Философская драма. Сборник пьес

Группа авторов, 2016

В этом сборнике находится не только моя драматургическая стряпня, приготовленная из произведений самых разных авторов (по описанному выше методу), но и две пьесы, созданные практически почти без моего участия: это пьеса Юрия Калинина. Синдром на троих (с включением стихов В. Герцика) и инсценировка поэмы Алексея Константиновича Толстого «Сон Попова» (с соответствующим соавторским дополнением), выполненная в своё время Михаилом Першиным. Итак – милости прошу!.. Валентин Герман.

Лебединая песня

Драма-бенефис в 2-х действиях

Пора. Ухожу под занавес.

Последняя сыграна роль.

Вниманием не бАловали.

Спасибо — за хлеб и соль!..

Спасибо за то, что — слушали

И видели — не меня…

Спасибо за то, что не верили,

Когда я кричал: — Коня!.

Николай Одоев

АНТОН ЧЕХОВ

(С включениями из СОФОКЛА, ШЕКСПИРА, ГЕТЕ, А. ГРИБОЕДОВА, ПУШКИНА, А. ОСТРОВСКОГО, ДОСТОЕВСКОГО, А. СУХОВО-КОБЫЛИНА, М. ЧАЙКОВСКОГО, А. ТИНЯКОВА, И. ГУМИЛЕВА, ЛОРКИ, Л. МАРТЫНОВА, В. ГЕРМАНА)

Действующие лица

Светловидов, старый актёр

Никита Иванович, суфлёр

Мефистофель, дух зла, он же — Призрак из «Гамлета»

Антигона

Тарелкин

Монах

Анна, она же Донна Анна

Иокаста

Вестник

Германн

Катерина, она же — Гертруда

Полоний

Марина Мнишек

Приезжий

Мишка, посыльный

Носильщики из похоронной процессии,

попутчики Приезжего,

духи (кордебалет)

Действие первое

Пустая сцена театра. Направо — ряд дверей, ведущих в актерские уборные. Левый план и глубина сцены завалены декорационным хламом. Посреди сцены — опрокинутый табурет.

Ночь. Темно.

Пауза.

Потом из суфлерской будки медленно высовывается рука с горящей свечой. Вслед за тем появляется и вся фигура суфлера.

СУФЛЕР (глядя в зал):…Ну вот… Кажется, все ушли из театра. Двери заперли. Тишина… Можно бедному суфлёру вылезти из своей будки и отправиться на свой любимый диванчик в последней гримёрной… Кто ночует в театре? Только крысы и я. Крысам — сам Бог велел здесь жить, а мне — судьба!.. В сущности, я — такая же старая театральная крыса, как и все прочие. Впрочем — каждому своё: крысам — сцена, а мне — диванчик в гримуборной. Им — наступила пора трудов праведных, а мне — отдыха от них… Всё-таки, я — человек… как-никак… И, к тому же, я наработался сегодня… засну — без задних ног…

Идет вглубь сцены и оглядывается.

Спокойной ночи, крысы! Адью!..

Посылает им воздушный поцелуй и уходит в дальнюю дверь.

Вдруг раздается отчетливый гитарный аккорд.

Неведомый луч света пробегает по сцене. Видно, как из щелей люка начинает обильно пробиваться клубящийся дым. Крышка люка подымается. Появляется Мефистофель в плаще и с гитарой. Выходит на сцену и, оглядевшись, взбирается вверх по декорациям. Расположившись где-то над сценой, он поет песню, аккомпанируя себе на гитаре.

Песня Мефистофеля

Когда уснут кулисы,

А рампу скроет дым,

На сцену выйдут крысы

Всем племенем своим…

Средь хлама декораций,

Средь всякого тряпья

Хлопочут, копошатся

Зубастые друзья!..

Не только пишу ищут

И реквизит грызут…

В сценическом жилище

У них актёрский зуд!

Вот крыса молодая

Нашла себе перо

И, в танце припадая,

Так крУжится хитрО…

Не более аршина

КрысЕц нашёл венец, —

И вот король мышиный

На троне наконец!

Он скалит зубы властно,

Он подданным грозит…

Но вот соперник страстно

Властителю дерзит.

