Золотой выстрел

Фридрих Незнанский

Серия убийств общественных деятелей и бизнесменов сотрясает Санкт-Петербург. По версии следствия, во всех случаях действовал один человек — профессиональный убийца, этакий суперкиллер. Уж не вернулся ли известный Солоник? По указанию самого́ Президента России, дело принимает к своему производству государственный советник юстиции третьего класса Александр Турецкий…

Глава вторая

ЗАКАЗ НА КИЕВСКОМ

Сергей Николаевич Светличный действительно проживал в Москве на Старой Басманной улице. Но и в РЭУ, и соседи по лестничной площадке знали, что Серега двухкомнатную квартиру свою сдает за доллары какой-то сомнительной семейной паре беженцев из Азербайджана, а сам проживает где-то на даче под Москвой, которая ему неожиданно досталась по наследству от помершей тетки. Дача, по словам того же Сереги, была зимней, со всеми возможными в сельских условиях удобствами, то есть душ и сортир во дворе, а дрова для печки сложены вдоль стенки старого сарая загодя. Вода соответственно из персонального колодца, вырытого, кажется, еще до войны, в конце тридцатых. Ничего более конкретного никто не знал. Кстати, и сведения насчет оплаты в долларах были почерпнуты из разговоров бабулек на лавочке у подъезда, толком-то кто скажет? Ведь сразу, поди, такой налог накатят, что жилье себе дороже обойдется.

Обо всем этом был в курсе светловолосый мужчина, в кармане которого лежал подлинный паспорт Сереги Светличного. Именно подлинный, тогда как сам хозяин владел всего лишь дубликатом, выданным ему взамен украденного, — так он написал в заявлении в отделение милиции, хотя на самом деле потерял документ по пьянке, но за утерю следовало платить штраф, а так он отделался выговором начальника паспортного стола. В оригинале, выданном еще при советской власти, были две фотографии Сереги — восемнадцатилетнего и когда ему исполнилось двадцать пять. Сейчас ему хорошо за тридцать, хотя выглядит он достаточно молодо, однако любой придирчивый взгляд вряд ли бы обнаружил некоторое несходство основных параметров лица фотографии в паспорте и у нового владельца паспорта. Со временем, известно, выражение лица меняется, грубеют черты, поэтому для серьезного анализа необходима довольно сложная экспертиза. А с чего бы вдруг в обычной жизни возникла в ней необходимость?.. Похож, и ладно.

А владелец паспорта был действительно похож на Сергея Николаевича Светличного. Собственно, это обстоятельство и продиктовало в свое время необходимость «утери» документа его прежним хозяином. И, зная теперь о нем практически все основное, новый Сергей мог не беспокоиться за собственную судьбу. Просто надо быть постоянно в курсе дел оригинала и не пересекаться с ним. Поскольку такое «пересечение» определенно стоило бы подлинному Светличному жизни. Но пока в ликвидации того не было острой необходимости.

Итак, новый Сергей Николаевич прибыл в Москву и прямо тут же, с соседнего вокзала, отправился на электричке в Кратово, что по Рязанке. Там, на Первомайской улице, он круглый год снимал часть дачи. Дом стоял в глубине старого, заросшего лопухами сада, имел два выхода: один для старичков-хозяев, а другой — для жильца. Хозяева были людьми спокойными и нелюбопытными, им было в высшей степени наплевать, чем занимается симпатичный и одинокий молодой человек, снимающий у них две утепленные комнаты с верандой, лишь бы вовремя платил за жилье да шумных компаний не водил. А уж они сами следили, чтобы в ведре постоянно была свежая вода, а в комнатах тепло от печки, которую они топили со своей половины дома.

Дачное жилье тоже соответствовало легенде Светличного. Но главное заключалось в том, что практически ни один человек, с кем был связан делами Сергей Николаевич, не знал о нем. Способ же связи был прост, как и все нынче в этом мире. Молодой человек, сидящий на телефоне и представляющийся менеджером Акимовым, записывал сообщения для Сергея Николаевича, а сам Сергей Николаевич звонил раз в сутки и оставлял свои распоряжения, которые касались в основном места и времени встречи для обсуждения условий каждой новой работы.

Зная, что дома его обед не ждет, Сергей Николаевич сошел с электрички в Быкове и отправился неспеша в аэропорт. Погода стояла прекрасная, не холодная и не жаркая, ходу было минут пять-семь, зато там и хороший ресторан, и московский телефон.

