С мечом во славу Креста

Чёрный Лев

Их деяния живут в веках. О них слагали легенды, песни и сказания. Каждый из них чем-то знаменит и оставил свой след в истории. Роберт Куртгёз, Боэмунд и Танкред Тарентские, Гуго де Вермандуа, Раймунд Тулузский, Готфрид и Балдуин Булонские. Первый крестовый поход – через него они шли к своей вечной славе.

Деяния нормандцев подобны пламени.

То затухают, то ярко вспыхивают, озаряя всё вокруг искрами.

Автор.

Истории чистенькой, сытенькой и гладенькой не бывает.

В.С.Пикуль.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Боэмунд, плоть от плоти отца своего, единственный из сыновей Роберта, кто унаследовал все его свойства и качества. Он не признавал полумер, не делал ничего наполовину, никогда не замечал перед собой преград и препятствий, и не понимал, как эти самые преграды и препятствия, могут мешать другим. Но сейчас, он был в растерянности, не зная, что делать и как поступить.

— У меня нет ничего! Ни дома, ни феода, который я мог бы назвать своим домом! Ничего!

Бьёрн де Бриан, как никто другой понимал Боэмунда. Ему захотелось подойти к нему, прижать его голову к груди, и успокаивая, шептать слова утешения.

Но Боэмунд не этого хотел. Он порывисто вышагивал по залу одного из домов в Таранто, где они остановились, и энергично рубал рукой воздух, кричал, возмущался, задыхался в отчаянии и гневе.

— Мать зовёт тебя к нам, в Венозу. Да и я, чем смогу, тем помогу, Боэмунд, — сказал осторожный Ричард ди Моттола, отчим Боэмунда.

— Можно податься на Сицилию, к твоему дяде Рожеру, и воевать там с сарацинами — мечтательно протянул Роберт Готский.

— Быть у него мальчиком на побегушках?! Таким же бесправным, как его собственный незаконнорожденный сын Жордан? Не хочу! Что он может предложить мне? В лучшем случае, скромный, маленький и убогий феод, и всё! И прозябать там? Нет! Не хочу!

Боэмунду желал, во всю глотку, на весь мир, да так, что бы каждый услышал, орать:

— Я Отвиль! Я сын Роберта Гвискара! Его старший сын! Его наследник!

Но в ответ, чудились ему возмущённые, презрительные крики толпы:

— Бастард! Ублюдок! Незаконнорожденный!

И Боэмунд утихомиривался.

— Тогда может нам отправиться в Испанию? Слышал, что там произошло?

В Испании, три года назад, в 1082 году, мусульманские эмиры Севильи, Бадахоса и Гранады, практически вытесненные с полуострова войсками короля Кастилии и Леона Альфонса VI, обратились к эмиру^[1] Юсуфу ибн Ташфину, с просьбой о помощи в борьбе против христиан. О-о-о! Бьёрн хорошо знал Юсуфа ибн Ташфина, и возглавляемую им мусульманскую, религиозную секту Альморавидов, которая к этому времени уже почти подчинила себе весь Магриб^[2]. Хорошо он знал и религиозный пыл Альморавидов, воинственность и беспощадность береберов и туарегов, составляющих основу их войска.

— В прошлом году, Альморавиды захватили тайфу Сеута^[3], и теперь, стоят у порога Испании, готовясь к вторжению. Поверь мне, Боэмунд, в Испании много возможностей для храброго воина. Там можно отличиться и прославить своё имя, захватить земли, и основать своё государство.

Боэмунд задумчиво сел на лавку.

«Может мне отправиться к императору Генриху? Поступить к нему на службу, заручиться его дружбой и поддержкой, и вместе с ним, напасть на Рожера Борсу, отвоевать, забрать у него то, что по праву принадлежит мне?! Нет. Отец никогда не хотел «дружбы» императора, он всегда противился ей, и сейчас, не одобрил бы. Так что же делать? Что?».

На конец осени, Рожер Борса собирает в Салерно всех своих вассалов, для принесения ему клятвы верности и присяги. Пригласят ли туда его, Боэмунд не знал. «Если пригласят, то это может быть ловушка, расставленная Сишельгаитой. Приеду туда, а меня там убьют или отравят… Да и здесь она может достать меня… Надо бороться! Я не позволю им, убить себя! Надо собирать войско, чтобы противостоять Рожеру! А есть ли у меня друзья, которые пойдут за мной? Есть ли сторонники, которые пойдут за незаконнорожденным, за бастардом?».

В последнее время, кто-то распускал усиленные слухи, что Сишельгаита велела отравить своего мужа Роберта Гвискара. Мол она планировала убить его, Боэмунда, как опасного соперника своего сына Рожера, но Роберт узнал об этом, и вот тогда Сишельгаита и отравила его.

Эти слухи были на руку Боэмунду, и он понимал, что у него всё-таки есть в Италии друзья и сторонники.

«А может, разорение Рима, предопределило судьбу отца моего? Может, влиятельные римские патриции и сановники, знатные, древние семейства, не простили ему пожара Рима, и используя яд, отравили его? А может это, сделали византийцы? Или, венецианцы?».

Боэмунд в раздумье прикрыл глаза.

«Надо скрытно и тайно, собирать и накапливать силы. Зачем мне куда-то уезжать? Я ещё поборюсь за то, что по праву принадлежит мне, здесь, в Италии!».

ГЛАВА ВТОРАЯ

Летом 1084 года флот эмира Сиракуз Бенарвета совершил дерзостный набег на Калабрию, разорив многие земли и захватив город Никотеру. Была разрушена церковь святого Николая, растоптаны иконы в церкви святого Георгия, особое негодование вызывало то, что сарацинами был захвачен и женский монастырь Божьей Матери в Рока-д'Асино. Там, в этом монастыре, укрылись от мирской суеты, посвящённые Богу, многие представительницы знатных лангобардских и нормандских семейств, и теперь эти женщины и девушки, доставленные в Сиракузы, стали украшением гарема эмира.

— Доколе нам терпеть?!

— Хватит!

— Язычники разоряют наши земли и сжигают церкви!

— Похищают наших дочерей!

— Пора положить этому конец!

Рожер, как никто другой понимал, что религиозная вражда, которую разжигает Бенарвет, скоро может перекинуться и на Сицилию. И тогда пойдут прахом, все его деяния. Ведь он, когда начал строить своё государство, всю систему управления обществом на Сицилии, где сталкивались различные народы и религии, приказал выказывать уважение к традициям ислама, не притеснять и не закрывать христианских церквей восточного (византийского) обряда, с пониманием относиться к религии евреев. Он гарантировал всем своим поданным свободу вероисповедания. И они, его поданные, верили его обещаниям, восхваляя справедливое и мудрое правление Рожера, выказывая ему лояльность и поддержку.

Но теперь, гнев его христианских поданных за разрушение церквей и монастырей в Калабрии, мог обрушиться на мусульман, спокойно живущих под его правлением на Сицилии.

— Надо кончать с Бенарветом!

Рожер деятельно готовился, и в мае 1085 года, его флот отплыл из Мессины, к Сиракузам. Армия его сына Жордана, осадила город с суши.

Учёный грек из свиты Рожера, говорил:

— Достославный византийский военачальник Георгий Маниак, взяв Сиракузы в 1040 году от Рождества Христова, хорошо укрепил их. Вон, возвышается, возведённая по его приказу крепость, которая закрывает нам вход в гавань. Она так и называется — крепость Маниака. А ещё, он прославился тем, что вывез из Сиракуз мощи святой Лючии, покровительницы города. Её гробница покоилась в катакомбах под городом, но Маниак, наделённый страшной силой, взломал стену, закрывающую гробницу, поднял на руки тело девы, которое оставалось нетленным и благоуханным, и отправил его в Константинополь. А далее отсюда, вон там, у подножья того вулкана, называемого Этна, есть монастырь святой Марии, основанный в честь победы на этом месте Маниака над сарацинами. Язычники, уж поди давно, разорили этот храм Божий. И нам, предстоит заново отстроить его! Нести сюда слово Господне, распространять светоч истинной веры, во славу Христа!

Бенарвет не укрылся в гавани, а вывел свой флот на битву с нормандцами.

— Филипп!

Сын знатного патриция Григория, кланяясь, приблизился к графу.

— Ты готов?

Филипп молча кивнул. И ночью, на своей небольшой галере, где все воины и гребцы, одинаково хорошо владели как греческим, так и арабским языками, они проникли в расположение флота Бенарвета, выдавая себя за мусульман, хорошо всё рассмотрели, и на рассвете вернулись к Рожеру.

