Сестрички с Севера

Шэн Кэи

Юную Цянь Сяохун природа наделила необычайно пышными формами, и эта особенность становится источником неприятностей, когда Цянь Сяохун и ее подруга Ли Сыцзян приезжают из деревушки в провинции Хунань на Юг в Шэньчжэнь в надежде покорить переливающийся огнями город, в котором, как они фантазируют, бродят толпы достойных мужчин. Но что на самом деле ждет двух «сестричек с Севера», читатель узнает, прочитав эту книгу до конца. Роман заслужил благосклонные отзывы критиков, многие из которых отметили оригинальный авторский стиль. В 2012 году роман «Сестрички с Севера» был издан на английском языке и попал в лонг-лист престижной премии «Азиатский букер» (The Man Asian Literary Prize). На русском языке печатается впервые. Для читателей старше 18 лет. Книга адресована всем, кто так или иначе заинтересован в законном улучшении своих жилищных условий.

Часть вторая

ТЕЛЕСНЫЕ СВЯЗИ

1

Вообще-то Рябой Ли вовсе не был рябым. Его отец носил фамилию Ли, а мать — Ма, родители решили дать ему имя Мацзы, то есть «сын Ма», но звучало оно так же, как «рябой», так парень и получил свое прозвище. Рябому Ли еще не было и тридцати. Он называл Ли Сыцзян «сестренкой» и был с ней очень приветлив.

— А чем Рябой Ли в Шэньчжэне занимается? — поинтересовалась Ли Сыцзян.

— Нам-то какая разница? Наше дело — мыть головы, намыливать волосы густые и редкие, мягкие и жесткие, свои и крашеные, короткие и длинные, массировать несколько точек на головах всех размеров и форм. Нужно просто ублажить клиента, а если говорить грубее, то надраить ему башку и все! — Цянь Сяохун распалилась и трещала, словно бобы на сковородке.

Ли Сыцзян обратила внимание, что подруга все больше задается.

Поезд сильно грохотал, пассажиры, развалившись, спали, пуская во сне слюни. Цянь Сяохун внезапно оживилась, ткнула локтем в бок Ли Сыцзян и спросила:

— Сыцзян, как думаешь, какими мы будем через пять лет, когда вернемся из Шэньчжэня?

Ли Сыцзян распахнула глаза, посмотрела затуманенным взглядом на Цянь Сяохун и снова закрыла.

— Слушай, просыпайся, поговори со мной! — Цянь Сяохун снова ткнула подругу в бок локтем.

— Давай я с тобой поговорю, — с этими словами к ней придвинулся Рябой Ли, а за окном стремительно мелькали огни.

— Поезд слишком быстро едет! Меня сейчас стошнит! — Прикрыв рот ладонью, Цянь Сяохун поспешила в туалет.

— Выходим! Выходим! — кричал Ли.

— Приехали? — Цянь Сяохун проснулась, выглянула в окно, увидела надпись «Гуанчжоу» и собралась спать дальше.

— Вы-хо-дим! — Рябой Ли потряс девушку за плечи.

— На улице темень. Где мы? — спросонок пробормотала Ли Сыцзян, вытирая слюну с подбородка. Она посмотрела в окно, где при свете фонарей двигалась толпа пассажиров с большими и маленькими котомками, люди шли целыми семьями.

— Выходим! В Гуанчжоу нужно делать пересадку.

— Э? Ой! Мой кошелек! Кошелек пропал! — Ли Сыцзян, проснувшись, первым делом сунула руку в карман, обнаружила, что он пуст, и тут же заголосила.

— Быть того не может! Посмотри получше! Куда сунула? — спросил Рябой Ли.

— Вот сюда! — Ли Сыцзян задрала куртку и продемонстрировала карман на брюках.

Рябой Ли проверил: впрямь пусто.

— Пятьсот юаней… А-а-а-а… — Оглушительно заревела Ли Сыцзян. Маленьких глазок теперь не было видно на поверхности яблочка, лишь две тонкие щелочки.

Некоторые пассажиры презрительно ухмылялись, а остальные лица ничего не выражали.

— А какого черта ты задрыхла, как свинья? Ты что, решила, что у себя дома на кровати? Знаешь, почему совершаются преступления? Да потому, что преступникам подворачивается удобный случай! Ты не просто не проявила бдительности, а всячески потворствовала и даже искушала воров, можно сказать, подстрекала их! — Цянь Сяохун словно окатила подругу ледяной водой. Она понимала, что если в такой момент начать утешать, то Ли Сыцзян заплачет еще горше. Хоть Цянь Сяохун и не была особо ученой, но умения разбираться в людях у нее было не отнять.

Мимо них двигалась толпа пассажиров, кто-то задел Ли Сыцзян сумкой по голове. Девушка сдержалась, не заревела и, сглатывая слезы, поковыляла к выходу.

Стояла жара. Они, покачиваясь, шли по перрону, снимая по дороге слои свитеров и курток. Ли Сыцзян снова ощупала карманы на брюках. Внезапно ей показалось, что она выглядит как «деревня».

— Сестренка, не горюй! Мы идем навстречу светлому будущему!

— Ли Сыцзян, он правильно говорит, смотри вперед. На, держи! — Цянь Сяохун сунула подруге двести юаней.

Как только Ли Сыцзян сжала в ладошке деньги, ее личико снова сморщилось от плача и на нем отразилась вся гамма чувств.

— Ладно. Мы сейчас сядем на поезд до Шэньчжэня. И перестаньте говорить на родном диалекте, какой-никакой, а путунхуа¹⁴ лучше, чем наш говор.

Рябой Ли много времени провел вдали от дома, так что бегло говорил на путунхуа. Девушки сначала хихикали, а потом приумолкли. Когда они говорили на диалекте, их речь так и лилась, но стоило перейти на путунхуа, и язык словно костенел и не поворачивался. Они заставляли себя говорить на путунхуа, иначе, кроме Рябого Ли, никто их больше и не поймет. Цянь Сяохун припомнила уроки в школе, когда они читали по слогам, и начала произносить слова в такой же манере, обучая Ли Сыцзян:

— Те-бя зо-вут Ли Сы-цзян. Ме-ня зо-вут Цянь Сяохун. А э-то Ря-бой Ли. Мы при-еха-ли из Ху-на-ни! Ой! Глянь, сколько бананов! Тут бананы прямо на дереве растут! — Только что Цянь Сяохун упражнялась в путунхуа, произнося слова по слогам, а тут внезапно выпалила целую тираду на хунаньском диалекте.

Ли Сыцзян перестала хмуриться и скорчилась от смеха. Рябой Ли тихонько цыкнул на Цянь Сяохун, мол, в вагоне есть другие люди, и тут Цянь Сяохун заметила, что какой-то парень, с виду сезонный рабочий, ржет над ней, да еще и пялится без зазрения совести. Вот ведь придурок! Цянь Сяохун выпрямилась и про себя крепко выругалась.

Ли Сыцзян снова судорожно обыскивала все свои карманы сверху, снизу, снаружи и внутри, ни одного не пропустила.

— Сяохун, когда мы денег заработаем, я куплю себе красивых шмоток. Эта одежда слишком простецкая, шэньчжэньцы меня не засмеют? — теребила Ли Сыцзян подругу.

— Тогда надо побыстрее приступать к работе! Будет тебе и новая одежда, и хлеб, и мужики¹⁵, — отвечала Цянь Сяохун, растягивая звуки.

