Дети Богов и Воинов

Шона Лоулес, 2022

Роман, основанный на реальной истории Ирландии. Чарующее, вдумчивое и жестокое фэнтези – первая часть цикла «Гэльская Песнь». Гормлат – прекрасная вдова старого короля Дублина и одна из последних наследников крови фоморов в Ирландии. У них с братом есть последний шанс собраться с силами и отомстить: их извечный враг думает, что уже победил. Гормлат должна посадить своего смертного сына на трон Дублина, если хочет отомстить потомкам Туата Де Дананн… Или она сделает это ради свободы и любви к сыну? Фоула – одна из потомков Туата Де Дананн, и мир людей пугает ее своей бессмысленной жестокостью. Но ее легкомысленная сестра нарушает недавно принятый запрет, и теперь может быть изгнана или даже казнена другими Потомками. Чтобы помочь ей, Фоула соглашается стать инструментом в руках бывшего возлюбленного и верховного друида. Она должна будет завоевать доверие человека, который, возможно, станет новым Верховным королем Ирландии – Бриана Бору.

Дублин, 992 год

Гормлат

Ситрик стоял за главным столом королевских чертогов.

Это я сказала сыну, что люди должны чаще видеть его на почетном месте, понадеявшись, что у него хватит ума не улыбаться приятелям. Время открытых притязаний на королевский трон Дублина еще не настало. Сначала Ситрику нужно завоевать поддержку народа.

Ситрик приковал немало взглядов, но внимание принадлежало не ему одному. За королевским столом также стояли Харальд и Дугалл, два старших сына Амлафа, а еще Ивар из Уотерфорда, приехавший на похороны Глуниарна. Прибывшие с ним воины — целая сотня — терпеливо замерли в дальнем конце зала и ожидали начала собрания вместе со всеми. Ивар не имел прав на дублинский трон, но правители не приводили в чужой город такую дружину, только чтобы пролить слезу над погребальным костром. Впрочем, пока он тоже выжидал. Трон пустовал. Никто не осмеливался его занять — по крайней мере, до похоронной церемонии, посвященной усопшему королю.

Оставаясь в задних рядах толпы, я улавливала все слухи и перешептывания, доносившиеся с передних. Впрочем, с тех пор как после пира обнаружили тела Глуниарна и Эгиля, ничего не изменилось. Великий правитель, умерщвленный завистливым племянником-ублюдком. Да прольются слезы богов.

Наконец двери зала закрылись, и разговоры стихли.

Жена Глуниарна, Мор, поднялась на ноги. Ее руки дрожали, а бледные щеки за три дня рыданий опухли и покрылись ярко-розовыми пятнами. Она возложила одну руку на тело покойного мужа, а вторую опустила на плечо Гиллы, своего двенадцатилетнего сына. Медленно подняв голову, она устремила взгляд на собравшихся.

— Глуниарна должно похоронить по-христиански.

Все ирландцы согласно закивали, а скандинавы заулюлюкали и зашипели. Полукровки молча выжидали, какая из сторон приведет наиболее убедительные доводы.

— Муж сам попросил священников крестить его в реке Лиффи, — упрямо продолжала Мор, не обращая внимания на поднявшийся гам. — Он принял Иисуса всей душой. Я верю, что он предпочел бы христианское погребение, дабы его душа нашла упокоение на небесах.

— Нет! — воскликнул Фальк, стоящий у стены рядом с самыми верными воинами Глуниарна. — Может, на словах Глуниарн и сменил веру, но его близкие друзья точно знают, что король никогда бы не предал древних богов. — Фальк указал на железное кольцо, висящее на деревянном столбе позади трона. — Он целовал кольцо Тора перед каждой битвой и перед каждым набегом. Он обращал молитвы к Тору и Одину, а вовсе не к Иисусу.

Дружина Глуниарна и все викинги встретили это одобрительными возгласами, к которым присоединились и многие полукровки. Народ затопал ногами по полу: Тор еще не посылал к дублинским берегам раскаты грома, способные заглушить этот гомон.

— Может, на словах он и хранил им верность, — воскликнула Мор, пытаясь перекричать шум. В ее зеленых глазах коренной ирландки стояли слезы. — Но я говорю вам: он молился Иисусу каждое утро.

Толпа заревела еще громче. Язычники оскорбляли ирландских христиан. В ответ те набожно охали и цокали языками, а некоторые из них и вовсе указывали на золотые кресты на шеях скандинавских воинов и насмехались над язычниками, украсившими себя символами столь презренной веры. В тронный зал не дозволялось входить с оружием, но в этот момент казалось, что кровопролития не избежать.