Не предполагая еще, как сложится день, он плотно пообедал и под кофе выпил пару рюмок коньяку. И вид у него был как у всякого благополучно завершившего свои московские дела и покидающего столицу провинциального бизнесмена средней руки, то есть при деньгах, но без особых претензий.

Затем он посмотрел на свои часы: приближалось время ежедневной связи, если, конечно, не случалось форсмажорных ситуаций.

Из уличного телефона-автомата Сергей Николаевич набрал нужный номер. Менеджер Акимов был у аппарата. И записал сообщение, что для проведения сантехнических работ в гостинице «Киевская», что расположена возле одноименного вокзала, сегодня вечером потребуются двое подсобных рабочих.

Следующий звонок был сделан из соседней телефонной будки. Приезжий звонил старому приятелю дяде Вите. Просьба была обычной: опять потребовался кое-какой инструмент. А дядя Витя слыл знатным умельцем: металл в его руках творил чудеса.

Старик понял, о чем шла речь, и пригласил звонившего посетить его, ну скажем, да хоть и завтра, прямо с утречка, чтоб потом весь день зря не пропадал.

А проживал дядя Витя неподалеку, в поселке Ильинская, где и работал слесарем при заводишке, выпускающем минеральную воду. Владел слесарь большим, старым уже домом, к которому был пристроен кирпичный сарай, он же механическая мастерская. Дядя Витя в просьбах никому из соседей не отказывал, если случалась нужда по металлической части: ключ там потерял, у чайника наследственного серебряный носик отпаялся, самовар ли сгорел, — все шли к дяде Вите, не встречая отказа.

Но подлинной и главной страстью старика было оружие. Правда, знали об этом считанные единицы. Сергей Николаевич знал. Он каждый раз сам привозил нужный ему для работы карабин, пистолет, либо «калаш» и просил дядю Витю «дотянуть» оружие. А у дяди Вити по каждому очередному экземпляру возникали уже и свои соображения. Короче, проект обсуждался, после чего мастер засучивал рукава, а спустя некоторое время Сергей Николаевич получал, по сути, уникальный инструмент для одноразового использования. Для выполнения заказа. После чего оружие или тщательно хоронилось, или оставлялось на месте исполнения заказа — словно в насмешку над нерадивыми ментами, только разводившими руками после очередного заказного убийства.

Дядя Витя не оставался внакладе, редко тиражируя свои изобретения. Его оружие стоило дорого, но оно и стоило того. Зарабатывая на одном этом, старый мастер мог себе с легкой душой позволить проявлять подлинное бескорыстие в отношении всех этих хозяев старых кастрюль и самоваров, слывя человеком добрым и безотказным.

Вернувшись на дачу, Сергей Николаевич зашел к хозяевам, сообщив, что прибыл из очередной командировки. Бабке вручил кулек дорогущих трюфелей, купленных в буфете аэропорта, а старику — бутылку «смирновской», пусть погудит маленько. После этого он ушел к себе, переоделся, взял в сумку все необходимое и отправился в Москву, на Киевский вокзал, для рекогносцировки.

С «подсобниками» он встретился в вестибюле гостиницы «Киевская» точно в назначенное время. Втроем они, переодевшись в припаркованном у гостиницы микроавтобусе в голубую униформу вокзальных носильщиков, обошли весь вокзал, который в связи с очередными обострениями чеченских событий, как и прочие многолюдные общественные места, был насыщен милицейскими. Огляделись, прикинули, отметили, что с некоторых точек отлично просматривались подходы и подъезды к «Славянской», а также гостиничные автостоянки. После чего вернулись в микроавтобус, снова переоделись. «Подсобники» получили — каждый свое — задания от Сергея Николаевича, с чем он и отпустил их. Следующая встреча должна была состояться завтра утром в кафе на Большой Дорогомиловской.

Один из помощников отправился в «Рэдиссон-Славянскую», чтобы выяснить буквально все о постояльце из Петербурга господине Каждане: в каком он номере, куда выходят окна, каков распорядок дня, когда выезжает, на чем, кто сопровождает и все остальное, что имеет решающее значение при выполнении заказа.

Второй — специалист по оружию — отбыл в своем микроавтобусе к посреднику, осуществляющему поставки необходимого вооружения. Он был страшный жучила — тот сукин сын, поставщик, но зато и выполнял практически любой заказ буквально в считанные часы. Он жил и работал под Москвой, служил в воинской части. Сергей однажды встретился с ним, в начале своей работы, и понял, что с этим жучилой по кличке Майор можно сотрудничать. Тем более что он имел крепкую «крышу» где-то в военных верхах.

