Конторщица

Фонд А., 2023

Попаданка во времена брежневского застоя, где женщина не только хранительница очага, но и активный строитель коммунизма. Директор по управлению персоналом крупной корпорации попадает в тело конторского работника депо «Монорельс». И вот с такими невнятными исходными данными нужно что-то делать дальше.

Глава 4

Еще не проорал гудок, как моя стенгазета уже скромно висела, теряясь на фоне разноцветного обилия стенгазет из других отделов. Стена пестрела красочными листами и яркими надписями к не менее ярким рисункам. Да, Тоня была права, некоторые стенгазеты были выполнены профессионально, другие — с выдумкой и размахом. Честно говоря, моя экспрессией и масштабностью особо не поражала. Я всегда страдала художественной (и не только) жопорукостью, поэтому ставку пришлось делать на содержание, а не на форму.

Газету я назвала примитивно, но ёмко: «Шаровая молния». Ниже заголовка, чуть помельче — стенгазета, посвященная Дню космонавтики. Сверху прилепила вырезанный из какой-то газеты портрет Юрия Гагарина с фирменной улыбкой и в две строчки переписала краткую официальную информацию о празднике.

Затем визуально разделила формат на несколько частей.

Первая часть у меня называлась тупо «Космос». Там я написала, что советские люди, впервые в мире полетевшие в открытый космос, потенциально могут столкнуться с такими неизвестными явлениями, как НЛО. Порассуждала о том, что же это может быть — летающий объект с пришельцами или же атмосферное явление, и существует ли вообще внеземной разум.

Во второй заметке под названием: «Сверхъестественное или мракобесие?» я описала несколько случаев внезапных исчезновений людей, упомянула про круги на траве, мертвые пятна на полях с кукурузой в Аризоне и Бермудский треугольник. Отметила, что некоторые американские ученые высказывают предположения, что за всеми этими событиями стоят именно НЛО. И изобразила кривоватую летающую тарелку.

Третья часть под названием «Есть ли пришельцы среди нас?» была о том, похожи ли гуманоиды на людей и, если похожи, то как их отличить в толпе, и вообще — есть ли они среди нас. Привела несколько примеров из истории, упомянула о Калиостро и Нострадамусе, и что некоторые люди верят в версию, что вышеупомянутые товарищи тоже вполне могли быть пришельцами. Чуть ниже я попыталась нарисовать гуманоида-пришельца, но у меня вышло нечто усредненное между мордой пекинеса и портретом Клавдии Брониславовны в профиль.

В четвертой статье я расписала версию о том, что в Древнем Египте пирамиды построили тоже пришельцы, иначе почему же с тех пор больше ничего подобного там не было. Упомянула также и о пирамидах майя и высказала предположение, что если начертить равнобедренный треугольник, то третьей пирамидой будет гора Кайлас. Приклеила вырезку из школьной контурной карты, где от руки нарисовала пресловутый треугольник.

Пятая часть была посвящена всевозможным суперспособностям, которые, по версии тех же американских учёных, в обязательном порядке должны проявляться после встречи с пришельцами.

Внизу, в правом углу, мелкими буквами написала: Горшкова Л.С., действительный член Всесоюзного астрономо-геодезического общества.

Я надеялась, что неизбалованные жареными фактами из желтой прессы и фейками из сетей умы воспримут этот бред с интересом, а руководство больше поручать мне подобные задания не будет.

И вот настал час «икс», я сиротливо томилась возле стенда с графиком каких-то мероприятий, делая вид, что мне очень надо. А сама искоса поглядывала на читателей стенгазет: вот лысоватый дядечка равнодушно поглазел на яркую листовку метрологов, скользнул взглядом по стенгазете из бухгалтерии, и, дойдя до моей, остановился и начал читать. Через миг, рядом притормозила тетя Фрося, уборщица, и тоже зависла возле моей газеты, водя пальцем по строчкам. Видя это два мужика сразу подошли прямо к «шаровой молнии» и тоже стали читать. И вот буквально через несколько минут возле моей стенгазеты было уже целое столпотворение, люди читали, вытягивая шеи и толкаясь. Кто-то сзади не выдержал и закричал:

— Читайте вслух!