— Внимание! Внимание! Говорим на путунхуа! — Рябой Ли все это время дремал, а тут вдруг начал вещание.

— Хорошо. Давайте говорить на этом птичьем языке. Мы ско-ро при-е-дем в пре-крас-ный Шэнь-чжэнь. Ли Сы-цзян, ну чё, ты ра-да? То есть «что»! Радехонька! В смысле ра-да.

Всю дорогу они пялились в окно и называли все, что видели, на путунхуа, а Рябой Ли выступал в роли учителя и своевременно поправлял девушек. Когда поезд прибыл в Шэньчжэнь, у обеих языки словно оттаяли и могли свободно поворачиваться во рту, скручиваясь едва ли не в узел. Рябой Ли велел им побольше тренироваться, и тогда будет получаться еще лучше.

2

Пассажирский микроавтобус вилял из стороны в сторону, то и дело тормозил и останавливался. Молодой парень, продававший билеты, стоял, открывал и закрывал двери, провожал одних пассажиров и приглашал других садиться. На локте у него висела черная холщовая сумочка, которую он прижимал к паху, словно занимался рукоблудием. Эта картина показалась Цянь Сяохун забавной, и она тихонько засмеялась.

— Деньги — это для мужика самое дорогое, можно сказать, стержень всего, — сказал Рябой Ли, и слова его прозвучали двусмысленно. — А у женщин тогда какой стержень?

— Мужики!

— Да щас! У женщин тоже деньги! Иначе зачем им мужики? Это как в математике: если А равно Б, а Б равно С, то А тоже ведь равно С.

Цянь Сяохун подумала: «А для того мужика в болтающихся штанах и для парня, который хотел поиметь Ли Сыцзян, стержень — это бабы, за счет которых они живут».

— Женщины крутятся вокруг мужиков ради денег, скоро увидишь. — Рябой Ли явно знал, о чем говорил.

— Значит, у кого деньги, тот и главный? — внезапно осенило Ли Сыцзян.

Рябой Ли поперхнулся, а потом сказал:

— Сестренка, очень мудрое замечание!

— Ли Сыцзян правильно сказала. Все именно так просто, — Цянь Сяохун снова перешла на хунаньский диалект.

— Выходим из автобуса! Выходим! Остановка «Маган»!

Автобус выплюнул трех пассажиров и на прощанье выпустил из выхлопной трубы столп черного дыма, от которого они чуть не задохнулись.

— Это что за место? — Девушки ошалело озирались.

Кругом воняло гнилью, колеса автомобилей поднимали желтую пыль, автомобильные развязки только-только выросли над широкими дорогами, а здания напоминали хаотично расставленные шахматные фигуры. Ли Сыцзян ни на шаг не отставала от подруги, а у Цянь Сяохун вскоре появилось чувство, будто она бродяжничает.

— Это Маган, пригород Шэньчжэня, сам Шэньчжэнь чуть подальше. — Рябой Ли ткнул в неопределенном направлении.

Девушки посмотрели в ту сторону, куда он показывал: сплошная серость, туман и больше ничего, что-то даже силуэтов небоскребов не видать. Ноги девушек устали и едва передвигались, пока они топали за Рябым Ли. Они прошли почти весь городок по диагонали и увидели, что посреди пустыря вырос какой-то белый навес и одноэтажные строения. Красные иероглифы на белой табличке гласили: «Пункт приема утильсырья». Ли Сыцзян приуныла:

— Только не это. Ты что, мусор собираешь, а нам все набрехал?

— Я только помогаю хозяину. Не стоит пренебрежительно относиться к хозяину пункта по приему утильсырья, он на мусоре разбогател, — сокрушенно вздохнул Рябой Ли.

Цянь Сяохун подумала, что слышала, как сборщики мусора строили себе маленькие дома, но представить не могла, что, перепродавая мусор, можно сколотить целое состояние. Глядя на подавленную Ли Сыцзян, Цянь Сяохун еще больше отчаялась и вслух произнесла:

— Как говорится, на какую гору взошел, такую и песню пой. Ли Сыцзян, давай для начала устроимся, а потом уж поговорим.

Девушки со всеми своими пожитками поплелись дальше по глинистой тропе мимо домика в западном стиле, затем пересекли небольшую площадку, снова повернули и оказались под временным навесом.

3

— Я же говорил, что сюда нельзя приводить посторонних на ночлег, штраф влепят! — отчитывал работ ниц здоровый мужик с квадратной головой. Он говорил на путунхуа с сильным кантонским акцентом и при этом переминался с ноги на ногу и махал руками, выражая своими конечностями все скопившееся раздражение.

На стене висела каллиграфия, даже не то чтобы каллиграфия, а написанные кистью от руки правила поведения в общежитии.

Рябой Ли осторожно обратился к здоровяку, размахивающему руками и топающему ногами, «начальник Чжуан», тот напустил на себя строгий вид, но когда оказалось, что Рябой Ли привел с собой двух юных девушек, лицо его озарилось светом, словно настольная лампа, но тут же слегка затуманилось.

— Заведующий Ли, рад снова видеть! Тут дел невпроворот.

— Начальник Чжуан, это мои землячки.

Как только лицо начальника смягчилось, Рябой Ли осмелел.

— О, добро пожаловать, добро пожаловать! Вы, на верное, устали. Отведи сначала девушек отдохнуть!

Бараки для рабочих были низкими и сырыми, в каждой комнатенке теснилось по трое-четверо, окна размером с тазы для умывания, кругом летали пластиковые пакеты всех цветов радуги. Рябой Ли числился заведующим, поэтому занимал отдельную комнату, в которой стояли кровать и небольшой столик и еще оставалось узкое пространство шириной в один шаг.

— Заведующий Ли, я только что распорядился, чтобы на кухне еще что-нибудь приготовили. Путь был неблизкий и трудный.

Только Цянь Сяохун и Ли Сыцзян присели на краешек кровати передохнуть, как вошел начальник Чжуан.

— Большое спасибо, господин Чжуан, доставили мы вам хлопот, — вежливо сказала Цянь Сяохун.

— Начальник Чжуан очень добрый, скоро узнаете, — подлизался Рябой Ли.

Чжуан прищурился, улыбнувшись и перекинувшись с ним парой дежурных фраз, а потом добавил:

— Если что, обращайтесь к заведующему Ли, ну, или ко мне.

Цянь Сяохун и Ли Сыцзян покивали. Начальник Чжуан, согнувшись, вышел. Рябой Ли рассмеялся:

— Начальник Чжуан всегда такой: мужикам нельзя оставаться ночевать, зато к девушкам относится очень приветливо. Вот оно, преимущество быть женщиной.

— Тьфу! Какое к чертям собачьим преимущество! Мне кажется, он просто похотливый и собирается к нам подкатить, вряд ли долго продержится. — Цянь Сяохун вертелась посреди комнатки.

— Ты права, Цянь Сяохун, но если ты его обидишь, то я вылечу с работы.

Цянь Сяохун фыркнула так, что изо рта брызнула вода, которую она только что отхлебнула.

— Ли Сыцзян, давай-ка ты его ублажай.

Личико Ли Сыцзян залилось краской, она-то решила, что ей и впрямь придется спать с начальником Чжуаном, растерялась и запереживала.

Кровать у Рябого Ли была как каменная. Перекусив, девушки улеглись на нее рядышком, но после сна все тело болело.