Оглядев место будущего действия, Сергей заранее продумал, что ему понадобится, сделал заказ и выдал соответствующую сумму «подсобнику». Оружие он всегда приобретал сам, сам следил за его подгонкой, а после без жалости оставлял. Профессия требовала.

Покончив с основными делами, он решил наконец, что может немного подумать и о себе. Наугад среди возможных кандидатур выбрал Алену Перовскую и позвонил ей. Алена считала себя актрисой, была очень неплохо сложена, не ленива, но пока призвание свое могла как-то реализовывать, работая на подпевках у какого-то — Сергей Николаевич не интересовался — очередного эстрадного монстра. Хорошо выглядела, сексуально двигалась и что-то мурлыкала в микрофон типа: «Ай-я-яй, ой, ой!» А вообще говоря, Алена была персонажем известного старинного анекдота о парадоксах.

Один приятель говорит другому, что вчера пообедал сырокопченой колбасой, плохо себя почувствовал, а врачи поставили диагноз «отравление рыбой». «Во-во! — подхватывает второй. — Аналогичный случай в нашем подъезде. Папаша — академик, мамаша — доктор наук, а дочь — блядь! Ну не парадокс?»

Так вот, отец Алены был и в самом деле крупнейшим в прошлом филологом, академиком, а мать — самым настоящим доктором медицинских наук. Но теперь они были очень стары и почти ничего не слышали. Чем, собственно, и пользовалась дочь, устраивая в своей комнате бурные оргии, пока ее заслуженные родители обсуждали перед телевизором политические новости. В жизнь дочери они предпочитали не вмешиваться, абсолютно не понимая нынешнюю молодежь.

Алена оказалась дома и даже обрадовалась звонку симпатичного провинциального бизнесмена, изредка наведывающегося в столицу, не жлоба, умеющего и оторваться, и подходящий интим создать. Алена вечером не работала, что вполне устраивало Сергея Николаевича, который отнюдь не собирался возвращаться ночевать на дачу. А не работала она по той причине, что неожиданно — надо же, и погода хорошая! — охрипла, похоже простудилась. Поэтому и голос у нее был сипящий, надтреснутый. И это тоже устраивало Сергея Николаевича — он предложил радикальный способ лечения: горячий коньяк и секс, после чего ее гланды станут как новенькие. Она поняла намек и хрипло захохотала, откровенно обещая приятному московскому гостю великолепную расслабуху.

А расслабиться было необходимо. Все-таки его утонченное ремесло требовало всякий раз немалого нервного напряжения, как он это ни скрывал от самого себя. В частности, если ему во время работы приходилось с кем-то иметь контакт, он старался всегда знать о своем вольном или невольном помощнике как можно больше, чтобы иметь в виду его слабости.

Вот и в последнем петербургском деле, когда ему пришлось выйти на пароходного механика, он без особого труда выяснил наиболее уязвимую деталь его биографии. И увидел, что деталь эта обладает щедрыми и далеко не девичьими формами и смотрит на неформальные отношения со своим свекром весьма положительно, и активности ее мог бы только позавидовать муж, ни ухом ни рылом не ведающий о странностях своей семейной жизни. Просто заботливый папаша-механик, когда его припекало, ставил посудину к причалу, отправляя сына разбираться с транспортным начальством по разным существенным и несущественным поводам. Живут же, однако, люди…

Словом, вовремя и по существу дела брошенный намек вмиг превратил туповатого механика в послушного помощника, который всего лишь за отсутствие любопытства получал целую тысячу долларов. Ради этого стоило и посудину в указанное место поставить, и сынка подальше отослать, и внимание снохи сосредоточить исключительно на самом для нее важном и полезном.

В конце концов, когда еще выпадет такая удача! А ведь всего и делов-то — помалкивать да девку шуровать в свое удовольствие…

Разбираясь в человеческих слабостях, Сергей Николаевич невольно и сам испытывал возбуждение, которое, впрочем, не мешало работе, но которое требовалось время от времени гасить. Известным и испытанным способом. Одним из таких способов лучше других владела Алена Перовская, парадоксальная девушка, до которой конечно же очень далеко любвеобильной простушке с невского теплоходика. И он, не теряя лишних минут, отправился на старый Арбат, где в таком же старом профессорском доме его ожидал кратковременный отдых перед новой работой.

