О парике, павлине и загадочном документе. Или Невероятные приключения парижанки Франсуазы Бонне

Шарлотт Марешаль

История с мистикой, галлюцинациями, путаницей и погоней, приправленная атмосферой Парижа и поданная в ресторане Эйфелевой башни.

3

«Быть в курсе дел не всегда значит принимать в них участие».

М. Пруст

Мне пришлось вспомнить её через неделю, когда вдруг выяснилось, что пропала и Брижит. Поначалу никто из нас не придавал большого значения отсутствию Бриссаров в кафе «Бернадотт», кино и других местах наших обычных вылазок, но в один прекрасный день я вдруг столкнулась на улице Амстердам с Вивьен, танцовщицей из Лидо, с которой была знакома ещё по колледжу, и от неё узнала, что Брижит уже неделю не появляется на работе, на звонки не отвечает, и начальство было вынуждено попросту заочно её уволить. Главная странность тут была, конечно, именно в этом заочном увольнении. По-моему, это всё равно, что, например, вызвать на дуэль эсэмэской, или плюнуть в фотографию своего бывшего парня, или в ярости молотить по стене подушкой, представляя, что где-то здесь твоя бывшая училка, которую ты когда-то тихо и терпеливо ненавидела. Ну то есть это лишено практического смысла. Но тем не менее Брижит уволили, то есть в связи с тем, что она не посещала рабочее место, ей запретили его посещать.

Я сразу вспомнила наш с ней разговор по телефону, когда вопреки очевидному она утверждала, что находится у родителей в Алансоне, за двести пятьдесят километров от Парижа, и мне снова стало немного тревожно. Ещё я вспомнила, что в последнее время все попытки связаться с кем-либо из Бриссаров были неудачными — Брижит не отвечала на звонки, у Эрика же телефон вообще находился вне зоны обслуживания. Не то чтобы мы настолько безразличны к друзьям, что не замечаем их исчезновений, но вы сами подумайте — стали бы вы сломя голову носиться по Парижу, если бы на ваши звонки пару раз не ответила рассеянная костюмерша из Лидо и её зануда-муж?

Но после слов Вивьен я начала размышлять. Я подумала, что от всего этого исходит какой-то волнующий аромат таинственности, и то, что он окружал таких не примечательных до того момента персон, как Бриссары, только усиливало интерес. Непонятно почему, но я тут же решила, что обязана во всём разобраться. И начать захотелось немедленно.

Отделавшись от болтовни Вивьен, я зашла в метро и доехала до станции Терн, и довольно быстро оказалась на улице Ложье, около дома, в котором жили Бриссары. Их квартира была на третьем этаже. На первом находилась мастерская по ремонту бытовой техники, а справа от стеклянных витрин была массивная дверь в жилую часть дома, которая оказалась незапертой. Я вошла в подъезд и только тут задала себе вопрос — что, в сущности, я сейчас делаю? Как я проникну в квартиру? Что ж, есть надежда, конечно, что дома у Бриссаров кто-то есть, и он мне откроет. Это казалось разумным, поэтому я без колебаний предъявила себе этот аргумент, сама с собой согласилась и уверенно вошла.

Поднявшись на третий этаж, я прислушалась. Дом был хороший, с толстыми стенами, никаких звуков до меня не доносилось. Я бросила взгляд на квартиру напротив, которую, насколько я помнила, занимала пожилая супружеская пара с котом, и приблизилась к двери в квартиру Бриссаров. Подойдя вплотную, я сделала то, что, осмелюсь предположить, сделала бы каждая уважающая себя женщина на моём месте — наклонилась и приникла ухом к замочной скважине. Это естественно — если вы в центре таинственных необъяснимых событий, надо попытаться получить максимум информации из всего, что имеет к ним отношение. Приникая к скважине, я успела подумать, что следующим моим шагом должно стать изучение состояния придверного коврика Бриссаров, но тут меня буквально разорвало на части оглушительным звонком мобильного телефона.

