Французская литературная классика на отечественном экране и русская на французском. Материалы научной конференции 9–10 декабря 2012 г.

Сборник статей, 2012

Настоящий сборник составлен по материалам научной конференции «Французская литературная классика на отечественном экране и русская на французском», которая была организована кафедрой эстетики, истории и теории культуры ВГИК и состоялась в университете кинематографии в декабре 2010 года, объявленного годом России во Франции и Франции в России. Это третья проведённая ВГИК конференция, посвящённая вопросу экранизации классической литературы. Предыдущие – «Литература и зрелищные искусства. Слово и образ в художественной культуре» и «Мировая литературная классика на отечественном экране» – прошли в 2009 и 2010 годах. Участники форума – российские и французские филологи, киноведы, кинодраматурги, художники кино – исследовали вопросы перенесения классического литературного произведения одной страны на экран другой и связанные с этим проблемы взаимодействия культур, влияние ментальности, духовных и национальных традиций, особенностей исторического и политического моментов. Сборник представляет интерес для всех, кто занимается вопросами истории, теории кино и литературы.

Экранизация классики: Фильм лОрана Жауи по повести Проспера Мериме «Коломба»

И. Балашова (Ростов-на-Дону, Россия)

На встрече с филологами перед просмотром фильма «Анна Каренина» 20 декабря 2009 года С.А. Соловьёв утверждал: «Главное — твоё личное отношение с текстом, который является общенациональным достоянием».

Такое «личное отношение» обнаруживает творческий потенциал режиссёра, вступающего в диалог с классиком. И потенциал этот значим при определении режиссёром актуальности литературного шедевра.

Но не отменяет ли актуализация конкретно исторического и потому также типологического содержания словесного произведения? В нём реализовано обще-личное, приблизиться к которому — задача постановщика фильма.

В фильме «Коломба» (2004) соотношение личного и общего непростое. Режиссёр Лоран Жауи, экранизировавшая повесть Проспера Мериме, на первый взгляд, не осуществляет прямолинейных сравнений с современностью или иной эпохой, которая отличалась бы от представленной писателем. Вместе с тем фильм имеет сценарий (авторы Лоран Жауи и Оливье Горе).

Режиссёр фильма «Коломба», созданного на основе сценария, не раз отходит от авторского текста, иногда для того, чтобы сократить повествование. Например, опущены тема дуэли, о которой думает Орсо, тема правой и левой стороны площади в деревне, которых придерживаются противники. Некоторые изменения компенсируются: например, природа Корсики предстает не перед глазами путешествующих на галиоте, но в сценах охоты, и мы видим заросли кустарников, называемых маки, густой лес, горы, названные Мериме «лысыми» («pelees»).

В фильме есть и существенные расхождения с повестью. Но сначала о том, что кинорежиссёр представила как актуальное в произведении Мериме.

Место действия повести и фильма — Корсика. Остров с 1768 года передан Франции и существует как один из ее 26 регионов, имеющий особый статус. Здесь и сегодня, как во времена Мериме, разговорный язык — диалекты итальянского, а язык школы и администрации — французский. На острове родился и провел детские годы император Наполеон. Для Мериме и его эпохи, то есть 1830-1840-х годов, сюжет, связанный с Корсикой, обычаями и характерами ее жителей, важен. Жауи внимательна и к историческим реалиям, и к их осмыслению писателем. В фильме воплощен coleur locale как эстетический принцип романтиков. Краткие и выразительные описания Мериме словно бы воплотились в точном следовании им режиссера и оператора, особенно, в узловых сценах, таких, как плач Коломбы, засада на Орсо, отповедь Коломбы отомщенным врагам.

В повести и в фильме разговоры главных героев-мужчин создают широкий исторический и географический фон сюжетного действия. Полковник Томас Невиль и поручик Орсо делла Реббиа вернулись с театра военных действий, где их разделяла линия фронта. Теперь их ждет совместная охота, и полковник дарит юноше ружье, которое вскоре спасёт Орсо жизнь. Однако на фоне потушенного исторического конфликта — войн Наполеона — со всё возрастающей и необычайной силой разгорается тлевшая вражда, начало которой до конца не выяснено. Это вражда корсиканских Монтекки и Капулетти. Не случайно, очевидно, полковник и его дочь приехали на остров из Марселя, но после путешествия по Италии, куда они вернутся из Корсики (у Жауи они окажутся в Провансе).