Рыжая женщина в очках начала громко читать. Когда последняя строчка была озвучена, поднялся невероятный шум, каждый пытался высказаться, споря и перебивая друг друга.

В результате все разделились на два лагеря: одни доказывали, что все это чушь и ерунда, другие отстаивали возможность существования внеземных цивилизаций, вместо аргументов приводились воспоминания каких-то бабок, жизненные случаи и даже старинные легенды, описанные еще Гоголем.

Какая-то толстая женщина в косынке и синем рабочем халате вспомнила, как рожала и что у нее было видение, что за ней наблюдают, а рожала она на четвертом этаже, значит наблюдали однозначно пришельцы. Другая ей оппонировала, что ее Васька как пойдет играть в домино с дружками у гаражей, то каждый раз домой приползает как пришелец.

В коридоре поднялся такой гвалт, что ничего не было слышно.

— Что тут происходит? — послышался бас Ивана Аркадьевича.

— Да вот, стенгазеты читаем.

— И давно у вас такой интерес к советским стенгазетам? — хмыкнул Иван Аркадьевич.

— Так это мы «Шаровую молнию» читаем!

— Интересно!

— А ну-ка, а ну-ка, — заинтересовался Иван Аркадьевич, — позвольте, товарищи, я тоже погляжу.

Товарищи нехотя расступились, и Иван Аркадьевич начал читать, все больше и больше хмурясь.

— Горшкова, значит, — произнес он таким тоном, что я поёжилась и предпочла незаметно ретироваться.

Каблук таки отвалился.

Горемычная туфля отечественной фабрики «Скороход», продукция которой отличалась редкостным пофигизмом к вывертам погоды и состоянию дорог, все-таки потерпела сокрушительное фиаско в борьбе с временем.

Ну, вот как Лидочка могла так себя не любить? У Горшкова — четыре пары туфель, я уже не говорю о разных ботинках и прочих сандаликах, мокасинах и кедах. А у Лидочки — одна пара на все случаи жизни. Чем дальше, тем интересней. У меня накопилось уже тысяча вопросов к Горшкову. Звонил, гад, но на глаза так и не показывается. Я же не знаю адрес его мамаши, или где он там обитает, а разговорчик-то давно назрел. С Горшковым надо решать кардинально. С лучезарно-творческим человеком Оличкой — тоже.

И вот как теперь я пойду домой? Денег нет, до получки непонятно сколько ждать, придется занимать… додумать я не успела, скрипнула дверь и в кабинет заглянула Тоня:

— Привет, Лида, — улыбнулась она, — ты представляешь?!! Все только и обсуждают твою стенгазету! Ой, а Щука, говорят, так орала!

— Да пусть ее, — отмахнулась я, разглядывая злополучную туфлю. — Тонь, одолжи на новые туфли, не знаю, сколько, но до дома я точно не дойду.

— Ого! Конечно одолжу, Лида. У меня только четыре рубля есть, но я в кассе взаимопомощи возьму. До получки нормально, никто не узнает. В «Военторге», Ленка говорила, опять югославские туфли выбросили, бордовые и синие, и их не разбирают — там размеры маленькие остались. Тебе как раз будут. Может, повезет. Купи сразу хорошие, чтоб надолго хватило. А Горшкову своему скажешь, что в комиссионке взяла.

— Не буду я ни перед каким Гошковым отчитываться, — хмыкнула я. Похоже о жадности Лидочкиного супруга знала даже Тоня.

— Лида, я вот что хотела спросить… — замялась Тоня.

— Да говори, что там случилось?

— Не знаю, как сказать…

— Тонь, говори, как есть, а там разберемся, — сурово припечатала я.

