Холодная весна самоизоляции. Социально-психологический роман. Практикум антистрессового поведения

Фрой Зигмундович, 2020

Книга об экзистенциальной природе человека. Придуманные герои этого романа переживают известные актуальные события, связанные с распространением в мире эпидемии. Некоторый художественный вымысел и гротескность повествования позволяет лучше почувствовать главных героев – супружескую пару, которая оказалась заложником разворачивающейся драматической ситуации. Гиперболизация некоторых событий позволяет передать эмоциональное напряжение главных героев. Художественный нон-фикш. Много авторских иллюстраций и фото. Книга содержит психологические рекомендации.

Глава 3. В диалогах о Боге

Наступал восемьдесят седьмой день карантина, который объявили местные власти. Улица отдавала холодным пронзительным ветром с дождём. Даже если бы прогулки были разрешены, Кирилл бы точно никуда не пошёл. Погода своим зловещим видом несла знамение — печать страха и отчаяния. Все парки, скверы и детские площадки были опечатаны и огорожены. На них висели отторгающие надписи и фантастические коллажи страшного вируса с латинским названием и порядковым номером. Такое впечатление, что в своих подвальных лабораториях «шаманы» в белых халатах в микроскопы фотографировали главного «убийцу», а потом развешивали его «лицо» по всему городу.

Накануне этого дня Кирилл долго обсуждал с Юлей, как могут отменить верующим людям их священное право и последнюю отдушину — походы в храмы и церкви. Хотя Кирилл не соответствовал статусу последней моды — быть верующим, он тем не менее глубоко им сочувствовал. В прессе вылезла демоническая сила, с экранов доносились проклятия всем, кто нарушит «священную Самоизоляцию». Кириллу вдруг показалось, что светлый праздник Пасхи подменили каким-то инфернальным сатанинским культом-торжеством самообречения на одиночество, на духовную нищету.

Кирилл позвонил своему коллеге по работе, необходимо было уточнить задание, которое прислали на почту. В разговоре речь зашла о религиозном празднике, куличах. Максим относительно недавно влился в рабочий коллектив, и у Кирилла уже сложилось о нём некоторое представление. Характерной чертой Максима был его «воинствующий атеизм», как сперва показалось Кириллу. Но воинствующий атеизм на самом деле был чем-то добрым и советским, означающим, прежде всего, веру в добродетель науки, а не в религию. В новых условиях это явление отражалось иначе. На все религиозные праздники Максим с регулярным ехидством присылал в общий чат группы издевательские шутки над верующими, над их святынями, каждый раз унижая их и подчёркивая скудоумие. Взрослые и мудрые люди никак не реагировали на эту бестактность. За всю свою жизнь они видели много таких «Максимов», и реагировать теперь, на склоне лет, им не было никакой нужды, они, видимо, пропускали эти высмеивания как назойливый писк комара.

Атеизм, по мнению Кирилла, не должен выражаться в обидных высказываниях, в злых надругательствах и оскорблениях. Создавалось впечатление, что Максима в детстве кто-то очень сильно обидел. Этот кто-то наверняка имел отношение к церкви и религии.

— Представляешь, — начал Максим, — после очередного сборища в храме заболели ещё двадцать человек!

Максим был вне себя от ярости. Кириллу казалось, что новость о распространении заразы среди верующих даже нравится Максиму. А это фарисейская забота якобы об их здоровье подчёркивала особенное лицемерие говорящего.

— Но, подожди, откуда тебе знать, что именно поход в храм стал причиной инфекции? — вдруг парировал Кирилл. — Я читал, что самовнушение даёт эффект плацебо. Это когда человек уверен, что нет опасности, отсюда отсутствие страха и стресса, высокий уровень иммунитета — и инфекция не попадает, — продолжал он.