В воскресенье, день Божий, воины Рожера, прослушав утренние молитвы, исповедовавшись в грехах и причастившись святых таинств, направили свои корабли на битву с мусульманами.

Ветер и погода им не благоприятствовали, и только к ночи следующего дня, они приблизились к флоту сарацин.

Ещё не начался рассвет, ещё луна, озаряла гладь моря своим блеском, когда Рожер повёл свои корабли в атаку.

Нормандские арбалетчики, выстроившись на палубах и взобравшись на мачты, могли поражать неприятеля с большего расстояния, чем мусульманские лучники. Да и арбалетный болт, производил более страшную разрушительную силу, пробивая щиты и любые доспехи. На мусульманских кораблях началось смятение и паника.

— Так они перестреляют всех нас издалека! Вперёд, атакуем их! — и Бенарвет повёл свои корабли на сближение с нормандцами.

Рожер, словно ждал этого, и его корабль, искусно сманеврировав, навалился на корабль Бенарвета.

— Где ты, презренный сарацин?! Высунь свою голову, чтобы я мог срубить её! — кричал Рожер, вращая своим страшным мечом на палубе вражеского корабля, безжалостно и беспощадно поражая противников.

Но Рожера опередил простой воин Лупин, поразивший Бенарвета ударом своего копья.

Эмир, видя что нормандцы одолевают, что уже почти весь его корабль захвачен ими, попытался перепрыгнуть на борт соседней галеры, но тяжело раненный, старый и грузный, он сорвался в воду и утонул под тяжестью своих доспехов.

— Ты наказан по Божьему суду, достойной карой, за то оскорбление, которое нанёс Богу! — кричал Рожер, глядя на сомкнувшиеся над головой Бенарвета морские волны.

После гибели эмира арабский флот охватила растерянность. Те корабли, что ещё не были захвачены нормандцами, попытались укрыться в гавани, повсюду обстреливаемые и настигаемые.

Жордан, кусая губы, стоял на высоком мысу, глядя на разгром и бегство мусульманского флота. На панику и отчаяние, поднявшуюся в самом городе.

«Ах! Если бы отец, не запретил мне действовать самостоятельно! Если бы он разрешил мне атаковать! Ведь сейчас, самое время ударить по ним отсюда, с суши, и Сиракузы будут наши!».

Но напуганный, прошлым, неудавшимся мятежом, Жордан не рискнул ослушаться отцовой воли, и простоял в бездействии, упустив удачный момент для захвата города.

Началась осада Сиракуз.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

— Измена, Боэмунд! Измена!

Амико Джовинаццо, слетел с седла почти загнанного коня, во дворе небольшого замка в окрестностях Таранто.

Запальчивый, усталый, потный, грязный и гневный, он подскочил к Боэмунду.

— Византийцы захватили Диррахий!

Когда Алексей Комнин, узнал о неожиданной смерти Роберта Гвискара, он воспрянул духом, ощутив, какая огромная тяжесть свалилась с его плеч! И он сразу же направился против тех, кто ещё удерживал в своих руках Диррахий.

— Император заслал в город своих лазутчиков и агентов, не скупясь на обещания и подарки! И греки, венецианцы, да и многие из наших, возлагая надежды на щедрое вознаграждение, подняли в городе мятеж, перебив тех, кто противился этому. Но Фортимунд из Розаны, а с ним около сорока рыцарей, предпочли смерть, позорной сдаче в плен! Они укрылись в цитадели. Они отвергли все щедрые посулы имперцев, заманивающих их золотом. Отказались они, и перейти на службу к Византии. Они ждали, до последнего ждали, помощи от герцога Апулии! Но её не было! Цитадель пала, и их всех, всех, кто остался в живых, повесились на стенах крепости! Всех! Повесили! А первым, храброго Фортимунда из Розаны! Это измена, Боэмунд. Измена! И повинен в ней, Рожер Борса!

Глаза Боэмунда гневно сузились. Ведь ему отец доверил земли на Балканах и в Иллирии, и вот теперь, они все потеряны.

— Ещё ничего не окончено! Я ещё вернусь, и схвачу Комнина за яйца!

— Если они у него есть, — тихо так сказал, Гумфрид де Монтегю.

— Есть! Я сражался с ним, мы все, сражались с ним, и все мы знаем, что он хороший воин и достойный противник!

— Он, враг! Жестокий, подлый, расчётливый и хитрый! К тому же, осторожный, — вставил своё слово Бьёрн де Бриан. — Там, где не удаётся добиться успеха силой или воинским уменьем, он прибегает к подкупу, маня серебром и золотом.

Но рано было думать о новой войне с Византией. Сперва, надо было упрочнить своё положение здесь, в Южной Италии.

В последние месяцы Боэмунд стал ко всем подозрительным, скрытным, злым и враждебным, не подпуская к себе никого близко, если рядом не было Бьёрна де Бриана. Лишь ему он доверял и полагался на него. Дошло до того, что часто меняя дома, где останавливался, Боэмунд спал не раздеваясь, не снимая кольчуги, не выпуская из рук обнажённого меча. А рядом, на полу у кровати, так же во всеоружии, должен был постоянно бдить Бьёрн. Он не принимал пищу и не пил ничего, в местах где они останавливались, предпочитая покупать съестные припасы в дороге у поселян. Боэмунд издёргался сам, и издёргал этим всех своих окружающих.

Торопясь, уже в сентябре 1085 года, Рожер Борса и Сишельгаита, собрали в Салерно графов и баронов Апулии и Калабрии, где те принесли присягу на верность новому герцогу. Вернее, подтвердили данную ранее, ещё в 1073 году присягу, которую они давали во время «опасной болезни» Роберта Гвискара.

Но принесли её не все. К Боэмунду, во главе своих рыцарей, прибыл всегда недовольный, всегда готовый восстать Готфрид де Конверсано.

— Я иду за тобой, Боэмунд! — просто сказал он, и Боэмунд осторожно приблизился и пожал своему двоюродному брату руку.

С Амико Джовинаццо пришли остатки армии из Греции, те, кому посчастливилось уцелеть.

К неудовольствию Сишельгаиты и Рожера Борсы, но под давлением баронов, был выпущен на свободу из долгого и мрачного заточения Герман Отвиль^[4]. После долгих лет проведённых в темнице, он, тихий и усмирённый, всё-таки не пожелал спокойно сидеть в своих Каннах, и присоединился к Боэмунду.

Припёрся и униженный Маркус Бриан.

— Я не в чести у молодого герцога… Ему не нужны слуги, которые ревностно и преданно, долгие годы, служили его отцу. Там сейчас в почёте молодые… А меня выгнали как собаку, отобрав всё…

Роберт Готский и Гумфрид де Монтегю, носились по окрестностям, вербуя для Боэмунда воинов.

Хакон Немой, чудом выживший в морской битве под Диррахием, отправился на Сицилию, просить у старого Гвилима Спайка лучников, для армии Боэмунда.

Выказал ему свою поддержку и князь Капуи Жордан Дренго, желавший не упустить возможности посеять вражду и смуту в рядах своих сильнейших соперников.

Так постепенно, Боэмунд собирал силы, готовясь кинуть вызов своему единокровному брату Рожеру Борсе, и своей злобной мачехе Сишельгаите.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

— Сарацины предлагают отпустить всех захваченных ими христианских невольников, томящихся у них в плену. Даже монахинь из Рока-д'Асино. Лишь бы только мы ушли от Сиракуз.

Рожер поморщился и отмахнулся.

Захват территории, этого крупного и богатого города, представляло большую ценность, чем порченные девки, пусть даже представительницы знатных лангобардских и нормандских родов.

Ожесточение с обеих сторон, достигло своего пика, город отчаянно сопротивлялся, ежедневно нормандцы теряли множество воинов под его стенами, но Рожер не собирался отступать.

— Дожмём сарацин, и город будет наш!

— Господин граф, пизанцы прислали своих послов.

— Чего они хотят?

— Как всегда, помощи. Этим летом их флот, совершил набег на владения эмира Тамима ибн аль-Муизза^[5], разорили многие из его земель, захватили его столицу — Кайруан, и осадили самого эмира в высокой башне. Но у них мало сил, чтобы удержать захваченное, и они предлагают вам, стать владетелем этих земель и господином Кайруана.

— Что просят взамен?

— Торговых льгот и таможенных послаблений для своих торговцев, во всех Ваших владениях.

Это означало, что он, Рожер Отвиль, Великий граф Сицилии, должен был передать всю торговлю на Сицилии в алчные руки купцов Пизы.

— Нет! Я никогда не пойду на этот кабальный договор! Передайте пизанским послам, что я обещал эмиру Тамиму свою дружбу, и намерен сохранить данное ему слово.