Пожар, разожжённый Наполеоном, теперь стал воспоминанием и поводом для взаимных похвал двух военных. Однако есть более существенные, неизменяемые и неотменяемые отношения людей, живших в 1810-1820-е годы вблизи цивилизации, нередко тоже окрашенной кровью, причем это кровь невинных жертв. В ряду жизненно важных отношений на Корсике — кровная месть за убийство родных. Англичане воспринимают верность корсиканцев их обычаю как проявление дикости и неуёмных страстей. Однако и цивилизованный поручик французской армии Орсо — сын своей отчизны. Он поддаётся чувству мести всё с большей энергией по мере возвращения на родину.

Нельзя сказать, что проблема, поднятая Мериме и Жауи, свойственна одной Корсике и волнует только французов в связи с историей первых десятилетий XIX века. До Мериме, создавшего свою повесть в 1840 году и читавшего русских классиков, к проблеме обращались А.С. Пушкин («Кавказский пленник», «Бахчисарайский фонтан», «Тазит», «Путешествие в Арзрум…»), А.С. Грибоедов («Грузинская ночь»), М.Ю. Лермонтов («Измаил-бей»). В русском кино нет отклика на осмысление проблемы в этих произведениях, в то время как, помимо военной темы, русских поэтов и писателей, размышлявших, в основном, о Кавказе, интересовал вопрос о том, что может помочь преодолению кровавых обычаев народов, приобщающихся к цивилизации. Пушкин размышлял о роли любви и религии, Лермонтов — о религии и перевоспитании с детства. У Мериме, думавшего о законе как об узде дикости, герой спасён любовью.

В его повести англичане, посетившие Корсику, должны вроде бы безусловно подчиняться закону. Но Лидия всё более подвержена чувству любви, и именно это заставляет ее сразу заявить, что ружье Орсо выстрелило позже. И хотя полковник, как и она, этого не помнит, он соглашается с ней, привыкнув во всём потакать дочери.

Полковник Невиль, герой повести, не придерживается закона, подтверждая важное обстоятельство, о котором он не знает наверняка. Но режиссёр фильма существенно изменила акценты: у неё Невиль до последнего уверен, что не помнит о времени выстрела Орсо, и лишь узнав об извлечённых пулях и мгновенной смерти сыновей мэра, согласен подтвердить: это из его ружья стреляли второй раз. Он считает, что теперь вспомнил точно, но и Лидия убеждает его: необходимо помочь Орсо, который попал в засаду и защищался. Об этом сообщил ей её герой, и это более всего её интересовало при их встрече в макй.

Убеждены ли создатели повести и фильма в том, что рождённые вне цивилизации могут принять её, и в частности, подчинить свои страсти закону? В обоих произведениях месть осуществилась, и победительницей стала Коломба, сумевшая отомстить, как это сказано о некоей фольклорной героине в эпиграфе повести, не озвученном фильмом.

Коломба — главная героиня повести. Она остаётся таковой и в фильме. Жауи последовательно вторит Мериме в описаниях и характеристике корсиканки. У Мериме Коломба появляется как «молодая женщина в чёрном, верхом на маленькой, но ретивой лошадке…. Внимание мисс Невиль прежде всего привлекла к себе замечательная красота женщины. Ей было на вид лет двадцать. Она была высокого роста, бела лицом; у неё были тёмно-голубые глаза, розовые губы, зубы будто из эмали. В выражении её лица можно было разом прочесть гордость, беспокойство и печаль. На голове у неё был надет mezzaro, вуаль, введённая на Корсике генуэзцами и очень идущая женщинам. Длинные каштановые косы обвивали ей голову, как тюрбан. Одета она была чисто, но в высшей степени просто»^[1].

Другие появления Коломбы, со знанием дела выбирающей для брата ружьё с сильным боем, отливающей пули, отказывающейся снять траур, пока отец не отомщён, бросающей обвинения в лицо троим Барричини, а позже уличающей их в обмане и гневно обличающей побеждённых врагов, — все эти появления героини необычайно выразительны. И таковы они в фильме.

Месть Коломбы преодолевает все преграды, в том числе, и повернувшийся в сторону обиженных закон, когда префект обещает суд над мэром. Но сыновья мэра устраивают засаду и, ранив Орсо, убиты им.

Мели и рифы следования закону показаны в обоих произведениях, и справедливость, честь человека восстановлены в фильме, как и в повествовании, обычаем, а не законом. Ведь известно, что закон легко обойти, что и делал адвокат Барричини, подкупая ложных свидетелей. Но значительна роль любви в спасении того, кого вынудили перед лицом закона стать убийцей, устроив засаду на него самого. Кроме того, по обычаям родины, Орсо должен был отомстить за кровь отца, и, осуществив убийство, он виновен в том, что следовал диким обычаям корсиканцев. И там, где закон практически бессилен, как это в случае с убийством отца Орсо, когда подменено его письменное свидетельство, а самоорганизация обитателей Корсики так высока, — как там сосуществовать закону и обычаю? Эта проблема не разрешена и сегодня в странах, где проживают народы, воссоединившиеся в одно государство, но пребывающие на разных этапах исторического развития или сохраняющие древние обычаи. Кроме того обеспокоенность возможным размыванием эмигрантами культурных, религиозных, этнических границ характерна для современного мира. Потому тема произведений Мериме и Жауи не может не волновать зрителей. Однако авторы по-разному подошли к ней.

