Считалка для утопленниц

Фридрих Незнанский, 2009

В детективное агентство «Глория» поступило заявление о пропаже ветерана Отечественной войны Заботина. В ходе расследования выясняется, что бывшая жена ветерана убита. В это время Турецкому звонит его однокурсник и просит помочь найти серийного убийцу, утопившего уже полдюжины красавиц. Турецкий берется и за это дело, не подозревая, что на карту поставлена судьба его жены…

3

Поиски хоть каких-то документальных подтверждений того, что внук проживал в квартире деда, успехом не увенчались. Даже записной книжечки с телефонами и адресами найти не удалось. Пока Турецкий старательно изучал многочисленные бумаги деда — в основном состоящие из вырезок из коммунистических газет и заявлений в различные городские инстанции, нескольких грамот с мест работы, от ЖЭКа, Агеев провернул кучу дел. Он вернулся, когда Турецкий сидел на диване и пытался разобраться с семейным фотоальбомом, где в жутчайшем беспорядке без всякой хронологии были свалены фотографии. Пожелтевшие снимки стриженных наголо солдат, среди которых угадывался дед Заботин в призывном возрасте. Он же в любительском оркестре с балалайкой в руках среди таких же чубатых парней — то ли студент, то ли молодой рабочий, не понять. На другой стороне фотографии только указан год — 1939. Множество фотографий молодых женщин с прическами первых послевоенных лет — причудливые валики, составляющие трехэтажные башни.

— А старик, видать, в молодости был ходок, — Агеев заглянул в альбом и ткнул пальцем в очередную круглолицую красотку с валиками на голове. — Эта ничего, хорошенькая.

Он перевернул фотографию и прочитал: «На долгую память Степушке от Веры».

— Ну, что выяснил? — с явным облегчением оторвался от фотографий Турецкий.

— Отпечатки пальчиков и кашу отвез экспертам. В паспортном столе узнал, что в этой квартире были прописаны Степан Федорович Заботин, его жена Зинаида Михайловна, их сын Сергей Степанович и жена сына Антонина Юрьевна. Но они выписались двадцать три года назад.

— А дети у них были?

— Если и были, то здесь не прописаны.

— Значит, внук Митя не от сына Заботина?

— Черт его знает. Может, родить-то родили, а прописали в другом месте.

— Зачем? Странно как-то.

— Почему странно? Допустим, у жены Сергея Степановича было жилье. Они хотели сохранить его для своего сына Мити, вот и прописали там.

— И сыну дали фамилию матери? Маловероятно, но логично. И пока это только версия. А жена старика Заботина когда выписалась?

— Пять лет назад.

— Жили, жили, а на старости лет развелись. Глупо как-то. Правда, чего в жизни не бывает? Может, осточертели друг другу… Ладно, возвращаемся к фотографиям.

И опять перед ними замелькали застывшие картинки чужой жизни. Мальчишка-подросток на велосипеде, год 1962. Агеев радостно воскликнул:

— Сын деда, Сергей. Смотри, нос такой же хищный, глазки в кучке, только побольше.

На фотографии действительно была надпись — «Сережа, 15 лет».

— Так, с сыном разобрались. Я его теперь узнаю на любой фотографии. А где же этот паразит Митька?

— Сам черт ногу сломит, — проворчал Турецкий, перебирая фотографии.

— На старые довоенные даже не смотри. Нам нужны последние. Может, внук в детсад ходил, там любят снимать утренники. Или его в пионеры принимали. Или со стройотрядом ездил, если, конечно, учился в учебном заведении после школы, — увлеченно заговорил Агеев.

— Вот свадебная фотография деда и бабки Заботиных, — Турецкий нашел пожелтевшую фотографию, на который Заботин с хищным выражением лица прижимал к себе оробевшую испуганную невесту.

— Смотри, с детьми… — вытащил семейную фотографию Агеев. — Уже теплее. — И надпись есть. Теперь хоть знаем, как зовут дочку Заботиных — Лиза. А Сергей старше ее лет на пять. Почерк женский, видать, жена Заботина подписывала.

— А вот еще теплее, — Турецкий выудил снимок парнишки лет десяти, мало похожего на деда, но характерный хищный нос указывал на их родство.

— А, может, это не внук, а сын…

— Смотри, год 1982. Точно внук.

— Хоть бы надписали, балбесы, — выругался Агеев, повернув фотографию. Там стоял только год.