Тут — два уже в комплоте…

Но — сломлен бунт!

Они — Увы! — на эшафоте

Свои кончают дни…

Так каждой ночью — тише,

Чем бенефис земной, —

Играют драму мыши

И крысы предо мной!..

Внезапно распахивается ближайшая дверь артистических комнат, и в ней появляется Светловидов в костюме Фауста и в подпитии.

СВЕТЛОВИДОВ (Мефистофелю):

Как ты зовёшься?

МЕФИСТОФЕЛЬ (спустившись с декораций):

Мелочный вопрос

Для Фауста, что безразличен к слову,

Но к делу лишь относится всерьёз

И смотрит в корень, в суть вещей,

в основу…

СВЕТЛОВИДОВ:

Однако же, особый атрибут

У вас обычно явствует из кличек:

«Мышиный царь», «Лукавый», «Враг»,

«Обидчик»…

Смотря, как каждого из вас зовут.

Ты — кто?

МЕФИСТОФЕЛЬ:

Часть Силы той, что по уму

Творит добро, желая зла всему.

СВЕТЛОВИДОВ:

Нельзя ль попроще это передать?

МЕФИСТОФЕЛЬ:

Я — дух, всегда привыкший отрицать.

И — с основаньем: ничего не надо!

Нет в мире вещи, стоящей пощады.

Творенье — не годится никуда.

Итак… Я — то, что ваша мысль связала

С понятьем разрушенья, зла, вреда…

Вот прирождённое моё начало,

Моя среда…

СВЕТЛОВИДОВ (смерив его взглядом):

Ты говоришь, ты — часть, но сам ты весь

Стоишь передо мною здесь!

МЕФИСТОФЕЛЬ:

Я верен скромной правде. Только спесь

Людская ваша с самомненьем смелым

Себя считает вместо части — целым.

Об этом можно будет боле зрело

Схватиться в следующий раз.

Теперь позволь мне удалиться.

СВЕТЛОВИДОВ:

Прощай, располагай собой!..

Знакомый с тем, что ты за птица,

Прошу покорно в час любой.

Ступай. В твоём распоряженьи

Окно, и дверь, и дымоход…

МЕФИСТОФЕЛЬ:

Я… в некотором затрудненьи.

Мне ухнуть в яму не даёт

Фигура… здесь… под люка рамой…

Показывает.

СВЕТЛОВИДОВ (смотрит):

Ты испугался пентаграммы?

Она — по-нашему — звезда…

Каким же образом тогда

Вошёл ты через люк сюда?

Как оплошал такой пройдоха?

МЕФИСТОФЕЛЬ:

Глянь… Этот знак начертан плохо.

Наружный угол вытянут в длину

И оставляет ход, загнувшись с краю.

СВЕТЛОВИДОВ (поднимает табурет и садится на него):

Скажи-ка ты, нечаянность какая!

Так, стало быть, ты у меня в плену?

Но почему не вылезти в окно?

МЕФИСТОФЕЛЬ:

Чертям и призракам запрещено

Наружу выходить иной дорогой,

Чем внутрь вошли. Таков закон наш

строгий.

СВЕТЛОВИДОВ:

Ах, так у вас законы есть в аду?

Вот надо будет что иметь в виду

На случай договора с вашей братьей.

МЕФИСТОФЕЛЬ:

Любого обязательства принятье

Для нас — закон (со всеми наряду).

Мы не меняем данных обещаний.

Договорим при будущем свиданье, На этот раз спешу я и уйду.

СВЕТЛОВИДОВ:

Ещё лишь миг, и я потом отстану:

Два слова только о моей судьбе…

МЕФИСТОФЕЛЬ:

Я как-нибудь опять к тебе нагряну,

Тогда и предадимся ворожбе.

Теперь — пусти меня!

СВЕТЛОВИДОВ:

Но это странно!

Ведь я не расставлял тебе сетей,

Ты сам попался и опять, злодей,

Не дашься мне, ушедши из капкана.

МЕФИСТОФЕЛЬ:

Согласен. Хорошо. Я остаюсь

И — в подтвержденье дружеского

чувства —

Развлечь тебя бесплатно я берусь.

Я покажу тебе моё искусство.

