Демы

Хони Эхека, 2023

Демутанты очень похожи на людей. Но все же они не люди. У них есть хвосты, клыки и крылья, они покрыты шерстью или чешуей. Демы мирно живут в человеческом мире, пока однажды в городе М. не начинается эпидемия озверений. Из добропорядочных соседей демутанты превращаются в жутких хищников и нападают на мирных жителей. Демутант Влад поступает на службу в уголовный розыск, чтобы найти причину эпидемии до того, как сам станет зверем.Страшноватая получилась аннотация, на самом деле книга куда более ламповая.

Глава 1. Странный пациент

Если бы фельдшер скорой помощи Иван Герасимович Молодцов знал, каким кошмаром обернется эта ночная смена, то нипочем не вышел бы на работу. Хорошо хоть жив остался — и на том спасибо.

Иван Герасимович был опытным медиком, откатавшим на скорой без малого сорок лет. Поэтому ему стало ясно, что ночь не заладится, с первого же вызова. Он поступил от известной среди фельдшеров ипохондрствующей старухи Глафиры Романовны. Вот уже десять лет она еженощно звонила в скорую помощь и сообщала, что нынче же умрет. Но неизменно нарушала свое обещание.

В этот раз пациентка, издавая в телефонную трубку звуки, похожие на блеяние, пожаловалась, что проснулась среди ночи с непреодолимым желанием съесть герань с подоконника. Она даже начала жевать бедное растение, но листья оказались такими горькими, что сняли ночное наваждение еще до приезда скорой.

— Что ж вы с герани начали, вон у вас лук в баночке пророс, — посмеиваясь, сказал Иван Герасимович, измеряя Глафире Романовне давление. — И для иммунитета полезно.

— Все вам, доктор, шуточки шутить. А я как проснулась, сразу почуяла неладное, будто я — вовсе не я, а кто-то вроде… козочки, что ли. Или коровы.

Печеные яблочки щек Глафиры Романовны слегка порозовели, ей теперь и самой было неловко за столь нелепый повод для вызова скорой.

Скорее уж овечки, подумал Иван Герасимович, глядя на редкие седые кудряшки старушки, сквозь которые проступали очертания бледно-розового черепа.

— А не было ли у вас в роду демутантов? — осведомился он, снимая с руки пациентки манжету тонометра. — Возможно, не в близком родстве. Вдруг какая-нибудь троюродная тетка имела пару дополнительных заячьих ушей, прабабушка умела дышать под водой или, скажем, дед скакал на козьих ножках…

— Вот уж увольте, — обиделась Глафира Романовна. При слове «демутанты» она вздрогнула и сморщила губы, будто Иван Герасимович произнес бранное слово. — У нас приличная семья, — с видом оскорбленного достоинства заявила старушка. — Ни у кого даже рудиментарного хвоста не было. Между прочим, когда хочется съесть чего-нибудь этакое, значит, в организме витаминов не хватает, я по телевизору видела… — сама себе поставила диагноз она.

Иван Герасимович думал иначе — по всей видимости, Глафиру Романовну настигли первые проявления деменции. Что ж, в ее возрасте это было неудивительно, даже ожидаемо.

— Вот витамины бы и ели, при чем тут комнатные растения? Давайте-ка я вам хороший препарат пропишу, — примирительно сказал фельдшер.

А про себя подумал: не сильно Глафира Романовна его и старше, ей под восемьдесят, ему почти шестьдесят. Неужто старческое слабоумие уже не за горами? Может, тоже скоро проснется «козленочком», как братец Иванушка из сказки. Кстати, а не про демутанта ли рассказывалось в народном фольклоре, подумалось Ивану Герасимовичу.

Он быстро написал на бумажке название препарата и спешно откланялся, пока Глафира Романовна не обнаружила у себя новых признаков превращения в какое-нибудь парнокопытное. Он уже спускался по лестнице, когда благодарная старушка крикнула вслед:

— Спасибо, доктор. Спокойной вам смены!