…Вечеринка, как назвала Алена очередную встречу со щедрым, хотя и редко посещающим ее любовником, удалась. Как все очень энергичные люди, следящие за своим здоровьем, он проснулся рано, а все необходимые гигиенические процедуры, включая душ и бритье, не заняли у него и получаса. После чего, уже на ходу выпив чашку кофе со сливками, он покинул ее — легкий и приятно опустошенный. Уж она-то постаралась от души. Нет, приятный парень, хотя несколько замкнутый. А в общем-то совсем уже и не парень, а вполне зрелый и знающий себя мужчина, естественно эгоист, как, впрочем, все они, имея в виду прежде всего собственное удовольствие и меньше всего думая, что при этом чувствует женщина, партнерша.

Алена была женщиной трезвой, прекрасно знала свои возможности и достоинства. Достаточно разбиралась она и в мужчинах. Поэтому не видела ничего необычного в эгоистической требовательности Сережи, это у них, у мужиков, с возрастом проходит. И тогда они становятся сами уже послушными, как котята, и приторно ласковыми. Тогда из них хоть веревки вей. С Сережей до этого, конечно, было еще далеко, он слишком заметно уважал себя. Поэтому всегда платил ей за доставленное удовольствие более чем щедро. И делал это без навязчивости и подчеркнутого своего мужского превосходства. Да вот хоть и вчера…

Явился будто с дипломатического приема — холеный, выглаженный, с букетом дорогущих испанских роз. С любимым его «бифитером» в сумке. Обычно скупой на информацию о собственных делах и бизнесе, он с интересом, причем не показным, а искренним, стал расспрашивать ее о проблемах, которых, разумеется, у всякой красивой женщины всегда навалом. Как бы между прочим заметил, что в последнее время, кажется, и его собственные дела пошли в гору, а следовательно, он без всякого ущерба для своих финансов может немножко стимулировать и ее потребности. Без навязчивости и даже, похоже, не считая, положил на ее туалетный столик пачку баксов и тут же забыл о ней. Она позже пересчитала купюры: две тысячи долларов стоили того, чтобы хорошо постараться.

Да, все было проделано с достоинством и красиво, но Алену невольно настораживала и даже томила некоторая словно бы недосказанность. Ну да, провинциальный бизнесмен, если это действительно так, как он говорит. И дела устроились как нельзя лучше. И баксы захрустели. Впрочем, они у него всегда, сколько она помнит, хрустели в кармане. И тем не менее что-то было в их отношениях нарочитое, придуманное. Будто железный распорядок дня у школьного отличника: завтрак, обед, ужин, время на уроки, на то, на се — ни минуты лишней. И наконец Алена поняла, в чем дело: в их взаимоотношениях не было одного — души! Все остальное было, а вот душа отсутствовала. И если у Алены, случалось, возникали какие-то мысли, а точнее, виды на Сережу, то теперь она отчетливо поняла: надо либо все оставить как оно есть — то есть нечастые свидания, насыщенные физическими упражнениями, вежливая оплата затраченных усилий и — баста, либо иное устройство жизни, в которой провинциальному бизнесмену места не будет. Но не будет также и баксов на подзеркальнике. Дилемма для современной думающей женщины достаточно нелегкая…

Проводив своего кавалера и закрыв за ним дверь, Алена вернулась к окну, выходящему на старый Арбат, еще пустынному в этот ранний утренний час. Она увидела Сережу, вышедшего со стороны Староконюшенного переулка, — высокого, элегантного в туго перетянутом, длинном светлом плаще. Уверенным жестом он остановил какую-то важную иномарку, на миг склонил голову к окну водителя и затем, спокойно обойдя машину вокруг радиатора, уселся на переднем сиденье с таким видом, будто эта сверкающая иномарка была его собственной. Действительно, деньги делают людей уверенными и неторопливыми, запоздало подумала Алена, задергивая занавеску, ибо собиралась еще как минимум два-три часа поспать: ночная работа изнурила ее, а вот ему хоть бы хны. Встал, подпоясался, и был таков. За что же Господь опускает женщин до уровня вещей, полезных здоровью, но отнюдь необязательных?..