— Лид, ты мне вот то красивое мыло подарила, — зарделась Тоня, — я не удержалась и девчонкам похвасталась. Слушай, ты же говорила, что у тебя еще много есть?

— Ну, предположим, есть, — кивнула я. — А что?

— Да у нашей Швабры день рождения скоро, мы тут думали-думали — ей же не угодишь, сама знаешь, — закручинилась Тоня. — А такой подарок ей понравится. Может продашь кусочек?

— За сколько? — прищурилась я. А внутри приятно ёкнуло.

— Мы скинулись, 23 рубля есть.

— За пятнадцать отдам, — кивнула я, примерно прикинув расценки. — Импортное ведь. И экологически-чистое.

— Ой, как хорошо, — обрадовалась Тоня. — Еще цветы и конфеты на остальные купим. Давай я тебе сразу тогда деньги отдам, а ты завтра не забудь принести.

— Замечательно, — кивнула я, внутренне ликуя, — Тонь, у меня еще пару кусков осталось. Мне это мыло не подходит, аллергия, поэтому я могу отдать все. Спроси, если кому надо. Возьму по пятнадцать, а ты сама смотри.

Тоня зарделась:

— Лида, подожди, я сейчас, — и выскочила из кабинета.

Не успела я напечатать две страницы текста, как Тоня вернулась:

— Сколько у тебя есть? — еле отдышавшись, спросила она.

— А сколько надо? — по-еврейски, вопросом на вопрос ответила я.

— Ну, всего, конечно девятнадцать хотят, но, я же понимаю, что столько нет, но хотя бы пять, — взволнованно вздохнула Тоня. — Там вся бухгалтерия, ты же понимаешь…

— Хорошо, — кивнула я, — завтра будет пять, а в понедельник — остальные четырнадцать. Цену они знают? Это же рижская фабрика совместно с Францией и Италией. Последний писк моды.

— Ага, — кивнула абсолютно счастливая Тоня.

— Болтать не будут?

— Да ты что? — замахала она руками, — никогда и нигде!

— Хорошо, — согласилась я. — И вот что еще, Тоня, если кому-то нужно будет еще такое мыло — ты бери на список, а я своей родственнице скажу, и она еще привезет. И, возможно, даже другие сорта.

— Прекрасно, — обрадовалась довольная Тоня.

После ухода подруги, я потирала руки, подсчитывая будущую прибыль, как дверь опять скрипнула и в кабинет заглянул смутно знакомый очкарик с прилизанными жирными волосенками и в усыпанным перхотью мятом пиджаке:

— Лидия Степановна, — вкрадчиво протянул он, — я по поводу штатного… на шестой вагоноремонтный участок…

У меня в голове щелкнуло, и я вспомнила его — это же первый человек, который встретился мне в этом мире.

— Помню, помню, — согласилась я, — но мы же вроде как договаривались к понедельнику, если не ошибаюсь?

Мужичок кивнул и покраснел.

— А сегодня только суббота, — осторожно напомнила я. — Вы, никак, перепутали дни?

— Да нет, нет же… — замялся мужичок. — Понимаете, как бы это сказать…

— Так и говорите, — велела я, вставляя новые листы, переложенные фиолетовыми копирками, в печатную машинку.

— Говорят, что вас увольняют… — мужичок вспотел и замялся, — а штатное очень надо. В трех экземплярах.

— Вот как? — удивилась я, пытаясь оттереть пальцы, испачканные копирками. — Кто говорит? И по какому поводу меня увольняют? Любопытно, знаете ли…

— Капитолина Сидоровна говорила, — смутился очкарик. — Я собственно вчера приходил, но вас не было, я испугался, что вас уже уволили, а штатное не напечатано…

— Замечательно, — прокомментировала я и выбросила испачканный носовой платок в корзину для мусора. — Значит, Щука меня решила уволить. Простите, уважаемая Капитолина Сидоровна, конечно же. И даже поделилась этим радостным известием с коллективом. Любопытно, а по какому поводу, не знаете, случаем? Мне она как-то не сообщила. Запамятовала, видимо.