Они шелестели фотографиями, и у Турецкого было ощущение, что он роется в тайнах чужой семьи.

— А это кого хоронят? — вытащил он фотографию, где толпа народа с похоронными лицами сгрудилась у гроба. Перевернул фотографию. Надпись гласила: «Лизонька. 1997 год».

— Значит, дочка у старика померла. Давай вычислять ее сынка. Должен же он присутствовать на похоронах собственной матери. Вон дед и бабка Заботины, вот мужик убивается — муж этой Лизоньки, наверное.

Они безуспешно пытались понять, кто из присутствующих Митька, внук Заботина, но так и не пришли к соглашению.

— Делаем так, — распорядился Турецкий, — набираем фотографии всех, кто более или менее похож на членов этой семьи, и сдаем на экспертизу. Что мы мучаемся?

— Действительно, — согласился с ним Агеев. От чужих лиц у него уже рябило в глазах. — Знаешь, о чем я подумал? Почему бабка не забрала альбом с собой, когда развелась с дедом? У нее-то хоть порядок был бы, она не стала б так сваливать в кучу. Все-таки история семьи.

— Если только это Митька не развел такой бардак.

Агеев сдвинул брови, задумался. Потом изрек:

— А ведь это тоже версия… Митька мог бы, конечно, альбом выкинуть или сжечь… Но мог просто вытащить несколько своих последних фотографий. Если, конечно, решил замести следы.

— Нужно разыскать Сергея Степановича Заботина и его жену. Выяснить, была ли замужем Лиза. И чей сын Митька. И вообще, где он прописан.

— Все завтра. Уже восьмой час, поздно, — взглянул на часы Агеев. — У меня сегодня междусобойчик с дружбанами, хочу рыбки купить по дороге. Пивко они закупят.

— Ладно, пройдемся только по соседям. Может, кто-то знает этого Митьку.

Еще не все соседи вернулись с работы домой. Но из тех счастливчиков, кто уже приступил к активному домашнему отдыху — готовил ужин, проверял уроки у детей-школьников, просто сидел у телевизора, не нашлось ни одного равнодушного. Деда Заботина в подъезде знали хорошо. Он был стариком активным. Много и добрых, и осуждающих слов услышали о нем сыщики. Хвалили его за то, что только благодаря ему во дворе сохранилась детская площадка, хотя на нее претендовали сразу несколько захватчиков. Замечательный скверик между домами тоже появился благодаря ему. Ругали те, с кем он успел схлестнуться и показать свой недобрый нрав.

— Заботин — боевой старик, — подытожил здоровый пузатый парень. — Жаль, что он умер. Мне казалось, что он будет жить вечно.

— А внука его вы знали?

Внука видели многие соседи. Он приходил к деду всегда с сумками. Видно, что носил старичку продукты. Но фамилию Мити не знал никто. Впрочем, о конфликтах между дедом и внуком тоже никто не упоминал. Получалось — внук заботился о деде.

— Прямо образцово-показательный этот Митька. За что ж его невзлюбила старушка из Совета ветеранов?

— Может, дед никому не жаловался, только ей, — предположил Агеев, который уже сильно запаздывал к своим дружбанам. В последней квартире на их звонок дверь не открыли. — Пора и по домам.

— Сильно не напивайся, — Турецкий на прощание добродушно похлопал Филиппа по плечу.

Агеев ухмыльнулся.

— С пива я никогда не напиваюсь. Будь спок!

Турецкий остановился на красный свет и, пока стоял у светофора, глазел по сторонам. На маленькой площади у метро раскинулся скромный рыночек. Бабульки торговали зеленью, девчушка лет четырнадцати со скучающим видом стояла над корзиной с крупными полевыми ромашками. Турецкий дождался зеленого света и вместо того, чтобы ехать дальше, повернул направо и припарковался, тесно прижавшись к тротуару. Вернулся к рынку и купил охапку ромашек. Их аромат напомнил, что на свете существуют поля и луга, леса и реки, и что пора бы выбраться на природу. Хоть на пару часов. Надо предложить Ирке. Он тут же подумал, что можно поехать на природу и с Алей. Какая жалость, что многоженство в нашей вполне толерантной стране не одобряется. А то бы можно было поехать всей компанией. Кстати, а кому он купил этот роскошный букет? Турецкий сел в машину и подумал, что Ире в последнее время он уделяет недостаточно времени. Посему, чтобы восстановить справедливость, букет нужно вручить именно ей. Как приз за долгое терпение.