Их мысли были схожи. Как раз об этом мельком подумал и Сергей Николаевич, направляясь на Казанский вокзал: дядю Витю лучше всего было брать с раннего утра, пока к нему не зачастили нуждающиеся в мужской руке соседки и пока производственные нужды не увели его в цех. А мысли его сводились к тому, что Алена удобна во всех отношениях. Была. И до сих пор. Потому что нынче ночью он увидел, точнее, вдруг почему-то обратил внимание на ее взгляд. Большие глаза ее, блестевшие отраженным светом арбатских фонарей, показались болезненно просящими чего-то неведомого ему. Может, какой-нибудь особой откровенности? Но это же чушь! Или ожидания чего-то невероятно важного в ее жизни? А вдруг бабе просто замуж приспичило?! Быт свой решила окончательно устроить, имея в уме его шальные заработки… Надоело девушке от случая к случаю, захотела постоянно? Нет, это не для него. Возможно, с кем-то другим у нее и получится, но никак не с ним. Значит, как это ни грустно, придется с Аленой завязывать. А жаль, ведь именно с ней он и почувствовал однажды огромное удовлетворение и облегчение сразу после выполнения очередного заказа.

«Что ж, однако, поделаешь? — сказал сам себе Сергей Николаевич, доставая из бумажника пятьдесят долларов — обещанную плату важному водителю какой-то шишки, которая, по всему видать, маялась в это время у своего подъезда в ожидании персонального транспорта. — Свято место пусто не бывает…» Это он себя имел в виду.

И снисходительно улыбнулся.

Электричка до Сорок седьмого километра стояла на девятом пути. В третьем головном вагоне Сергея Николаевича ожидал один из вчерашних «подсобников» Игорек. Он сидел у окна, и возле его ног стоял футляр для электрогитары. Сергей Николаевич сел напротив. Шутливо поинтересовался настроением. Игорек ответил, что все в порядке, протянул проездной билет. Поезд между тем тронулся. Они еще поговорили о хорошей погоде, редкой в это время года, затем Игорек попрощался и вышел на Электрозаводской. «Гитара» отправилась с Сергеем Николаевичем.

Сам он сошел в Ильинской и, изображая притомившегося в Москве дачника, пешком направился по нужному ему адресу. От платформы Ильинская до дяди Вити было подальше, чем, к примеру, от Быкова, но Быково было поселком шумным — аэропорт все же! — полно милиции, да и проживающий народ хорошо знал друг друга. А вот Ильинская — типичные тихие дачи среди сосновых деревьев и старых садов за высокими дощатыми заборами. Улицы пустынные, усыпанные прошлогодней бурой листвой, свежо пахнущей хорошо распаренным банным веником.

В тишине и одиночестве он дошел до дачи дяди Вити, открыл калитку и направился по выложенной кирпичом кривой дорожке вокруг дома. Мастерская была пристроена вплотную к жилому помещению, и дяде Вите, чтоб заняться делом, стоило лишь перейти, по сути, из одной комнаты в другую. Но в той, другой, были свои секреты и совершенно иная, непохожая на обычную жизнь.

Дядя Витя не был просто мастером золотые руки. Он превосходно понимал, кто пользуется трудами его уникального таланта. Потому и брал спокойно, без всякого зазрения совести, большие деньги за свои труды, за смекалку, за умение придать совершенство любому изобретенному человеком оружию. А что, совесть не мучила? Так разве она свербит душу изобретателя автомобиля, который в двадцатом веке стал подлинным убийцей?! Сколько жертв невинных на счету у этого равнодушного «давителя»! И что по сравнению с ним какой-нибудь дядя Витя, в руках которого обычный серийный, скажем, карабин обретает неведомую дотоле меткость и дальнобойность, а сам размещается в футляре, к примеру, обыкновенной скрипки! И если в подобных сравнениях пойти дальше, то тот же автомобиль без всякой пощады давит направо и налево не только глупых зевак, но и невинных детей, в то время как изделие рук дяди Вити убирает лишь тех, кто неправедными делами своими того несомненно заслужил. Во всяком случае, хотелось в это верить…

Завидев свет в кирпичной пристройке, Сергей Николаевич, согнутым указательным пальцем постучал в окно. Дверь тут же сама и отворилась, пропуская гостя в освещенное помещение, наполненное кисловатым запахом струганого и опаленного металла. Дядя Витя в круглых очках стоял возле негромко гудящего и будто чавкающего станка, списанного бог весть когда по старости. У дяди же Вити он и сверлил, и строгал, и вообще вытворял такое, чему нет и названия.

Кивком поздоровавшись, дядя Витя пальцем показал на стул, предлагая тем самым открыть принесенный футляр и объяснить, что там требовалось доработать, что дотянуть до полнейшего совершенства.