— Меее, — невнятно забормотал вконец оробевший очкарик.

— Ну, в принципе, всё ясно, — усмехнулась я. — Вот что я вам скажу, коллега. Вчера меня не было по причине выходного. Пришлось, знаете ли, взять отгул, чтобы сделать стенгазету к Дню космонавтики.

— Я видел, — облегченно разулыбался товарищ, радуясь, что соскочил с неприятной темы. — Очень интересно.

— Так вот, коллега, — я совершенно не знала его имени-отчества, поэтому пришлось импровизировать и выкручиваться. — Даже если наша достопочтенная Капитолина Сидоровна меня таки уволит, то как минимум она обязана меня ознакомить с приказом под подпись, это — раз, во-вторых, там же еще отработка полагается, если не ошибаюсь, от трех дней до двух недель. Поэтому приходите в понедельник — и будет вам штатное в трех экземплярах. Клянусь КЗОТом!

Когда взопревший очкарик, наконец, удалился, я открыла окно, так как дышать в тесном кабинете от его едкого запаха стало вообще невозможно. Не моется он, что ли? И антиперспирантом не пользуется, уж точно.

В обеденный перерыв мы с Тоней отправились в «Военторг» покупать мне импортные югославские туфли. Невзирая на неудобную обувь (попробуйте походить в туфле без каблука!), настроение у меня было приподнятым. В той, прошлой, жизни я была ужасной шмоточницей. Нет, я не скупала одежду килограммами, просто любила хорошо одеваться. Лидочка фигурой не вышла, видимо поэтому махнула на себя рукой. Я, пока не похудею, с гардеробом решила особо не заморачиваться — у Горшкова вон рубашек полно. Но обувь должна быть качественной, и ее нужно много. Красивой и функциональной. Так что югославские туфли — самое то.

Магазин «Военторг», к моему невероятному удивлению, к армейским товарам никакого отношения не имел, да что говорить — там даже из туристического снаряжения, кроме каких-то веревок и свертков больше ничего не было. Зато обувь и одежда продавалась как для взрослых, так и для детей. И даже мыльно-рыльной косметикой там торговали. Видимо, «Военторг» — историческое название, а так — обычный универмаг.

Продавщица оказалась бывшей Тониной соседкой, поэтому разулыбалась нам, как родным. Откуда-то из-под прилавка были вытащены две коробки с неплохими замшевыми лодочками на невысоком каблучке. Как и говорила Тоня, синего и бордового цвета. Я померяла обе пары, но на толстеньких лидочкиных ножках эти туфли смотрелись как калоши «прощай молодость».

— А других моделей нет? — с тайной надеждой спросила я.

На меня все уставились, как на идиотку.

— Бери синие, — дернула меня за рукав Тоня. — Под всё подойдут. Скажи ей, Люда!

— А я бы советовала бордовые, — не согласилась продавщица, — такие не часто в продаже бывают, так что будет эксклюзив.

Слово «эксклюзив» она произнесла подчеркнуто, мол, смотрите, какие я слова знаю.

— Точно ничего больше нету? — упавшим голосом повторила я. Хорошее настроение начало стремительно таять. За такие деньги и купить калоши — особо радости не прибавило. Но и ходить без каблука невозможно, так что, видимо, придется брать, что дают.

— Ой, у тебя же размер маленький, — вдруг вспомнила Люда, — подождите, девочки, я сейчас гляну.

Она метнулась куда-то в подсобку, и через пару минут вынесла коробку:

— Вот, единственные остались, — она открыла коробку и вытащила апельсиново-оранжевые замшевые лоферы. — Размер маленький и расцветка слишком яркая. А так они удобные. Хотя цена кусается. Австрийские. Будешь мерять?

— Ага, — я влюбилась в них с первого взгляда. Они замечательно сели, и я решила купить.