В фильме «Коломба», как мы отметили, есть существенные расхождения с писателем, и они не случайны. Обратимся к образу Лидии и, особенно, к эпизоду, когда она увлечена в маки Коломбой, понимающей, что иначе ей не выйти из селения. У Жауи, однако, Лидия сама вызывается провести сестру Орсо мимо стражи, она обманывает солдата, и обе девушки скрываются в зарослях. Это поведение невозможно для героини Мериме.

Решительность, проявленная Лидией в фильме, с одной стороны, лишила Коломбу доли находчивости и смелости, а с другой, позволила режиссеру вложить в уста Лидии гневную отповедь. Очевидно, для этого и были внесены изменения в образ героини. Она видит ужасающую операцию на ране Орсо, когда извлекают пулю (у Мериме повязку на руку раненого наложил хирург, ехавший в деревню по вызову префекта), и Лидия в фильме кричит бандитам о том, что они погубят человека своими грязными инструментами и своим образом жизни. Она не менее решительна и, вместе, цивилизована в своем вопросе, обращенном к Орсо: мстил он или защищался, как и в мольбе к отцу защитить Орсо своим свидетельством в его пользу, а также в заклинании, обращенном к Коломбе, вернуть брата из маки ради нее, Лидии, то есть ради их совместного цивилизованного будущего. Необыкновенно значительны проявленные в этот момент колебания Коломбы. В повести же у приведенной Коломбой Лидии и у Орсо любовное свидание, и нет бунта Лидии против обычаев и нет вопросов о том, верен ли её герой закону.

У Мериме такое проявление правовой самостоятельности героини отсутствует, как и выражение убежденности в преимуществах цивилизации. Заметим, что, в отличие от Коломбы, Лидия в повести не описана подробно. Портрет главной героини приведен выше, он дополнен замечаниями: «прекрасная Коломба» («lа belle Colomba»), «высокая, сильная девушка», «настоящая корсиканка», «прекрасная итальянская натура», у нее «благородная, невинная головка», «нежный и музыкальный голос», она натура поэтическая^[2].

О Лидии же замечено: гримаска «хорошеньких губок» («jolie bouche»), и далее: «jolie compagne de voyage», «belle fille», «père d' une jolie fille» («хорошенькая спутница», «хорошенькая девушка» полковник — «отец хорошенькой дочери»); у нее «белокурые волосы», она «в парижском костюме»^[3]. И лишь в мечтах Орсо со свойственной влюбленному гиперболизацией она предстала в большей определенности. Он грезит о Лидии и видит перед собой «голубые цветы, похожие на улыбавшиеся ему глаза», её «светлые, тонкие и нежные, как шелк, волосы, блестели, как золото… Её глаза казались ему синее небесного свода», на ней «муслиновое платье», из-под которого выглядывала «маленькая ножка в черном атласном башмачке»^[4]. Как писал Пушкин о голубоглазой блондинке Ольге Лариной, «любой роман возьмите и найдёте верно её портрет…»^[5]. Зато Мериме подробно описал нрав Лидии как представительницы общества. Её привело на остров праздное любопытство, она рада, что заполучила «клочок от обоев из… комнаты», «где родился Наполеон»^[6].

Действия, желания, цели Коломбы далеки от тех, которыми живёт Лидия. И в контрасте двух молодых девушек — корсиканки Коломбы и англичанки Лидии, оказавшейся все же способной на любовь, в повести предстает ещё одно столь же сильное, как и в основном сюжете, противопоставление существования, близкого природе, и жизни цивилизованной. Придание решительности характеру Лидии понадобилось режиссёру для утверждения значимости цивилизации, по поводу которой Мериме ироничен как раз при описании молодой англичанки.