Через несколько минут дядя Витя понял, что от него требуется. На этот раз не надо было изобретать, ломать голову над тем, как придать снайперской винтовке форму инвалидного костыля. Задача была технически не особенно сложной. Надо было к снайперской винтовке, среди специалистов называемой «винторезом», сняв родной приклад, приделать складной, от АКСУ. Затем убрать магазин, так как в нем нужды нет, приделать опоры — для устойчивости во время выстрела, спилить заводской номер и, наконец, подогнать американский компактный прицел ночного видения М-937, так чтоб его было легко снять. Этим прицелом Сергей Николаевич пользовался в исключительных случаях ночной работы и дорожил им. В отличие от любого оружия. А может быть, прицел этот был для него своеобразным талисманом.

— Ты не голодный, часом? — спросил между прочим дядя Витя.

— Кофеек с утра… Пока вроде нет.

— Ну так я скажу хозяйке, — дядя Витя имел в виду свою супругу, которая никогда не лезла в его дела, — она тебе сейчас сварганит пару бутербродов. А водички себе ты и сам купишь. Там, подале, летом палатку открыли, любые тебе напитки. И давай-ка переоденься, — он показал в угол, где на вешалке висели комбинезон, телогрейка, шерстяные шапочки, стояли резиновые сапоги, — да ступай поброди по леску. Корзинку возьми, сморчков наберешь на жареху. А я тут пока покумекаю. И раньше вечера не приходи, некогда мне будет. Сумку-то свою оставь, в ней понесешь-то?

— В ней, дядя Витя.

— Вот я и подгоню. Давай одевайся да ступай себе. Подыши воздухом…

Пристрелку готового к употреблению оружия они произвели в начале седьмого вечера в темном помещении заводского склада, где к тому времени уж давно никого не было. Склад был несуразно длинный, давней постройки и к тому же полупустой. Так что там и сторожить-то было особо нечего, продукция перепрофилированного производства уходила практически с колес.

Дядя Витя принес толстое полено и положил торцом вперед в дальнем темном углу. Противоположный занял Сергей Николаевич с модернизированной винтовкой в руках. На торец бревна старик налепил мишень и, зная метод работы своего постоянного заказчика, выдал ему три патрона: два — на отстрел и один рабочий. Мишень, отчетливо видимая в прицеле, была поражена дважды и по-робингудовски. То есть вторая пуля вошла в отверстие, сделанное первой. После чего дядя Витя унес полено с собой — на растопку. А заказчик, уложив легко разобранное им оружие в сумку, отсчитал дяде Вите положенные ему пять тысяч долларов, по уговору.

Дома, в Кратове, Сергей Николаевич снова переоделся соответственно намеченной работе: темные джинсы, черные мягкие «адидасы», тонкий шерстяной свитер и серая утепленная куртка. На голове модная вязаная шапочка. Далее — сумка на плечо и снова электричка в Москву. Собственной машины, вопреки необходимости, Сергей Николаевич не имел и предпочитал видеть себя в любом автомобиле исключительно в качестве пассажира. Ну вот такой был у него своеобразный бзик или, иначе говоря, суеверие. Иметь личного водителя профессия не позволяла, а держаться за руль самому — именно так он расценивал другую форму езды в автомобиле — было противно его натуре. Всякий раз, отправляясь выполнять заказ, он, будто актер перед выходом на сцену, сосредоточивался, уходил в себя, обретая абсолютную уверенность в своих силах и способностях, а все дальнейшее оставалось уже делом техники.

Из дому с помощью мобильника он связался со вторым «подсобником», Мишей, и поинтересовался настроением и вообще жизнью. Тот ответил, что ждет гостей не раньше чем к полуночи.

Миша весь день вел скрытое наблюдение за объектом и был твердо уверен, что указанное лицо появится у гостиницы «Рэдиссон-Славянская» только в двенадцать часов. К двадцати трем тридцати, другими словами, следовало быть уже на точке.

Встречу Сергей Николаевич назначил на двадцать три у «Киевской» все в том же микроавтобусе.

Свою куртку он сменил на просторную рабочую спецовку, под которой была совсем незаметна сумка с «инструментом», а на ноги надел удобные мягкие ботинки. В таком виде он и вышел из микроавтобуса. А на Мише была одежда, напоминающая форму, в которой ходит внешняя гостиничная обслуга. Его место сегодня было у входа в гостиницу, откуда он должен был дать знак исполнителю, когда появится объект.