СВЕТЛОВИДОВ:

Показывай, что хочешь, но — гляди —

Лишь скуки на меня не наведи.

МЕФИСТОФЕЛЬ:

Ты больше обозришь сейчас красот

За час короткий, чем за целый год.

Делает пасс рукой, вступает музыка, появляется хор эльфов.

ХОР (танцуя):

Рухните, своды

Каменной кельи!

С полной свободой

Хлынь через щели,

Голубизна!..

В тесные кучи

Сбейтесь вы, тучи!

В ваши разрывы

Взглянет тоскливо

Звёзд глубина…

МЕФИСТОФЕЛЬ:

Под сводом этим

Отправься ж… к детям,

В в Еденье сна!..

Светловидов засыпает, сидя на табурете.

ХОР (поет, танцуя вокруг него):

Эта планета

В зелень одета.

Нивы и горы

Летом в уборы

Облечены…

И — в притяженьи

Вечном друг к другу —

Мчатся по кругу…

МЕФИСТОФЕЛЬ (шепотом):

Мчатся по кругу!..

ХОР (затихая):

Духи и тени,

Неба сыны…

Исчезают в пространстве.

МЕФИСТОФЕЛЬ (вполголоса):

Он — спит!.. Благодарю вас несказанно!

Его вы усыпили, мальчуганы,

А танец ваш…

Целует кончики своих пальцев.

… — вершина мастерства!

Подойдя к спящему.

Нет, не тебе ловить чертей в тенёта!

Чтоб глубже погрузить его в дремоту,

Надвинем мы колпак ему…

Напяливает спящему на голову колпак от заварного чайника.

Ну вот…

А этот знак — для грызуна работа.

Его мне крыса сбоку надгрызёт.

Ждать избавительницы не придётся:

Уж слышу я, как пОд полом скребётся…

Заглядывает в люк и манит кого-то пальцем.

Царь крыс, лягушек и мышей,

Клопов, и мух, и жаб, и вшей

Велит тебе сюда явиться

И выгрызть место в половице…

Ну — живо!.. Этот вот рубец…

Слышен грызущий звук.

Ещё немного… И — конец!

Звук прекращается.

Готово! Покидаю кров.

Опускается в люк.

Спи, Фауст, мирно! Будь здоров!..

Исчезает.

Светловидов просыпается, но на его голову натянут колпак, закрывающий его лицо и глаза. Он шарит в воздухе руками как слепой, встаёт и пытается идти ощупью, поворачиваясь во все стороны. Нащупывает какую-то занавеску, отдёргивает её, за нею стоит девушка, она берёт его за руку.

СВЕТЛОВИДОВ (приподняв край колпака над губами):

Дитя слепого старца, Антигона,

Куда пришли мы? В град каких людей?

Кто странника бездомного, Эдипа,

Сегодня скудным встретит подаяньем?

Немногого он молит: собирает

По малости, но он и этим сыт…

К терпению приучен я — страданьем,

Самой природой и скитаньем долгим.

Дочь, если видишь где-нибудь сиденье

(В священной роще или вне ограды),

Остановись и дай мне сесть. Пора

Узнать, где мы: нам, чужестранцам, нужно

Всё расспросить и выполнить обряды…

АНТИГОНА:

Отец, Эдип-страдалец! Башни града

Ещё я смутно вижу вдалеке…

А это место — свято, без сомненья, —

Здесь много лоз, и лавров, и маслин…

И соловьёв пернатый хор в ветвях

Так сладостно поёт!.. Присядь на камень…

Прошли мы путь, для старца

слишком длинный.

Подводит его к табурету.

СВЕТЛОВИДОВ:

Ты — посади и охраняй слепца.

Садится.

АНТИГОНА (садится на пол возле него):

Не в первый раз тебя я охраняю.

СВЕТЛОВИДОВ:

Но где же мы теперь остановились?

АНТИГОНА:

Не знаю, где, но вижу я — Афины!..

СВЕТЛОВИДОВ:

И путники нам говорили то же…

АНТИГОНА:

Так не пойти ль узнать названье места?