— Ваш племянник, герцог Апулии Рожер Борса, вновь прислал письмо, в котором снова, настойчиво призывает Вас, прибыть в Салерно, для принесения ему присяги и клятвы верности.

Рожер снова поморщился.

— А что там, другой мой племянник, Боэмунд?

— Носиться как угорелый по Апулии, собирая войско и вербуя сторонников. Сишельгаита обеспокоена. У Жордана Капуанского и Боэмунда есть отличная армия, а у них с Рожером Борсой, только толпы измождённых и уставших скелетов, приковылявших домой из Греции.

Понятно, Сишельгаита будет просить поддержать её сына в борьбе с Боэмундом и князем Капуи Жорданом. Но Рожер не забыл, как Сишельгаита, всегда интриговала против него, как старалась настроить против него Роберта Гвискара, как была недовольна, когда Роберт даровал ему всю Сицилию и титул Великого графа. И ему хотелось, посильнее и побольнее отомстить Сишельгаите.

— Отправьте в Салерно ответное письмо — приеду, как только падут Сиракузы. Долгая осада, пока задерживает меня здесь. Добавьте ещё, что я всегда был и буду, верным вассалом герцога Апулии. Они могут доверять мне и положиться на меня. Ну и добавьте там, ну всякое иное, в цветастых, почтительных выражениях… А что там, в Риме?

Советник Рожера не удивился новому вопросу графа, ведь норманны в Южной Италии и на Сицилии, всё ещё считались вассалами Святого Престола, и от доброты и лояльности к ним папы римского, зависело многое.

— Достопочтенный папа римский Григорий VII, перед своей смертью, заявил о четырёх кандидатах, один из которых, наидостойнейший, мог бы стать его приемником. Это архиепископ Гуго Лионский^[6], монах-бенедиктинец Одо де Шатильон^[7], епископ Лукки Ансельмо II^[8] и аббат монастыря Монте-Кассино, Дезидерий. Ваш племянник, герцог Апулии, выдвигает своего кандидата — архиепископа Салерно Альфано.

— Нет, не Рожер, а Сишельгаита настаивает на кандидатуре епископа Альфано. Рожер слишком глуп, чтобы затеять такую вот, свою игру. Тут чувствуется, её опытная и твёрдая рука.

— В самом Риме, горожане бунтуют, и ставленник императора Генриха IV, Климент III, практически осаждён в Латеранском дворце. Герцогиня Матильда Тосканская, поддерживает епископа Лукки Ансельмо II. Князь Капуи Жордан, горой стоит за своего кандидата — аббата Дезидерия. А у герцога Апулии, вернее у Сишельгаиты, есть кое-что ещё, припрятанное в рукаве. Это префект Рима Сенсий, захваченный и брошенный в темницу в прошлом году, когда Вы, господин граф, вместе с Вашим братом, были в Риме. Префект имеет большое влияние на умы и настроения Рима, весь патрициат и знать города поддержит его, и чернь пойдёт туда, куда ей укажут. Отпустив префекта в нужный момент в Рим, Сишельгаита может много добиться с его помощью.

— О, Господи, как всё запутано! Ясно только одно — надо изгнать антипапу Климента III из Рима, и ставить своего кандидата, лояльного к нам, нормандцам!

В конце сентября 1085 года, исчерпав все возможности обороны, Сиракузы пали. Накануне сдачи, любимая жена покойного эмира Бенарвета, вместе с сыном и лучшими мужами города, на двух быстроходных галерах, стремительно прорвались сквозь строй нормандских кораблей и благополучно прибыли в Ното.

С падением Сиракуз, неподвластными Рожеру остались лишь южные районы Сицилии, с городами Бутера и Ното, да в центре, эмират Энна, со всех сторон окружённый нормандскими владениями.

Отпраздновав триумф в покорённых Сиракузах, Рожер засобирался в Салерно. Для принесения присяги своему сюзерену герцогу Апулии Рожеру I Борсе.

ГЛАВА ПЯТАЯ

К ноябрю 1085 года Боэмунд достаточно окреп, и стремительно атаковав, захватил город Орию. А затем, едва ли раньше, чем Рожер Борса узнал о произошедшем, овладел городом Отранто.

В огне войны запылала вся «пятка» Апулии.

Войска Боэмунда, разорительными набегами, ходили вплоть до Мельфи, Бари, Венозы.

Армия Жордана Капуанского подошла к Салерно и принялась опустошать окрестности города.

Рожер Борса спешно собрал все свои силы, но не мог противостоять полководческому искусству Боэмунда, постоянно терпя поражение за поражением. Тогда, он решил прибегнуть к помощи дяди, срочно призвав его.

К удивлению Рожера Борсы и Сишельгаиты, Великий граф Сицилии Рожер, прибыл без войска, а лишь с незначительной свитой.

— Наглость бастарда Боэмунда, не знает границ! Он посмел пойти на нас войной, и мы призываем вас, Великий граф Рожер, под свои знамёна, чтобы покарать дерзкого мятежника!

Рожер, высокий и прямой, вынужден был стоять перед сидевшим на герцогском троне своим племянником Рожером Борсой. А рядом с ним, стоял трон, где сидела грозная Сишельгаита, с недоверием и подозрением глядя на него.

Он остался один. Последний, из старшего поколения Отвилей. Фактически, по старым традициям, глава семьи. А по новым правилам, вассал своего племянника. А он был не из тех, кто любит, кому бы то ни было подчиняться! Да, он признавал главенство и авторитет своего могущественного старшего брата Роберта Гвискара, но терпеть над собой власть его сына, не желал!

«Ничтожество! Сидит, не выпуская из рук молитвенника и чёток! Вместо того, чтобы вооружиться копьём, и самому дать отпор Боэмунду! Да и кто его окружает? Одни монахи, да епископы! Где славные старые воины, ходившие в битвы рядом с его отцом? Всех их он прогнал, а сейчас сидит, робкий и жалкий, не зная, что ему делать. Просит, что бы я, всё за него сделал! Хочет, загребать жар, моими руками! Ну подожди, уж ты дождёшься у меня!».

Видимо, мысли Рожера отразились у него на лице, потому что Сишельгаита, помрачнев ещё больше, напряглась и подала своё тело вперёд, вперив на него свой злобный взгляд.

— Мой господин, я твой вассал, и любое твоё требование, для меня закон. Я готов немедля отправиться к Боэмунду, и попробовать примирить вас.

— К Боэмунду-ублюдку! — покраснев, выкрикнул со своего трона Рожер Борса.

А Сишельгаита, откинувшись на спинку трона, немного подумав, сказала:

— Граф, не примирения требует мой сын, а полной и окончательной победы над проклятым мятежником! Надо подавить мятеж, разгромить и уничтожить бастарда! Принеси сюзерену его голову, и тогда, можешь рассчитывать на милости его!

Рожер не смог удержаться и улыбнулся, пряча усмешкув бороду, слушая пафосную речь Сишельгаиты.

— За Боэмундом стоят войска, бароны и рыцари, которыми он командовал в Греции. И хорошо командовал! С ним выступили те, которых он водил на битву! Те, кто сражался рядом с ним! Кто проливал свою кровь за него! Они знают Боэмунда, верят ему, и никогда не оставят его, повсюду идя за ним! И они, до конца, будут сражаться за него! Война будет тяжёлой, прольётся много крови. А наше положение, сейчас таково, что не время устраивать братоубийственную войну, погружая наши владения в хаос! Мы ослабнем, и нашей слабостью, поспешат воспользоваться наши враги. Например, Жордан Капуанский. А значит, только мир с Боэмундом, может спасти положение. Да, вам придётся поделиться с Боэмундом частью своих владений, признать, что он тоже Отвиль и наследник Роберта.

Подавленная Сишельгаита, утопив своё большое тело поглубже в кресло, прикрыв глаза рукою, вся красная он негодования и гнева, слушала изменническую речь Рожера, в то же время, осознавая всю правоту его слов.

Её сын, жалкий и растерянный, не зная, что сказать и делать, переводил испуганный взгляд своих глаз с Рожера на мать и обратно, беспокойно теребя в руке чётки и прижимая к груди молитвенник.

Увидя Боэмунда, Рожеру на миг показалось, что он видит своего старшего брата Роберта. Так Боэмунд походил на него! Словно это Роберт, ещё молодой, в свои 30 лет, гордо подбоченясь, сидит перед ним в седле резвого, рвущего удила коня.