— Выспались, девочки? — проворковал Рябой Ли, входя в комнату.

— Да хрен бы! Эта кровать для спанья не приспособлена! Что, начальник тебя похвалил, что такой радостный? — Цянь Сяохун размяла поясницу и потянулась.

— Не знаю, хорошо это или плохо, но раз уж мы вместе сюда приехали, то связаны одной веревкой, и я от вас ничего не скрываю. Начальник Чжуан знает одну парикмахерскую, там сейчас сотрудницы не нужны, но он придумает, как кого-то из вас туда пристроить. А еще он попросил узнать…

— Что узнать?

— Узнать, девственницы вы или нет.

— А какое это имеет значение?!

— Цянь Сяохун, ты не понимаешь. У местных крестьян денег куры не клюют, и они очень разборчивы, специально ищут себе девственниц и могут отвалить кругленькую сумму за возможность, что называется, «распечатать».

— Рябой Ли, ты что творишь? Мы ж тебе не проститутки какие! — Цянь Сяохун вскочила, выпятив грудь, а Ли Сыцзян потянула ее за руку на место.

— Да не кипятись ты, Цянь Сяохун, все по взаимному согласию, никто не собирается тебя насиловать, ты сама решаешь, продаваться или нет, — увещевал ее Рябой Ли елейным голосом.

В этот момент снаружи донеслись чьи-то крики.

— Ах вы, хунаньцы, такие-сякие, мужики воры, бабы шлюхи, нет среди вас достойного! Надо расстрелять вас всех! — разорялась на площадке перед бараком невысокая женщина, одной рукой прижимая к груди ребенка, а второй оживленно жестикулируя.

— Если ты собой будешь торговать, так никто не купит! Лучше сдохнуть и дело с концом! Грымза старая! — язвительно заметила худая и высокая девица в ночной рубашке с балкона на втором этаже.

Они какое-то время переругивались, а потом невесть откуда вылетел начальник Чжуан, влепил женщине с ребенком звонкую пощечину, и та с плачем скрылась из виду.

— А кровать-то у тебя крепкая? — спросила Цянь Сяохун у Рябого Ли. — Если втроем ляжем и ночью она под нами провалится, вот смеху будет.

Рябой Ли приподнял простыню:

— Глянь!

— Мамочки! Неудивительно, что она такая твердая. Если кто вечером решит с нами драться, то мы без проблем отобьемся, — хихикнула Цянь Сяохун.

— С кем это ты собралась драться во сне? — спросила Ли Сыцзян и тут же покраснела, а потом сказала: — Ложись в середине.

Сама же она легла вплотную к стене и замолчала.

— Рябой Ли, чур ночью руки не распускать, — сурово предупредила Цянь Сяохун.

— Да я даже дышать не буду! Хорошо еще на улице прохладно. Странно, что в июле пока не жарища.

Цянь Сяохун улеглась под одеяло на спину. Рябой Ли тоже устроился, оставив между собой и девушкой небольшой зазор. Цянь Сяохун подумала, что заняла слишком много места на кровати, и решила перевернуться, задумалась, что лучше — уткнуться огромной грудью в дурно пахнущие ноги Рябого Ли или в спину Ли Сыцзян, и выбрала лечь, прижавшись к теплой спине. Запах тела Ли Сыцзян смешивался с непонятным запахом из-под кровати Рябого Ли.

На следующее утро начальник Чжуан договорился, чтобы одну из девушек взяли в парикмахерскую. Ли Сыцзян не хотела идти одна, но не хотела и Цянь Сяохун отпускать, мол, во что бы то ни стало нужно держаться вместе, так что замысел Чжуана провалился, а раз провалился, значит, придется самим искать работу.

— Ли Сыцзян, слышишь кругом этот птичий язык, забавно, да?

— Непонятно ж ничего!

— Так выучим! Все можно выучить!

Девушки, держась за руки, сворачивали языки в трубочку, чтобы на путунхуа разрекламировать себя:

— Скажите, не нужны ли вам мойщицы?

— Опыт есть?

— Есть!

— Свидетельство о временной прописке есть? Нет? Дайте тогда на удостоверение личности взглянуть.

— Удостоверение личности?

— Да!

— У нас нету.

— А сертификат из центра контроля рождаемости?

— И этого нету. Мы только что приехали!

— Ни документов, ни жилья, ни работы? Если придут с проверкой, то вас загребут в полицейский участок и отправят в каталажку!

4

— Начальник Чжуан сегодня вечером приглашает вас обеих в караоке, — радостно сообщил Рябой Ли, его неприглядное лицо подергивалось.

— Караорки? А? Что-то новенькое, я о таком и не слыхала, — сказала Цянь Сяохун.

— Да, непонятное что-то. Может, от слова «орать»? А ты сам не пойдешь? — Ли Сыцзян любила ходить в людные места.

— Ха-ха! Там просто поют, ты там как звезда выступаешь, орешь, но в микрофон.

— Ох, Рябой Ли, думаю, все не так просто. Начальник Чжуан уже не в силах сдерживаться, так что Ли Сыцзян накликает на себя беду.

— Какое там! Начальник Чжуан на тебя глаз положил, постоянно пялился на твою грудь! Вы там сами блюдите! Короче, все это устраивают на лодке, там можно и выпить, и поесть, и попеть. Просто не провоцируйте его! Кстати, на работу-то устроились?

Цянь Сяохун ответила:

— Как раз собирались к тебе обратиться, чтоб ты помог нам получить свидетельство о временном проживании.

— Нужно к начальнику Чжуану обращаться, вот сегодня пойдете петь, он выпьет, повеселеет, тут вы и спросите про это дело.

— Попробую, хотя задача не из легких!

По совету Рябого Ли девушки надели самую лучшую одежду, слегка подкрасились и с тревогой отправились в непонятное «караоке». Ли Сыцзян особенно волновалась, постоянно то завязывая в узел, то развязывая шелковую косынку, которую теребила в руках.

— О, пришли, красавицы! — В отдельном кабинете горел неяркий свет, и такой же тусклой была улыбка начальника Чжуана. — Позвольте представить. Это глава нашего городского поселения, он мне часто помогает. — В голосе начальника Чжуана звенел неподдельный восторг, лицо его сияло.

На диване сидел мужчина лет шестидесяти, похожий на простого крестьянина, загоревший до такой степени, что лицо напоминало дно закопченной сковородки. Глядя на девушек, он глуповато улыбался и, не осмеливаясь рассматривать их в упор, курил, опустив голову.

«Раз этот глава поселения такой всемогущий, что смог помочь начальнику Чжуану, то наверняка сможет выправить нам свидетельства о временном проживании», — подумала Цянь Сяохун, подсела к нему поближе, налила вина и подала еще одну сигарету. «Глава» молча пил и молча курил.

— Ешьте! Ешьте! — Начальник Чжуан за ужином без конца оказывал знаки внимания Ли Сыцзян.

— Уже почти наелись, да и выпили изрядно, — сказала Цянь Сяохун — Давайте лучше вместе с вами споем, господин глава поселения!

Тот в ответ кивнул, встал из-за стола и снова пересел на диван. Официантка включила динамики, от громкого звука они чуть не оглохли, а на экране телевизора появилась девушка в купальнике на фоне пляжа. Начальник Чжуан поерзал, придвигаясь к Ли Сыцзян, она в смятении что-то ему ответила, но при этом отпрянула.