— Ну вот зачем? — всю дорогу шпыняла меня Тоня, — да за такие деньги можно было и синие, и бордовые взять.

Я с улыбкой отмахнулась и украдкой полюбовалась обновкой. Настроение опять поднялось, и это было хорошо. Сейчас мне предстояла кровавая разборка со Щукой. И, кажется, я знаю, где взять денег.

Однако разборку пришлось категорически отложить.

Нет, не потому что я струсила и всё такое, просто так сложились обстоятельства. Но, очевидно, здесь лучше по порядку.

Когда я, окрыленная апельсиновой обновкой, возвратилась в свой унылый кабинет и таки села печатать зачуханному товарищу вожделенное штатное расписание в трех экземплярах, и заодно обдумать приемлемые варианты разговора со Щукой, дверь открылась и вошла Зоя. Сегодня на ней был трикотажный тюрбан чернильного цвета, который оттенял ее неестественную бледность. Плаксивым голосом она протянула:

— Лида, купи билетик?

— В лотерею не играю, — раздраженно отмахнулась я, так как заглядевшись на лоферы, которые мне жутко нравились, сунула обе копирки не той стороной и теперь пол-листа придется перепечатывать. Хорошо хоть сразу заметила.

— Не в лотерею, — сдавленно всхлипнула Зоя, — В Минеральные воды.

Сказать, что я удивилась — это мягко сказано.

— Зоя, а зачем мне в Минеральные воды? — я аккуратно переложила новые листы писчей бумаги копирками уже с правильной стороны, и даже проверила ногтем, чтобы убедиться. — Мне и здесь нормально.

— Ну, там же рядом Кисловодск, Ессентуки. Здравницы всесоюзные.

— Ничего не понимаю, — вздохнула я, торопливо отбивая текст. — Путевки у меня нету, а ты вдруг предлагаешь билет на поезд.

В общем, оказалось, что Зоя получила путевку в санаторий Кисловодска на конец мая. А билетов в железнодорожном вокзале на это время уже не было. Тогда Зоя обратилась к какому-то знакомому и попросила его посодействовать. Товарищ не подвел и помог с билетом. Но, дело в том, что одновременно Зоя решила подстраховаться, и ее муж тоже попросил кого-то из влиятельных знакомых поискать билет. И тот тоже помог. В это же время свекровь Зои через какую-то двоюродную сестру приятельницы тоже достала билет. Апогеем этой истории стало то, что внезапно очнулся наш профсоюз и тоже предоставил Зое билет. И вот теперь у Зои целых четыре билета и что с ними делать она не знает. Цена недешевая, а в кассе обратно по той же цене не принимают.

Я, конечно, Зое посочувствовала, но помочь ничем не могла: в Кисловодск мне не нужно, да и денег нет от слова совсем, а тут еще оказалось, что одна из копирок истерлась и часть текста получилась блёклой, почти белой.

— Да что ж за напасть такая! — психанула я, сминая листы. — Опять придется всю эту галиматью перепечатывать!

Я выдернула ящик стола с канцеляркой и убедилась, что копирок у меня больше нет, да еще из-за рывка крышка ящика совсем отвалилась и больно стукнула меня по ноге. Вообще замечательно!

— Зоя, ты не знаешь, где взять новые копирки? — пытаясь успокоиться, спросила я.

— Так канцелярку будут только в следующем квартале выдавать, — меланхолично заметила Зоя, пребывая в мире своих собственных горестей.

— Ну, и как я теперь работать буду? — раздраженно пожаловалась я и швырнула использованную копирку в мусорное ведро.

— В смысле «как»? — удивилась Зоя. — Зачем выбросила? Восстанови и печатай дальше.

Оказалось, есть специальный секрет: с помощью легкого нагревания можно реабилитировать копирку и какое-то время еще использовать. Текст, правда, будет уже не столь четким, но зато так ее на дольше хватит.