Иван Герасимович споткнулся на ровном месте от недоброго предчувствия. Как и все фельдшеры скорой, он знал, что все приметы и суеверия — не выдумка какая-нибудь, а самая что ни на есть правда. К примеру, залетевшая в салон муха сулила смерть пациента, новая форма — что на свежую одежду непременно прольется кровь. А пожелание спокойной смены означало, что выйдет все с точностью до наоборот.

Так и случилось! Вызовы посыпались один за одним: кто с температурой, кто с болью в животе, кто с рвотой. К полуночи Ивану Герасимовичу начало казаться, что он подхватил недуг Глафиры Романовны, и на спине у него вырос неподъемный черепаший панцирь. После очередного вызова (кишечный грипп у школьника, на поверку оказавшийся похмельем после втайне распитого отцовского коньяка) он еле доволок ноги до служебного автомобиля.

«Говорила жена, сколько можно на скорой работать, другие в мои годы уже все по кабинетам сидят», — укорил себя Иван Герасимович, вернувшись в пахнущее бензином тепло машины.

Не успел и дух перевести — очередной вызов. Диспетчер с легкой ноткой любопытства сообщил, что звонили со старого городского кладбища, где давно уж никого не хоронили. Вызов на кладбище сам по себе был явлением редким, можно сказать исключительным — лечить там, как правило, было уже некого. Интересной оказалась и причина вызова — укус «неизвестного животного».

— Собаки? — переспросил у диспетчера Иван Герасимович.

— Нет, так и сказали: «неизвестного животного».

— Хм, едем, — ответил Иван Герасимович, а в голове откуда ни возьмись возник стишок: — Родила царица в ночь, не то сына, не то дочь. Не мышонка, не лягушку, а неведому зверушку.

Надо же, вот и великий классик, кажется, писал про демутантов, удивился фельдшер. Оказывается, испокон веков про них складывали легенды и стихи, а изучать начали совсем недавно. Но это и понятно, раньше-то демутанты от людей прятались.

Когда скорая прибыла на место, на обочине кладбища уже стоял желтый реанимобиль, который, впрочем, сразу тронулся с места, стоило машине Ивана Герасимовича приблизиться.

Реанимобиль включил сирену и зажег проблесковые маячки. В их холодном синем мигании Ивану Герасимовичу привиделось, будто надгробия и кресты ожили и принялись корчиться в жутком макабрическом танце. Он покосился на водителя — тот спокойно крутил руль, покрякивая на ухабистой дороге, которая опоясывала кладбище. Значит, пляска надгробий виделась только ему, определил Иван Герасимович. Дело ясное — сказывалась усталость ночной смены плюс врожденная живость воображения.

Пациента Иван Герасимович заприметил, когда реанимобиль исчез за поворотом. Фары выхватили из темноты привалившуюся к ржавой могильной оградке фигуру. Она была неподвижной, словно кладбищенская статуя. Иван Герасимович забеспокоился — неужели пациент не дождался помощи и умер? Это ж придется ехать в морг, писать отчет, да еще и с полицией объясняться. Так до конца смены не управишься.

Едва колеса затормозили, Иван Герасимович поспешно набросил синюю куртку фельдшера и вышел наружу. На старом кладбище не было уличных фонарей. Луну затянуло тучами, и единственным источником света служили автомобильные фары.

Иван Герасимович прошел через полосу жухлой прошлогодней травы, отделявшей могилы от дороги. Ломкие побеги отчаянно цеплялись за ботинки.

Человек у оградки был до того похож на восставшего мертвеца, что Иван Герасимович остановился, не дойдя пару шагов.

Глаза на мертвенном симметричном лице были закрыты, кожа, оттеняемая темнотой спутанных волос, светилась лунной белизной, прямая кость тонкого длинного носа с крючковатым кончиком так туго натягивала кожу, будто могла прорвать ее на переносице. И потом весь он был покрыт какой-то копотью и грязью, словно только что рыл землю.

Чувство первобытного животного страха волной мурашек прокатилось по спине Ивана Герасимовича. Разыгравшееся воображение услужливо подкинуло пугающую картинку: кладбищенская земля разверзается, из нее появляется рука с грязными когтистыми пальцами и слепо шарит по земле.