— Это и так понятно! — почти кричал с каким-то возвышенным чувством в голосе Максим. — Где скопление людей, там и будет зараза. Моя мать — врач, и она говорит, что смертность высокая, что всюду врут и занижают цифры! — с надрывом в голосе сказал Максим.

— А что же тогда ты молчишь про метро? Где не так давно создали огромную очередь на пропуск через турникеты! — заметил Кирилл.

Максим замялся, начал что-то бессвязное говорить, ведь его увели от цели, от главной мишени — чувств верующих людей. На этом разговор быстро скомкался, и Кирилл, решительно попрощавшись, повесил трубку.

— Добро пожаловать к праздничному столу, — доносилось с кухни. Юля вместе с сыном Гришей сидели за праздничным пасхальным столом. В центре стоял самодельно испечённый Пасхальный кулич. Он был красивым, ярким, от него веяло каким-то свечением и благоуханием.

— Это ты сама испекла? — спросил Кирилл у супруги.

— Конечно, — ответила Юля.

И действительно, Кириллу стало вдруг не по себе, его супруга была мастерицей на все руки. Даже если бы магазины закрыли все, с ней бы он не пропал. Кирилл любил Юлию безусловно, но эти её качества домохозяйки и заботливой материли только усиливали чувства Кирилла. Бессознательно любовь от матери постепенно переходит на замещающий её субъект, и сила этой любви будет целиком зависеть от способности девушки копировать мать. Все мужчины испытывают подобную психологическую дилемму, но Кирилл один из немногих, не только испытывал, но и осознавал её как объективную реальность.

Во время трапезы Кирилл вдруг вспомнил своё детство во время празднования Пасхи. Он не понимал, почему современные демократы и политики так ненавидят всё советское, почему они искажают факты о якобы имевшем место унижении верующих в советские времена. Ведь тогда, во время этого праздника, храмы ни разу не закрывали. То время Кирилл вспоминал с трепетом, заранее с ребятами они готовили вёдра, большие вёдра. Ходили в своём и соседнем районах с самого раннего утра. Казалось, сам Иисус их поднимал, чтобы благословить на пасхальный поход. Тогда Кирилл не воспринимал этот праздник как религиозный, он для него был светский, жизнеутверждающий, приспособленный к советскому быту, как, скажем, Новый год. Собирательство разноцветных пасхальных яиц было для ребят тогда неким соревнованием, им с радостью открывали двери и на призыв «Христос Воскрес» давались конфеты, куличи и разноцветные яйца — все атрибуты этого дня.

— Как замечательно, что это время мы проводим всей семьёй, — восхищалась Юля. Она старалась взбодрить себя и Кирилла и найти нечто положительное в этом стечении обстоятельств.

— Несомненно, это так! — подыгрывал ей Кирилл. «Светлый праздник Пасхи скоро тоже будет"цифровым". Это социальное разобщение всех усадит за индивидуальными компьютерами с иконой и молитвой», — с негодованием думал Кирилл.

Раздумье про бога утешало Кирилла, оно создавало иллюзию быстрого воплощения в жизнь его навязчивой мечты, которую он торопливо подгонял последние недели.

После завтрака Кирилл посмотрел выступление очередного светского «философа-проповедника». В эти дни он популяризовал идеи Хайдеггера и Ницше. Призывал переформатировать религию, отказаться от церквей и создавать общины, где каждый бы был занят своим хозяйством. В современное время Кириллу казалось, что этот горе-философ с жиденькой и неухоженной бородёнкой несёт какую-то чепуху. С пыльных полок достал «философский хлам» вдохновителей гитлеровцев и неуклюже вдыхает жизнь в эти мёртвые афоризмы. Этот философ на своём популярном канале возвышал гордыню, кичась миллионными подписками с надменностью какого-то «попа», заявлял о своей электронной пастве, поучал её. Кириллу казалось, что в эти дни настало время каких-то фриков, что это разверзлись небеса и сам сатана вещает их голосом.

Конец ознакомительного фрагмента.