— Начальник Чжуан, давайте тоже идите сюда! — позвала Цянь Сяохун, спасая подругу, оказавшуюся в осадном положении.

— Сначала вы спойте, сначала вы… — пробормотал начальник Чжуан, повернувшись; лицо его было красным, как у Гуань-гуна¹⁶.

Глава поселения умел петь. Он исполнил песню Терезы Тэн¹⁷ «Не рви придорожные цветы» в своей собственной редакции, да так, что дух захватывало и волосы дыбом вставали. Правда, он запыхался, пытаясь вытянуть гласные, но стал фальшивить, сбился с ритма и голосил наобум, не попадая в ноты.

— Очень, очень трогательно! — Цянь Сяохун по хлопала, налила ему чаю и угостила сигареткой.

Затем они вместе исполнили еще одну песню, после чего на диван подсели начальник Чжуан и Ли Сыцзян.

Цянь Сяохун решила, что почва уже подготовлена и можно поговорить с главой поселения. Она завела разговор, пока начальник Чжуан пел на кантонском диалекте песню Энди Лау¹⁸ «Время, проведенное вместе».

— Начальник Чжуан неплохо поет, а вы тоже часто упражняетесь в пении? — спросила Цянь Сяохун на ухо, повысив голос и что было сил пытаясь перекричать музыку.

Глава поселения покивал и согласился, что начальник Чжуан поет лучше него. Цянь Сяохун подумала: «Видать, он знает себе цену, честный человек. Может, если рассыпаться в комплиментах, то только делу навредишь». А вслух произнесла:

— Вы такой крепкий по части выпивки, пользуясь случаем, хочу с вами выпить еще.

Глава поселения вытянул левую руку, расставил пальцы и сказал:

— Вот столько!

— Полцзиня¹⁹? Мне слабо!

Да он что-то задумал!

Тут глава поселения опустил левую руку, ткнул в сторону Цянь Сяохун правой и сказал:

— Большие волны.

Цянь Сяохун не поняла:

— Что еще за волны?

— Ну, я про сиськи. — Глава поселения погладил себя по груди, а потом поинтересовался: — Баловалась с кем-нибудь?

Цянь Сяохун послышалось, что он сказал «миловалась», так на их диалекте называли поцелуй. Поцелуи — это же пустяки, не стоит и упоминания. Цянь Сяохун стало интересно, она специально стыдливо улыбнулась:

— Не скажу.

— У тебя такие большие волны. Понятное дело, что кто-нибудь уже успел на них покататься. — Он говорил таким тоном, каким крестьянин обсуждал бы урожай зерновых, без тени пошлости.

Цянь Сяохун распахнула свои лисьи глаза, такого выражения ей еще не доводилось слышать. Разговор вышел из-под контроля, о своем деле она так и не заикнулась, а раз уж речь зашла о ее сиськах, то обратной дороги нет. Цянь Сяохун заволновалась, решила выложить все карты на стол и выпалила:

— Господин, мы только что приехали к вам, и теперь нужна ваша помощь в одном деле.

— Каждый день кто-то приезжает и кто-то возвращается, здесь миграция населения усиленная, — пробормотал глава поселения, проглатывая звуки, а весь его облик излучал благожелательность.

— Говорят, тут у всех проверяют свидетельства о временном проживании.

— Иногда проверяют, иногда нет.

— Я хотела попросить вас сделать нам по свидетельству.

— Ты девственница?

— Я? — поперхнулась Цянь Сяохун.

— Я только девственницам помогаю.

Цянь Сяохун хотела спросить главу поселения, выдает ли он свидетельство о девственности, но проглотила эти слова.

5

Рябой Ли сидел развалившись и читал потрепанный журнал с похабными картинками. На окне колыхались на ветру трусы, которые он повесил туда просушиться, и зияющая в промежности дыра бросалась в глаза. При виде Ли Сыцзян Рябой Ли тут же сел прямо.

— Ой, сестренка, как ты раскраснелась! Хорошо попели?

Ли Сыцзян, словно застала его за чем-то неприличным, осмелилась лишь искоса глянуть на ноги Рябого Ли.

— Я-то думал, что вы попозже вернетесь! — рассмеялся он, словно бы объясняя, почему сидит тут с раздвинутыми ногами. — Все уладили? — Рябой Ли повернулся к Цянь Сяохун.

— Да хрен там! Проблема в этом ублюдке, в этом борове! — Цянь Сяохун задыхалась от гнева.

— Эй, ты потише! Что конкретно сказал начальник Чжуан?

— Я напрямую переговорила с главой поселения.

— Сяохун, а вот это ты зря! Начальник Чжуан хоть и похотливый, но сердце у него мягкое, как лепешка из клейкого риса. — Рябой Ли отшвырнул журнал. Ему стало жаль девушек.

— Сколько речушке не виться, а в море впадет. Ведь начальнику Чжуану все равно в итоге придется просить этого главу поселения, с виду такого доброго, а? Я хотела пойти по окольной дорожке, кто ж знал, что этот боров признает только девственниц?! Но даже если бы я была девственницей, я бы с ним ни-ни! Зря только весь вечер улыбалась ему!

— Цянь Сяохун, раз он сказал, что не будет делать, то теперь и начальник Чжуан помочь не сможет, — покачал головой Рябой Ли.

У Ли Сыцзян от вина щеки раскраснелись, а глазки прямо так и сверкали, она молчала, нервно присаживалась, вскакивала и снова присаживалась.

— Сестренка, не волнуйся ты, ложись спать, завтра что-нибудь придумаем.

Ли Сыцзян боялась, что угроза попасть в каталажку реальна, а слово «каталажка» звучало так же устрашающе, как «бордель».

— Ли Сыцзян, у тебя уже есть план? — спросила Цянь Сяохун.

— Я… я… — Ли Сыцзян переводила взгляд с Цянь Сяохун на Рябого Ли и обратно с такой скоростью, будто стрекоза скользит по воде, а лицо раскраснелось еще сильнее.

— Да не беспокойся ты. Поживи здесь пару деньков, а я схожу на разведку, если не вернусь, значит, что-то случилось. Не верю, что мы такой долгий путь преодолели и тут заклинит. Рябой Ли еще подождет пару дней, может, еще начальник Чжуан подключится, в любом случае, как говорится, еще не истощились горы и не иссякли воды²⁰, а если считать, что мы и впрямь испробовали все способы, тогда сейчас как раз переломный момент. — Цянь Сяохун готова была идти напролом, чтобы завершить начатое.

— Сяохун, ты просто не знаешь. Начальник Чжуан без конца хватал меня за руку, а я уворачивалась.

— Ли Сыцзян, ну пощупал бы он тебя, делов-то, может, ему бы так понравилось, что он решил бы нашу проблему. Ты, в конце концов, уже не девственница, зачем блюсти себя со всей строгостью-то?

— Сяохун… дело в том… что я девственница.

— Что?! Разве не ты мне той ночью рассказывала…

— Я тебе наврала, боялась, что ты меня засмеешь, мол, такая взрослая, а еще ни с кем ни-ни!

Цянь Сяохун сказала:

— Ли Сыцзян, что за странные вещи тебе на ум при ходят?

— Сяохун, мне нужно сходить к главе поселения и добыть нам эти свидетельства о временном проживании! — наконец выпалила Ли Сыцзян то, что придумала.

— А?! Да ты рехнулась! Спать с этой свиньей! Да лучше б ты Рябому Ли дала!