«Чур меня, чур», — само собой пронеслось в голове. И вспомнилось отчего-то, как в детстве, еще маленьким мальчиком, Иван Герасимович ходил с бабушкой на кладбище проведать дедову могилу. Как он трясся от страха, а его детская ладошка потела в крупной морщинистой руке. И как бабушка успокаивающе приговаривала, что если какая нечистая сила пристанет, бояться нечего. Всего-то и нужно — съесть горсть могильной землицы. И нечисть сгинет.

Иван Герасимович с сомнением покосился на оградку и маленький холмик, поросший серой игольчатой травой, будто морской еж.

«Ерунда какая-то, — передернул он плечами и строго сказал себе: — Ты же столько лет имеешь дело со смертью и не видал ни одного привидения, ни одного восставшего с того света. Стыдно, уважаемый, а еще медик…»

— Доброй ночи! Вы пациент? — спросил он вслух. Его голос прозвучал неожиданно громко в оглушительной кладбищенской тишине.

Фигура у оградки пошевелилась — мертвец открыл глаза и вскинул руку, заслоняясь от света фар.

«Вот видишь, — назидательно сказал про себя Иван Герасимович. — Мертвые не боятся яркого света».

Стряхнув с плеч тревожную дрожь, он подошел ближе. Конечно, это был совсем не мертвец, а вполне себе живой человек — паренек в форме дорожной полиции. Видать, гаишник с совсем еще мальчишечьим гладким лицом. Просто очень бледный. Темные глаза парнишки не были подернуты трупной пленкой, а внимательно смотрели на Ивана Герасимовича из-под ладони, которую он козырьком прислонял к бровям. Другая рука, обернутая белой тряпкой в красно-коричневых мраморных разводах, висела безвольной плетью.

— Я, здравствуйте, — ответил пациент и встал, придерживаясь за оградку.

Он изобразил вежливую улыбку на тонких синеватых губах.

«Сознание не спутано, четкость речи не нарушена, стоит на ногах самостоятельно. Рядовой медицинский случай, просто место необычное, — автоматически отметил Иван Герасимович и усмехнулся. — А напугался-то, будто ребенок утопленника».

— Пройдемте в машину, — пригласил он.

Пациент оказался неразговорчивым. Об обстоятельствах получения травм не распространялся — помимо укуса их оказалось несколько: вывихнутая нога, свежие синяки и несколько ссадин. Когда фельдшер поливал рану антисептиком — не охал и не стонал, а только становился еще бледнее, словно выцветающий на свету негатив. Что ж, Иван Герасимович и сам не любил, когда пациенты болтали не по делу. Хотя тут даже его, видавшего многое за годы работы на скорой, разбирало любопытство. Что за неведомое животное могло так отделать человека? Разве что кенгуру — Иван Герасимович слышал, что они умеют боксировать. Но в присутствие кенгуру на старом городском кладбище города М. верилось с трудом.

Да и сам след укуса был удивительным. Как будто парнишку укусили за одно место сразу двое, да так ловко, что от первого остался лишь тонкий полукруглый синяк, а от второго — сочащаяся кровью рваная рана. Что за чудеса?

Иван Герасимович обработал рану, наложил несколько швов и хотел было заняться повязкой, когда зазвонил телефон, неуместно пронзительный в тишине салона.

Пациент вздрогнул, подскочил на месте и схватился было за карман штанов, но лишь понуро вернулся на прежнее место с пустыми руками.

Резкие трели доносились из рабочей куртки Ивана Герасимовича, которую он положил на кушетку. Он нахмурился и вызов проигнорировал — не прерывать же работу. Кроме того, звонил его личный телефон, на который не приходили рабочие вызовы. Под монотонное пиликание Иван Герасимович убрал окровавленную вату и достал из сумки бинт.

— Так говорите собака? — спросил он словно невзначай, поднося руку пациента поближе к лампе.

Обработанная рана теперь выглядела хорошо и аккуратно. Затянется, и недели не пройдет, на таких молодых все быстро заживает.

— Я не говорил, — ответил пациент.

