Воспоминания старого шамана. Дух кочевой

Хамархан Хамтай Александр

Книга о людях, об их мечтах и устремлениях. Она о горце из древней притчи и о его пути; о молодых ребятах, которые пошли в свой нелегкий жизненный поход. Она о дальнем поселке, который затерялся на берегу холодного Сибирского моря, о судьбах людей того времени. Книга о пастухе, живущем в Великой степи, о его семье и ее истории. Она о деревенском мастере-печнике, о его последнем кочевом пути. Эта книга о Духе, который объединяет всех ее героев – о Духе кочевом.

Глава 1. Ежегодный переход

Волнующее чувство охватило суть,

Он поднимался долго в горы,

Туда, где обиталища всех душ,

Под облака, — в бескрайние просторы.

Закончив этот путь земной,

Они назад летели, выше,

Взор, устремляя в небо, свой,

Домой туда, — откуда все мы вышли!

(Божественная суть)

Раз в год они выбирались, подгадывали свой отпуск, кто-то отгулов подкапливал про запас. Деньжат собирали, а потом скидывались «в общий котёл». Как-никак, переход долгий: и продуктов надо накупить и снаряжение собрать, технику отремонтировать и бензином ее напоить. — Без топлива она не поедет, — заупрямится техника.

Сговаривались загодя, и после сборов, на военном вездеходе, поднимались к егерю, до его заимки. А дальше, со снаряжением, уходили далеко в самые верховья.

Сперва их егерь вез на конной телеге, до первого зимовья. Там они останавливались и ночевали. Наутро выдвигались дальше, а егерь возвращался к себе на заимку.

Собачки — лаечки, сопровождали своего хозяина. Шли за ним по дороге, кормом подножным промышляли: где мышек полевок ловили, а где и птичек зазевавшихся. Однажды, они загнали зайца-рысака.

В разное время ходили в этих местах. Зимой по лесным заснеженным тропам. По замерзшей реке, на груженых снегоходах, с вещами да с прицепами. Но, то было зимой: в крепкий мороз и в глубокий снег.

Летом же — совсем другое дело. Тепло, солнце над головой, мухи, правда, досаждают, да гнус с комарами. Но если на такие мелочи не обращать внимания, то места здесь красивые, чистые, — самой Природой бережённые.

Вот так, куда бы ни поехал в наших землях, или не пошел, в любое время года есть своя романтика и своя прелесть.

Края знатные: несколько лет назад уже проходили здесь с командой, когда охотились на медведя шатуна. Все тогда побывали, за исключением Савы — старшего сына Андрея — деревенского механизатора.

Сава — сын Андрея

Сава — крепкий парень, рослый, весь в своего отца! Ни в чем не отставал от бати.

Хвалили его старики деревенские, так говорили про него:

— Толковый мужик вырастает из Савы, с хорошей головой и с руками мастеровыми. Его бы направить вовремя, и кое-что подсказать.

Когда он немного подрос, — профессии освоил столярные и слесарные. С плотником практиковался. Мог работать топором — пазы выбирать, шканты сверлом сверлить и с рубанком хорошо управляться. Замки однако плотницкие не получалось у него делать, «руку пока еще не набил».

Мог Сава сруб ложить в помощниках. Сараи они с батей колотили, стайки. Как-то летом, баню перебрали.

Покосило ее от времени, на одну сторону под завалило.

Андрей расстраивался от предстоящего ремонта:

— Как подумаю, сколько работы предстоит, руки опускаются. Это ж денег еще надо и материала.

Но Степан подбадривал его:

— Да не боись, ты, Андрюха, — нижние венцы прогнили, — вот она и накренилась.

— Так всю же перекладывать!

— А ты не кипишуй раньше положенного! На домкратах поднимем ее, проверим, — может пару-тройку венцов, и поменяем. Только аккуратно поднимать будем, равномерно. И, да…, крышу придется переделать.

— Так я, ее, и сам хотел менять. Старая, шифер посыпался, обрешётка местами по сгнила. Еще бы стропила проверить.

Когда собрались мужики, ближе к делу — так все сразу и проверили.

Венцы нижние совсем прогнили. Первым оказался сосновый, — не пригодный для первого ряда. Так обычно не кладут, а в бане — тем более. Лиственничный первый ряд ложат, могут и два и три положить. Не гниет такая древесина от влаги.

Начали работы по порядку. Сначала крышу сняли. Шифер, как решето — за небом можно наблюдать, — за звездами сквозь дыры в шифере.

Между трухлявыми стропилами, на уцелевшей обрешётке, лесные осы свили свое гнездо. Пока там жили — никому не мешали, никто и не знал об их существовании. Но когда их потревожили, — они напали на Андрея. Всего искусали. Благо, день еще рабочий, и Степан оказался на мотоцикле.

Они быстро доехали до медпункта. «Больного» Андрея до самого места доставили, — широкоплечего, почти под два метра ростом.

— А по тебе и не скажешь, что осы покусали! — удивилась Мария, деревенская медсестра.