Тут Рябой Ли аж подпрыгнул от испуга, заволновался и совсем пал духом. Он сказал:

— Цянь Сяохун, а почему бы тебе самой не продаться да не ублажить этого борова?

Они еще какое-то время жарко спорили, но так ни к чему и не пришли. Слова Цянь Сяохун, что Ли Сыцзян «лучше бы Рябому Ли дала», направили мысли Ли Сыцзян и Рябого Ли на игривый лад. Всю дорогу Рябой Ли звал девушку «сестренкой», чем смущал, а сейчас и вовсе сердце зашлось.

— Нет таких мостов, которые нельзя перейти! — бросила Цянь Сяохун, потом повернулась лицом к стене и уснула мертвым сном.

Ли Сыцзян и Рябой Ли переглянулись, а потом оба посмотрели на пустую половину кровати. Личико девушки, по форме напоминавшее яблочко, порозовело от ушей к щекам, а потом густо покраснело, и на нем явственно отразились все душевные переживания. Рябой Ли понимал, что сестренка взволнована, но решил не торопить события. Если, не успев подержаться за руки, сразу прыгнуть в постель, то нарушится последовательность, в которой развивается любовь. Рябой Ли привез двух этих юных девушек в надежде угодить начальнику Чжуану, и если бы одна из них стала его любовницей, то положение Рябого Ли в пункте по приему вторсырья укрепилось бы вплоть до того, что на какое-то время он стал бы неприкосновенным. У Рябого Ли имелся еще один план, а именно: перейти на фабрику начальника Чжуана по производству игрушек, занять там место генерального директора или что-то типа того, там он вращался бы в обществе двух сотен работниц и пользовался бы благосклонностью девушек классом повыше, чем сейчас. Рябой Ли выбрал Цянь Сяохун именно потому, что видел, что она легкомысленная и кокетливая, но не думал, что она настолько энергичная, колкая и ее так сложно держать в узде. Ли Сыцзян безоговорочно слушалась Цянь Сяохун, у них, как говорится, на двоих одни штаны²¹. Стоит только Цянь Сяохун согласиться, и Ли Сыцзян тут же без разговоров переспит с главой поселения, право первой ночи фактически находится в руках Цянь Сяохун и перейдет в распоряжение самой Ли Сыцзян лишь от нее. Рябой Ли думал: «Осмелюсь ли я что-то предпринять?» Нужно дождаться, когда они истратят все деньги, тогда все пойдет как по маслу. Проблема в том, что Рябой Ли не знал, сколько конкретно денег привезла Цянь Сяохун в Шэньчжэнь. Он взял потрепанный журнальчик и притворился, что листает. Ли Сыцзян тихонько забралась на кровать, съежилась под одеялом так, что напоминала издали кучу мусора, никаких тебе соблазнительных поз, и спала чутко и настороженно, совсем не как в поезде, когда она дрыхла без памяти.

Ночью Цянь Сяохун проснулась. Ей показалось странным, что на кровати столько пустого места, а потом она почувствовала рядом какое-то шевеление и тут же поняла, что происходит. Твою ж мать! Вот ведь Рябой Ли! Говорят же, что башня возле реки первой видит луну. Лезет к Ли Сыцзян, понятное дело, не преминул воспользоваться случаем, мелочная душонка! Цянь Сяохун про себя ругалась, но лежать было невтерпеж из-за переполненного мочевого пузыря, хотелось в туалет, но она не осмеливалась встать. Только когда возня прекратилась, Цянь Сяохун перелезла через две больших горы, долго журчала в уборной, опорожнила мочевой пузырь, вернулась в постель, но так и не смогла сомкнуть глаз до утра.

6

Цянь Сяохун встала рано, умылась, подкрасилась, поправила одежду и двинулась в город. Мимо нее прошла толпа мужчин и женщин в синей холщовой униформе с красными надписями на нагрудных карманах, со стороны похожих на заключенных, отправленных на трудовое перевоспитание. Они жевали пампушки, полоски жареного теста или печенье и, словно волны, накатывавшие друг за другом, исчезали за железными воротами. Цянь Сяохун потопталась у ворот и заглянула внутрь.

— Тебе кого? — строго спросил ее охранник. Форменная одежда придавала ему внушительности.

— Никого. Вам тут работники не нужны?

— Лет тебе сколько?

— Семнадцать.

— Откуда?

— Из Хунани.

— Когда приехала?

— Недавно.

— Где живешь?

— У земляка.

— Что умеешь делать?

— Все, что другие умеют, то и я умею.

— Нам сейчас сотрудники не нужны.

— Если не нужны, зачем задавать столько вопросов? — вспылила Цянь Сяохун.

Она честно отвечала на все, а этот тип от скуки решил над ней позабавиться. Цянь Сяохун чуть было не выплеснула вчерашнюю бессильную обиду, но внезапно вспомнила, что у нее нет свидетельства о временном проживании, если начнет ругаться с охранником, то ее могут и в полицейский участок увезти. Цянь Сяохун опустила голову, искоса бросила на охранника злой взгляд, словно бы говоря: «Погоди у меня!» Охранник растерялся и испугался, что Цянь Сяохун как-то связана с местной шпаной, а местную шпану даже полиция и начальство уважают, поэтому он тут же захихикал:

— Ты просто симпатичная, захотелось с тобой поболтать. Правда только что приехала?

Цянь Сяохун зажмурилась на пару секунд, а когда снова открыла глаза и выразительно уставилась в лицо охраннику, сложно было сказать, что это — гнев или презрение. Словно бы таким образом она втайне может выведать у него какую-то информацию.

— Сестренка, ты не сердись. Я ведь тоже сюда устроился на временную работу. Не могу с тобой долго трепаться, если начальник увидит, то уволит. А ты езжай в Фуань, там есть фабрика под названием «Счастливая утка» по производству женских сумок, там как раз требуются работницы. Отсюда чуть больше десяти ли, доедешь напрямую на автобусе. Мне про эту фабрику земляки рассказывали.

Охранник ткнул пальцем туда, где нужно садиться на автобус. Когда Цянь Сяохун посмотрела в том направлении, куда он показывал, то поняла, что речь о том самом месте, где они недавно сошли с автобуса.

Цянь Сяохун повернула голову и криво улыбнулась охраннику, типа так и быть, не будет с ним спорить.

Ехать или не ехать? Цянь Сяохун пнула камешек, так что он откатился. Думала она, думала, и вдруг чья-то рука схватила ее за грудь. Девушка испугалась, а потом увидела, как от нее со всех ног удирает низкорослый мужичонка в костюме западного покроя и белых кожаных ботинках. Пока она стояла с остолбенелым видом, глядя ему вслед, он усвистал уже далеко, и вдруг Цянь Сяохун прыснула: вот ведь ничтожество во всех смыслах слова! Среди бела дня схватить за грудь, а потом в панике удирать! Даже непонятно, чего добилась эта свинья. Странное это место, если бы дело происходило вечером, то можно и на насильника напороться. С такими мыслями девушка, прикрывая грудь, поспешила к остановке автобуса.