Ситрик решительно шагнул вперед и встал возле Мор, а затем поднял руку, усмиряя толпу.

— Быть может, прежде чем похоронить Глуниарна, стоит поразмыслить, какая загробная жизнь подойдет ему больше?

Насмешки стихли. Собравшиеся нахмурили лбы. Я пристально смотрела на сына, не больше остальных понимая, к чему он задал этот вопрос. Мы ни о чем подобном не договаривались, к тому же все, кроме Мор, прекрасно знали, что христианин из Глуниарна примерно такой же, как из Одина. Только храбрецы и глупцы идут наперекор жаждущей крови толпе. Безнадежные глупцы. Я осторожно подошла ближе.

Ситрик взял Мор за руку.

— Мор, ты точно знаешь, что Глуниарн веровал в единого Бога и его сына Иисуса?

— Да.

— И уверена, что Бог позволит его душе попасть в этот ваш… рай?

Мор взглянула на стоящего рядом священника, и тот торжественно перекрестился.

— Я верю, что это так, — сказал он. — Король Глуниарн лишь на прошлой неделе получил прощение всех грехов. Он пожертвовал церкви немало золота и дозволил мне проповедовать горожанам истинную веру. Душу короля Глуниарна непременно ждет отрада вечной жизни.

Ситрик устремил взгляд в зал и нашел в толпе королевского провидца.

— А что же Вальхалла, Вальдемар? Валькирии уже отнесли моего брата на славный пир Одина?

Послышались приглушенные перешептывания. Я могла догадаться, что они обсуждали, даже не вслушиваясь. Глуниарн умер не так, как пристало воину. Что, если валькирии унесли его в царство мертвых?

— Глуниарн был отважным воином, — встрял Фальк, прежде чем Вальдемар успел ответить. — Может ли Всеотец пожелать лучшего воина на Рагнарек? Да, король пал без меча в руке, но лишь потому, что из последних сил всадил его в брюхо Эгиля! — Фальк оглушительно ударил себя кулаком по кожаному нагруднику. — Глуниарн встретил смерть достойно!

Воины из дружины Глуниарна одобрительно закричали, но тише, чем раньше. Воодушевившись их поддержкой, Ситрик улыбнулся и прижал ладонь к сердцу.

— Я превыше всего в жизни желаю, чтобы мой брат вволю попировал с отцом в загробной жизни. Что скажешь, Вальдемар? Мои надежды не напрасны?

Вальдемар доковылял до королевского стола, с каждым шагом стуча деревянной тростью об пол. Он был провидцем Дублина еще до того, как я вышла за Амлафа, и уже тогда мне казалось, что он стоит на пороге смерти. Невероятно длинный подбородок и потерянный из-за обморожения нос придавали ему на редкость уродливый вид, а пах он козьим дерьмом и мочой. Его учения о древних богах казались мне столь же несуразными, что и проповеди христианских священников, но, похоже, это мнение никто не разделял. Чистокровные викинги внимали каждому его слову с благоговейным почтением. Вот и на сей раз зал затих в ожидании вердикта провидца.

Вальдемар остановился возле Мор, намеренно загородив священника.

— Гибель Глуниарна напоминает мне о смерти Бальдра. Ведь Эгиль рожден племянником Глуниарна, а Бальдр — племянником Локи.

Взгляды всех гостей теперь были прикованы только к провидцу. На мгновение он опустил голову, опираясь на посох всем телом.

— Бальдра сразило копье из омелы, зачарованное Локи — его названым дядюшкой. И пусть Бальдр был достойным и отважным воином, он отправился к Хель в царство мертвых, а не в Вальхаллу. — Вальдемар устремил взгляд в пол. — Похоже, что Глуниарна, как и Бальдра, обманул его близкий сородич. Все вы видели, с каким напускным почтением Эгиль относился к Глуниарну, и король, точь-в-точь как Бальдр, узнал о предательстве слишком поздно.

Ситрик ударил себя кулаком в грудь.

— Покажи мне дорогу в царство мертвых, Вальдемар, и я бесстрашно отправлюсь на поиски брата, чтобы вызволить его.

— Тебе не занимать храбрости, Ситрик Шелкобородый, — усмехнулся провидец, — но лишь богам дозволено войти в царство мертвых и вновь покинуть его. У Глуниарна нет выбора, кроме как остаться в чертогах Хель.

В зале вновь послышался шум: кто-то шептался, кто-то рыдал. Слова Вальдемара не пришлись по душе никому — даже христианам.

Священник отпихнул провидца в сторону.