— Лицо только оплыло слегка.… Хотя… мне кажется, оно у тебя и раньше было таким! — улыбалась она, набирая лекарство в шприц. — Вот, если бы кого другого искусали, — так он бы помер, наверное! — подначивала она с издевкой.

— Кулаки-то, свои, убери со стола. Мешают они мне, — обзор загораживают.

Андрей убрал руки со смущением.

Не зря побаивались его деревенские. Не кулаки у Андрея, а головы! Характер у него, хотя и терпеливый, но только до времени. Не было у Андрея полутонов в отношениях: все были или свои или чужие.

Если не трогали его, не подначивали, так и он спокойно к ним относился. А коли цепляли в разговоре, подшутить пытались, — он сперва терпел и никак не реагировал. Но когда его терпению приходил конец, Андрей поступал просто: подходил к «непонимающему» и сразу бил, без предупреждения.

Силы был немеряной, «могучий как его трактор» — говаривали старики про Андрея.

Мария поставила ему укол и сделала положенные процедуры.

— Ну, все мужики, давайте назад, к пчелам своим возвращайтесь!

— Да не пчелы это, а осы! — возразил ей Степан.

— А мне почем знать, чем вы там промышляете, может пасека у вас на крыше.

— Андрей, а ты лицо им больше не подставляй, а то опухнет и треснет как арбуз!

Андрей насупился на нее, обиделся, но ничего не ответил.

«Был бы мужик на месте Марии, — врезал бы. Но она женщина, — нельзя женщин обижать!» — успокаивал сам себя

На обратном пути, Андрей со Степаном заехали на работу за плотником Михеичем. Там пересели в рабочий трактор, а домкраты тяжелые в телегу погрузили. Да так и покатили с телегой до дома.

К ремонту они загодя приготовились: бревна к бане свезли, ошкурили их аккуратно, болонь целую сохранили.

Сава мох на болоте насобирал, чтобы баню проконопатить.

Можно было, конечно и паклю на ферме взять, да птички пакостят, вытягивают ее из сруба, в гнездо себе тащут. Щели от этого образуются. — Ветер сквозь них сочится и гуляет потом по всей бане.

Мох же если положить, — так совсем другое дело. Он птичкам непотребный: пока с ним до гнезда долетишь — весь по дороге растеряешь, — столько силы зря потратишь.

Вот так и приходилось, деревенским, считаться с Природой, во всей своей повседневной жизни.

Плотник с Андреем, Савой и Степаном принялись за работу. Сруб подняли на домкратах, фундаменты проверили.

Нормальный фундамент целый оказался, почти по уровню выставленный. Сгнившие сосновые венцы и доски подоконные, заменили на новые — на лиственничные. Таким влага не страшна — долго они прослужат. По ходу половые доски заменили на новые, струганные. Листвяк — тяжелое дерево, дорогое, если его покупать. Однако в банном деле оно незаменимое.

Пар, вода и сырость — будто сама Природа создала лиственницу для таких условий.

Когда с венцами да с полами закончили, — крышей занялись.

Восстановили крышу: стропила возвели, решетку сверху набили. Закатали ее рубероидом. Шифер Андрей купил, — и весть перестелил на новый. Не вышло закончить за одни выходные, еще и отгулы пришлось прихватить.

На следующих выходных решили потолочину поменять: — раз уж взялись делать, то все до конца надо довести!

Потолочину перебрали: опилки на ней промокли, и щиты просели от времени. Балки, как ни странно, оставались целыми.

Пришлось все выгрести в огород, щиты по новой сколотить и на них засыпать опилок сухих с пилорамы. А сверху, как Михеич сказал, глины положили, и водой глиняной пролили. Глина всю влагу вытянула и высохла, стала монолитным слоем. Ничего теперь не разлетается, и тепло лучше сберегает. Для искры, случайной, потолочина безопасная стала.

Так за пару недель баньку подновили, стала, она, как новая у Андрея.

Михеич по случаю, полог свежий изготовил, да скамейки сколотил.

— Ровные они, шлифованные, не занозишься на таких, отдыхай — не хочу! — говаривал плотник своему товарищу.

Уважал Михеич Андрея, — помогал тот ему.

— Ежели дров из лесу привезтить или землю вспахать в огороде, — не к кому обратиться окромя него! — говорил Михеич про молодого тракториста.

Хороший опыт получился для Савы. Столько работы новой переделал, столько тонкостей узнал. Не каждый день доведётся баню перебирать.

Бывало время, просился парнишка поработать с дядей Мишей — деревенским сварщиком.

Андреев друг любил Саву как сына своего. Учил его делу сварочному, обмазкам и электродам. Показывал как прямой шов варить, как боковой, наклонный, как потолочину. Сава месяц практиковался на ремонте, — считай, начальный уровень прошел.

— Уж наляпать-то как попало и прислюнить завсегда сможет, — говорил про своего ученика Михаил.

— А с годик потренируется, — понимать начнет в сварочном деле

Андрей хвалил за это Саву, поощрял по-отечески:

— Смотри, мать, какой сын у нас растет, — весь в меня!