Он поглядел на фельдшера, и в этот момент Иван Герасимович заметил, что глаза у паренька такого темного цвета, будто радужки не было вовсе — только два черных туннеля посреди белых озерец. Иван Герасимович торопливо мигнул, разрывая зрительный контакт, и с треском вскрыл упаковку стерильного бинта.

Всего лишь эффект скупого салонного освещения, только и всего, решил Иван Герасимович, но больше старался не встречаться с пациентом глазами.

— А кого увезли на реанимобиле? — спросил он.

— Моего коллегу, — ответил паренек и добавил: — Он упал.

Телефон наконец перестал звонить. В машине скорой помощи вновь стало тихо. Иван Герасимович покачал головой — не желаем, значит, рассказывать… Думает, что простому фельдшеру не ясно как день, что это укус никак не обыкновенного животного.

Может, тут приложил руку дем, пришло в голову Ивану Герасимовичу. Но демы обыкновенно не кусались, они ведь при всей необычности их внешности не были дикими животными. Скорее, это были люди с особенностями развития.

Иван Герасимович не делал для себя отличия между демами и людьми — лечить всех приходилось одинаково. Хотя некоторые его коллеги отказывались приезжать на вызовы к демутантам, аргументируя это тем, что не оканчивали ветеринарных курсов. Но то были в основном люди недалекие и узколобые. Иван Герасимович таких не любил и глубоко в душе порицал за столь явное непонимание основ биологии, эволюции видов и элементарную невоспитанность.

Он принялся бинтовать рану, методично оборачивая бинт слой за слоем вокруг предплечья пациента. Работа была монотонной, привычные руки сами собой накладывали повязку, и вскоре любопытство на лице Ивана Герасимовича сменилось выражением усталости.

— У диких животных бывает бешенство, я бы посоветовал съездить в травмпункт и сделать укол. Мы вас отвезем, — сказал он, когда дело было почти закончено. Сквозь бинт наконец перестали проступать красные пятна.

— Не надо, спасибо, — ответил пациент.

— Дело ваше, наше дело — предупредить.

Иван Герасимович не стал спорить. Даже хорошо, что не придется отвозить несговорчивого пациента в больницу. Может, удастся заехать на станцию, отдохнуть хоть часок вопреки неудачной примете, размечтался он.

— Почти готово. И все-таки я бы посоветовал сходить уколоться, — все же добавил Иван Герасимович для порядка. — Когда появятся симптомы, будет уже поздно, — он разорвал свободный хвост бинта пополам, пропустил завязки вокруг руки пациента и завязал аккуратный узел. — Вот и все.

Он залюбовался результатом своей работы. Как вдруг телефон вновь зазвонил.

— Неймется кому-то, — пробормотал Иван Герасимович, думая уже не о пациенте, а о чашке крепкого кофе, ждущей его на станции. Он с хлопком стянул с руки резиновую перчатку.

— Спасибо, — сказал пациент.

Он пошевелил пальцами, встал и попробовал открыть забинтованной рукой дверь автомобиля. На бледном лице проступила гримаса боли.

— Постарайтесь не напрягать руку, — посоветовал Иван Герасимович. — Хотя бы первое время.

Он собирал в сумку склянки с перекисью и йодом и, не отрываясь от дела, прижал плечом телефон к уху.

— Слушаю! Да, это я. Здесь… Э-э-э, кто? Да, сейчас позову. Кхм-кхм, уважаемый…

Иван Герасимович обернулся к пациенту — в салоне было пусто. Он выглянул в приоткрытую дверь. Паренек, к его удивлению, успел не только выйти наружу, но и почти дошел до кромки кладбища.

Иван Герасимович как был, без куртки, выпрыгнул в промозглую ночь и посеменил за удаляющейся фигурой.

— Постойте! Да стойте же! — крикнул он, сердясь, что ему пришлось пуститься вдогонку, как какой-то собачонке.

Крик спугнул с деревьев стаю ворон — птицы взметнулись в воздух и черными тенями пронеслись над крестами, оглашая небо сердитым карканьем.

Молодой человек с забинтованной рукой, неоново-белой на фоне ночи, обернулся и вопросительно поглядел на Ивана Герасимовича.

