Сам Господь и Бог Иисус Христос в молодости, живя в семье Иосифа Обручника, помогал тому плотничать. А раз Господь трудился Своими руками, значит, и нам это незазорно!²¹ Отец Алексий был уверен, что если ребенка с детства настраивают на «великое будущее» и приучают презирать ручной труд, это может привести позже к огромным духовным проблемам. А в православной школе все аргументы таких неразумных родителей разбивались бы о простой факт — Господь трудился руками и, значит, благословил такой труд Своим собственным примером.

А сколько полезного дети могли бы почерпнуть при правильном преподавании основ безопасной жизнедеятельности! В обычных школах этот урок «плетется в хвосте», по значимости уступая всяким языкам да математикам, но если разобраться, то именно этот урок должен стать одним из важнейших. Отец Алексий хотел бы, чтобы все выпускники этой школы из его мечты не хуже, чем «Отче наш», знали, как помочь пострадавшему при пожаре, как наложить шину на сломанную руку, как согреть замерзающего, как правильно делать искусственное дыхание, как остановить артериальное кровотечение, как спасти подавившегося куском хлеба, ну, и тому подобное. Лучше, чтобы они вообще при выпуске из школы получали профессию медсестры или медбрата. Ведь всякие косинусы-тангенсы-котангенсы многим в жизни совсем не пригодятся, ровно как и химические валентности вкупе с «правилом буравчика»! Сил на изучение всего этого в школьные годы тратится очень много, но пользы чаще всего полный ноль. А вот умение помочь пострадавшему может однажды спасти чью-то жизнь! Разве этого мало?

В общем, Православной Церкви очень нужны свои школы. А что, у католиков такие школы есть, у иудеев тоже есть, значит, и у православных христиан могут быть, должны быть! Да они ведь и появляются — то тут, то там, но в Большеграде пока что нет ни одной. И неудивительно — трудное это дело.

Судите сами: это для храма больница выделила несколько комнат, но вряд ли она сделает то же самое для школы, верно? А значит, нужно либо строить, либо арендовать здание. Содержать его, кстати, тоже надо — не может ведь быть школы без отопления или электричества, правильно? Идем дальше. Верующие учителя в православных храмах не редкость, однако подобрать полный комплект, чтобы верующими были и преподаватель литературы, и учитель химии, да и все остальные, довольно трудно. К тому же всем этим учителям нужно нормально платить, чтобы они на уроках в голодные обмороки не падали и чтобы думали чаще о своей работе, а не о том, что пора собственным детям зимние ботинки покупать, а в кошельке пусто. В общем, на школу нужны деньги, и немалые.

В других городах этот вопрос решался просто — православные школы были платные, причем оплата эта совсем не копеечная. Что и неудивительно — в обычных школах необходимые траты берет на себя государство, школы православные же оно поддерживать не обязано — по закону Церковь от государства отделена.

Отец Алексий отделение Церкви от государства приветствовал. Пусть власть будет сама по себе, а Церковь сама по себе. Если Церковь отделена от государства, значит, верующие не обязаны краснеть за поступки власть имущих, а это огромный плюс.

В прошлые времена ведь иначе бывало. Скажем, в Российской империи со времен Николая Первого была легализирована проституция. «Желтые билеты», о которых писали и Толстой, и Достоевский, — помните?²² Что тут сказать, легальный блуд — это позорище, да и только! И ведь это сделали и поддерживали вполне православные цари в православной империи, у которой с христианской Церковью была вроде бы «симфония»!²³ Нельзя, нельзя было этого делать! Даже если проституцию и невозможно полностью победить — это не повод для легализации! Вот как с глистами: полностью победить их, скорее всего, тоже нельзя, но это ведь не повод с ними не бороться. Зло, с которым идет борьба, никогда не расцветает так, как зло легализованное, узаконенное! Эх, позор, да и только! И часть этого позора ложится и на церковных иерархов той поры, которые не смогли удержать властителей империи (казалось бы, своих союзников по «симфонии») от этого ужасного, полностью противоречащего Священному Писанию шага.

После революции 1917 года Церковь была отделена от государства, «симфония» разрушена, и потому бесчинства советской власти — скажем, легализация абортов — христиан уже не позорила, если только христиане сами не спешили в открытые абортарии. В общем, хорошо Церкви быть отделенной от государства! Чище совесть верующих. Так думал отец Алексий.