СВЕТЛОВИДОВ:

Узнай, дитя…

Она встает и уходит; он шарит руками около себя и нащупывает гитару, оставленную Мефистофелем, берет ее в руки, осторожно ощупывает, проводит рукой по струнам, вслушиваясь в красивое звучание.

Все мы — святые и воры

Из алтаря и острога!

Все мы — смешные актёры

В театре Господа-Бога…

Встает сдирает с головы колпак, бросает его прочь, смотрит в зал, играет и поет.

Так хорошо и привольно

В ложе Предвечного Света…

Дева Мария — довольна:

Смотрит, склоняясь, в либретто…

— Гамлет?.. Он должен быть бедным.

Каин?.. Тот должен быть грубым…

Зрители внемлют победным,

Солнечным ангельским трубам!..

Бог, наклоняясь, наблюдает…

К пьесе Он полон участья:

— Жаль, если Каин — рыдает,

Гамлет — изведает счастье…

Так не должно быть — по плану!

Чтобы блюсти упущенья,

Боли — глухому тирану —

Вверил Он ход представленья!

Боль вознеслася горою,

Хитрой раскинулась сетью…

Всех утомлённых игрою

Хлещет кровавою плетью!

Множатся пытки и казни,

И возрастает тревога:

Что, коль не кончится праздник

В театре Господа-Бога?!

Оглядывается, потом кладет гитару осторожно на пол, рассматривает декорационный хлам.

Что, коль не кончится праздник

В театре Господа-Бога?..

Что это я? Где?.. Какой праздник?.. Ах, да! Мой бенефис!.. Так ведь он же кончился!.. Кончился давно спектакль… Вот так фунт!.. А я что же? Что я-то здесь делаю? Кругом — ночь, пустота…

Достает из кармана спички и зажигает свечу в оказавшемся перед ним декорационном канделябре, пытается осветить им черную пустоту зала.

Вот так штука!.. Я — что же… В уборной уснул?.. Спектакль давно уже кончился, все из театра ушли, а я?.. Преспокойнейшим манером храповицкого задаю… Ах, старый хрен, старый хрен!.. Старая ты собака! Так, значит, налимонился, что — сидя уснул! Умница! Хвалю, мамочка!..

(Кричит)

Егорка! Егорка, чёрт!.. Петрушка! Заснули, черти, в рот вам дышло, сто чертей и одна ведьма!

По темной сцене проносится сатанинский хохот и затихает вдали. Светловидова испуганно прислушивается, оглядывается. Прикладывает ладонь ко рту, кричит громким шепотом.

Егорка!..

Подождав, садится на табурет, а свечу ставит на пол.

Ничего не слышно… Только эхо и отвечает… Егорка и Петрушка получили с меня сегодня за усердие по трёшнице, — их теперь и с собаками не сыщешь… Ушли и, должно быть, подлецы, театр заперли…

Крутит головой.

Пьян!.. Уф!.. Сколько я сегодня ради бенефиса влил в себя этого винища и пИвища, Боже мой!.. Во всём теле перегар стоит, а во рту двунАдесять язЫков ночуют… Противно…

Пауза.

Глупо… Напился старый дуралей и сам не знает, с какой радости. Уф!.. Боже мой!.. И поясницу ломит, и башка трещит, и знобит всего, а на душе — холодно и темно, как в погребе. Если здоровья не жаль, то хоть бы старость-то свою пощадил, шут Иваныч!..

Безумное эхо проносится в воздухе, многократно повторяясь.

ЭХО: Старость, старость, старость, старость, старость!..

Пауза.

СВЕТЛОВИДОВ: Старость… Как ни финти, как ни храбрись и ни ломай дурака, а уж жизнь прожита… Шестьдесят восемь лет уже тю-тю, моё почтение! Не воротишь… Всё уже выпито из бутылки, и осталось чуть-чуть, на донышке… Осталась — одна гуща… Так-то… Такие-то дела, Васюша… Хочешь — не хочешь, а роль мертвеца пора уже репетировать.

За его спиной в луче света возникает Тарелкин.

ТАРЕЛКИН: Решено!.. Не хочу жить… Нужда меня заела, кредиторы истерзали, начальство вогнало в гроб!.. Умру!.. Но не так умру, как всякая загнанная лошадь умирает: взял, да так, как дурак, по закону природы и помер… Нет!.. А умру наперекор и закону, и природе; умру себе в сласть и удовольствие; умру так, как никто не умирал!.. Эх!..