— Вы… Акумов… Влад… Александрыч? — спросил он, запыхавшись, и внезапно вспомнил, что забыл попросить документы больного и заполнить бланк вызова.

— Я.

— С вами хотят поговорить. Это, эм… Вам сейчас все объяснят. Держите.

Иван Герасимович протянул ему телефон. Пациент взял его здоровой рукой.

— Слушаю, — сказал он.

— Недобрая ночь, Акумов. Это глава демутантского уголовного розыска Анна Анубисовна Мау, — отчетливо услышал в тишине ночного кладбища Иван Герасимович. Мягкий женский голос с по-кошачьи протяжными гласными безапелляционно скомандовал: — Никуда не уходите, сейчас приедет машина. Вы нужны на совете высших демутантов, расскажете о происшествии.

— Хорошо, — ответил пациент в трубку, откуда уже доносились короткие гудки. — С-спасибо.

Он возвратил телефон фельдшеру.

— И что же, вы будете здесь один дожидаться? — спросил Иван Герасимович, которому не хотелось оставаться на кладбище даже лишние пять минут. — Не испугаетесь?

— Нет, кладбища меня не пугают, — заверил пациент и улыбнулся.

О, что это была за улыбка! Иван Герасимович отшатнулся. Он сделал два шага назад, споткнулся о подвернувшуюся под ноги кочку и опрокинулся на спину. Ночной пациент словно бы завис над ним в воздухе — его лицо белело на фоне черничного неба, глаза зияли черными провалами.

— Чур меня, чур! — крикнул Иван Герасимович и пополз спиной вперед по земле.

Под руку попался холмик, о который он споткнулся — могила! Поросшая мхом старая могила, почти сровнявшаяся с землей. Иван Герасимович с корнем вырвал кусок дерна, запихнул в рот и принялся усердно жевать.

— Сгинь, нечисть! — промычал сквозь траву Иван Герасимович.

Рот наполнился маслянистым черноземом вперемешку с корнями. На зубах захрустели мелкие камешки. Он заработал челюстями и с ужасом понял, что не может проглотить скользкий вязкий комок. От попытки протолкнуть в горло смешанную со слюной землю, глаза полезли из орбит.

— Что с-с вами? Позвольте… — услышал он шипящий голос и увидел белую руку, которая потянулась, как показалось Ивану Герасимовичу, прямо к его горлу.

Он увернулся от длинных бледных пальцев — господи, как он сразу не заметил, какими костлявыми и высохшими они были, словно руки мумии! Перекатился на живот и, не оборачиваясь, помчался к спасительной белой машине с крестом, отплевываясь на ходу.

«Крест! — пронеслась в голове мысль. — Спасение… Туда он точно не пройдет…»

Иван Герасимович уже забыл, что пациент только что преспокойно сидел на кушетке в салоне, пока он бинтовал его руку. Он не помнил ничего. Его сознание пылало, точно сухое дерево, пронзенное молнией ужаса. Иван Герасимович с разбегу врезался в железный бок машины, одним махом влетел в салон и захлопнул за собой дверь.

— Едем! — толкнул он в плечо дремавшего водителя.

— Что… Чего это с вами?

Водитель вытаращился на фельдшера. Он весь блестел от пота, и вдобавок был с ног до головы покрыт жухлой травой. Из подергивающегося рта свисало несколько травинок.

— Жми! Скорее!

Иван Герасимович, не ожидавший от себя столько прыти, со свистом втягивал воздух. Подобных спринтов он не бегал уже лет десять. Бок кололо раскаленными иглами, сердце бешено колотилось о ребра. Он щелкнул замком на двери и круглыми глазами уставился в темноту за окном.

Водитель завел двигатель, и машина снялась с места. Фары в последний раз скользнули по фигуре, застывшей на фоне могильных крестов, и запрыгали по дорожным ямам. На мгновение Иван Герасимович вновь увидел лицо кладбищенского пациента.

Он… Он смеялся, широко распахнув рот! Хватал губами воздух и, уперев руки в бока, просто покатывался со смеху.

Иван Герасимович осенил грудь крестом, чего не делал с самого детства. Он еще раз убедился, что не ошибся — во рту пациента блеснули два длинных острых клыка.