— Не предавайтесь отчаянию! Короля спасет истинный единый Бог. Пусть я сам и не верую в это царство мертвых, но если бы оно существовало, наш всемогущий Господь вызволил бы Глуниарна из заточения столь же легко, как… как мы достаем занозу из кожи!

— Тогда решено, — молвила Мор, и ее глаза заблестели. — Мы должны похоронить Глуниарна по-христиански. Прошу вас. Молю.

Никто из собравшихся не ответил. Прерывисто дыша, королева переводила взгляд с одного гостя на другого в поисках тех, кто мог ей возразить.

— Ситрик, прошу тебя. — Мор потянула моего сына за рукав. — Ты его брат. Как нам поступить?

Ситрик взял ее за руку.

— Мы с Глуниарном не были близки и часто враждовали. Мне не пристало решать его судьбу. Харальд, брат мой, что думаешь ты?

Харальд — сильный как бык и такой же недалекий — нахмурился, обдумывая вопрос.

Мор крепко сжала ладонь Ситрика.

— Пожалуйста, ответь мне. Да, вы с Глуниарном не ладили, но, по крайней мере, ты говорил все ему в лицо. Он всегда признавал, что уважает тебя за это.

Ситрик призадумался, поглаживая бороду. Все собравшиеся в чертогах молча ждали его ответа.

— Я считаю, что лучше жить вечно в христианском раю, чем томиться в царстве мертвых до самого Рагнарека.

Я взглянула на Фалька. Теперь все зависело от того, как ближайший товарищ Глуниарна воспримет слова Ситрика. К тому моменту Фальк нахмурился еще сильнее: теперь он не сводил пристального взора с тела своего лучшего друга и бывшего короля.

— Что скажешь, Фальк? — тихо спросил мой сын.

Тот глубоко вздохнул:

— Глуниарн не заслужил изгнания в царство мертвых, но боги бывают жестокими, а Хель — алчная владычица. — Он закусил губу, оторвал взгляд от Глуниарна и наконец повернулся к Мор. — Что же, похорони его, но зарой с ним и его меч, чтобы ваш единый Бог понял, каким он был доблестным воином.

Мор кивнула и с тревогой взглянула на лица собравшихся.

Все молчали. Никто не осмелился спорить с Фальком. Судьба Глуниарна была решена.

Вскоре гости снова принялись шушукаться, и Мор удалилась, вовсю обсуждая со священником христианские похороны.

Я выскользнула из дверей чертогов раньше всех остальных и направилась к очагам на площади для поединков. Рынок вот-вот откроется, а мне надо купить рыбу для похлебки. Снаружи задувал холодный ветер, по рукам били крошечные твердые капли дождя, пророча зимнюю бурю. Я подождала, согреваясь у одного из костров, но рынок по-прежнему пустовал. Наверняка все отправились в лонгфорт^[2] посмотреть, как понесут тело Глуниарна.

Днем мне нечасто доводилось видеть дублинский рынок таким безлюдным. Амлаф всегда считал его достоянием города, а во время правления Глуниарна он разросся еще сильнее. В Дублин теперь прибывало так много купцов, что большинству из них приходилось ставить прилавки за пределами города. Убежище внутри стен могли позволить себе лишь богатейшие торговцы и те, кому покровительствовал сам Глуниарн, но даже им приходилось жаться так близко к друг другу, что непросто было понять, где кончается один прилавок и начинается другой.

Стены давно нуждались в расширении. Дублин был небольшим городом: лонгфорт от западной стены отделяло всего две тысячи футов. Амлаф настоял на том, чтобы сохранить первоначальные укрепления, чтобы город удобнее было оборонять. Когда на нас нападали ирландские короли, они сжигали простиравшиеся за стенами поля и грабили амбары. «Урожай вырастет снова, а еду можно купить за морем, — говорил Амлаф. — Воинов заменить куда сложнее». Глуниарн так и не пошел против воли отца, хотя купцы постоянно жаловались, что приходится торговать за пределами городских стен.

Вдруг послышался пронзительный визг, разбивший тишину вдребезги:

— Гормлат!

Я обернулась и изумленно уставилась на пухленькую девушку, приходящуюся мне приемной дочерью.

— Гита? Что ты здесь делаешь?

— Ты же прекрасно знаешь, что я приехала навестить семью.

— А я тебя и не заметила в тронном зале! — Я заключила Гиту в объятия, а затем отстранилась и посмотрела ей в глаза. — Мне так жаль, что ты прибыла в столь недобрый час. Когда я писала тебе последнее письмо, я и не догадывалась, что нашу семью постигнет такая трагедия.