Но свобода — штука дорогая, и в вопросах православных школ это было очевидно. Школа с высокой платой за обучение отца Алексия не устраивала категорически просто потому, что многие семьи, быть может, и хотели бы отдавать своих детей в такие школы, да средств не хватит. Вот у него в приходе несколько семей, у которых от четырех до семи детей. Серьезные верующие люди, но как раз они-то своих детей отдать в дорогую школу и не смогут — а ну, заплати за обучение пятерых детей сразу; это какая же зарплата у отца семейства должна быть?! Вывод напрашивался один — нужна школа бесплатная либо очень дешевая, а значит, нужен спонсор. Но искать спонсоров отец Алексий не умел, пытался, да не получалось у него почему-то. Оставалась надежда, что община сможет вырастить спонсора в своем собственном приходе.

А что, деловой талант, умение зарабатывать деньги — это ведь тоже от Бога. И главное здесь то, как человек воспользуется этим талантом, на что станет свои деньги тратить. Если на кокаин и фотомоделей — значит, талант впрок не пошел. А если на школы, храмы, бедняков да больницы — значит, все хорошо и человек правильно своим талантом пользуется! И ничего не возможного в этом нет. Примерно сто лет назад жил ведь преуспевающий купец — успешный бизнесмен, как сейчас сказали бы, по имени Василий Николаевич Муравьев. Позже он станет монахом и войдет в историю Церкви как преподобный Серафим Вырицкий. Но до ухода в монастырь этот человек много полезного сделал своими деньгами, и огромное количество бедных да больных имели основания его благодарить!

Так, может, и сейчас за столом в больничном храме сидит тот, кто сможет помочь открыть православную школу, тратя на нее свои средства? А рядом с ним — те, которые потом станут православными учителями в этой школе! Как здорово было бы! Православная школа могла бы принести море добра! Впрочем, не все мечты сбываются — это отец Алексий давно знал. Если Господь благословит — значит, школа так или иначе будет открыта. Если же нет — то нет. Господи, дай организовать православную школу — пусть не мне, пусть кому-то другому! Она так нужна верующим Большеграда!

В это время хлопнула входная дверь — она почему-то всегда хлопала, никогда не закрывалась тихо — и отвлекла отца Алексия от мыслей о школе. С места, где сидел священник, дверь не была видна, хотя и так было понятно — сюда кто-то вошел. Но с другого конца стола вошедшего было видно прекрасно, и Наталья Васильевна, пожилая прихожанка, которая раньше была врачом в этой больнице, сказала:

— Добрый день! А что же вы в дверях стоите, не проходите? Идите к нам, за стол, место еще есть!

— Я… Мне вообще-то с батюшкой поговорить надо, — ответил женский голос.

— Батюшка сейчас пьет чай, — доброжелательно сообщила Наталья Васильевна. — Как и все мы. Проходите, посидите вместе с нами.

— Нет, я, пожалуй, лучше зайду после…

— Не надо никуда заходить после! После богослужения мы всегда пьем чай. На чаепитие приглашаются все желающие, абсолютно все. А после чая вы сможете с батюшкой побеседовать. Садитесь — вот ведь свободный стул!

Вошедшая сдалась — она подошла к столу, села на предложенное место, взяла в руки большую чашку, в которую уже налили чай. Отец Алексий внимательно посмотрел на нее. Высокая, стройная, очень богато одетая. Скорее всего, ей примерно лет сорок пять, как и ему самому. Косметика нанесена умело, аккуратно, без вульгарности. Лицо было бы красивым, если бы не угрюмость. Заходила ли эта женщина в храм Агапита Печерского раньше? Скорее всего, нет. Он не может вспомнить ее, да и она осторожно озирается, поддавшись естественному для человека желанию осмотреться на новом месте. С большой вероятностью эта женщина не воцерковлена — не перекрестилась перед едой, да и вообще — воцерковленные женщины косметикой не пользуются, по крайней мере если идут в храм.

Вошедшая сказала, что ей нужно побеседовать с батюшкой. Скорее всего, ее привела сюда проблема, и немаленькая. Впрочем, скоро узнаем — отец Алексий не любил загадывать заранее.