День выдался ясный и солнечный. Кондуктор высунул руку из окна и стукнул кулаком по двери, чтобы она открылась. Автобус тащился по маленьким поселкам, шарахаясь от людских толп, а скорость набирал, только выезжая на широкие дороги. Цянь Сяохун потеряла счет времени, не понимая, сколько уже проехала. Раздолбанный автобус всю дорогу запускал одних пассажиров и высаживал других, то и дело трогался, а потом останавливался и снова трогался, словно свадебный кортеж с невестой. Из-за резкого торможения и запаха топлива Цянь Сяохун укачало так, что внутренности перевернулись вверх дном, вдобавок она не завтракала. Вчера она выпила и немного поела, но все это переварилось, пока она горланила в караоке, поэтому теперь Цянь Сяохун постоянно мучила отрыжка зеленой желчью, и горло издавало неприглядные звуки. Пассажиры смотрели на пейзажи за окном, кемарили или курили. Двигатель стучал, сжигая дизельное топливо и испуская во все стороны черный дым.

— Фуань! Приехали! Вылазьте! — крикнул кондуктор.

Цянь Сяохун тошнило так, что лицо аж позеленело. Автобус остановился.

— Дальше в Шэньчжэнь? — поспешно спросила Цянь Сяохун.

— Разумеется!

Она не готова была сейчас выйти из автобуса.

— Доплачивай!

— Сколько стоит?

— Пару юшек!

— Э… что?

— Два юаня! — Кондуктор перешел на путунхуа и вдобавок показал два пальца для пущей наглядности.

Цянь Сяохун вытащила деньги.

— Контрольно-пропускной пункт! Выходите из автобуса, готовьте пропуска! Автобус будет ждать вас вон там! — заорал кондуктор во все горло.

— Какие еще пропуска? — снова смешалась Цянь Сяохун.

— Чтобы попасть в Шэньчжэнь, нужно иметь пропуск в погранзону²². У тебя есть?

Цянь Сяохун, опешив, покачала головой.

— Тогда вылезай из автобуса и езжай обратно!

Стоило прозвучать словам кондуктора, как автобус захлопнул двери и двинулся в сторону проезда, обозначенного табличкой «Только для автобусов».

Гребаный пропускной пункт! Цянь Сяохун зло блеснула глазами, глянув в сторону Шэньчжэня, и тут в поле зрения возник парень в сером костюме.

— Девушка, перепихнемся? — Его тело качнулось навстречу, а взгляд вперился в грудь Цянь Сяохун.

— Чё? — спросила Цянь Сяохун на ходу.

— Перепихнемся? Не понимаешь что ли? Ну, побалуемся? — Парень не спешил, но при этом не отставал ни на шаг, а от его голоса веяло жаром.

Цянь Сяохун вспомнила, что это же слово произносил глава поселения, и смутно поняла, о чем речь. Она хотела рассмеяться, смерила парня странным взглядом, покачала головой и быстрой походкой пошла прочь.

Она то и дело спрашивала дорогу, но прохожие показывали в разные стороны, отчего голова шла кругом. Фабрика «Счастливая утка» пряталась среди густой застройки, словно мужчины с импотенцией, простатитом и сифилисом в толпе здоровых. Читая на электрических столбах и автобусных остановках кучу рекламы всякой дряни, Цянь Сяохун почувствовала, что в мире царит страшный беспорядок, словно бы в мгновение ока повылезало множество диковинных болячек.

— Тебе куда? — Какой-то парень на мотоцикле преградил путь Цянь Сяохун, поставив мотоцикл по диагонали. Шлем закрывал смуглое лицо.

— На фабрику «Счастливая утка», знаешь, где это?

— Знаю-знаю. Садись! Подвезу!

Цянь Сяохун ощущала себя муравьем, свалившимся в котел, который никак не мог выбраться, у нее уже подкашивались ноги, так что при этих словах она так растрогалась, что чуть не разревелась. Мотоцикл рванул с места и запетлял по улочкам и переулкам, у Цянь Сяохун аж в глазах зарябило.

— Приехали!

— Спасибо! Правда! Большое спасибо! — с этими словами Цянь Сяохун повернулась, чтобы идти.

— Эй? А заплатить? — На смуглом лице блеснули безумные глаза Ли Куя²³.

— А? Платить надо?

— Разумеется. Десять юаней!

— Что?! Десять юаней? Ты меня надуть хочешь!

— Столько и стоит! Давай быстрее! Не задерживай меня. Ну, или давай найдем местечко, перепихнемся разок, тогда десять юаней прощу тебе. — Мотоциклист бесцеремонно высверливал взглядом дырку на груди Цянь Сяохун.

— Сукин ты сын! Чтоб тебя! Это ж обдираловка средь бела дня! На хрена я только встала спозаранку! — В потоке ругани проскальзывали и слова родного диалекта.

Но делать нечего, пришлось достать деньги, после чего девушка рассерженно потопала к воротам фабрики «Счастливая утка», где столпилось около сотни человек, обступив ворота плотным кольцом. Перед ее глазами колыхалось море черных голов.

— Набирают рабочих?

— Угу. Но вроде как всего тридцать человек.

— А?

— Сейчас все стоят в очереди, чтобы приобрести бланки и заполнить заявления.

— А потом чё?

— Ждать зачисления на работу.

Цянь Сяохун завела беседу со стоявшими у ворот людьми.

Во время обеденного перерыва очередь не расходилась. Цянь Сяохун тоже не осмелилась уйти, так и простояла до заката, чтобы потратить два юаня и купить бланки, в один из которых она от балды вписала дату рождения Ли Сыцзян. Через неделю будут известны результаты, на воротах вывесят список. Вашу мать! Похлеще, чем столичные экзамены²⁴ сдавать!

Обратно Цянь Сяохун вернулась уже затемно. В маленьких окошках барака горел свет, жалкий огонек, словно сокрушенно вздыхавший о недостижимости роскоши, совсем как Рябой Ли, который спал рядом с девушками, но вел себя чинно и благородно, полностью подавляя свою природу. Сколько за этим спокойствием скрывалось желаний и тревог! И все-таки достичь роскоши далеко не так просто, как овладеть женщиной. Сколько уже Рябой Ли в Шэньчжэне? А все еще здесь ютится! С Ли Сыцзян познакомился всего ничего и уже ее окучил. А окучивал-то он ее девственность! Девственная плева — это вообще что такое?! Да считай ничего! Вот пробил Рябой Ли эту перегородку, и грош ей цена, лучше уж было продать за восемь-десять тысяч, так хоть что-то. Если Рябой Ли лишил ее девственности, то плева эта просто кусок кожи, не больше. Цянь Сяохун огорчалась за подругу, что та продешевила, а Рябой Ли поживился.

7

Ли Сыцзян в бараке не оказалось, а Рябой Ли сидел в оцепенении на кровати. Глаза его ввалились, под ними появились темные круги, как у панды — национального достояния Китая, понятное дело, потому что вчера он провел ночь без сна. При виде Цянь Сяохун Рябой Ли закатил глаза так, что белки показались, а потом поспешно принял нормальную позу и выражение лица.

— А где наше Яблочко? Погулять пошла? — торопливо спросила Цянь Сяохун, не потрудившись даже стереть пыль с лица. — Как бы ее не заграбастали!

— Она… она пошла к начальнику Чжуану… — нерешительно промямлил Рябой Ли.

— Что от нее надо этому развратнику? А ты чего такой спокойный? — Цянь Сяохун решила, что ему неловко из-за своего поведения накануне вечером.

— А почему бы мне не быть спокойным? Ли Сыцзян же не моя! — произнес Рябой Ли, растягивая слоги.

— В смысле? Не твоя? А какого черта ты вчера вечером распускал руки? Ты вообще нормальный человек?

