На людях. Рассказы

Чихнов

Рассказы — наше прошлое, будущее, настоящее. Есть в них хорошее и плохое, смешное и не очень. Всего хватает. Рассказ «10 рублей» — как женщина нашла 10 рублей и ходила смотрела, что можно купить на червонец… Конверт, банан, мыло… Спички? Спички 12 рублей. Что еще можно купить? Что? Карандаш? Так ничего и не купила. «Это было бы смешно, если бы не было так грустно..» М. Лермонтов

«…днями»

После завтрака — в 7 часов — прогулка. И так каждый день. Вошло уже в привычку. Женщины, все больше преклонного возраста, в 6 часов уже с палками для скандинавской ходьбы набирались здоровья. Погода, непогода — идут: главное — здоровье. Практичный народ. Зоя Павловна, медик из третьего подъезда, тоже рано выходила с мопсом: «Ну куда ты бежишь?! Горит, что ли? Какой ты непослушный. Трудно мне с тобой». Собака, задрав ногу, пометила и опять побежала. «…Ну куда ты бежишь, право! Горит, что ли? Горе ты мое». У Самойлова Алексея Петровича, механика из горгаза, была овчарка. Собака без намордника. «Проходите, проходите. Не бойтесь, она не кусается», — говорил Алексей Петрович. Собака большая, вцепится — мало не покажется. Раз он намекнул механику про намордник. Алексей Петрович промолчал, словно не слышал.

Июнь. Отцвела черемуха. Хорошо вот так утром — свежо, птички поют — пройтись; так бы шел и шел… Ходил он кругами — гостиница, «Монетка», поликлиника и обратно, км 4—5 выходило. Раньше он бегал, выйдя на пенсию, то ли обленился, то ли годы уже, возраст… Вот уж вторую неделю он только выходил к поликлинике — женщина лет 40 — 50 с пронзительным взглядом, с рюкзаком за плечами, пробегала; у 35-го дома, что рядом с детсадом, покурит и опять бежит. Зачем курить? Он ничего не понимал. Курить — здоровью вредить.

И днем была скандинавская ходьба. Собаки — хаски, чау — чау, доберман.., с намордниками, без намордника: «Рядом! Вот умница. Фу! Куда полезла? Я сказала: рядом!» Все как утром и не все. Молодые мамы с колясками. Ребятня на самокатах, того и гляди, что сшибут. Старушка с клюкой сделает шаг-другой, остановится, отдохнет — и опять пошла. Сил-то совсем нет, а идти надо: движение — это жизнь; насиделась дома за зиму. Лет через 10—15 и он старый хрыч, «овощ», как сказал бы сосед.

Мужчина в теле ходил все, размахивая руками, избавлялся от лишнего веса.

— Мне 81 год, — откровенничал мужчина на углу, на пересечении улиц Свободы и Пионерской, — раньше я жил неделями, сейчас — днями.

Понедельник, вторник он сидел с Аленкой, внучкой, сын попросил. В среду опять прогулка. Ночью была гроза. Он все никак не мог уснуть. Снилась сестра, больная. «Ну куда ты бежишь?! Горит? Фу! Бяка!» — гуляла Зоя Павловна с мопсом. Алексея Петровича было не видно, может, прошел уже.

Гостиница, «Монетка»… Он вышел к поликлинике. Женщина с пронзительным взглядом курила…

Мужчина, живущий днями, прошел. Женщина в годах:

— Вы не узнаете меня? Это я — ваша бывшая соседка.

— Вы в темных очках, вас сразу не узнать.

— Как ваша сестра?

— Нет сестры. Царствие ей небесное.

— Она у вас ведь выпивала… Когда это случилось?

— В прошлом году. В мае.

— Я вот тоже готовлюсь…