— Чего Борса, сам не явился, а прислал тебя, дядя? Что трусит, или намерен сражаться? Если он хочет сражаться, то пусть выходит и сражается как мужчина! Копьём или мечом! Пеший или конный! Один на один! Только я и он! И победителю, достанется всё!

Эти благородные слова Боэмунда, были встречены одобрительным гулом в рядах нормандцев, причём не только в его собственном войске, а и среди немногочисленной свиты Великого графа Рожера.

Рожер улыбнулся, чувствуя уважение к храброму Боэмунду, и тёплое родство их душ, деяний и помыслов.

— Я всегда любил тебя, Боэмунд, и относился к тебе, с должным уважением. Но послушай меня… Я не буду долго и много говорить. Примирись с Рожером.

Боэмунд гневно нахмурил брови, собираясь что-то выкрикнуть, но Великий граф Рожер, одним лишь жестом руки, остановил его.

— А если ты не сделаешь этого, не вложишь меч в ножны, то обещаю тебе, что я приду сюда вновь, но уже со всей своей армией!

Великий граф Рожер Отвиль, был самым могущественным властелином не только в Южной, но и наверное во всей Италии. А может, и далеко за её пределами. И с ним приходилось считаться. Каждый здравомыслящий человек, понимал, что его лучше видеть его среди своих друзей и союзников, чем иметь среди врагов. А Боэмунд, был умён, хитёр, почти также как и его отец, старался не совершать опрометчивых поступков, умел извлекать уроки из допущенных ошибок.

И в марте 1086 года, между Рожером Борсой и Боэмундом Отвилем, был заключён мирный договор. По его условиям, герцог Рожер Борса, уступал своему «горячо любимому брату Боэмунду, наследнику нашего общего отца, славного Роберта» Орию, Отранто, Таранто, Бриндизи, Галлиполи и все земли между Бриндизи и Конверсано.

Так Боэмунд стал владеть собственными землями, названными княжеством Тарентским^[9].

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Рожер, взамен за свои услуги о примирении с Боэмундом, попросил у Рожера Борсы владения на Сицилии, принадлежащие ещё Роберту Гвискару — половину Мессины и земли в долине Валь-Демон. И герцог, вынужден был уступить настойчивой просьбе своего самого могущественного вассала.

Теперь вся Сицилия, за исключением Палермо, которым продолжал владеть Рожер Борса, и владений сарацин на юге, принадлежала Великому графу Рожеру Отвилю!

— Хуже самого злейшего врага такой примиритель! — ярилась Сишельгаита, локти готовая кусать от бессилия.

Сбывались её самые мрачнейшие прогнозы, которые она изрекла над телом своего мужа.

— Не прошло ещё и года после твоей смерти Роберт, как враги, уже начали растаскивать твои владения! Наследие нашего сына! Злобные хищники! Волки! О-о-о, мой бедный, дорогой сынок! Господи, дай ему силы, а мне, долгих лет жизни, чтобы мы смогли сполна отомстить, всем нашим врагам!

Сам Рожер, догадываясь о проклятиях Сишельгаиты, которые она посылала на его голову, но не обращая на них никакого внимания, донельзя довольный собой, вернулся на Сицилию.

Летом 1086 года он повёл своё войско на принадлежащий эмирату Энне город Агридженто, и 25 июля взял его. Разведка не подвела и удар был рассчитан верно — в плен к Рожеру попали жёны и дети эмира Ибн Хамуда. Зная любовь эмира к детям, взяв этим его за горло, Рожер мог диктовать Ибн Хамуду свои условия.

— Я предлагаю тебе сдать Энну, в обмен на жизнь и свободу твоих жён и детей!

Они встретились в начале 1087 года неподалёку от Энны, когда войска Рожера осадили её.

За предыдущие полгода, нормандцы значительно расширили свои владения, захватив города и крепости Платани, Мускаро, Гуастанеллу, Сутеру, Расельбифар, Миколузу, Наро, Кальтаниссетту, Ликату, Раванузу. Неподчинёнными оставались только незначительные очаги сопротивления в Бутеро, Ното и в Энне. Помощи им ждать было не откуда, все возможности сопротивления были исчерпаны, об мощном и организованном отпоре нормандцам не шло и речи, и Ибн Хамуд, печальный и бледный, беспокойно ёрзая в седле, заламывая руки, был вынужден принять предложение Рожера.

— С ними, хорошо обращались?..

— К твоим жёнам, относились с должным почтением! Как к царицам! А дети твои, не знали бед и лишений! Присягаюсь в этом, именем Господа Бога нашего!

Ибн Хамуд понимал, что если уж Рожер решил взять Энну, то он не отступит. Даже если он откажется от своих жён и детей, будет отчаянно сопротивляться, то рано или поздно, нормандцы всё равно возьмут его неприступную крепость. Так к чему лишние тревоги, волнения, военные беды и реки крови? «Лучше сразу сдаться христианам» — решил Ибн Хамуд.

— Ты обещаешь, жизнь и спокойствие мне и моим детям?

— Да, клянусь в этом! Если примешь истинную веру нашу, то я дам тебе достойные и богатые земли в Калабрии, и живи там с миром, наслаждайся жизнью!

Ибн Хамуд с беспокойством оглянулся на свою свиту, стоявшую поодаль, и не слышавшую их разговор с Рожером.

— Я не могу, вот так просто, сдать тебе Энну, мне надо сохранить собственное достоинство^[10].

— Хорошо… — Рожер немного подумал, раскачиваясь в седле. — Тогда слушай…

Через несколько дней, с эскортом из знати и своих ближайших советников, навьючив всех мулов и лошадей припасами, взяв лучшие войска, Ибн Хамуд, никому не говоря куда они идут, покинул Энну.

Они зашли в глубокое и узкое ущелье, по дну которого тёк бурный ручей, а вокруг возвышались высокие и мрачные скалы.

— Идём в тыл христианам!

— Не иначе!

— Наш эмир знает что делает!

— Нападём на них неожиданно и разобьём!

— Во имя Аллаха!

— Засада! Засада! Норманны!

Выход из ущелья был перекрыт готовыми к бою нормандскими рыцарями, за ними виднелись копья пехоты, а скалы по обеим сторонам ущелья были усеяны лучниками.

Сопротивление было бесполезно, все понимали это, и Ибн Хамуд, для приличия переговорив со своей свитой, слез с седла, подошёл к Рожеру, и стал на одно колено, сдался ему в плен, полностью подчиняясь.

Когда нормандцы поднялись к Энне, крепость, оставшаяся без эмира, армии и знати, тут же сдалась.

Великий граф Сицилии Рожер, праздновал триумф! Грозная, мощная и неприступная Энна, к которой они впервые, вместе с Робертом, подступились в далёком теперь уже 1061 году, теперь его! Без крови, долгой осады, и без особых затрат! Целёхонькая! Рожер поднялся на самую высокую башню, и оттуда, упоённый победой, вдыхая полной грудью, с гордостью смотрел на свою Сицилию.

— Моя! Она моя!

Ибн Хамуд, за свою измену и предательство, получил от Рожера большое поместье в Калабрии, принял христианство, и жил там, в спокойствии со своей семьёй, как простой вассал Великого графа Сицилии.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Пользуясь сумятицей и междоусобной войной в Апулии, Жордану Капуанскому, сговорившись с Матильдой Тосканской, удалось продвинуть в папы своего советника, аббата монастыря Монте-Кассино Дезидерия. Заручившись поддержкой партии церковных реформаторов, посылая гонцов в аббатство Клюни, опираясь на кое-кого в Риме, он на Пасху 1086 года собрал церковный собор в Капуе, где Дезидерий и был выбран 158 папой римским Виктором III.

Когда Дезидерий, в сопровождении нормандской армии прибыл в Рим, антипапа Климент III бежал из города.

Но дальше всё произошло так, как и предсказывал советник Великого графа Рожера — Сишельгаита и Рожер Борса выпустили на свободу префекта Сенсия, который вернувшись в Рим, спровоцировал бунты и беспорядки.

Напуганный Виктор III, спешно покинул город, направившись в свой любимый монастырь Монте-Кассино. Вслед за ним ушла и нормандская армия Жордана Капуанского.

— Уж если даже сам великий Роберт Гвискар, не смог совладать с буйством римлян, и едва не был тут уничтожен, то нам и подавно не стоит соваться сюда.

Воспользовавшись моментом, опираясь на своих сторонников в Риме и в Северной Италии, а также на поддержку императора Генриха IV, власть в городе снова захватил Климент III.

И на улицах города, ещё не отстроенных, не оправившихся после разрушительного пожара и разорения 1084 года, развернулась ужасная, кровопролитная война между различными противоборствующими группировками.