Дома разгоряченная Ирина металась у плиты, где на всех четырех конфорках что-то жарилось и кипело.

— Привет, моя дражайшая, — подкравшись, Турецкий поцеловал ее в щеку. — Все хлопочешь?

— Ой! — вскрикнула от неожиданности Ирина. — Напугал! В следующий раз предупреждай громким топаньем о своем приближении.

Турецкий вынул из-за спины букет и торжественно протянул его Ирине. При этом он опустился на одно колено и смиренно опустил голову.

— Ой! Опять напугал! — Ирина взяла букет и подозрительно спросила: — Ничего не случилось? Ты ничего не натворил? И поза у тебя какая-то виноватая…

Турецкий поднял на нее смеющиеся глаза.

— Ничего, дорогая. Я просто демонстрирую смиренное почтение и вечную супружескую любовь.

— А, это… — с облегчением произнесла Ирина. — А я-то уже всякие ужасы подумала.

— Какие?

— Да всякую чушь. Что ты полюбил другую и принес мне отступные в виде букета.

Турецкий поднялся и картинно протянул к ней обе руки, глядя честно и открыто, как самый наичестнейший муж.

— Действительно, какая только чушь не посещает эту прекрасную головку!

И тут же сменил тему.

— Ну, к чему мы так готовимся? У нас гости?

— Катя придет, хочет представить нам своего жениха Гошу.

— А, так он все-таки существует, этот легендарный Гоша? А я, честно говоря, считал, что это плод ее буйной фантазии.

— Почему? — удивилась Ирина. — Он есть. Просто человек занятой, к тому же не любитель ходить по гостям. Она его едва уговорила.

— Ладно, пускай приходят. Нужно оценить его и вынести свой вердикт. А то женщина, которая долгие годы ищет пару, иногда бросается на первого встречного только потому, что он обратил на нее внимание. Главное, чтобы она сгоряча дров не наломала.

— Катя не дура, — обиделась за подругу Ирина. — Просто ей долго не везло.

— Я бы не сказал. Мужики ей попадались неплохие. Просто она не умеет ими разумно распорядиться. Вот наш патолог Теодозий Иванович. Чем он был плох? Ну худоват немного. Так подкормила бы его. Не слишком разговорчив — так это хорошо. Можно самой говорить беспрестанно, никто не остановит, чтобы слово вставить. А ведь она ему явно нравилась. Да и он ей — так мне казалось. Не зря же она к нему ходила на вскрытие, как на свидание.

— Хотела произвести впечатление. А потом встретила Олега, он ей показался поинтереснее.

— А Олег от нее быстро умотал. Потому что был не ее человеком. Вот оно — легкомыслие женщин. Что имеем — не храним, потерявши — плачем.

— Не плакала она вовсе, — вступилась за Катю Ирина, а сама тем временем перемешивала на сковороде какое-то крошево, щедро поливая его винным уксусом.

Турецкий закашлялся.

— Уйду подобру-поздорову, а то еще отравлюсь от этих испарений. Надеюсь, на вкус это блюдо будет лучше, чем на запах.

Турецкий повернулся, и Ирина, чихнув несколько раз подряд, объяснила:

— Иорданское блюдо, Ольга по телефону рецепт дала. Они неделю назад из Иордании вернулись, у тамошнего повара рецепт взяла. Говорит, уже проверяла, очень вкусно.

— Ну, раз Ольга осталась жива, значит, и мне ничего не грозит.

Турецкий включил телевизор и уселся на диван. В передаче о чрезвычайных происшествиях услышал последнюю фразу. «Это уже третий случай за последнее время на воде. Просим всех граждан проявить бдительность, а женщинам не купаться в одиночку».

Турецкий набрал телефон Никиты. Тот ответил не сразу.

— Извини, старик, душ принимал. Пока добежал до телефона…

— Только что по телевизору передавали о трупе женщины, той самой.

— Да знаю, я дверь в комнату оставил отрытой, видел.

— Ну что вы узнали? Есть подвижки?

— Есть. На одной лодочной станции узнали и лодку, и женщину. Но кто с ней был, не запомнили. Говорят — невыразительная личность, в отличие от нее.

— Свидетелей не нашли?

— Какие свидетели? Все отдыхающие. Кто там был, уже давно разъехались.