А супруга его недоумевала:

— Зачем мальчишку так нагружаешь, мал еще для тяжелой-то работы. Вот надорвешь его, а потом сам рад не будешь!

На что Андрей ей отвечал:

— Ладно тебе ругаться! Мужик растет — не девчонка! Самостоятельный, — сам же обучаться хочет! Зачем порыв у него отбивать? — А я помогу, подскажу как лучше.

Так Сава и рос: силы набирался и навыков новых. Батя помогал ему, подсказывал. Домашнюю работу, хозяйскую тоже делал.

По сезону они ходили в лес по грибы и по ягоды. На покос за деревню ездили, сено на зиму заготовить. — Во всех делах Сава участвовал.

Бывало, отдыхали с отцом на природе. Он тогда на лодке научился плавать и рыбу ловить. Андрей за старшего был спокоен, как за себя самого:

— Если чего и случится, так не пропадет сын, — на кусок хлеба всегда заработает своими руками.

Когда пришел Савин очередной день рождения, Андрей по-отцовски подарил ему нож. Хороший нож, рабочий. На все случаи подойдет: что хлебу нарезать с салом, что тушу свежую разделать. Бриткий нож, шкуру таким удобно снимать и жилы резать. Гвозди им не расколотишь, как в деревне шутили, но древесину настругать запросто. Удобный, лежит в руке как влитой.

Когда приходили Андрей с Савой к Шаману, тот учил молодого:

— Ты ремень носи в штанах, — так оно положено. Не ходи без ремня. В нем вся сила мужская. А на ремень ножны одевай, когда на обряд идешь. Нож это символ твой Родовой и оружие.

С тех пор Сава так и поступал. Купил батя ему ремень. А когда они на обряд собирались, Сава ножны одевал. Со своим ножом появлялся на обряде, уже как взрослый мужчина. Пацаны деревенские видели Саву — завидовали ему.

Савина мама оберег ему дала — маленький серебряный медальон на веревочке.

— Носи его, особенно когда тяжело, или в дорогу когда собираешься, в поход длинный. Он тебя охранит и от беды отведет. Бабушка мне его передала, а я тебе передаю.

Сильная у тебя была бабушка, людей умела лечить руками своими и отварами разными. Она высоко сейчас на небесах. Смотрит на нас оттуда и желает нам всем добра. Если ей помолишься и о помощи попросишь, тогда она придет к тебе и поможет.

Так Сава и поступал, хранил оберег в надежном месте. А если куда-то в дорогу собирался то надевал его на себя, на всякий случай, для маминого спокойствия.

Егерь и Бато. Хал

Был у Егеря товарищ хороший — Бато. Учились они вместе в одной школе. Потом, правда, раскидало их, одноклассников, по разным училищам да институтам. Кто-то работать пошел после восьмилетки и коротких курсов. Многие из уехавших вернулись в деревню Родовую и в поселок. Устроились на работу, каждый по своей специальности. Шло время, молодые знакомились, семьями обзаводились, детишек рожали. Раз в год они приезжали на обряд в Милхаеву деревню, предков своих помянуть, земле родной поклониться.

Как-то появилось увлечение у Егеря с Бато, в горы ходить, в походы длинные. Собирались они со своими товарищами и шли несколько дней в верховья, а потом возвращались оттуда уставшие, полные впечатлений. На весь год эмоциями заряжались. Видели там таких же увлеченных, из других городов приезжавших, с мешками, лодками надувными.

Вот и пришла Бато идея: а не сплавиться ли нам по реке. В одну сторону прошел, поработал ногами, а обратно на плоте: быстро и с приключениями.

Бато тогда начальничал и зарплату хорошую получал. Помог ему Егерь по-дружески, в приобретении плота надувного. Сложно такой было купить, только по великому блату.

Бато, как только купил катамаран, так сразу, еще новенький, его модернизировал. — Почти наполовину облегчил. Легкий стал плот, мобильный. Далеко с таким можно ходить: в горы подниматься и сплавляться оттуда по горной реке.

Бато даже имя придумал для плота — «Хал».

Когда переделывали с Андреем, механизатором деревенским, многое предусмотрели. Сначала раму с каркасом замеряли, чертеж сделали. Чертеж этот — спаяли в целлофан и положили в непромокаемую сумку. Все лишнее оттуда убрали. Упаковали поплавки, крепеж тяжелый заменили на веревки.

Так в горы поднимались, со всем своим снаряжением. А перед самым сплавом, рубили палки березовые по размеру, вместо каркаса и рамы. Потом их веревками связывали с надувными поплавками.

Сава — Андреев сын, любознательный парень был, всем интересовался.

— Дядя Бато, а расскажите про ваш «корабль»! Почему вы его «Хал» называете?

— Ну, так…! — Мужик — потому что!

— Хала по-бурятски — означает плот. Только звучит вроде как — женщина, стройная и легкая. А у меня Хал — большой и сильный! — Четыре человека могут плыть на нем со своими вещами.

Конец ознакомительного фрагмента.