Для ведения переговоров, к герцогу Апулии прибыли Гуго Лионский и Одо из Остии. Эти два епископа пользовались большим влиянием в церковном мире, и они смогли склонить Рожера Борсу на свою сторону, найдя компромисс — епископ Альфано будет утверждён партией церковных реформаторов на кафедре Салерно, а за это, герцог Апулии поддержит Виктора III.

Весной 1087 года, объединённое войско нормандцев из Капуи и Апулии захватило Рим, и 9 мая, Виктор III, был торжественно возведён на папский престол в соборе святого Петра.

Но и Климент III не покинул Рим, укрывшись в хорошо укреплённом Пантеоне.

— Проклятый Боэмунд, снова напал и разоряет наши земли!

Получив эту весть, Рожер Борса спешно покинул Рим.

Ушёл, встревоженный новой войной и Жордан Капуанский, оставив Виктора III без поддержки, на растерзание его врагам.

И уже в июне 1087 года, напуганный Виктор III снова бежал из Рима, где опять захватил власть Климент III.

— Когда же, все эти папы, перебьют друг друга, чтобы пожить нам в мире и спокойствии?! — вопрошали многие.

— Никогда!

Теперь папский престол Виктору III вознамерилась вернуть Великая графиня Матильда Тосканская. Её войска подошли к Риму, но не добились успеха, будучи заблокированными армией Климента III на Тибрском острове.

Два жарких летних месяца, измученный и больной Виктор III, пробыл в войске Матильды Тосканской, но в конце концов, плюнув на всё, отказался терпеть это дальше, и отбыл в Беневенто.

Там он успел собрать среди своих сторонников церковный собор, на котором в очередной раз был отлучен от церкви Гиберт из Пармы (Антипапа Климент III), провозглашёна священная война против Альморавидов, разгромивших 23 октября 1086 года, в битве при Заллаке, войска короля Кастилии и Леона Альфонса VI, а также преданы анафеме провинившийся Гуго из Лиона (он, и Одо из Остии, теперь воспротивились Виктору III, уже примеряя на себя папскую тиару) и аббат Ричард из Марселя.

Собор продлился три дня, а после этого, Виктор III вернулся в Монте-Кассино, где и умер 16 сентября 1087 года.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Весной 1087 года началась новая междоусобная война в Апулии, инициатором которой был Боэмунд.

Рожер Борса потерпел страшное поражение в битве при Франьето-Монфорте, к северу от Беневенто.

— Рожер, где ты?! Иди сюда! Сразимся! Победителю, достанется всё! — кричал в пылу битву, опьянённый опасностью и кровью Боэмунд, как всегда, первым, отважно кидаясь на врага.

Но Рожер Борса не откликнувшись на этот зов, отступил, спасаясь бегством.

Боэмунд же, не теряя времени даром, пошёл в Калабрию, где и осадил столицу провинции город Козенца.

— Только подчинив себе все земли, раннее принадлежащие моему отцу, мы сможем пойти на Восток, начав новую войну против Византии! — любил говорить Боэмунд.

Герцог Апулии снова призвал на помощь своего дядю, Великого графа Сицилии Рожера. Он решил всегда использовать его словно бичь, для подчинения других.

Но пока оба Рожера собирались с силами, осадные орудия Боэмунда сделали своё дело и Козенца пала.

Тогда, герцог и граф, захватили город Россано, предав его огню.

Несмотря на свою отвагу, Боэмунд, проявив осмотрительность, не стал дожидаться подхода объединённого войска Рожеров, которые значительно превосходили его в численности, и оставив оборону Козенцы на Михеру, сына Гуго Фаллока, отступил к крепости Рокка.

Герцог и граф осадили замок Майда, принадлежащий Михере Фаллоку, но узнав, что Боэмунд не покинул Калабрию, поспешили к крепости Рокка.

— Словно зайца меня гоняют! Хватит! Надоело! Пора дать им бой!

Но тут неожиданно, по настоянию графа Рожера, герцог Рожер Борса отправил к Боэмунду своих послов, предлагая пятнадцатидневное перемирие.

Не дожидаясь его окончания, Боэмунд ушёл к себе в Таранто.

Спустя два года, снова при посредничестве Великого графа Рожера, между двумя братьями был заключён новый мирный договор — Боэмунд оставлял Козенцу, а взамен её, получал в своё полное владение неприступный Бари.

Выгода была очевидна и Боэмунд мог чувствовать себя удовлетворённым. Но он стремился к большему, ему было тесно в его владениях! Он желал битв, подвигов, славы!

А Великий граф Рожер, потребовал от герцога Рожера Борсы, за свои услуги, половину Палермо и некоторые земли в Калабрии.

Герцог вынуждено пошёл на это.

Так, в этой междоусобной войне, выиграли все, кроме герцога Рожера Борсы, который потерял ещё часть владений, доставшихся ему от отца.

Хрупкое перемирие между братьями, постоянно нарушалось то одной, то другой стороной, на пограничных землях происходили вечные стычки. Бароны, почувствовав слабость герцогской руки, вели себя всё более и более нагло, захватывая земли слабых соседей, отказываясь подчиняться своим сюзеренам. Как писал Джон Норвич, за эти годы, трудно было найти область на юге Италии, которая не пострадала бы от соперничества Боэмунда и Рожера Борсы.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

— Весь мир, земной и морской, захвачен нечестивыми варварами, разрушен и лишён населения, ибо все христиане были ими убиты, и все дома и деревни Востока с их церквями были разорены, полностью разрушены и превращены в ничто. В главном городе Кападокии, Кесарии, варвары-сельджуки ограбили церковь Василия Великого, где хранятся мощи Святого Николая. Они покушаются на наши святыни, и хотят, нашей полной и окончательной погибели. О, горе нам, горе! — возмущался один византийский хронист.

Маркус Бриан, желая получить одобрение и милости герцога, вернуть свои земли, переметнулся к Рожеру Борсе.

Тот принял его, и Маркус долго, с жаром говорил:

–…Таково было желание отца твоего! И в твоей власти, о, мудрый герцог, исполнить волю его! Это поднимет твой престиж в христианском мире! Каждый признает твоё главенство и твою силу! Обладая такой реликвией, ты привлечешь под свои знамёна многих! И я уже не говорю о паломниках, которые будут идти и идти, чтобы поклониться святым мощам, просить заступничества, милости и искупления грехов.

Рожер Борса, бледный и решительный, шепча молитвы и перебирая чётки, слушал слова Маркуса Бриана, и решил таки, совершить то, о чём тот говорил.

— Да… Давайте, с Богом! Пусть Господь поможет вам!

Удачно расторговавшись в Антиохии, взяв с собою венецианских купцов, хорошо знавших путь, корабли торговцев из Бари, пристали в гавани маленького городка Мира.

На разведку к храму, где покоились мощи Святого Николая, Маркус отправил, под видом купцов, пришедших помолиться у могилы святого, двух, быстрых, опытных и решительных воинов из Бари.

На закате они вернулись.

— Храм не охраняется, и там всего четыре монаха. И они сами показали нам помост, под которым сокрыта гробница.

— С нами Господь! — воскликнул Маркус Бриан. — Он услышал наши молитвы и не оставил нас! Ведь мы вершим богоугодное дело! Давайте воины, вперёд, свершим волю Господню!

Воодушевлённый божественным благословением, Маркус сам возглавил отряд, что было совсем не свойственно его трусливой натуре.

Было уже около полуночи, когда 47 вооружённых купцов и воинов подошли к храму.

— Вперёд, смелее, за мной! — размахивая массивным серебряным распятием шептал Маркус.

Они ворвались в храм, вытащили из келий монахов, и быстро связали их.

— Где вы прячете своё золото? — склонившись к самому старому и почтенному монаху, занеся меч, прохрипел один из воинов, дыша винным перегаром, запахом чеснока, и вонью гнилых зубов.

Старый монах, гордо поднял свою седую голову, и без страха, гордо ответил:

— У нас нет ничего! Всё что храниться в этом храме, принадлежит милостивому Господу Богу, и только ему!

— Что ты несёшь, старик! Где золото, в последний раз спрашиваю!

Монах презрительно отвернулся, воин выругался, и уже собирался ткнуть упрямца мечом, когда к нему, тряся объёмистым брюхом, подскочил Маркус Бриан.

— Только без крови! Только без крови! Не надо крови и смертей, прошу вас! Иль вы хотите, из жадности и корысти своей, чтобы Господь, лишил нас своей милости и поддержки?! Тогда мы не сможем, столь благополучно как и прибыли сюда, вернуться домой. А по возвращении, наш герцог, каждому отсыпит полный кошель золота, больше, чем вы можете найти, в этой маленькой, Божьей церквушке! Не надо убийств!