— Если бы я был ненормальный, то давно переспал бы с ней! Если бы я лежал рядом с двумя бабами и не мучился, это значило бы, что со мной что-то не так. Да я ночью даже не раздевался, спроси у Ли Сыцзян!

— Ах… — Тут Цянь Сяохун внезапно озарило. — Так ты просто проводил с ней сексуальное обучение?!

— Цянь Сяохун, если ты еще хоть слово скажешь в том же духе, то я реально с ума сойду. Я тебе скажу без обиняков, что всю ночь фантазировал про вас обеих. Пусть я и малообразованный парень, но вел себя как подобает благородному человеку, как гребаный импотент Люся Хуэй²⁵.

Цянь Сяохун снова тихонько ахнула.

— Вот уж не думала, что навлеку на тебя подобные неприятности.

— Да я сам виноват, что унесся мечтами черт-те куда. Но ты вот честно скажи, когда рядом с тобой лежит мужик из плоти и крови, у тебя не появляются всякие мыслишки?

Цянь Сяохун растянула губы в улыбке:

— Ты этот вопрос лучше Ли Сыцзян задай. Она ж к тебе ближе лежит.

— Если ты не хочешь говорить, то она и подавно не станет, — помрачнел Рябой Ли.

— Чего я не стану? — До них долетел голос Ли Сыцзян, послышались сбивчивые шаги.

Рябой Ли тут же принялся с глупым видом листать журнал, а Цянь Сяохун украдкой хихикнула.

— Где была?

Ли Сыцзян достала из кармана две маленькие зеленые книжечки.

— Это что такое?.. О! Свидетельства? — Цянь Сяохун заметила золотое тиснение, и в третий раз у нее расширились глаза, в этот раз сильнее всего, почти вылезли из орбит.

— Ага, — коротко ответила Ли Сыцзян. На лице ее застыло спокойствие, как у малыша, который впервые сам надел носочки. Она обрела самостоятельность, да и веры в себя прибавилось, маленькие глазки уже не выглядели растерянными, как прежде.

Рябой Ли взял у нее свидетельство, повертел с одеревенелым лицом и вернул.

— Начальник Чжуан выправил? — Цянь Сяохун понимала, что тут что-то нечисто.

— Я сходила к начальнику Чжуану, а он отвел меня к главе поселения, тот и помог.

— Помог? Он тебя… Ли Сыцзян, ты что наделала! — И без того красные глаза Цянь Сяохун покраснели еще больше. — Почему ты со мной не обсудила? Мы бы что-нибудь придумали!

— Сяохун, я видела, как сегодня на улице схватили целую кучу народа. А девственность — это что такое? Я даже не чувствую, что чего-то лишилась. А завтра проснемся и будем свободны!

Цянь Сяохун не могла найти связь между «девственностью» и «свободой», эта аналогия смутно казалась парадоксальной, однако результат был налицо. Девственность оказалась очень даже важной для всего, кроме настоящей любви.

В ночи до них долетали звуки ругани вперемешку с громким светом, а в их комнатенке слышалось лишь дыхание трех человек, каждый из которых молча скорбел по девственности Ли Сыцзян. Цянь Сяохун горевала, Рябой Ли был раздосадован, а сама Ли Сыцзян практически не испытывала никаких сожалений. Рябой Ли был раздосадован и еще по одной причине: он мог бы с удовольствием лишить девушку девственности, хотя цена и смысл были бы несравнимы с получением свидетельств о временном проживании. Цянь Сяохун горевала, потому что не хотела доходить до такого. Ли Сыцзян сидела опустив голову, ничем не прикрытая лампочка на потолке освещала полоску кожи, где проходил пробор в волосах, а вот выражения лица не было видно. Кап-кап-кап! Слезы капали на туфли из искусственной кожи, смывали с них серую пыль, оставляя черные полоски. Ли Сыцзян поджала ноги, и теперь слезы беззвучно падали на пол. Она то и дело ерзала, ей явно было неудобно сидеть. Цянь Сяохун понимала, что Ли Сыцзян сейчас больно, поэтому поднялась и, взяв пластиковое красное ведерко, сходила за водой, выпятив грудь больше обычного и от обиды и злости громко шаркая по цементному полу. Потом она с тем же шаркающим звуком вернулась и поставила полное ведро с глухим стуком.

— Рябой Ли, где кипятильник? — запыхавшись, спросила она.

Рябой Ли вытащил из ящика медную штуковину и опустил один конец в ведро, а вилку воткнул в розетку. Вода в ведре тут же забулькала.

— Яблочко, сейчас вода нагреется и помоешься, если что — еще нагреем.

— Одного ведра явно мало, пойду одолжу еще кипятильник. — С этими словами Рябой Ли вышел за дверь, причем волочил ноги так, будто пахал без продыху три дня и три ночи.

— Сыцзян, ты хоть предохранялась?

На полу прибавилась еще одна тень от головы, поскольку Цянь Сяохун уселась рядом с подругой под лампочкой.

— В смысле предохранялась? Я не знаю.

— Ну… этот боров презерватив надевал?

Ли Сыцзян покачала головой, уставившись на тени на полу.

— А когда у тебя «эти дни» были?

— Дней восемь назад, может, девять.

— Опасный период! А этот боров тебя и не спросил?

— Не-а, а в каком смысле опасный? — Ли Сыцзян забеспокоилась, широко открыв покрасневшие глазки.

— Ты видела, как размножаются свиньи? Присунет боров свиноматке, и та уже с поросятами, живот так и прет!

— Что?! — Ли Сыцзян резко выпрямилась, потом погладила себя правой рукой по животу в ужасе, что у нее там завелись поросята.

— Да не суетись ты так! Может, этот старикан уже стреляет холостыми. Не паникуй, Сыцзян, вряд ли тебе так не повезет.

— Угу, — пробормотала в ответ Ли Сыцзян, но на душе тяжким грузом лежал камень. — Вот, возвращаю. Он мне дал три тысячи юаней.

Девушка расстегнула кофту, достала из внутреннего кармана пачку денег и отсчитала пять купюр Цянь Сяохун, но та оттолкнула ее руку:

— У меня есть. Оставь себе.

— Ты чего творишь, Цянь Сяохун? Гнушаешься, что деньги грязные?

— Грязные? Черт! Сыцзян, да это самые чистые в мире!

— Тогда почему не берешь?

— Говорю ж, у меня есть, если потребуется, тогда попрошу у тебя.

— Угу. Сяохун, я хотела подзаработать и научиться стричь, чтоб самой открыть парикмахерскую и не мыть больше башку никому. А может, вместе откроем самый большой салон в городе? — Ли Сыцзян сунула деньги обратно в карман.

— Отличная идея. Сами будем начальницами, пригласим несколько мойщиц. Будем сидеть нога на ногу, а нам никто не посмеет и слова сказать.

Они еще некоторое время болтали и хихикали, склонив друг к другу головы. Вошедший с кипятильником в руке Рябой Ли при виде этой сцены остолбенел.

Ли Сыцзян быстро перестала смеяться и искоса бросила взгляд на Рябого Ли. Цянь Сяохун взяла ведро, снова шаркая вышла из комнаты и очень долго не возвращалась.