Тщательная дневная разведка показала, что больших трудностей проникновение на крышу здания вокзала не представит. С правой стороны от фасада был пристроен круглосуточный «Джекпот», на крышу его вела железная лестница, которой пользовались ремонтники. На крыше меняли верхнее покрытие, и отовсюду торчали балки с колесиками талей, временные лестницы и металлические желоба для спуска замененных конструкций. Ночью там, естественно, никто не работал, но строительный беспорядок, сопровождающий всякое полезное дело, наличествовал спонтанно.

По-спортивному ловко Сергей Николаевич взобрался на крышу «Джекпота», стараясь не шуметь, проскользнул к следующей лестнице и через короткое время устроился за бортиком крыши вокзального помещения. Еще несколько минут занял процесс сборки оружия.

В прицел была отлично видна площадь перед входом в гостиницу. Чуть в стороне — будка охраны, за ней место для парковки автомобилей тех, кто останавливался в «Славянской». Левее — другая стоянка, эта для гостей, а не постояльцев. Из дверей гостиницы вышел человек в темном, остановился на ступенях, закурил. Огонек его сигареты сделал, как бы невзначай, два круга — маленький и побольше. Значит, Миша на месте, а объект еще не прибыл.

Сергей Николаевич устроился поудобней и весь превратился в слух: любое движение на крыше означало бы для него опасность. Глаза же не отрывались от сигаретного огонька.

Внезапно он почувствовал посторонний взгляд. И не взгляд даже, а непонятное, необъяснимое внимание к своей особе, что-то определенно давящее и очень неуютное. Медленно он скосил глаза влево, чуть повернул голову по направлению к источнику опасности и… едва не рассмеялся. В нескольких десятках метров от него, над головой, распластал крылья огромный орел — один из четырех, украшающих квадратную башню главного павильона вокзала.

«Ну что, брат, пора? — пронеслось в голове. — Мы вольные птицы, да?..»

Орел, естественно, не отвечал, но хищно нависал над ним, определенно имея намерение сорваться со своего насеста и рухнуть всей огромной темной массой на затаившегося убийцу. Что-то неприятное будто шелохнулось под рубашкой на спине, как холодком потянуло. Сергей Николаевич набрал полную грудь воздуха, медленно, контролируя себя, проделал упражнение йога, задерживая воздух в груди, и, уже полностью успокоившись, снова прильнул к глазку окуляра прицела ночного видения.

Черт знает что почудится, укорил сам себя…

Миша переместился на площади перед гостиницей и закурил новую сигарету. Приближалось контрольное время.

Сергей Николаевич старался вообще избавиться за время ожидания от любых посторонних мыслей о предстоящем деле. Слушал, как равномерными толчками сердце гонит кровь, шевелил пальцами, подобно пианисту, перед тем как он кинет их на клавиши, наблюдал за бессмысленным передвижением человеческих фигур перед гостиничным входом. Таким оно представлялось отсюда, с высоты, почти от растопыренных лап взмахнувшего крыльями орла.

Сигнал появился, как всегда, неожиданно, хотя исполнитель был готов к нему в любой момент, Миша взмахнул рукой с сигаретой и тут же начал, поплевывая на огонек, гасить ее. Другая рука его, словно нечаянно, откинулась в сторону. Глядя по направлению, указанному рукой, Сергей Николаевич увидел въезжающий за ограду «мерседес». Миша ошибиться не мог, и поэтому машина немедленно приковала к себе все внимание сидящего на крыше.

«Мерседес» сделал по площади полукруг и остановился напротив ступеней, ведущих к двери. Вышел шофер и, обойдя машину, открыл правую заднюю дверцу. Ишь ты, европейский шик! Двери-то должны открываться автоматически. Значит, особо ценят все эти «новые» и «новейшие русские» почтительное отношение к собственной персоне. А вот гостиница, похоже, еще не доросла, нет, не тянет! Ведь эту работу обязан был бы совершить швейцар, приглашая гостя, а уж тем более — постояльца.

Но и эти мысли промелькнули посторонне, не отрывая внимания от главной цели.

Из салона появилась нога в блестящем ботинке. Затем, согнувшись, выбрался крупный мужчина с квадратными плечами и короткой стрижкой.

Перед внутренним взором сидящего на крыше исполнителя немедленно возникла фотография господина Каждана, где тот был очень похож на кого-то из римских патрициев. Да, господин из «мерседеса» и был тем самым лицом. Что тут же подтвердил Миша, демонстративно сложивший руки на груди крестом.