Доводы Маркуса Бриана показались им убедительными, и монахов не тронули, а храм не разграбили, решив забрать только мощи Святого Николая Чудотворца.

Когда они подошли к гробнице и открыли её, на них пахнуло благоуханным ароматом мирры.

— О, чудо Господне! — воскликнул Маркус Бриан, падая в религиозном экстазе на колени.

Пресвитеры Лупп и Дрого^[11], начали богослужение, после которого, безгрешный монах Матфей, специально для этого выбранный Маркусом Брианом, начал извлекать из гробницы мощи святого.

— Я видел сон, вчера… В котором Святитель, просил меня бережнее хранить его мощи. О, горе нам, горе! — плача, восклицал старый монах.

Маркус Бриан, подойдя к нему, склонился на колени.

— Не переживай так, старче. Отныне мы, позаботимся и сохраним эти святые мощи. У нас им будет более безопасно, чем тут, куда в любой момент, могут ворваться язычники-сельджуки. Варвары убьют вас, разграбят храм, и надругаются над мощами. Так может быть. Мы же, почитая Святого Николая, будем бережно хранить его мощи, подальше от безбожников-мусульман.

В виду отсутствия ковчега, о котором как-то никто не подумал и не позаботился, пресвитер Дрого, с благословения Маркуса Бриана, и под его пристальным взором, завернул мощи святого в свою верхнюю одежду, и под молитвенные песнопения, понёс их к выходу.

Зарыдали и забились, катаясь по земле, греческие монахи, крича, прося, умоляя, оставить мощи святого и не совершать богохульство.

— Развяжите их, — бросил Маркус, глядя на мучения монахов.

Освобождённые монахи, со всех ног побежали в город, за помощью, но пока толпа, спешно вооружившись собралась, пока приготовили к отплытию маленькие рыбацкие лодки, корабли италийцев, подняв паруса, дружно пеня море вёслами, уходили всё дальше и дальше.

8 мая 1087^[12] они прибыли в Бари. Торжествующий Маркус, держа в руке ветвь лавра, ступил на берег, и гордый, довольный собой, проследовал в замок, где и доложил наместнику герцога, об удачном выполнение своей почётной, но столь сложной и опасной миссии.

Не мешкая, гонец помчался в Салерно, с докладом к герцогу, но было решено, не дожидаясь его приезда, перенести и перезахоронить мощи.

— Так хотел мой повелитель Роберт Гвискар! Он, желал этого! И на небесах, с высот горних, он с благодарностью взирает на нас, прося Бога о заступничестве и покровительстве для нас, грешных! — кричал Маркус Бриан, даже прослезившись от умиления.

Радостная весть, быстро облетела весь город и его окрестности, и когда на следующий день, 9 мая 1087 года, мощи Святого Николая Чудотворца, торжественно несли в маленькую церковь святого Стефана, находящуюся недалеко от моря, народная толпа, шумела, ликовала, пела молитвы, падала ниц, ползла и целовала землю, вслед священной процессии.

Перенесение мощей, сопровождалось многочисленными чудотворными исцелениями больных, о которых передавалось из уст в уста, что ещё более подстёгивало возбуждение толпы, вызывая благоговение к великому угоднику Божию.

Через год, по повелению герцога Рожера Борсы, в Бари была построена церковь Святого Николая, где мощи хранятся и поныне.

Часть мощей Святого Николая, остались в Мирах, ныне в современной Турции. Тогда, в 1087 году, не все их похитили, и жители этого маленького города, бережно собрали их, и они, и сейчас, хранятся там, в храме Святого Николая.

А в 1097 году, во времена Первого Крестового похода, венецианцы, ворвавшись в Миру, пытая местных жителей, выведали у них, где хранятся мощи почитаемого ими святого, и забрали часть из них, доставив в Венецию. Там, на острове Лидо, была построена ими церковь Святого Николая. Он, покровитель моряков, стал святым покровителем Венецианской республики, вся мощь которой, зиждилась на мореходной торговле.

В наши дни, два научных исследования, подтвердили, что мощи в Бари и Венеции принадлежат одному скелету. Следовательно, и часть мощей, хранящихся в Турции, тоже от этого скелета.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

— Господин Великий граф, к Вам прибыли послы короля Франции Филиппа II^[13].

— Чего они хотят?

— Руки вашей дочери Эммы^[14] для своего господина.

— Так Филипп же женат?

— Да, на Берте, дочери ныне покойного графа Голландии Флориса I и Гертруды Саксонской. Но Его Величество ныне охладел к своей необычайно располневшей супруге, и подыскивает себе новую жену.

— У них есть ведь и дети от этого брака?

— Да, дочь Констаниция и сыновья — Людовик, Генрих, Карл, Эд.

Рожер крепко задумался. Заманчивое предложение, его дочь Эмма — королева Франции!

А его советник, всё бубнил:

— Король Филипп, подумывает о разводе с Бертой, настаивая на их близком родстве, что претит всем церковным канонам. Если не мы, то нас опередят другие, например…

«Дочь, ранее никому не известного, простого нормандского рыцаря, а ныне Великого графа Сицилии, станет королевой Франции!» — от этих мыслей у Рожера захватывало дух и кружилась голова.

— Хорошо! Я согласен! Я сам поговорю с Эммой, а ты готовь всё необходимое — богатые дары, свиту, прислугу, корабли… Мы сначала отправив её к Матильде^[15], а лишь оттуда, да будет на то Господня воля, к королю Франции.

— Роман!

Роман, епископ Россано, вышел вперёд, слегка поклонившись.

— Пиши письмо к Матильде и её мужу! Пусть примут Эмму, и на первых порах позаботятся о ней.

В назначенный день Эмма, в сопровождении роскошной свиты, основу которой составлял цвет сицилийского рыцарства и опытные дамы из самых знатных семейств, с целой армией прислуги, на кораблях, щедро, доверху нагруженных богатыми дарами и приданным невесты, отправилась к берегам Тулузы.

Легкомысленная Матильда, с радостью встретила свою младшую сестру.

— Ах, Эмма, как же я рада тебя видеть!

Суровый и хмурый, одноглазый граф Раймунд де Сен-Жиль, лишь сухо, но учтиво поклонился, будущей королеве Франции.

— Ах, идём скорее в мои покои, мне так хочется расспросить тебя обо всём! Как там на Сицилии? Как отец? О-о-о, какое у тебя великолепное платье! Из тончайшего шёлка! Узнаю руку византийских мастеров! — без умолку тараторила Матильда, успевая стрелять глазками в молодых и красивых рыцарей из свиты своей сестры.

— А у нас тут скука полнейшая! Безлюдье и тишина! Мой старый Раймунд, только и говорит, что о битвах, войнах, походах, бредит войной с неверными под покровительством Святого Престола, и то и делает, что молиться, день и ночь молиться в часовне. А когда не обращается к Богу, то охотиться, пирует со своими друзьями, а то и отправиться куда-нибудь в очередной поход. Ах, Эмма, как я устала от всего этого! Я уже и забыла, когда он приходил в мою спальню… Когда возлежал со мной… Если бы, не молоденькие рыцари, трубадуры и прочие, то я совсем бы здесь пропала! Пойдём скорее в сад, поиграем в мяч, вон с теми хорошенькими юношами!

А в это время, худой и жёлчный еврей, советник и казначей графа Раймунда, шептал ему в ухо:

— Король Филипп, затеял подлость. Он хочет взять сокровища, которые глупый граф Рожер дал в приданное за свою дочь, опозорить её и прогнать. Он и не думал жениться на ней!

— Но это же вызовет войну с Нормандией! Сейчас там Отвили не последние люди, и запросто поднимут всё герцогство и Англию, против Франции!

— Филипп и так на ножах с герцогом Нормандии и королём Англии Вильгельмом. А может он как раз и хочет, новой войны с ним, и специально провоцирует норманнов?

— Надо спасать честь Эммы! Ведь если её опозорят, если обманут графа Рожера, то пострадает и моя репутация, как его зятя. Надо что-то делать, что ты предлагаешь?

Хитрый еврей, уже давно всё обдумал.

— Мы не отдадим Эмму посланцам короля Филиппа, а сами, как можно скорее, выдадим её замуж, ну например, за вашего молодого друга, графа Гуго де Клермона.

— И что это нам даст?

— Это?! Ха! Это даст нам в руки, все сокровища, все те богатства, которые эта девица привезла с собой!

Граф Раймунд де Сен-Жиль немного подумал. «Война стоит дорого! А на эти деньги, я смог бы набрать и снарядить большую армию, и отправиться с нею в Святой поход! На борьбу с неверными, во славу Христа!».