Дело в том, что после общего чаепития у него начинались «приемные часы» — то есть в своей настоятельской комнатушке он беседовал с теми, кто искал такой беседы. Это не была исповедь — исповедовал он либо в субботу вечером, либо в воскресенье, прямо перед Причастием, но ведь иногда человеку нужно не исповедаться, а именно что-то обсудить, верно?

Иногда разговор мог занимать минут пять — разобрали какой-нибудь мелкий житейский момент, да и все. В другой же раз он затягивался на час: иногда в жизни бывают такие сложные, «закрученные в узлы» ситуации, что сразу не решишь и с ходу не разберешь. Но священник никогда не жалел на эти беседы времени, ведь в чем суть его служения, если не в попытке помочь людям? Честно говоря, помочь получалось не всегда, но иногда — слава Господу! — получалось, а значит, смысл в таких беседах был.

Глава 2

Нужно ли женщине высшее образование?

В этот день отец Алексий почему-то никак не мог придумать, как повернуть обычную болтовню за столом в сторону чего-то высокого, но, к счастью, все получилось само собой. Красавица Маша — предмет тайных воздыханий многих парней и в школе, и в храме — сказала, что следующим летом, после получения аттестата, будет поступать в институт, причем профессию хочет иметь «очень женскую» — по ее же словам. Кем Маша собралась быть? Киноактрисой, фотомоделью? Нет — астрофизиком! Быть может, девочка просто хотела, чтобы поговорили именно об этом — стоит или не стоит ей подаваться в астрофизики, подходит ли женщинам эта профессия, но получилось не так. Наталья Васильевна, прихлебнув чай, сказала:

— Кто-то из женщин — астрофизик, кто-то — политик, кто-то — вот как я была — пульмонолог, легкие людям лечила. А вот сейчас многие говорят, что женщина вообще высшее образование получать не должна! Я такое своими ушами слышала. В монастырь ездила, паломницей. Так там один мужик за трапезой развыступался — не монах, а такой же паломник, как и я. Сказал, что дело женщины — детей рожать, а по университетам ей бегать нечего.

Отец Алексий тут же понял: сейчас будет взрыв — и не ошибся. За столом заговорили все женщины сразу:

— Как это — не должна?

— А кормить ее и детей кто будет?

— Обязательно должны быть и образование, и профессия! И стаж работы — без этого пенсии не будет. Везде соломки не подстелить, но где можно, надо это делать!

— Кто дает такие советы, тот и должен кормить наших детей!

— Так в основном мужики говорят! И не им рассуждать о том, рожать или не рожать! Потому что в итоге все ложится на плечи женщины!

— И чаще всего у мужиков, которые так говорят, детей-то и нету!

— Можно мне сказать пару слов? — тихо спросил отец Алексий.

Гомон за столом быстро смолк — все были осведомлены о том, что после долгой службы у настоятеля нередко побаливает горло и перекрикивать сидящих он не может. А что именно он скажет, послушать хотелось всем — авторитет священника в общине был велик.

— Я с тем паломником из монастыря не знаком и потому не знаю, почему он сказал именно так, как сказал, — начал он. — Но есть у меня знакомый, который тоже так считает. У него у самого шестеро детей, работает он на двух работах, так что никто не может упрекать его в том, что он фарисей, — мол, проповедует одно, а сам так не живет.

— А супруга у него, наверное, неграмотная, крестик вместо подписи ставит? Из дальней деревеньки, где и школы не было, привез? — едко спросила Татьяна Николаевна, активная прихожанка пенсионного возраста, добрейшей души женщина, но порой резковатая и невоздержанная на язык.

— Нет, — покачал головой отец Алексий. — Она у него с образованием университетским, собственно, именно в университете они и познакомились. Правда, по своей специальности она никогда не работала, детьми занималась.