Каждан повернулся лицом ко входу в гостиницу. Он что-то говорил шоферу, будто не торопился уйти. Его почти квадратный затылок был огромным в окуляре прицела.

Исполнитель дважды согнул и разогнул указательный палец и положил его на крючок.

Каждан не захотел повернуться лицом к своей судьбе. И не надо. Так ничего, вероятно, и не поняв, он вдруг всей массой тела рухнул, навалился на шофера. Который тоже ничего не сообразил, даже на шаг отступить не успел и потому рухнул и сам, стукнувшись затылком о каменную плиту ступени, погребенный под массивной тушей своего шефа.

Короткое время на площади у гостиницы творилось нечто непонятное: кричали невесть откуда появившиеся женщины, бежала, топоча шнурованными ботинками охрана, появилось множество посторонних людей. И все это колыхалось бессмысленной массой, передвигалось, размахивало руками.

Киллер аккуратно снял с оружия прицел и сунул его в сумку. Само оружие заткнул поглубже в кучу досок и листов железа. А сам, стараясь не делать лишних движений, будто кошка, скользнул вверх по крыше, после чего так же ловко спустился на другую сторону. Он успел оглянуться на орла, прежде чем шагнуть на ступеньку лестницы, ведущей с крыши «Джекпота» на землю. Нет, никому орел не угрожал. Просто вид делал, что страшный, а на самом деле наверняка давно устал изображать царя птиц, да и выглядел-то как один из тех, что в массовом порядке производили в былые веселые деньки на всех кавказских курортах в качестве сувениров для отдыхающих на целительных минеральных водах…

Он немного постоял в темном закутке возле лестницы и потом спокойным шагом направился вдоль вокзала в сторону гостиницы «Киевской», где был припаркован микроавтобус и куда должен был в ближайшие полчаса подойти Миша. С известием, что заказ выполнен и что теперь можно произвести расчет. Со своими «подсобниками» Сергей Николаевич никогда не торговался, более того, каждый раз добавлял тысчонку-другую за якобы отличную работу. «Подсобники» ценили такое к себе отношение и не зарывались, так как отлично понимали, что столь высоко оплачиваемую работу для себя они вряд ли когда найдут. И риска, если по большому счету, можно сказать, никакого…

Завершив все свои дела на сегодня и получив подтверждение непосредственного свидетеля проведенной акции, что выстрел достиг цели, Сергей Николаевич вручил Мише конверт с суммой на двоих плюс премию, переоделся и покинул микроавтобус. До следующей работы. Следующего заказа. И соответственно следующего телефонного звонка «подсобникам».

Метро уже закрылось, но на площади повсюду светились зеленые фонарики такси, а также было навалом частников, готовых за приличную сумму увезти тебя да хоть на край света.

Он подумал, что, конечно, мог бы блестяще завершить рабочий день в объятьях Алены, но вспомнил о своем решении. Как бы там ни было, а собственных решений, принятых однажды пусть даже по случайному наитию или из упрямства, он еще ни разу не менял. Может статься, в этом заключался его постоянный успех? Хотелось бы думать…

Завтра надо будет подъехать на Белорусский вокзал и там, из автоматической камеры хранения, забрать кейс со второй половиной заработанной суммы. Возможно, что и с конвертом, в котором окажется новый заказ. Но этого не хотелось бы. Два исполнения подряд — это много даже для него, опытного киллера. Надо сделать небольшой перерыв. Махнуть куда-нибудь на юга, ненадолго, на парочку неделек. С хорошей, послушной девочкой. Отрешиться, пожариться на раннем солнышке. Попить легкого вина. Покуролесить, показать девочке, что есть настоящая беззаботная жизнь.

Но для начала надо будет посетить Центральный телеграф на Тверской и в отделе «До востребования» получить по своему паспорту телеграмму, в которой, вместе с запоздалыми поздравлениями по поводу давно прошедшего дня рождения, будет указан и номер автоматической камеры.

Ну а пока можно подумать, кого из девочек высвистать. Алена к указанным лицам уже никакого отношения не имела. С этими мыслями Сергей Николаевич подошел к веренице частников. С ними проще. Таксист завтра станет трепаться приятелям, как накануне возил за город большого «карася», а у тех тоже на языке не задержится. Другое дело — частник, ему лишние глаза и уши хуже налоговой инспекции. Кстати, и Кратово — свет неблизкий, не всякий с ходу решится. Да еще за полночь…