Нет, этим я заниматься точно не хочу! Как и приклеивать каблук к старым туфлям! И стирать пакетики не хочу! И штопать капроновые колготки! Не хочу!

Так, нужно срочно задружиться с кладовщиком, или кто там в депо над всем барахлом царит, и обзавестись нормальной канцеляркой, узнать о судьбе положенного мне калькулятора и что там еще конторской служащей полагается.

Пытаясь унять раздражение, я выпроводила Зою из кабинета, еще чуток полюбовалась оранжевыми лоферами, и отправилась выпрашивать новые копирки у Тони.

Среди безмятежного уюта вечнозеленых фикусов и цветущих гортензий царили анархия, хаос и беспорядок. Растрепанные сотрудницы куда-то бежали, суетливо тащили пухлые папки, подшитые листы и огромные кипы бумаг. Все шкафы были распахнуты настежь и вокруг раненой чайкой кружилась дородная тетка, зорко отслеживая, как оттуда поочередно кто-нибудь что-то доставал и куда-то уносил. Каждый раз тетка с горестными причитаниями что-то отмечала в пухлую тетрадь в коленкоровой обложке, и при этом все три ее подбородка жалобно вздрагивали. Вдобавок все вокруг орали и вопили так, что понять хоть что-то было совершенно невозможно.

Осторожно, бочком, стараясь не наколоться на особо едко-щетинистую опунцию, я поискала глазами Тоню. Ни под сенью лимонных деревьев, ни возле островка с фиалками ее не было. Наконец, я догадалась посмотреть вниз и обнаружила Тоню, почему-то под столом. Оттуда она яростно вытаскивала перевязанные бечевкой ящички и коробочки, которые немедленно забирала другая сотрудница и уносила прочь.

— Тоня, — шепотом позвала я, — вы что, всем кабинетом переезжаете?

— Хуже, — хрипло откашлялась от пыли Тоня, вылезая из-под стола и вытирая вспотевший лоб рукавом. — У нас внезапно ревизия, чтоб ее!

— Во как, — посочувствовала я. — А кого еще из наших проверяют?

Оказалось, что наш отдел в этот раз беда обошла стороной, но Щука все равно бегает. Порадовавшись, что нас нынче не тронут, я выпросила у Тони копирки и отправилась к себе.

В коридоре я издали увидела небольшую толпу всевозможных руководящих работников, которые наперебой, рассыпаясь улыбками и шуточками, почтительно вели высокую тощую женщину и приземистого мужичка с портфелем в дальний кабинет, откуда доносились умопомрачительно вкусные запахи балыка и шпротов.

Постаравшись не попасться им на глаза, чтобы не загрузили каким-нибудь поручением, я торопливо прошмыгнула в боковой коридор…

Не знаю, то ли мой лимит мелких напастей на сегодня исчерпался, то ли все оказались плотно заняты проверяющими, а может и потому, что конец рабочей недели (субботник завтрашний не считается) — но больше в этот день мне никто не помешал допечатать штатное. В трех экземплярах, итить его.

По дороге домой я заскочила в гастроном — хотела взять десяток яиц, чтоб не заморачиваться с ужином, но почему-то не было. В продуктовом, на углу, кстати, тоже не было. В хлебном долго выбирала между батоном и серым, решила взять серый и что-нибудь на сладкое. Попью чай и вообще не буду ничего готовить, устала. Когда оплачивала большой круглый кекс с изюмом, продавщица как-то странно на меня взглянула. Ну, да, Лидочка, конечно, отнюдь не модель, но пусть сперва на свои габариты посмотрит.

Настроение испортилось.

Возможно поэтому я не очень радостно встретила Римму Марковну, которая по обыкновению заглянула ко мне. Я только-только разделась и поставила чайник на плитку, как явилась соседка:

— Здравствуй, Лидочка.

— Добрый вечер, Римма Марковна, — кивнула я, — а я как раз чаю решила попить. Присоединяйтесь. Минут через пять вскипеть должен.