Может быть, поэтому он и думает именно так, как думает. Но он мне подробно объяснял свою позицию, и рациональное зерно в его словах есть. Он считает, что это большая беда, если женщина предпочитает карьеру материнству. Знаете, как бывает: смотришь иногда передачу о какой-то актрисе, а там и говорят — была беременна, да сделала аборт, чтобы не отказываться от какой-нибудь роли. После аборта детей иметь не могла, мучилась от одиночества, пила, так пьяной и померла. Или с вариациями: была одинока, закончила жизнь в доме престарелых или в больнице для людей с расстройствами психики. И наверняка такое случалось не только у актрис! Скажем, предлагают женщине какую-то должность, а она занять ее не может, так как беременна. Она сделает аборт и занимает должность. Вот только Господь потом за этот аборт спросит обязательно, ведь нельзя пролить невинную кровь и ничем за это не заплатить. Вот и думает мой знакомый: если образования у женщины нет, то и соблазна убить ребенка ради карьеры не будет. Мысль спорная, но в основе ее вполне доброе желание уберечь и матерей, и их детей от злого соблазна.

Сказав это, отец Алексий заметил, что красивая и угрюмая женщина, что вошла несколько минут назад, сверлит его глазами.

«Неужели сейчас о чем-то спросит?» — подумал священник.

Это было бы удивительно, так как те, кто оказывался за этим столом впервые, обычно поначалу помалкивали. Потом расслаблялись, становились разговорчивыми, что, конечно же, прекрасно. Но это чаще всего бывало после второго или третьего совместного чаепития.

Священник правильно угадал настроение незнакомки — Юлия Ракитина, впервые переступившая порог этого храма, очень захотела спросить священника: а у него самого-то сколько детей? Может, сам бездетный, а о чужом материнстве рассуждает? Но не спросила, так как постеснялась. Как говорят, «в чужой монастырь со своим уставом не ходят». Мало ли, может, обидится священник на этот вопрос. Или его прихожанки обидятся, скандал поднимут. А ей скандал не нужен, ей поговорить о серьезных вещах требуется.

Она не знала, что, если бы задала свой вопрос, никакого скандала не последовало бы. У отца Алексия было пятеро детишек, которые обязательно сидели бы сейчас за этим столом, да приболели они и остались с мамой дома. В сентябре дети часто болеют — как пойдут в школу да как обменяются своими вирусами-бактериями с другими детьми, так и заболевают. Обычно, правда, это не в первую неделю сентября случается, но на этот раз вышло именно так.

— Ну, а вы сами, батюшка, как думаете? Так же, как ваш знакомый, или иначе? — спросил столяр Виктор, постоянный прихожанин и отец четверых детей.

Именно его руками был сделан в храме иконостас. Красотища получилась — не налюбуешься!

— Важно не то, как думаю я, обычный человек, — ответил на вопрос Виктора отец Алексий. — Важно то, чему нас учит Господь Бог, Дух Святой через Священное Писание, верно? А Писание однозначно говорит, что женщина спасается потому, что рожает детей.

— Так ведь и алкоголички и наркоманки детей рожают! — не сдавалась Татьяна Николаевна.

— Да, — кивнул священник. — Поэтому дословно слова из Писания звучат так: женщина спасется через чадородие, если пребудет в вере и любви и в святости с целомудрием²⁴. То есть к деторождению должно прилагаться еще кое-что очень важное. Но тем не менее для женщины рожать детей — это спасительно, сами видите, это Писание говорит, а не я. О мужчинах, кстати, это не сказано, что и неудивительно — роды ведь именно женский подвиг, женщина терпит сильную боль, а иногда и жизнью рискует. Да и не простой это путь — детей рожать, а потом их растить. Если б он был простым, то все вокруг имели бы огромные семьи, а женщину на какой-нибудь работе днем с огнем нельзя было бы отыскать. Но в наш эгоистичный век миллионы женщин именно работы и карьеры жаждут, что само по себе доказывает: путь женщины-карьеристки значительно проще, чем путь женщины-матери, которая не уклоняется от чадородия и рожает столько детей, сколько Бог даст.

— А что, дети — это самоцель? — подала голос Маша.

Священник улыбнулся. Да, это не вопрос Татьяны Николаевны, которая в таком возрасте, что деторождение стало не больше чем предметом разговора! Красавица Маша скоро может замуж выйти, и потому ей очень нужно знать, как именно ей в замужестве жить. Животрепещущий вопрос, можно сказать — острый!