8

Начальник Чжуан подсматривал в щелку, как всегда делал. В полдень в бараке осталась только Цянь Сяохун. Она листала тот самый зачитанный до дыр журнал со знойной красоткой на обложке, с которым не расставался Рябой Ли. Грязный журнальчик, какими торгуют с лотка. Мужику скоро тридцатник, а он такими штучками утешает плоть и душу, разве можно не расстраиваться? На самом деле Рябой Ли заслуживает сожаления. Когда он приезжал в родные места, то делал вид, что ведет красивую жизнь. Кто ж знал, что жизнь-то его вовсе не так хороша? Может, дома как-нибудь устроился бы, завел бы себе жену и детей, всяко лучше, чем день-деньской пялиться на красотку с обложки. От этих мыслей ее отвлек начальник Чжуан.

— А²⁶-хун? Ты шо тут одна?

Начальник Чжуан произнес «что» как «шо», а на его квадратном лице отразилось изумление. Цянь Сяохун пригласила его присесть. Начальник Чжуан примостил свой зад на кровати, бок о бок с Цянь Сяохун.

— Рябой Ли и А-цзян пошли за покупками, скоро вернутся. — Цянь Сяохун боялась, что начальник Чжуан начнет распускать руки, и соврала, на самом деле Рябой Ли и Ли Сыцзян только-только ушли.

— А-Хун, ты привыкла? Трудности есть? Такой юной девушке уехать из дома очень нелегко, — нежно ворковал начальник Чжуан.

— Спасибо вам, господин начальник. Подзадержались у вас, но мы уедем как можно быстрее. — В душе Цянь Сяохун словно бы зажегся фонарик.

— А-Хун, ты меня неправильно поняла. Я не к тому!

Начальник Чжуан строил глазки, и выражение его лица прямо-таки кричало, что он обманывает сам себя, как говорится, закрывает уши, воруя колокольчик, а пока говорил, то еще подвинул зад в сторону Цянь Сяохун. Цянь Сяохун сразу все поняла, а про себя подумала: «Вот ведь эти мужики сорока-пятидесяти лет! Выкидывают такое перед молодыми девчонками. Если бы понимали, что со стороны все их замыслы видны насквозь, так со стыда сгорели бы». Рябому Ли еще здесь жить, да и сама она, как-никак, тут обосновалась, да и, можно сказать, начальник Чжуан помог им. Цянь Сяохун притворилась, что не видит всей этой возни, не стала отодвигаться, а с улыбкой сказала:

— Начальник Чжуан, вы действительно хороший человек.

Начальник Чжуан просиял, с глуповатым видом пододвинул зад еще немного, почти вплотную к девушке, потом вытянул правую руку и положил на ее правое плечо, а левой рукой сунул две банкноты номиналом в пятьдесят юаней.

— А-Хун, возьми, если возникнут сложности, то обращайся!

Черт! Цянь Сяохун выругалась про себя. Начальник Чжуан показался ей более омерзительным, чем глава поселения. Тот хоть в лоб говорил правду, а этот старый лис юлит, а ведь хочет-то уложить ее в постель! Она не собирается проглатывать наживку и попадаться на крючок, как глупая рыба.

— Я… Начальник Чжуан… — Цянь Сяохун специально напустила на себя сконфуженный вид.

— А-Хун, бери-бери! — начальник Чжуан настойчиво совал деньги в руку девушки.

Роста он был маленького, так что ручки были коротенькие, правой рукой он хотел обнять Цянь Сяохун, да не мог дотянуться до плеча, как ни старался. Цянь Сяохун притворилась, что ничего не понимает, помявшись, приняла эти две банкноты и снова повторила, что начальник Чжуан — очень хороший человек, а потом специально встала, чтобы переложить деньги в сумочку, решив таким образом вырваться из его цепких лап.

— Ой, господин начальник, вы так красиво пишете, я видела те правила общежития — исключительно красивый почерк! Вы изучали каллиграфию?

На самом деле чушь собачья, потому что иероглифы были такими же квадратноголовыми, как и сам начальник Чжуан, с коротенькими ручками и ножками. Расчет был верен: начальник Чжуан и впрямь гордился своей каллиграфией. Он тут же разулыбался так, что глаза превратились в узкие щелочки, и сказал:

— Я в детстве мечтал стать каллиграфом, но семья была совсем нищая, так что даже школу не закончил.

— Так вы самоучка? Очень необычные иероглифы!

Цянь Сяохун произнесла еще несколько льстивых фраз, хотела более детально проанализировать написанное, но на ум ничего не пришло. Она раскаивалась, что слишком мало училась, не уболтать ей начальника Чжуана, время потянуть не получится.

— Ой, господин начальник, у меня живот прихватило, посидите тут немножко!

Цянь Сяохун с шумом отмотала себе туалетной бумаги и помчалась в туалет, а когда вернулась, начальник Чжуан уже ушел. Рябой Ли курил, Ли Сыцзян мыла яблоко. Цянь Сяохун бросилась на кровать, закрыла рот одеялом и громко расхохоталась, отчего Рябой Ли и Ли Сыцзян обменялись растерянными взглядами.

— Твою ж мать! Проторчала в туалете полдня, хотя не хотела ни по-большому, ни по-маленькому. Ох и натерпелась я. — Цянь Сяохун пересказала, что только что случилось, и прокомментировала: — Если бы я не взяла эти деньги, а отвергла их, словно девственница, и начальнику Чжуану пришлось бы умерить свой пыл, то тебе, Рябой Ли, не сладко бы тут пришлось.

— Сяохун, вот умеешь же ты наперед все просчитывать! — Ли Сыцзян протянула ей яблоко.

— Сыцзян, собирай вещи, завтра отчаливаем. — Цянь Сяохун с хрустом откусила от яблока здоровенный кусок.

— А? Завтра?

— Угу. Если не уедем, то начальник Чжуан урежет Рябому Ли зарплату.

Примечания

14

Официальная норма китайского языка в Китайской Народ ной Республике.

15

Искаженная фраза из фильма «Ленин в 1918 году»; оригинальная реплика («И хлеб будет, всё будет») используется, чтобы успокоить человека, уверить его в успешном исходе дела.

16

В китайской народной мифологии и в позднем официальном культе бог войны, а также бог богатства. В основе образа Гуань-ди реальный военачальник Гуань Юй (160–219 гг.), прославившийся бесстрашием. Часто изображается с красным лицом, поскольку, по одной легенде, родился уже с красным лицом, по второй — Гуань Юй, скрываясь от стражи, умылся из источника, и лицо его покраснело.

17

Тайваньская поп-звезда, широко известная в Азии.

18

Гонконгский певец, киноактер и продюсер, один из самых коммерчески успешных киноактеров Гонконга с 1990-х годов.

19

Полцзиня — около 250 г.

20

Образное выражение, которое означает, что все средства исчерпаны, а положение безвыходное.

21

Образно о близких отношениях, когда люди делят радости и невзгоды и полностью единодушны во мнениях.

22

Действие книги происходит в 1990-е годы, до возвращения Гонконга под управление Китая.

23

Герой классического романа «Речные заводи», огромный свирепый мужчина с буйным нравом, его отличительная черта — смуглая кожа.

24

Речь о кэцзюй, системе государственных экзаменов в Китае для получения ученой степени и права поступления на должность, которая существовала до 1905 года; считается крайне бюрократизированной.

25

Знаменитый мудрец эпохи Чуньцю, прославившийся своим добродетельным поведением. По легенде, он провел ночь с женщиной, но так и не нарушил рамки дозволенного, с тех пор его имя стало обозначением для мужчины высоких моральных качеств.

26

Префикс личных имен, прозвищ, фамилий.