— А кто же узнал женщину?

— Кассир узнала, они билеты у нее покупали. И еще узнал ее по фотографии парень, который выдает лодки. Да, он еще запомнил, что тип с ней был с гитарой.

— Описать ее спутника смог?

— Крайне скупо. Человек среднего роста, лет тридцати пяти — сорока. Он даже не вспомнил цвет волос и глаз. Сказал, такое обычное лицо, ничего в нем запоминающегося. Ни усов, ни бородавки, ни родимого пятна, ни шрамов.

— А гитару запомнил.

— Как ни странно, да. Почему-то обратил на нее внимание. Может, потому, что сейчас мало кто с гитарами ходит. Музыканты их обычно носят в чехлах или футлярах. А эта довольно старая, светлая.

— И все?

— Все.

— Уже что-то… Медэкспертизу провели? Что вскрытие показало?

— Подтвердилось, что убийца ее изнасиловал. Смерть наступила от удушения. И у нас есть его ДНК. В ближайшее время эксперты обещали проверить его ДНК в базе данных судимых. На одежде жертвы обнаружены волокна его одежды. Медэксперт считает, что ее задушили гитарной струной. Из раны извлекли микрочастицы вещества, из которого делают струны.

— А вы много сделали! — приятно удивился Турецкий. — Как вам удалось так быстро провести экспертизу по определению вещества?

Никита довольно хмыкнул.

— Так я на тебя сослался. Сказал, что самый знаменитый сыщик генерал Турецкий заинтересован в быстрой экспертизе. Показал твою фотографию — на фоне лодки с убитой. Наш фотограф тебя зафиксировал для истории.

— Хитрецы, — покачал головой Турецкий. — Оказывается, мое имя работает лучше в отрыве от меня. Бывало, когда я лично просил ускорить экспертизу, не всегда удавалось.

— Вести себя надо понахальнее, — посоветовал Никита. — Забыл, что ли, наглость — второе счастье. Я всегда так веду себя с экспертами. Помогает!

Турецкий подумал, что, невзирая на положительные результаты наглого поведения Никиты, его отношение к бывшему однокашнику не изменилось.

— Убийца задушил ее струной, — вернулся к теме разговора Турецкий, — а вот потом снял петлю с шеи. Зачем, интересно? Он что, каждый раз так делал?

— Да, ни разу не оставил. То ли считал, что успешно заметает следы, то ли, блин, экономный. Оставлял на следующий раз. Я тоже не вижу никакой логики.

— Но она все-таки есть. Иначе он не стал бы трижды проделывать одно и то же.

Турецкий услышал звонок в дверь.

— Ну, успехов тебе. А я пойду открывать дверь, у нас гости.

Из кухни донесся голос Ирины.

— Шурик, я не могу отойти, у меня тут все горит!

— Я открою!

Турецкий распахнул дверь и прикрыл глаза рукой, словно ослепленный.

— Мадам, вы прекрасны! — воскликнул он, и Катя радостно рассмеялась. Она действительно долго чепурилась у зеркала, готовясь к встрече с друзьями, но главное, и Турецкий это понял, чтобы потрясти своего жениха. Рядом с ней стоял мужчина — вполне приличный на вид, что уже радовало. То есть руки-ноги на месте, голова большая, небось — умный. Глаза прищуренные — к жизни внимательный. Нос крупный, значит, и в любви удалец. Во всяком случае от женщин Турецкий не раз слышал такой неожиданный вывод относительно оценки размера мужского носа.

— Георгий, — подал руку вошедший.

И рука у него была крепкая и сухая, шершавая на ощупь, будто он занимался физическим трудом.

Ирина уже сбросила фартук и выскочила в коридор встречать гостей. Турецкий по выражению ее лица понял, что новый избранник Кати ей симпатичен.

Дальше все проходило, как обычно — возлияние, закуска обычная, а после нее дегустация нового блюда, настолько острого, что рот горел, и все едва успевали запивать огненную еду минеральной водой и вытирать слезы, непроизвольно струящиеся из глаз.

— У твоей Ольги гастрит, — заметил Турецкий, — как же она ест такую острую еду?

— Может, я переборщила с приправами? — сама удивлялась Ирина.