Губы Гиты задрожали.

— Мой корабль добрался до гавани лишь сегодня утром. Я поверить не могла, когда сошла на берег и услышала о смерти брата, но слава Богу, что я хотя бы успела на похороны. Ведь на все воля Его.

Я отметила искреннее рвение в ее голосе и серебряный крест, висящий на шее, но ничуть не удивилась, что Гита сменила веру. Англичане одержимы своим Богом, и ее покойный муж наверняка настоял на обращении в христианство.

Утерев пухлые щеки, Гита обратила тоскливый взгляд на королевские чертоги. Несколько воинов несли тело Глуниарна к лодке, которая доставит его в старый монастырь на острове Око Эрин к северу от Дублина. Стараниями Амлафа там больше не живут ни монахи, ни жрецы, но земля по-прежнему остается священной, и христиане Дублина хоронят в ней мертвецов.

Проследив за моим взглядом, Гита пробормотала молитву и высморкалась в платок. Она уже в детстве была крайне меланхоличным созданием. Когда я вышла за Амлафа, она денно и ночно рыдала у моих ног, оплакивая погибшую мать. Поначалу я подсыпала снотворное в ее молоко, но потом смирилась с характером Гиты, потому что она рассказывала, о чем шептались ее сестры за моей спиной. Когда Амлаф подбирал для них мужей, я припомнила им каждое слово.

— Мне так жаль Глуниарна, — сказала я. — Ты всегда была его любимой сестрой.

Гита едва слышно всхлипнула, и по ее щекам потекли новые потоки слез.

— Поживи со мной, пока ты здесь. — Я прижала ее руку к своей талии. — Воины Ивара из Уотерфорда не славятся добропорядочностью. Лучше держаться от них подальше. Они наверняка сочтут дочь Амлафа Рыжего желанной добычей.

Гита опустила взгляд и незаметно подошла ближе, словно напуганная мышка.

— Глуниарна с нами больше нет, — прошептала я, — и заботиться о тебе — теперь моя обязанность. Многим достойным мужчинам Дублина нужна жена. Если хочешь, я подберу тебе подходящую пару.

Она улыбнулась, но покачала головой:

— Мой пасынок говорит, что сам найдет мне супруга.

— Но ты ведь не хочешь возвращаться в Нортумбрию?

— Нет, не хочу. Бамбурги из Нортумбрии — омерзительное семейство. Все до единого лицемеры и богохульники. Но если я не вернусь, они не заплатят мне вдовью долю.

— Понимаю. Видимо, они хотят, чтобы деньги остались в семье. Несомненно, уже объявился какой-то родич, желающий завоевать твои руку и сердце.

— Да, племянник покойного мужа, Этельвольд, в последнее время принялся осыпать меня комплиментами… Ужасный тип. — Гита взглянула на меня с широко раскрытыми глазами. — Ты такая умная, Гормлат. Ты во всем этом разбираешься, а вот я — нет.

— Твои сестры скорее назвали бы меня «коварной».

— Это не так, — ответила Гита. — Они тогда просто завидовали твоей красоте. Уверена, сейчас бы они пожалели о своих словах, ведь ты овдовела так давно, но по-прежнему хранишь верность моему отцу.

Я вздохнула:

— Я уже столько раз пожалела, что позволила ему уплыть на Айону. Амлафа следовало сжечь в Дублине, как и пристало язычнику. Я сочла бы за честь подняться на погребальный костер мужа и разделить с ним вечность в Вальхалле.

Гита улыбнулась со слезами на глазах и заключила меня в крепкие объятия. Мы простояли так, пока Мор и ее придворные дамы не вышли из большого зала и не направились к лонгфорту, месту грядущих погребальных молитв. Ладонь Гиты выскользнула из моей, она стала прощаться.

— Давай встретимся позже? — предложила я прежде, чем она успела что-то произнести. — Расскажешь о своих Бамбургах из Нортумбрии. Быть может, я сумею тебе помочь.

Она кивнула:

— Я найду тебя после церемонии.

Гита вышла на тропу, ведущую к лонгфорту, и я глядела ей вслед, пока она не исчезла из виду. Покрепче заворачиваясь в плащ, я внезапно почувствовала, как что-то словно обожгло мне ноги. Я медленно огляделась. Рынок по-прежнему пустовал — за исключением мужчины в длинном коричневом плаще, стоящего возле кузницы и разглядывающего мечи. А он что здесь делает?