— Не самоцель, — ответил он. — Но вообще-то в наше время отношение к деторождению стало одним из мерил того, верующий человек или нет. Собственно, средства уклониться от деторождения, контрацепция — как сейчас сказали бы, — были знакомы как минимум ближайшим потомкам Авраама. Кто не верит, может открыть Книгу Бытие, главу 38, прочесть стихи от первого до десятого и убедиться в том, что Писание мои слова подтверждает²⁵. Об абортах же еще в первых вариантах клятвы Гиппократа говорилось, а это, как считают историки, третий или четвертый век до Рождества Христова. Так что знали люди обо всех этих средствах, знали! Но применяли их, конечно, гораздо реже, чем сейчас. Во-первых, потому, что эти средства были развиты меньше, а во-вторых, из-за того, что от детей человек мог получить материальную отдачу, так что даже семьи маловеров были большими. Дети ведь много тысяч лет подряд были гарантией спокойной старости.

— Как это? — не поняла Маши.

— А просто, — улыбнулся отец Алексий. — До Отто фон Бисмарка²⁶ мир не знал пенсий по возрасту, престарелых родителей кормили их дети. Потому даже если какой-то человек в Бога и не верил, то деторождению не препятствовал. Логика была простая — родится у него, скажем, десять малышей. При скромном уровне тогдашней медицины выживут, к примеру, шесть. Из них четыре не погибнут в детстве и не сопьются в возрасте зрелом. А значит, старым папе-маме по тарелке супа нальют, вот им и не придется питаться из мусорных куч. Теперь же все изменилось. Люди надеются, что в старости у них будут пенсия да солидный вкладец в банке — на черный день. Это довольно призрачная надежда, ведь если их мир вокруг рухнет — вот, скажем, как рухнул СССР, — то можно лишиться и вкладов, и пенсий. Но люди такого поворота не слишком боятся и детишек много не рожают. Большие семьи в основном у верующих. Многодетных семей алкоголиков, о которых упоминала Татьяна Николаевна, на самом деле совсем немного — лично я знаю всего одну. А вот верующих многодетных знаю намного больше. Ну, а что до детей как самоцели… Маша, скажи, зачем ты ходишь в храм?

Брови юной красавицы удивленно изогнулись.

— Как — зачем? Чтобы быть вместе со Христом.

— Правильно, — кивнул отец Алексий. — Мы здесь для того, чтобы приблизиться к Богу, чтобы быть вместе с Ним и в этой, временной жизни, и в вечной. Это и есть главная цель. Но, чтобы быть вместе с Богом, нам с Ним нужно любить друг друга, верно? Бог любит меня, я люблю Бога, и нам так хорошо вместе, верно?

— Ну да! — ответила Маша, все еще не понимая, куда клонит священник.

— Но если мы любим Бога, то что нам делать? Что Он сделал ради любви к людям, мы знаем — стал Человеком и принял смерть на Кресте ради того, чтобы мы могли быть с Ним в вечности. Но что нам-то делать, а? Евангелие отвечает на это однозначно: соблюдать заповеди. Кто любит Христа, тот и заповеди Его соблюдает²⁷. А какие именно заповеди нужно выполнять? Да все, я полагаю! И святые отцы так же полагали. Во всяком случае, в тех книгах православных святых, что я прочел, я никогда не встречал слов о том, что вот эту заповедь исполнять нужно, а вот на ту можно и рукой махнуть. Нет, святые предлагают нам бороться с каждым грехом и взращивать в себе каждую добродетель, а сделать это, не выполняя все заповеди, очень и очень затруднительно. Ну, а заповедь о деторождении у нас есть?

Да, есть. Плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, — сказал людям Господь²⁸. Эту заповедь Он никогда не отменял. И потому ее так же нужно выполнять, как заповеди «не укради», «не убий» и тому подобные. Разве я в чем-то не прав, Маша?

— М-м… Не знаю. Наверное, правы.