Скучающая, пресыщенная жизнью мисс Невиль, путешественница в мире людей и в мире книг, смогла все же уберечь двух детей природы. Способная на чувство, она спасает жизнь Орсо, но разрешило ли это ситуацию как таковую? Ведь Коломба осталась верна себе, как и корсиканцы. Куда они смогут уйти от вендетты, не замуж же за Лидию? Или им надо принять законы, которыми вертят мэры? И префект, этот Deus ex machina, всегда ли он окажется рядом до того, как новый сержант стрелков, крестник другого Барриччини, найдёт скрывшегося в маки еще одного Орсо и застрелит его без суда? Орсо улетел в Италию (у Жауи — во Францю) на крыльях любви. Любовь спасла и героя поэмы Пушкина «Кавказский пленник». А трагедии в поэмах «Бахчисарайский фонтан» и «Тазит» обнаруживают непреодолимую пропасть между человеком цивилизованным и человеком, живущим согласно обычаям, которые не признают законов цивилизации.

Но соблюдаются ли законы и спасительны ли они? Не убаюкивает ли себя всё более рациональный европейский мир этой хвалой цивилизации? Ведь и Коломба, надевшая европейское платье, не видит себя замужем за военным и собирается из племянника сделать корсиканца. Где, кроме культуры, этого гётевского западно-восточного дивана, любви, этой редкости, и религии, всё более условной данности (и Коломба — католичка, она перекрестилась перед обедом), где возможны точки пересечения и мирного сосуществования живущих в одном селении? Мериме знает о том, что законы, выработанные цивилизацией, не способны играть ту роль, какую играют обычаи народа. Но жизнеспособна ли опирающаяся на свои законы цивилизация — таков риторический вопрос писателя.

Характерно, что в фильме изменён и конец повести. У Мериме хозяйка фермы, где живёт Барричини-старший, говорит дочери о Коломбе-мстительнице, что у той дурной глаз. В фильме же Коломба, держа не стилет, но веер, идёт с полковником, рассуждая о будущем племяннике. Этот новый конец освободил зрителя от этического аспекта в его эстетическом восприятии фильма. А ведь образ героини двойствен. Она красива, сильна и она страшна для Барричини, показанная режиссером в его восприятии, и такова она в своей мстительности. Этот образ напоминает «мучительное чувство» смотрящего на Венеру Илльскую героя более ранней новеллы и думающего о том, как «такая дивная красота может сочетаться с такой полнейшей бессердечностью»^[7]. Двойственность образа фурии мести сохранена фольклором. Так, в грузинских преданиях, по мотивам которых писал драму «Грузинская ночь» Грибоедов, кормилица, отомстившая князю, который продал за коня её сына, страдает и погибает, так как нарушила нравственный закон. Этот закон прописан и в религиозных заповедях. Мериме усиливает впечатление двойственности героини, завершая повесть словами фермерши. Режиссёр фильма не воспроизводит эту сложность, упрощая проблему, даже подменяя её показом, хотя и на втором плане, торжества законности.

В повести Мериме, как и в произведениях других романтиков, люди живут собственной жизнью, имеющей глубокие, корневые конфликты, и они нередко более разрушительны, чем войны, как бы ни были последние масштабны. В разрешении или в преодолении этих конфликтов человек проявляет верность своей богатой натуре. В присущем романтикам внимании к особенностям личности Лоран Жауи детально следует автору повести, что придаёт её фильму статус произведения, продолжающего эстетическую и социально-философскую эстафету. Но считая цивилизацию спасительной пристанью, режиссёр фильма существенно разошлась с писателем. Это привело к упрощению образов и снижению остроты вопроса о роли цивилизации, о месте в ней личности, воспитанной природой и верной обычаям предков. А Мериме, создав вскоре после написания повести о корсиканке яркий образ Кармен, показал природную склонность женской натуры к свободе от любых социальных пут.

Фильм, снятый по повести «Коломба», оказался противоречив. Режиссёр исследовала цельный характер героини, но цивилизация, нивелирующая личность, поднята в фильме на котурны, между тем, как романтики XIX века знали ее истинную цену. Несомненно, в связи с этим, что экранизация литературного произведения предполагает обязательным условием усвоение творческих обретений его автора, и лишь на этой основе возможны актуализация и углубление поднятых им и по-прежнему социально важных вопросов.

Примечания

1

Мериме П. Коломба / Пер. В. Гаршина // Хроника царствования Карла IX. Новеллы / БВЛ. М.: Художественная литература, 1968. С. 438.

2

Там же. С. 444, 456, 451, 441, 443.

3

Там же. С. 457, 438.

4

Там же. С. 501.

5

Пушкин АС. Поли. собр. соч.: в 10 т. Т. 5. Л., 1978. С. 40.

6

Мериме П. Коломба // Хроника царствования Карла IX. Новеллы. С. 434.

7

Мериме П. Венера Илльская / Пер. А. Смирнова // Хроника царствования Карла IX. Новеллы. С. 400.