Я неторопливо пошла к нему, время от времени останавливаясь и рассматривая ткани, оставленные торговцами, ушедшими наблюдать за похоронами. Прилавок рядом с кузницей был завален одеялами и мехами. Наклонившись, я пощупала один из плащей.

— Что это за девушка? — прошептал мужчина, не сводя взгляда с клинков, висящих на стене кузницы.

— Моя приемная дочь Гита.

— Ах да. Она, кажется, была замужем за покойным графом Нортумбрии?

— Да.

— У нее грустный вид.

— Еще бы. У нее нет детей, и ее будущее в Англии под вопросом. Особенно после смерти Глуниарна. — Я огляделась. Несколько мужчин и женщин возвращались на рынок из лонгфорта. Наверняка погребальный обряд уже начался, и убежденные язычники не желали слушать христианские молитвы. — Но хватит о ней, Малморда. Что ты здесь делаешь?

— Навещаю любимую сестру.

— Я твоя единственная сестра, — фыркнула я.

— И тем не менее все еще любимая. — Малморда ненадолго умолк. — Хорошо выглядишь.

— Знаю.

Малморда тоже хорошо выглядел, но упоминать об этом не имело смысла. Наверняка он частенько слышал такое от трех жен и бесчисленных любовниц. Я ткнула пальцем в бурый шерстяной капюшон, скрывающий его лицо.

— Зачем тебе этот маскарад?

— У меня есть важные сведения, но никто не должен знать, что ты получила их от меня.

Я вскинула бровь.

— Мы можем поговорить наедине?

— Если настаиваешь. — Я взглянула в сторону дома. Он располагался прямо за королевскими чертогами, и окрестные улицы еще пустовали. — Видишь слева дверь с длинной тонкой трещиной?

Малморда отступил, словно желая изучить соседний прилавок с ювелирными изделиями, а затем кивнул.

— Проследи, чтобы тебя никто не увидел.

Некоторое время брат оглядывался по сторонам, словно убеждая невидимых наблюдателей, что ему надоело впустую ждать кузнеца. Через несколько минут он решительно двинулся в сторону лонгфорта.

Дождавшись продавца, я приобрела меховое одеяло, а затем прошлась до рыбных рядов и купила две скумбрии. Да-да, погода меняется, того и гляди жди бури, бедный король Глуниарн, ох уж эти христианские похороны. Все купцы заводили один и тот же разговор, но я неизменно находила для каждого улыбку. Я хорошо умею улыбаться.

Когда я добралась до дома, Малморда уже ждал внутри. Он снял капюшон, и я отметила, что он еще больше похорошел с нашей последней встречи на похоронах дяди. Густые черные кудри — точь-в-точь как у нас с матерью. Узкий волевой подбородок, высокие точеные скулы. Его глаза — карие с позолотой, напоминающие цветом мед, — блестели из-под темных ресниц.

— Я хочу поговорить о Ситрике, — сказал он, как только я закрыла дверь. — И о том, что перед смертью тебе рассказала мать.

— Ну конечно, давай с порога сразу к делу. — Я бросила плащ и новое одеяло на кровать, а рыбу положила на стол. — Помоги разжечь огонь.

Малморда осмотрел мои полки.

— А где у тебя кремень?

— Нам с тобой кремень не нужен. — Я провела рукой над камином и взглянула на брата. — Ты что, не хочешь?

Брат нахмурился и принялся теребить растопку между большим и указательным пальцами.

— Тебе не стоит пользоваться волшебным огнем. Если потомки Туата Де Дананн появятся в городе, они сразу его учуют.

Я закатила глаза:

— Потомки сюда не суются. Мать всегда говорила, что они ненавидят викингов даже больше, чем смертных ирландцев.

— Это скоро изменится. Викинги все чаще принимают христианство. — Он взял яблоко из миски, стоящей в центре стола. — Будь осторожна, Гормлат. Я хочу, чтобы ты дожила до дня, когда я стану верховным королем Ирландии.

Я протянула руку и выпустила огненную стрелу. Растопка в очаге затрещала, и толстый столб дыма вознесся к пробитой в крыше дыре. Сколь ни противно это признавать, Малморда прав. Уже двух королей Дублина похоронили по-христиански. Вскоре Потомки и сюда пришлют своих соглядатаев.

— Завтра я куплю кремень, если это тебя так волнует.

Малморда откинулся на спинку кресла.

— Знаешь, Гормлат, ты достойна похвалы. Я был в чертогах и слышал, как обсуждали похороны Глуниарна. Ситрик хорошо себя проявил — даже жаль, что он смертный. Впрочем, из него получится славный правитель Дублина. Став верховным королем, я его вознагражу.