— Да я вот, — замялась она и вдруг покраснела, — спросить тебя хотела… только между нами. Я, конечно, знаю, ты никогда никому, но всё равно…

— Какие вопросы! — встревожилась я, — говорите, Римма Марковна, чем смогу — помогу.

— Лида, у тебя яйца есть? — вдруг спросила она, нервно щелкая костяшками пальцев. — Штук семь бы. Или сколько есть.

Мдя, вообще-то я ожидала чего-то более ужасного.

— К сожалению, нету, — я попыталась сделать вид, что все так и должно быть (да уж, старческая деменция — это всегда грустно). — Я могу котлеток пожарить, фарш еще есть. Хотите? Я быстро.

— Да нет, — расстроилась Римма Марковна, — не надо котлеток. Мне яйца нужны. Глупая я, а с возрастом становлюсь еще дурнее… совсем запамятовала… надо было заранее покупать, а я вот запамятовала. Вот горюшко-то… и что теперь делать — не знаю…

— Римма Марковна, я завтра с работы буду идти, забегу и куплю вам яйца, — попыталась успокоить и приободрить старушку я, — ну, не хотите котлет, я могу макарошек по-флотски организовать. Или гречку с подливой.

— Какая гречка! — рассердилась вдруг Римма Марковна, — При чем здесь гречка?! Ты что, совсем забыла? Пасха завтра. Я хочу ночью тихонько на службу сходить, мне тут шепнули, где служба будет, посвятить крашенки надо бы. Кулича только нет, испечь не вышло — там Клавдия бдит, сразу стукнет куда надо, а вот крашенок можно было бы и покрасить. Тем более у тебя плитка в комнате, никто не увидит. Но яиц забыла купить… дура старая…

У меня в голове сразу щелкнуло: и странный взгляд продавщицы, и завтрашний субботник в воскресенье, и отсутствие яиц в магазинах.

— Римма Марковна, вроде в холодильнике одно или два осталось, — неуверенно предположила я, — надо глянуть.

— Глянь, Лидочка, — воодушевилась Римма Марковна, — даже если хоть одно, уже лучше.

— Ага.

— Только смотри, чтоб Клавдия не увидела, — в спину напутствовала меня соседка.

Я прошла на кухню. Там, кроме апатично ковыряющегося в консервной банке чуть поддатого Петрова, больше никого не было.

— Привет, Лида, — вяло отсалютовал вилкой с наколотым кусочком азовского бычка Петров.

— Привет, Фёдор, — кивнула соседу я. — Приятного аппетита.

— Да какой там аппетит, — жуя, пожаловался Петров, тщетно пытаясь выудить из банки остатки рыбы. — Пенсия через три дня, а я давно на мели. Слышь, Лидка, одолжи пятишку до десятого?

— Пить меньше надо, — на кухню крейсером вплыла Клавдия Брониславовна и брезгливо уставилась на Петрова, который допивал остатки томатного соуса из банки. — Алкоголизм в вашем возрасте, милейший, — враг разума!

— Знаем-знаем, — хихикнул Петров, вытирая томатные усы, точнее растирая их по щетинистому подбородку. — Друг водки — враг профсоюза! Напился, ругался, сломал деревцо, стыдно смотреть людям в лицо!

— Вы бы поменьше ёрничали, товарищ, — побагровела Клавдия Брониславовна. — Я вот участковому сообщу, как вы вчера с собутыльниками нарушали общественный порядок.

— Когда это мы нарушали?! — удивился Петров, через всю кухню запуливая банку в мусорное ведро.

— Вчера! С утра!

— Да что мы делали такого?! — вытаращился Федя, при этом рука его дрогнула, траектория полета нарушилась и банка усвистала мимо, щедро украсив томатными брызгами стенку и пол.

— А кто песни орал на всю квартиру?! — уперла руки в бока Клавдия Брониславовна.

— Не орал, а пел, — наставительно поправил ее Петров, задумчиво рассматривая испачканные томатным соусом руки. — Мы пели днем, и в моей личной комнате. Имею право предаваться искусству!