И если графу Раймунду и его советнику удалось, легко обмануть наивную и доверчивую Эмму, то не таков был аббат Беренгер, назначенный Рожером старшим. Учуяв подвох, он заспешил к Роберту де Лорителло^[16].

— Беда, Роберт! Беда!

Прожжённые и опытные, они ловко увели из-под носа Раймунда де Сен-Жиля сокровища, погрузив их на корабли, и уже готовы были забрать Эмму, чтобы отплыть обратно на Сицилию, как этому неожиданно воспротивилась сама Эмма Отвиль.

Ей было уже более двадцати лет, девственность, под строгим надзором отца, тяготила её сердце, терзала душу, вызывала в теле беспокойство и сладостные томления. Она хотела любви, любить и быть любимой! Поднабравшись опыта в окружении Матильды, видя, как старшая сестра, с лёгкостью завязывает короткие любовные интрижки с приглянувшимися ей мужчинами, желая испытать то же самое, Эмма заявила:

— Уж если и не удался мой брак с королём Франции, который оказался подлецом, то я желаю выйти замуж за Гуго де Клермона!

От этого неожиданного поворота, опешили все!

И вскоре Эмма действительно стала женой Гуго де Клермона^[17].

Так об этом пишет Готфрид Малатерра. Но есть и другие сведения, которые говорят, что Эмма Отвиль, после своего неудавшегося замужества с королём Франции Филиппом I, вышла замуж за своего племянника Родольфо де Монтескальозо^[18]. А Гуго де Клермон, был женат на Маргарите де Мондидье.

Как же порой бывает трудно отыскать истину!

А Раймунд де Сен-Жиль, в 1088 году развёлся со своей второй женой — Матильдой Отвиль, снова, якобы из-за близкой степени родства^[19]. Детей от этого брака у них не было.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Умерла вторая жена Рожера — Эрембурга де Мортен, с которой он счастливо прожил несколько лет, не позволяя ей те вольности, которыми пользовалась Юдит д'Эвре. Она родила Рожеру девять детей, и самое главное — подарила наследника, Годфрида!

Погоревав, исполнив по надлежащим традициям траур, в 1087 году, пятидесятишестилетний Рожер, задумал жениться в третий раз. Выбор его пал на пятнадцатилетнюю Аделаиду, дочь Манфреда, который приходился братом маркграфу Бонифацию Савонскому. Он вообще задумал грандиозную свадьбу, враз решив женить и своих сыновей — Жордана и Готфрида, на представительницах Савонского дома, сёстрах Аделаиды. Таким образом, прочно породниться с древним и знатным североиталийским родом Алерамичи, заручиться их помощью и поддержкой, а в дальнейшем, в перспективе, видя возможность завладеть их землями.

О-о-о, да, амбиции Великого графа Сицилии Рожера Отвиля, не имели пределов!

— А почему бы и нет! — восклицал на это Рожер, в кругу своих ближайших друзей.

Святая матерь церковь, неодобрительно относилась ко второму браку, и была ярой противницей третьего. Власть имущим для этого требовалось просить специального разрешения у папы римского, но Рожер, воспользовавшись замятнёй вокруг престола святого Петра, тем, что ещё не был избран новый папа (а Климента III он не признавал), быстро решил подмять эти обстоятельства под себя.

Формальности — послы и сваты в ту и другую сторону, обоюдные дары, договора, и прочее, были быстро улажены. Возникло только одно препятствие — посланники Савонского дома воспротивились браку ещё не вошедшего в мужской возраст Годфрида, на такой же, малолетней дочери своего правителя.

Рожер быстро и решительно уладил и этот вопрос, и наряду со своей свадьбой, и свадьбой Жордана, состоялась только торжественная помолвка Готфрида.

После шумного и пьяного свадебного пира, в первую же брачную ночь, горящий желанием и далее продлить свой род, а то, предыдущие жёны и женщины, наградили его только двумя наследниками мужского пола (остальные его дети — примерно 12 дочерей), с жаром приступил к исполнению супружеских обязанностей.

После этого, можно было сосредоточиться и на выборах нового папы.

Рожер, несмотря на своё подчинённое положение племяннику, уже прочно занял лидерские позиции в Южной Италии. Рожер Борса, практически во всём, слушался его, и даже злоба Сишельгаиты не могла помешать этому. И именно ему, теперь требовалось употребить все свои силы, чтобы к власти в Риме и во всём христианском мире, пришёл человек, лояльный к нормандцам.

Используя колоссальные денежные средства на подкупы, повсюду засылая своих послов, агентов и шпионов, ведя переговоры, деяния Рожера увенчались успехом. В марте 1088 года, на небольшом собрании кардиналов из партии церковных реформаторов, в городке Террачина, при поддержке нормандских мечей и копий, при единогласном одобрении, в папы был избран епископ Одо из Остии, взявший себе имя Урбан II.

— Надеюсь, что он не обманет наших ожиданий, — тихонько говорил Рожер, в кругу своего ближайших друзей и советников.

В Риме, всё ещё бунтующем, охваченном войной, опираясь на большое наёмное войско, всё ещё сидел Климент III, считавший себя, единственно законным папой римским.

Урбану II, для борьбы с ним была нужна помощь, и летом 1088 года он прибыл на Сицилию.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Граф Рожер, как раз осаждал Бутеру, когда к нему прибыли легаты папы. Оставив осаду города на своих испытанных и опытных военачальников, он поспешил в Тройну на свидание с Урбаном.

Рожер, с особым почтением склонился перед папой, принимая апостольское благословение. После торжественной части их встречи, специально проведённой под взглядами огромной толпы, под их одобрительные и восторженные возгласы, после божественной литургии проведённой папой, Урбан и Рожер удались в замок, чтобы переговорить без свидетелей, с глазу на глаз.

— Большое горе у нас, граф Рожер. Император Алексей Комнин, запретил в своих владениях латинским христианам причащаться опресноками. Он повелел, по греческому обычаю, использовать при священнодействиях квасной хлеб. Этого, решительно не приемлет наша религия! — издалека, не касаясь насущной темы, начал разговор Урбан II, хотя Рожер, уж конечно знал, зачем он явился к нему.

Но в ответ, он лишь покачал головой на такое кощунство византийского императора.

— Я, через Николая, аббата Гроттаферраты, и дьякона Рожера, направил Алексею письмо, в котором по-отечески шлю ему, свои упрёки за это.

Ещё молодой, чуть более сорока, Урбан II склонил свою лысую голову, с клочками седых волос на затылке и висках, якобы обуянный большим горем и сомнениями.

— Император мне ответил, через тех же послов, в грамоте, писанной золотыми буквами, что он приглашает меня и наших образованных мужей в Константинополь, где он готов собрать большой церковный собор. Там мол, в диспутах, между нами и греками, мы придём к общему решению, и устраним раскол в церкви Христовой.

Урбан II в горе покачал головой, но затем громко, в гневе, стукнул в пол своим посохом.

— Ты видишь, граф, до чего дошло?! Еретики-схизматики, уже указывают нам, что делать! Они смеются над нами! Святая матерь наша церковь, под угрозой! И скажи мне, граф, что делать? Что нам делать?

Папа испытующе глядел на Рожера.

— Надо ехать в Константинополь, и поставить зарвавшихся греков на место, — тихо и осторожно ответил тот.

Урбан II сокрушительно, с отчаянием, покачал головой.

— Но для начала, Вам, Ваше Святейшейство, требуется утвердиться в Риме.

— Вот! Правильно! — и Урбан II торжествующе поднял свой посох вверх. — В этом-то, мне и нужна твоя помощь!

Рожеру тоже кое-что было нужно от Урбана, и он начал…

— Я бы с радостью… Мой долг христианина… Да заради нашей Святой матери церкви… Но тяжёлая война с язычниками-мусульманами… Вся моя армия занята осадой Бутеры…

Только когда солнце уже клонилось к закату, папа римский Урбан II и Великий граф Сицилии Рожер пришли к соглашению — папа давал Рожеру своё одобрение на его третьий брак, своё апостольское благословение на продолжение дальнейшей Священной войны с неверными, пообещал ему во владения, все новые земли, которые он ещё завоюет. И самое главное, Рожер получил разрешение, на самоличное основание епархий в Сицилии и Калабрии, на назначение на кафедры своих, светских священников, не спрашивая на то одобрения Рима, и папа обязывался утверждать все назначения Рожера. Была сохранена и свобода вероисповедания для поданных Рожера — мусульман и православных, и Урбан II, пообещал не настаивать на насильственной их христианизации по латинскому обряду.