Со свистом и хохотом пропадает.

СВЕТЛОВИДОВ (съежившись под этим хохотом и не оглядываясь): Смерть-матушка не за горами…

Выходит на авансцену, смотря в зал.

Однако, служил я на сцене сорок пять лет, а театр вижу ночью, кажется, только в первый раз… Да, в первый раз… А ведь курьёзно, волк его заешь!..

Всматривается в темноту.

Театр в ночи кажется мне каким-то колдовским местом, где словно духи живут, притаились под ворохом декораций… Актёры ушли, а души их (роли, ими произносимые) словно живут ещё, шуршат кулисами. Половицами скрипят… Где-то тут и моя душа скрипит — отдельно от меня… Пока я сплю, забывшись пьяным сном… Она всё бормочет чужие слова, живёт чьей-то жизнью, страдает чужими страданиями… Словно призраки, бродят оставленные без присмотра роли: убийцы, сказочники, короли… Шепчут стихами Шекспира, тирадами Грибоедова, интонациями Щепкина, Станиславского, Вахтангова… Вздыхает в углу старый рояль, и клавиши его судорожно вздрагивают, вспоминая гремевшую на балу у Фамусова мазурку…

Подходит к рампе, всматривается в зрительный зал.

Ничего не видать… Ну суфлёрскую будку немножко видно… Вот эту литерную ложу, пюпитр… А всё остальное — тьма! Чёрная бездонная яма, точно могила, в которой прячется сама смерть. Брр!.. Холодно! Из залы дует, как из каминной трубы… Вот где самое настоящее место духов вызывать!

(Кричит)

Э-ге-ге-гей!..

Вдали, в другом луче света, появляется Призрак.

ПРИЗРАК (отвечает таким же криком) Э-ге-ге-ге-ге-гей!..

СВЕТЛОВИДОВ (призраку):

Куда меня ты хочешь завести?

Здесь говори. Я далее не двинусь.

ПРИЗРАК:

Ну так внимай мне!

СВЕТЛОВИДОВ:

Я готов.

ПРИЗРАК:

Почти

Уж наступил тот час, когда я должен

Мучительному серному огню

Себя вернуть…

СВЕТЛОВИДОВ:

Увы, несчастный дух!

ПРИЗРАК:

Жалеть меня не надо. Обрати лишь

Свой слух со всем вниманием к тому,

Что я открою.

СВЕТЛОВИДОВ:

Говори. А я

Обязан это выслушать.

ПРИЗРАК:

А также —

Обязан отомстить, когда услышишь.

СВЕТЛОВИДОВ:

Услышу? Что?

ПРИЗРАК:

Дух твоего отца,

Приговорён я Нашим Судиёй

В ночи бродить, а днём — гореть в огне,

Пока все нечестивые деянья,

Свершённые в мои земные дни,

Не вЫжгутся, не вычистятся напрочь…

Когда б мне не было запрещено

Рассказывать о тайнах моего

Тюремного жилища, я бы мог

Такую повесть пред тобой излить,

Что самое незначащее слово

Её способно б было уязвить

Глубь сердца твоего, кровь молодую,

Горячую — оледенить, заставить

Глаза, как звёзды от небесных сфер,

Отторгнуться от собственных их впадин,

Сплетённые и спутанные кудри

Твои — разъединить и каждый волос

Отдельный водрузить стоймя, как иглы

На раздражённом дикобрАзе… Но —

Увы! — секреты Вечности не могут

Земным ушам из плоти и из крови

Доверены быть. Слушай, слушай, слушай!

Когда отца родного ты любил…

СВЕТЛОВИДОВ:

О Боже!..

ПРИЗРАК:

Отомсти… О! Отомсти…

Ты понял? Отомсти же за его

Подлейшее и — самое средь всех

Других — бесчеловечное убийство!

СВЕТЛОВИДОВ:

Убийство?! Как?!..

ПРИЗРАК:

Убийство и всегда

Деяние подлейшее — и в лучшем

Из вариантов… Но вот это вот!..

Конец ознакомительного фрагмента.