— Правда? — фыркнула я. — Ты еще даже не король Ленстера. Какое ты имеешь право давать подобные обещания?

Малморда откусил от яблока сочный кусок.

— Ты права — корона Ленстера еще не моя. Мой путь к трону преграждает Доннаха мак Доуналл Клоин. Чтобы расправиться с ним, понадобится войско Дублина.

— Значит, тебе нужна помощь Ситрика? — Чтобы направить охватившую меня ярость на что-нибудь неодушевленное, я принялась нарезать овощи на мелкие кусочки. — С чего бы это ему тебя поддерживать?

— Мать сказала, что ты согласилась помочь, а Ситрик — часть ее плана.

Я постучала ножом по деревянной доске.

— Ты забыл спросить, чего хотела я. Я не собираюсь отправлять сына на убой, словно откормленного теленка на ярмарку. Я люблю его и не намерена его терять.

Малморда поглядел на меня точь-в-точь как мать: сплошь разочарование и раздражение. Я всегда ненавидела этот взгляд, о чем прекрасно знал брат, но он все равно не удержался.

— Так и знал, что ты это скажешь, — с горечью молвил он. — Знал, что не захочешь помочь. Ты всегда мне завидовала, потому что мать любила меня больше.

Я развернулась и указала ножом на его лицо.

— Мать здесь совершенно ни при чем. Ситрик — мой сын. Мой.

— Он смертный, Гормлат. У тебя появятся и другие сыновья. Ты бы давно их родила, если бы согласилась выйти замуж за тех, кого я предлагал. Один из твоих детей мог бы даже родиться фомором — одним из нас.

— А у тебя сейчас сколько детей? Девять? Десять? — Я вернулась к столу и продолжила кромсать капусту. — И много среди них маленьких фоморов?

Вместо ответа Малморда вздохнул, но я заметила, как он стиснул зубы. Значит, мы оставались последними представителями нашего рода.

— Вот и не учи меня.

Нисколько не смутившись, Малморда наклонился ко мне и продолжил:

— Гормлат, он уже взрослый мужчина. Рано или поздно тебе придется его отпустить.

Эти слова он произнес вкрадчивым, бархатным голосом. Иногда он до того напоминал нашу мать, что хотелось закричать. Я сжала нож еще крепче.

— Нет.

Раздался стук в дверь. Ухмыляясь, Малморда приоткрыл ее, и внутрь ввалился Ситрик. Он уставился на моего брата и после мгновенного замешательства протянул ему руку.

— Давно не виделись, дядя. Я не сразу поверил, получив твое послание.

Малморда крепко сжал предплечье Ситрика.

— Очень давно. Увы, сегодня я тоже не задержусь надолго, но у меня есть вести, которые я должен передать тебе сам.

Ситрик посмотрел на меня:

— Какие вести?

— Не знаю, — ответила я, пристально глядя на Малморду. — Он даже мне еще не сказал.

Проклятие, ну почему они с матерью так со мной поступают? Они всегда обводили меня вокруг пальца. Я шла домой в уверенности, что Малморда приехал в Дублин встретиться именно со мной. Но нет: Ситрику исполнилось девятнадцать, и брат решил, что теперь можно со мной не считаться, а я это проглядела. Какие бы вести ни принес брат, он не захотел делиться ими со мной, а решил сообщить Ситрику лично. Малморда знал, что мой сын, потерявший отца, охотно заглотит наживку дядиного внимания.

Лицо брата оставалось непроницаемым, но я догадывалась, что он сдерживает ухмылку.

— Верховный король Шехналл направляется к вам. Полагаю, он будет в Дублине завтра, еще до восхода.

Ситрик нахмурил брови:

— К нам едет Шехналл? — Он подошел к столу и с чувством пнул стул. — Они с Глуниарном были сводными братьями, и Шехналла наверняка огорчила его гибель. Надеюсь, ему придется по нраву, что мы похоронили Глуниарна по христианским обычаям.

— Так вот почему ты помог Мор добиться своего, — улыбнулась я.

— Да, я сразу понял, что с Шехналлом могут быть проблемы, — ухмыльнулся Ситрик в ответ.

— Задумка хорошая, но этого недостаточно, — встрял Малморда. — Глуниарн платил Шехналлу немало золота, а теперь верховному королю не видать этих сокровищ. Поэтому он ведет сюда войско и хочет наложить на Дублин эрек^[3].

— Войско? Вот дерьмо. — Ситрик взъерошил волосы. — Но почему? И что еще за эрек?