А Рожер дал Урбану II войско, послал гонцов в Капую и Апулию, и в конце лета 1088, эта объединённая армия подошла к Риму.

Поначалу всё шло хорошо. Нормандцы и сицилийцы Урбана II, в кровопролитных схватках на улицах города вытеснили сторонников Климента III с левобережья, но потом, попали в мудро расставленную ловушку, и также, как в своё время армия Матильды Тосканской и папы Виктора III, были окружены и блокированы на Тибрском острове.

Снова Рим горел, на его улицах, с переменным успехом, шли жестокие, ожесточённые схватки. Бои велись за каждый квартал, за каждую улицу, каждый дом. Тибр стал красным от крови, тела убитых запрудили его, а по улицам бегали одичавшие собаки, пожирая мертвичину.

Через год, осенью 1089 года, так и добившись успеха, Урбан II, подобно двум свои предшественникам — Григорию VII и Виктору III, бросив армию, бежал из Рима.

Торжествующий победу Климент III, когда ещё улицы Рима были завалены трупами, ещё шли бои в отдельных кварталах, ещё добивали нормандскую армию на Тибрском острове, созвал церковный собор из прелатов — своих сторонников, на котором снял все анафемы с императора Священной Римской империи Генриха IV.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Шумное торжище, собираемое в Бари раз в год, пело, плясало, играло и веселилось, перекликаясь разноязыкими голосами. Кого здесь только не было!

Оружейники из Дамаска, привезшие свои знаменитые на весь мир мечи, копья и доспехи. Торговцы коврами и тканями из Персии. Арабские купцы с караванами благовоний, пряностей и ароматических масел. Венецианцы, торговавшие дорогой солью, ценимой на вес золота. Иллирийцы, доставившие хороший лес, годный для строительства крепостей и замков. Купцы из Египта, торговавшие зерном и слоновой костью. Византийские ювелиры, со своим богатым товаром. Работорговцы из Генуи, Пизы, Марселя и Нарбонна. Купцы из Корсуня, привезшие из Руси особо ценимый в церквях и монастырях мёд и воск, редкую и вкусную рыбу из недр Понта Эвскинского^[20], меха, и славянских рабов, знаменитых своей силой и трудолюбием, а женщины-рабыни, были нарасхват из-за своей красоты. Прибыли торговцы шерстью и железом из Фландрии. Купцы из Испании, как мусульманской, так и христианской. Торговцы медью и оловом из Германии. Венгры, пригнавшие огромные табуны превосходных лошадей. И просто праздный, разношатающийся люд, из других стран и земель, пришедший сюда себя показать, да на других поглазеть. На скотном рынке, было не протолкнуться от отар овец и баранов, коровьих и бычьих стад. Казалось, со всего света стеклись сюда люди, со своим товаром!

В толпе, ловкие и пронырливые, толкались воры. Стояла очередь у телеги, где показывали дивного уродца с двумя головами. Большая толпа собралась и у шатра, где на потеху публики выступали знаменитые шуты из Ирландии, канатоходцы и акробаты из Фландрии, и пожиратели огня из далёкой Индии.

Стоял здесь, на целую голову возвышаясь над толпой, и владетель Бари, князь Боэмунд. Рядом с ним, не отступая ни на шаг, стоял такой же высокий, широкоплечий, его коннентабль Бьёрн де Бриан, зорко поглядывая вокруг, ничего и никого не пропуская.

— Смотри-ка, ха, ха, ха, как ловко! Вон, вон, смотри, куда тот забрался! Ах, молодец! Искусник!

Боэмунд сделал шаг вперёд, восхищённый мастерством акробата, стоявшего вниз головой на натянутом высоченно канате, и метавшем ножи точно в цель.

Бьёрн подал знак, и все друзья и телохранители князя, тоже сделали шаг вперёд, окружая его.

Сплоховал Роберт Готский, когда к нему сладостно покачивая бёдрами, улыбаясь, подошла молоденькая, черноволосая цыганочка. Она что-то прошептала, и Роберт, расплывшись в ответной улыбке, приобняв, склонился к ней.

Только на мгновенье, краем своего единственного глаза, Бьёрн увидел сверкнувшую молнию, и успел толкнуть Боэмунда в плечо.

— Берегись! — прокричал он.

Нож, брошенный акробатом на канатах, просвистел между ними. Перекувыркнувшись, тот уже ногами стоял на канате, и быстро метнул второй нож. Но кольчуга, подаренная ещё отцом при осаде Диррахия, спасла Боэмунду жизнь. Клинок, звякнув об неё, отскочил.

Хакон Немой, за одно дыхание выпустил две стрелы, и канатоходец, со страшной высоты, свалился на землю.

Но опасность грозила и с другой стороны.

На Боэмунда, опытно держа низко опущённый короткий меч, до сего спрятанный под одеждой, кинулся кто-то косматый, с длинными, спутанными волосами, закрывавшими лицо.

Молодой воин Фридрих, бесстрашно встал перед ним, закрывая Боэмунда, шаря рукой по поясу, в поисках рукоятки меча.

Клинок нападавшего, с лёту воткнулся в живот Фридриха. Но уже был готов к бою Бьёрн, и он, одним взмахом, снёс косматую голову, которая отлетев, шлёпнулась в пыль. Тело, фонтанируя кровью из шеи, ещё сделало один шаг, запнулась о тело Фридриха, и повалилось на землю.

Толпа расступилась, с любопытством и страхом глядя за покушением на князя. Сквозь неё, безжалостно расталкивая, протиснулся Вильгельм Фламенг, главный советник Боэмунда.

— Да я его знаю! — прокричал Фламенг, подняв за волосы косматую голову и вглядываясь в лицо. — Это Жакопо Саккано. А тот канатоходец, наверное, Николо Камулио. Готов поклясться в этом! Знаменитые убийцы! Равных им не было! Они служили Ансальдо ди Патти, а вот кому они теперь служат…

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Эмир — с араб. повелитель, вождь.

2

Магриб — араб. эль-Магриб: «там, где закат», назв. данное средневековыми арабскими географами и историками странам, расположенным к западу от Египта.

3

Сеута — город на северном побережье совр. Марокко, прямо напротив Гибралтара.

4

Сын Хэмфри Отвиля, двоюродный брат Боэмунда.

5

Тамим ибн аль-Муизз — эмир из династии Зиридов, которая правила в 972-1163 гг. на территории современных Туниса и Алжира.

6

Гуго Лионский, в миру Гуго де Ди, племянник герцога Эда Бургундского.

7

Одо из Остии.

8

Племянник Александра II, папы римского в 1061–1073 гг.

9

Следует заметить, что при жизни, Боэмунд ни в каких документах не фигурировал под титулом «князя Тарантского (Тарентского). Этот титул, был впервые употреблён по отношению к нему, лишь спустя сорок два года после его смерти, в 1153 году, когда Боэмунд был упомянут как «князь Антиохийский и Тарентский» в дипломатическом кодексе Бари. Тем не менее, в современных исследованиях, он обычно называется первым князем Таранто — Боэмундом Тарентским.

10

Готфрид Малатерра пишет, что Ибн Хамуд боялся мести своих людей, если они узнают об измене и о его согласии принять христианскую веру

11

Дионисий Ареопагит, афинский мыслитель, христианский святой, живший в I веке н. э., пишет о пресвитерах следующие: «Пресвитер есть совершитель, ибо он совершает священнодействия: причащение, крещение и молитвословия, хотя и не имеет дара сообщать благодать священства и не может поставить другого священника».

12

Похищение мощей Святого Николая произошло 20 апреля, следовательно, понадобилось всего 18 дней, чтобы добраться от берегов Кападокии до Бари.

13

Филипп I (1052–1108), сын короля Франции Генриха I и Анны Ярославны (дочь Великого князя Киевского Ярослава Мудрого), король Франции с 1060 года.

14

Эмма Отвиль (ок. 1063 — после 1119), младшая, четвёртая дочь Рожера Отвиля от Юдит д'Эвре.

15

Матильда Отвиль (1062-до 1094), вторая дочь Рожера Отвиля от Юдит д'Эвре, с 1080 года жена Раймунда де Сен-Жиль.

16

Cын Готфрида Отвиля, племянник Великого графа Рожера.

17

Вильгельма VI де Клермона.

18

Родольфо де Монтескальозо, сын Роберта де Монтескальозо, умершего в 1081 году.

19

Так говорят исследователи, но я, сколько не пытался, не смог отыскать пересечения родственных линий графов Тулузских с нормандскими рыцарями Отвилями

20

Др. греч. назв. Чёрного моря.