— Да, это непросто, конечно, — иметь большую семью, — продолжил священник. — Но в жизни вообще все непросто. А Господь дает силы и возможность выполнить заповеди тем, кто на самом деле этого хочет. Разумеется, бывает, когда рожать ребенка женщине просто нельзя, — но и это нужно принять от Господа как Его волю. Я сам такую семью знаю: они хотели много малышей, но после второго врач сказал матери семейства: «Требуется перерыв не меньше чем пять лет, иначе вы и ребенка не выносите, и матку потеряете». Ну и ждут эти пять лет, куда деваться? Но сами понимаете — это не эгоизм в виде «надо пожить для себя» и не трусость из разряда «ах, чем мы их кормить будем», а просто смирение перед немощью нашего организма. В общем, слова Священного Писания о чадородии произнесены, и они ведь не на ветер сказаны, рожать детей — это душеполезно, дорогу в рай открывает. А насчет женской карьеры в Писании ничего не говорится. Вывод однозначен: женщина, которая предпочитает роды карьере, права. А женщина, что предпочитает карьеру родам, — нет.

— То есть высшего образования таки иметь не надо? — уточнила Татьяна Николаевна.

— Я так не сказал, — покачал головой отец Алексий. — Бог ведет людей разными дорогами, на одной дороге высшее образование пригодится, а на другой — нет. Скажем, в одном случае поженились православные юноша и девушка, хотят жить по заповедям и не уклоняться от деторождения, так как заповедь рожать детей и наполнять землю в Писании есть, а заповедей о «планировании семьи» и чем-то подобном нет. Тогда молодой супруге прямой путь в роддом, а в университет забежать, может, и не получится. Но бывает ведь и по-другому: скажем, девушка по каким-то причинам не может выйти замуж, не посылает ей суженого Господь. В этом случае почему бы ей не учиться и не работать? Или, скажем, девушка-то верующая, но у нее неверующий супруг. В этом случае большой семьи не будет, так как муж на это никогда не согласится. И в этом случае почему бы женщине не иметь образования и работы, раз уж так получилось? К чему ей сидеть дома, если дома, кроме нее, только муж и, скажем, сын четырнадцати лет, который прекрасно и сам себе яичницу пожарит? Более того — даже верующим супругам Господь может не дать детей, как много лет не давал их Аврааму и Сарре или Захарии с Елисаветой²⁹. В этом случае почему бы женщине и не учиться да не работать?

— Ну, а Машке-то нашей — как? — не унималась Татьяна Николаевна. — Завтра вот встретит какого-нибудь верующего Сашу или Сережу, и все — учеба побоку, рожать и рожать, словно она инкубатор?

Глаза священника сверкнули, уже седеющие густые брови насупились.

— В инкубаторе рождаются цыплята! — отрезал он. — А женщина рожает людей, которые могут быть не меньше Ангелов³⁰ и которых Сам Христос однажды назвал богами³¹, в том смысле, что Господь готов поделиться с нами Своей Божественной природой, только бы мы хотели! Родить троих, пятерых, десятерых святых, которые будут жить в вечности вместе со Христом, Ангелами и другими святыми, — это ли не счастье? Это ли не больше любой карьеры?! Так что не нужно тут про инкубатор — ни в одном инкубаторе мира еще не появились на свет потенциальные святые, ради которых Христос Кровь Свою пролил!

Татьяна Николаевна смутилась и опустила глаза — поняла, что переборщила. Отец Алексий — человек мягкий, конечно, но в некоторых вопросах лучше его не гневить — отчитает так, что мало не покажется!

— А вот учиться Маше дальше или не учиться — если у нее появится Сережа или Саша, — это тоже вопрос не из простых, — продолжил священник уже мягче. — Прежде всего нужно понять вот что. Были времена — лет сто пятьдесят или двести назад, когда в наших широтах Православие было религией людей простых, преимущественно крестьян. Образованные слои населения тогда от веры массово отказывались. То есть вроде и не порывали с Церковью, но оставались христианами только формально. Но эти времена прошли. Сейчас Православие — вера довольно образованных людей. Да вы посмотрите вокруг — у всех вас институт-университет за плечами. Или маячит на горизонте!

Со словами священника трудно было не согласиться. Без высшего образования за этим столом были только те, кому было слишком рано по возрасту. Все взрослые дипломы о высшем образовании имели. Даже бабушки и те были очень образованны — Наталья Николаевна — в прошлом врач, Татьяна Николаевна — школьный учитель, добрейшая Виктория Игоревна — начальник отдела на пищевкусовой фабрике, в свое время окончившая соответствующий вуз.

Конец ознакомительного фрагмента.