— Шехналл утверждает, что Глуниарн погиб не в пьяной потасовке, — пояснил Малморда. — Он считает, что его брата убили, и собирается потребовать дань в пользу Мор и Гиллы.

Я цокнула языком:

— И, конечно же, получит свою треть как посредник?

Малморда кивнул. Ситрик уставился на меня, а затем перевел взгляд на дядю.

— О чем это вы?

Я вздохнула и жестом попросила его сесть.

— Ирландский закон обязывает клан убийцы заплатить семье жертвы за отнятую жизнь — это и есть эрек. А если его оспаривают и отказываются платить, то посредник, который заставит родственников убийцы раскошелиться, получит треть от общей суммы. В нашем случае таким посредником станет Шехналл. — Я взглянула брату в глаза. — И много он назначит?

— По унции золота с каждой семьи, живущей в Дублине. Каждый год.

— Ни одной семье в городе это не по карману, — возмутился Ситрик.

Малморда помолчал, словно обдумывая его слова, но я слишком хорошо знала уловки брата, чтобы купиться. Несомненно, он давно приготовил ответ, но я все еще не понимала, что он задумал. Что могло заставить его снять все золотые и серебряные украшения и прискакать сюда, на целую неделю отказавшись от ласк жен и любовниц?

— Дублин — процветающий город, — наконец произнес брат. — Разве ты как король не сможешь освободить жителей от дани и заплатить эрек вместо них? Сделав это, ты в два счета заполучишь корону.

Так вот оно что. Малморда хотел, чтобы мой сын, рискнув жизнью, занял трон Дублина, а после помог избавиться от соперника.

Ситрик покачал головой — хоть это меня порадовало.

— Не в этом году, дядя. Уже началась зима, и торговые пути закрылись.

— А если принять обязательство сейчас, а заплатить в следующем году?

— Может, получится, а может, и нет. Я не знаю, хватит ли городских налогов. Это серьезный риск.

— А я-то думал, ты хочешь стать королем, — насмешливо ухмыльнулся Малморда. — Остальные претенденты на трон не захотят связываться с эреком. У тебя будет возможность завладеть Дублином без кровопролития.

Ситрик уставился на очаг в сердце комнаты, его взгляд выдавал нерешительность. Он желал сесть на трон с самой смерти Амлафа. Даже куда менее честолюбивый человек вряд ли отказался бы от такой возможности. Я должна была направить сына на верный путь, и теперь, когда Малморда рассказал о своих намерениях, я знала, где он пролегает.

— А теперь замолчите оба и послушайте меня.

Они уставились на меня с одинаковым выражением лиц: «Ступай прочь, женщина, и дай мужчинам поговорить». Я не собиралась идти у них на поводу. К счастью или нет, но я умнее их обоих, вместе взятых.

— Ситрик, ты слишком нетерпелив. А ты, Малморда, разбираешься в ирландских законах, но не понимаешь викингов. Ваш план не сработает.

— Почему? — спросили они хором.

— Потому что дублинцы захотят сразиться с Шехналлом вне зависимости от того, примет Ситрик эрек или нет. Они не станут горбатиться целый год, чтобы отдать золото в казну ирландского короля. Унция золота — это слишком много.

Малморда подошел к очагу и схватил одну из скумбрий, коптящихся на огне. Он содрал чешую ножом и разрезал рыбу на куски.

— В Дублине слишком мало воинов, чтобы совладать с войском Шехналла. Мои разведчики говорят, что он ведет сюда две с лишним тысячи.

— Без сомнения, Дублин падет, — кивнула я. — В городе едва хватит воды на месяц осады. Как бы яростно мы ни сражались, через несколько недель придется открыть ворота и начать переговоры. Новому королю всю жизнь придется слушать напоминания об этом поражении и принять вину за наложенный эрек.

— Тогда как мне поступить? — Ситрик сложил руки на груди.

— Поддержи одного из сводных братьев. Наверняка Дугалл станет претендовать на трон. Сражайся на его стороне — и сражайся отважно. Когда Дублин сдастся, воины с гордостью вспомнят о твоих подвигах, а в поражении обвинят другого.

— Мне что, позволить Дугаллу прибрать корону к рукам?

— Долго она у него не задержится. О нет, когда Шехналл захватит город, он назначит королем Ивара из Уотерфорда, а вам с братьями придется покинуть Дублин.

— Мама, я не понимаю.

Я на мгновение задумалась: как же объяснить, чтобы до него дошло? Прежде чем Малморда снова успел вмешаться, меня озарило.

— Шехналл считает, что его брата убили, так?

Ситрик кивнул.