Георгий все помалкивал, говорил скупо. Понять, чем он занимается, было трудно. Но не зря Турецкому за свою жизнь пришлось провести тысячи допросов. Через час, добывая из скупой информации Гоши факты, Турецкий понял, что мужик продвигается по жизни скачками — от одной работы к другой, каждый раз более оплачиваемой. В данный момент он занимался поставкой дикого камня в Москву. И не откуда-нибудь, а из самой Италии. Сначала стесняясь и скрытничая, он под влиянием отличного вина разговорился и убеждал всех присутствующих, что его работа и полезна, и прибыльна. Полезна для заказчиков — из дикого камня нынешние богатеи стали не только оформлять свои угодья, но и облицовывать дома, на манер старинных замков Европы. И чем больше камня им нужно, тем выше прибыль Гоши. Поэтому мимоходом он написал и издал красочную книгу «Дом-замок на русских просторах». Все иллюстрации подбирал сам — что из Интернета, что из своих многочисленных поездок. Весь первый тираж разошелся быстро, он даже не ожидал. Готовит к переизданию дополненное и расширенное издание.

Катя явно гордилась женихом, и глаза ее лучились от счастья. Нет привлекательнее зрелища, чем счастливая женщина, — сделал вывод Турецкий. В кармане тихо загудел телефон, пришло сообщение. Турецкий вышел на кухню якобы за хлебом и прочитал текст: «Любимый, хоть ты и не со мной, все равно пью за твое здоровье». У Турецкого сразу упало настроение. Он очень не любил, когда Алька пила без него. Потому что знал — одна она пить не любила. В лучшем случае вместе с подружкой. А если рядом дружок? О своей жизни вне работы она распространялась мало, иногда выдавая кокетливым голосом какую-нибудь малоприятную крупицу информации из своей частной жизни. То о каком-то бывшем однокурснике, который не теряет надежды получить ее в жены, то о бывшем коллеге — молодом оперативнике с квартирой в центре, то о неком господине Лорее, французе, с которым ее связывала тесная дружба еще со времен работы на прежнем месте. Якобы ее прикрепили к нему переводчиком, когда он на короткое время приехал в Россию, в военную прокуратуру по обмену опытом. Турецкий подозревал, что со всеми поклонниками у Альки были слишком тесные отношения, но она хоть и отрицала сей факт, глаза ее хитро поблескивали. Турецкий ревновал, и Алька заверяла, что для нее существует только он. Хотелось бы верить, но разница в возрасте между ним и Алькой двадцать шесть лет… Он, конечно, уверен в себе как мужчина, но черт знает этих молоденьких женщин, может, им мало одного мужика…

Турецкий ничего не ответил на ее сообщение и, помрачневший, вернулся в комнату.

— А хлеб? — спросила Ирина удивленно.

— А я его не нашел, наверное, его уже нет, — нагло соврал Турецкий.

— Нет нарезанного, — уточнила Ирина.

— Пойду нарежу, — Турецкий опять пошел на кухню и, пользуясь моментом, послал сообщение Альке: «Не напивайся. А то убью». Пока нарезал хлеб, пришел коротенький ответ, состоящий всего из одного слова: «Ха!»

— Вот нахалка, еще и насмехается, — подумал Турецкий и принялся укладывать хлеб красиво, то есть стройными рядами.

— Куда так много? — удивилась Ирина, когда он вернулся с хлебницей в комнату.

— Кате дадим на дорогу, — мрачно пошутил Турецкий.

Гоша тем временем расписывал дивные качества дикого камня из последней партии. Он откровенно проводил рекламную кампанию, и Турецкий затосковал, хотя дамы слушали докладчика с интересом.

— А что, Кать, давай у тебя на даче дом обложим таким камнем. Будет маленький, совсем крохотный замок, прямо игрушечка! — предложила Ирина. — Гоша тебе скидку сделает.

— Я лучше за него замуж сначала пойду. Тогда мне этот камень даром достанется, — заявила практичная Катя.

Гоша смущенно хихикнул. Видимо, дармовая раздача камня в его коммерческие планы не входила. Даже в качестве подарка невесте на свадьбу.

Гости к иорданской еде больше не прикоснулись, зато подмели все остальное. Турецкий подумал, содрогнувшись, что придется доедать ему это жгучее блюдо завтра. Потому что Ирина обычно после ухода гостей принципиально ничего не готовила дня два. Считала, что нужно доедать то, что осталось. На дворе экономический кризис. Нечего разбазаривать деньги и еду. И ее труд тоже.