Это был Марк, он только что вернулся из Оверни, где снимался в рекламе сыра. Ну, вы знаете эти ролики — там безоблачно счастливые дети смеющимися голосами просят у своих сияющих от счастья и беззаботности родителей ещё одной порции этого чудесного незабываемого йогурта, или чего там — сыра, и в конце все смеются и сидят на лоне природы в окружении этих восхитительных паштетов. То есть сыра, конечно. Как будто французский сыр можно рекламировать наравне с другими, привычными и повседневными продуктами питания. Как будто можно придумать и снять достойный ролик, который бы убедил французов отдать предпочтение какому-то одному сорту сыра из сотен, а может, и тысяч существующих в этой стране. Как будто для нас нет ничего более достоверного, чем профессиональная улыбка Марка на фоне стада счастливых альпийских коров.

Сыр — это, конечно, визитная карточка Франции. Как Эйфелева башня, Одри Тоту или кофе с круассаном. Его много, он разный. «Рокфор», камамбер, бри, «Монт д’Ор», «Комте». Твёрдый, мягкий, плавленый, с плесенью зелёного, голубого, чёрного, красного цвета. С багетом, нарезанный кусочками, растопленный с картошечкой, в салате… Из коровьего, козьего, овечьего молока. Из сырого, конечно, не пастеризованного, чтобы сыр имел свой неповторимый, уникальный, «сырный» аромат. Да что там говорить! Любой француз может рассуждать о сыре целый вечер, всё то время, что сидит за столом в компании друзей. Для каждого сорта — «своё» вино, которое позволит вкусу сыра раскрыться лучшим образом, или, как говорится, составить с вином самую удачную гастрономическую пару.

Другими словами, «un repas sans fromage comme un journee sans soleil», то есть обед (или ужин) без сыра — что день без солнца.

Но обо всём этом я тогда не думала, пока, пытаясь успокоить своё прыгающее сердце, шёпотом объясняла Марку, что несколько занята. Одновременно я лихорадочно искала подходящий ответ на случай, если кто-нибудь вдруг окажется рядом и спросит, почему я шепчу в трубку вместо того, чтобы разговаривать нормальным голосом, как обычно и поступают нормальные люди. Ещё я понимала, что таинственный шёпот скорее привлечёт внимание соседей, чем поможет остаться незамеченной, но не шептать я не могла, потому что чувствовала себя мальчишкой, играющим в разведчика, которому ни в коем случае нельзя дать себя обнаружить. Бред, конечно. Тем более что Марк не смог меня понять и просто предложил перезвонить ему, когда я буду в состоянии произнести хоть одно слово.

Я опять приблизилась к двери в квартиру Бриссаров и прислушалась. Ничего. Ну, то есть я, конечно, и не могла ожидать, что в этот момент за дверью раздастся выстрел, или что мужской голос с лёгким иностранным акцентом произнесёт: «Теперь мы готовы объявить войну Соединённым Штатам», или что-то ещё. Но тишина явно показывала, что внутри ничего не происходит, а значит, скорее всего, там никого нет. Тогда я подёргала ручку двери, хоть это и было, на первый взгляд, лишено всякого смысла. И в тот момент, когда я дёрнула в третий раз, я вдруг вспомнила о смешной привычке Брижит хранить рядом с дверью запасной ключ — как она уверяла, это удобно, если твой куда-то потеряется. Насколько я знала, этим ключом никто никогда не пользовался, но в его существовании сомневаться не приходилось, потому что привычки свои Брижит не меняла, если к тому не было совсем уж серьёзных причин. К тому же место для тайника она выбрала такое, где найти ключ мог бы только тот, кто знал о нём.

Я подошла к лестнице и начала прощупывать перила, так сказать, с изнаночной стороны, внизу они имели небольшой жёлоб, куда как раз можно было запихнуть ключ. И мои поиски почти сразу же увенчались успехом — ключ был там. Я вытащила его и снова подошла к двери. Мое сердце колотилось так, что казалось, весь Париж должен уже встревожиться от странного шума и начать выяснять, где находится эпицентр землетрясения. Я вставила ключ в замочную скважину и повернула его. В этот я момент услышала шаги и голоса за дверью соседней с Бриссарами квартиры и поняла, что дверь вот-вот откроется, и я буду поймана с поличным. Нельзя было терять ни секунды. Я проскользнула внутрь квартиры Брижит и Эрика, и, уже находясь в безопасности, услышала, как их соседка выходит на лестничную клетку. А после того, как услышала шаги по ступенькам, аккуратно закрыла дверь.