— Значит, он не станет доверять ни одному мужчине, который был в Дублине в ночь смерти Глуниарна. А у Ивара в распоряжении все богатство Уотерфорда, и он сможет заплатить эрек. Он уже богат и у него есть армия — он охотно согласится с такой ценой за дублинскую корону.

— Но этого же нельзя допустить. — Щеки Ситрика побагровели. — Я не позволю Ивару стать королем.

Он сердито сузил глаза при мысли, что может потерять Дублин. Еще совсем недавно подобное выражение появлялось на лице сына, когда я прятала от него игрушки. Передо мной стоял мужчина, который во многих отношениях по-прежнему оставался мальчишкой. Довольно. Настала пора распрощаться с детством.

— Большие звери пожирают маленьких, Ситрик: так уж устроен мир. У Ивара больше воинов, чем у тебя, а у верховного короля — больше, чем у Ивара. Значит, мы должны собрать еще более сильное войско.

Малморда нахмурился:

— Во всей Ирландии только у Бриана Бору есть войско, способное тягаться с армией Шехналла, но связываться с королем Манстера себе дороже. Он хитер, как волк.

— Только коренного ирландца нам не хватало, — резко ответила я. — Они нас терпеть не могут. Нам нужна помощь викинга, у которого найдутся и деньги, и внушительный флот.

Сложив руки на груди, Малморда шагнул назад.

— Если позвать в Ирландию кого-то из этой своры, он сам захочет стать королем. Охотно наобещает с три короба, а потом отнимет все.

— А если мы кое-что предложим взамен?

Ситрик непонимающе воззрился на меня, а Малморда ухмыльнулся.

— Брачный союз, да?

Я улыбнулась в ответ.

— И кто же у тебя на уме? Надеюсь, это завидная невеста.

— Еще какая. — Я положила нож на стол и вытерла руки о фартук. — Мне нужно уплыть этой же ночью. Если я дождусь появления Шехналла и его войска, все подумают, что я испугалась. — Я повернулась к сыну. — Ситрик, послушай меня. Сейчас не время ввязываться в борьбу за престол. Пусть корону наденет Дугалл. Сражайся на его стороне, но не глупи. Я вернусь с войском, как только смогу. Вместе мы уничтожим всех, кто встанет у нас на пути.

Наконец он кивнул:

— Хорошо, мама. Я тебе доверяю.

Я нежно поцеловала его в щеку:

— А теперь разыщи Фалька. Расскажи ему, в чем дело, и объясни, что он должен отвезти нас с Гитой в Нортумбрию.

— С Гитой? — фыркнул Ситрик. — Это она-то — твоя завидная невеста?

— Однажды ты поймешь, что похоть не играет в брачных союзах никакой роли.

Потерев пах, он бросил взгляд на дядю.

— Надеюсь, что не пойму.



Малморда похлопал племянника по спине и понимающе ухмыльнулся:

— Запомни, Ситрик: в жены бери, кого скажут, а в постель тащи тех, кого захочешь сам. Жены нужны, чтобы рожать детей. Поверь, так куда проще.

Я подтолкнула сына к двери, раздраженно шипя:

— Скорее, найди Фалька.

— До встречи, мама, — рассмеялся он, целуя мою руку. — Скоро увидимся.

Как только за ним закрылась дверь, Малморда смерил меня тяжелым взглядом.

— Смотри, чтобы из-за любви к смертному сыну не забыть, кто ты на самом деле. — Он повернул ладонь к потолку, и на ней расцвел огонек пламени. — Мы — последние потомки фоморов, и я верну все, что потеряли наши предки, но мне не обойтись без твоей помощи. — Я подумала, что брат еще никогда в жизни не выглядел таким серьезным. — Ты со мной или нет, сестра?

Вытянув руку, я заставила внутреннее тепло устремиться к ладони и зажгла еще одно фоморское пламя.

— Ситрик станет королем Дублина и усидит на троне, только если вы сделаете, как я скажу. Поверь мне.

Малморда с такой силой обхватил пальцами мое запястье, что мне стало больно.

— Тогда уплывай. Но не забывай, что Дублин — ключ к моему успеху. Не смей его потерять.

— Не бойся, брат, — прошептала я, вырывая руку из его хватки. — Рано или поздно я всегда добиваюсь того, чего хочу.

Примечания

2

Лонгфорт (ирл. longphuirt) — укрепленная гавань или береговая крепость, которую викинги строили в ирландских портах (прим. пер.).

3

Эрек (ирл. eraic) — вира; пеня за убийство свободного человека в Ирландии раннего Средневековья (прим. пер.).