— Ну как тебе Гоша? — спросила она у Турецкого, когда гости ушли.

Но ответить он не успел. Зазвонил телефон. Голованов сообщил, что эксперты обнаружили в гречневой каше нитроглицерин в таком объеме, что можно было бы свалить слона, не то что старенького ветерана.

— А что сказал патолог?

— Он даст ответ только завтра.

— И так понятно, что эксперт найдет в желудке старика. Траванули дедушку. А родственницу старика Заботина в Митине нашли?

— Нашли, но уже покойницу. Бабушку убили, а потом злодеи устроили поджог, чтобы замести следы.

— Ничего себе! И когда же старушку убили?

— Два дня назад, как и деда.

— Так, может, это внук решил одним махом от престарелых родственников избавиться? День смерти устроил?

— Подозревать больше некого. И у деда, и у бабки он в тот день был — соседи видели. Правда, к бабке уже с компанией пришел. Они там гуляли — соседка музыку слышала.

— А как убивал, не слышала?

— Нет. Зато потом учуяла запах дыма, вызвала пожарных.

— Значит, и менты на месте побывали, а потом и Щербак. Он видел отчет ментов?

— Успел съездить в морг, но эксперты подготовят отчет к завтрашнему дню. Пока известно, что старушке нанесли восемь ножевых ударов, от чего она и скончалась. А к ментам он пойдет с утра. У них там какое-то мероприятие, проверка, все на ушах стоят. Дежурный сказал Николаю — не до нас. Сам знаешь, как они относятся к сыщикам из частных агентств. Считают, мы тут миллионы загребаем. Кстати, Николай сообщил, что Дмитрий — сын дочери Заботина. Осталось узнать ее фамилию по мужу… Как прошел прием? — как ни в чем не бывало спросил Голованов.

Сева был в курсе, что подруга семейства Турецких собирается замуж и нынче представляла жениха Турецким, будто они ей были ближайшие родственники. Свои-то, родные, у Кати жили в Томске, ехать туда слишком дорогое удовольствие.

— Катьке и Ирише жених нравится, а мне не очень. Какой-то скользкий тип. Как говаривала моя мама — продувной. Хитрый, расчетливый и, по-моему, жадноватый.

— Ну не тебе же с ним жить. Но я бы предупредил Катерину.

— Еще обидится…

— А ты действуй тонко, приведи ей в пример народную мудрость: перед замужеством смотри на жениха в оба глаза. А уж когда вышла — закрой глаза на все недостатки. Залог счастливого брака!

— Ну, Сева, ты, оказывается, специалист по счастливым бракам!

— Моя двоюродная сестра юрист по разводам. Вот где, я тебе скажу, человеческие страсти кипят! Рассказывала недавно — одна семья имущество делила, так жена себе почти все оттяпала! А не работала ни дня!

— Наверное, детей воспитывала…

— Ну и что? Подумаешь — большой труд! — со знанием дела парировал Голованов, у которого своих детей не было.

Турецкому не хотелось спорить, насколько это тяжелый труд, да бывает еще что и неблагодарный. Никогда не знаешь, что вырастет. Хотя ему лично грех жаловаться — их доченька Ниночка выросла хорошим человеком.

— Ладно, Сева, не будем на ночь о плохом. Давай о хорошем.

— И что же у нас хорошего? — без особого энтузиазма поинтересовался Голованов.

— Нашли пропавшего ветерана — раз. Установили причину смерти — два. Нашли его ближайшую родственницу — три. Правда, ближайшая — не значит кровная, но зато бывшая жена — почти что родственница.

— Да? — в голосе Голованова прозвучало сомнение.

— Естественно, у них же дети общие. Мы даже знаем их имена. Что тоже хорошо.

— Только плохо, что ближайшая родственница по странному стечению обстоятельств тоже сыграла в ящик.

— Согласен. Но квартира не выгорела, и если хорошо пошарить, может, хоть там мы найдем какие-нибудь следы Дмитрия. Тогда на этой оптимистической ноте и закончим. А то как начнем перечислять, сколько осталось неизвестного…

— Не надо! — твердо оборвал его Голованов. — Мы ж решили закончить на оптимистической ноте.

Турецкий по голосу почувствовал, что настроение у Голованова не ахти. Но он так устал за день, что ему теперь хотелось одного — лечь скорее в постель.

Ира гремела на кухне посудой. Хорошо бы ей помочь, но только не сегодня.