— Теперь это так называется? — закатила глаза Клавдия Брониславовна.

— Эх, тёмная вы женщина, — попенял Петров, вытирая руки об занавеску на окне. — Ничего-то вы не понимаете в советских песнях!

От такого явно несправедливого заявления Клавдия Брониславовна на секунду опешила, чем и воспользовался Петров, отодвинул ее в сторону, и вышел из кухни.

— Хулиганье! — отмерев, взвизгнула та.

— Рюмка, стопочка, стакан — вот и вышел хулиган! — дурашливо блея пропел Петров из коридора.

— Ну, ты глянь, — всплеснула руками Клавдия Брониславовна и вдруг увидела, что я достаю из холодильника последние три яйца.

— А зачем тебе яйца? — поинтересовалась Клавдия Брониславовна, моментально переключившись на меня.

— Маску для лица хочу сделать, — с честным видом ответила я. — С яйцами, глицерином и медом. Улучшает цвет лица и увлажняет кожу.

— Ну да, ну да, — покивала головой Клавдия Брониславовна, — сделай маску, Лидия. Муж бросил, так сделай маску, вдруг поможет мужа вернуть.

— Горшок смотался, зато жив! — вступился за меня Петров, возвращаясь на кухню с надорванной пачкой чая «со слоном». — Лида, чайку бахнуть хошь? Индийский.

— На что ты намекаешь, алкаш!? — взъярилась Клавдия Брониславовна.

— Твой Грубякин сам давно алкаш, довела мужика! — отмахнулся Петров, ставя на плиту чайник. — Сперва своих всех мужей довела, теперь на зятя переключилась.

— Да как ты смеешь, пьянчужка! — раненым бизоном взревела Клавдия Брониславовна, и, под шумок набирающей обороты традиционно-ежевечерней склоки, я по-тихому ретировалась к себе в комнату.

— Вот! — продемонстрировала «улов» Римме Марковне.

— Замечательно! — обрадовалась та и чуть в ладоши не захлопала. — Давай, садись пить чай, Лида, я как раз заварила, а потом покрасим яйца. Ничего, что я тут похозяйничала, пока ты на кухне была?

— Да нормально, — отмахнулась я.

— А что там было, на кухне? — заинтересовалась соседка. — Чего это наша мегера опять пенится?

Я рассказала, как Петров троллил Клавдию Брониславовну, мы посмеялись.

— Я вот не понимаю, почему Клавдия Брониславовна, которая постоянно ищет к чему прицепиться, а тут даже замечание Петрову не сделала, когда он всю кухню томатом забрызгал? — удивлялась я. — Даже когда руки об шторки вытирал — и то промолчала. Как так?

— Все просто, — вздохнула Римма Марковна, — знает, зараза, что эту неделю я дежурю, потому и промолчала. Зато, когда принимать дежурство у меня будет — мигом и шторки вспомнит, и стены увидит. Хорошо, что ты мне рассказала, я-то уже плохо вижу, могу пропустить, а Клавдия опять все нервы вымотает.

А потом мы начали красить яйца. Чтобы не спалиться перед бдительными соседями, луковую шелуху брать поостереглись, воспользовались пищевым красителем.

Римма Марковна забрала крашенки и мой кекс, обещала всё посвятить и рано утром принести. Мне тоже хотелось пойти на богослужение, в той, прошлой, жизни, я особо верующей не была, но пасхальные службы не пропускала никогда. Но соседка категорически запретила:

— Что ты, Лида, — замахала она руками, — Я уже старая, никому до меня дела нет. А ты молодая, вся жизнь впереди, не дай бог узнают — неприятностей не оберешься. Зачем тебе это надо! Даже не думай!

Когда за соседкой закрылась дверь, я вытащила из шкафа спортивный костюм Горшкова, закинула в сумку мыло. Ну, что ж, завтра пасхально-воскресный субботник.