Прощание с райским садом

Федор Федорович Метлицкий (2024)

Они прожили много лет на даче — садовом участке, где прошло детство их единственного ребенка. Но случилась беда. И они оставляют сад навсегда. Начинается новая эпоха. Она откроет такое, чего не ожидал никто.

5

Последний день перед отпуском. Мозг в лихорадке, держит в себе уйму дел: ого, забыл! надо бежать за продуктами для дачи, а рука делает рабочие дела, и от этого туман в голове, и жалко чего-то, и тонкая обида, самолюбие, и предчувствие, что все будет хорошо.

Кадровик повел Веню тайно на спецбазу Курортторга. Боже, что там было! Парное мясо, икра, апельсины…

— Демократия в действии! — торжественно сказал кадровик. — Здесь, вон, чемоданы откладывают для министров и прочих начальников.

Выдали набор праздничных продуктов.

— Ну, я пошел.

И не глядя, ощущая завистливые взгляды сотрудников, Веня решительно ушел, отбросив посторонние мысли.

Купил на Арбате духи для жены, и — домой.

Дома переполох, вещи разбросаны.

Катя молчит — не пришел вовремя упаковываться для переезда на дачу. Она заказала машину.

Закатили с шофером холодильник в машину.

— Лето будет жаркое, сухое, — сказал угрястый шофер. — Луна. Рога вертикально почти стоят. Это к вёдру. А если бы наклонено, пузом, то дождливо будет.

До дачного поселка полтора часа езды. Поехали в кузове, со Светой на коленях и котом Баськой. Она рада, все вертела головой.

— А объявлять остановку когда будут? (Что-то где-то запомнила).

— Как приедем, так и объявят.

Она захныкала. Остановились попикать.

— Цветочков хочу-у!

— Папа, принеси ей одуванчик, — сказала оживленная мама, держа в руках рвущегося за нами кота.

Зажала в кулачке цветы.

— Поехали!

Ее перебрасывали с рук на руки, но она не чувствовала, цепко держась за цветы.

Веня сел в кабину угрястого шофера. Тот мягкий и стеснительный.

— Да, пшеница скоро побуреет. Скоро косить.

И всю дорогу рассказывал:

— У меня ребенок, мать, жена с сестрой. Я в совхозе тут, в Домодедово работаю. Адская работа, с раннего утра и до ночи, когда роса падет, — в поле. Зато в воскресенье свободен. Отстроил тут такую домину (материал за счет совхоза). Вот только неприятность — сперли рулоны клеенки, на 4 тыщи. В суд подают. Я виноват в том, что утром выехал из парка и не проверил кузов. Что делать? Свербит в душе.

Он подмигнул Вене:

— Да, хомут на себя надел ты. У меня тоже садик. Так приеду с работы, а жена: «Нужно полить!» Поливаешь. Или — угольку надо. Машина своя, привезешь. А весной в воскресенье — целый день топил.

И вздохнул.

— Когда переезжал, приятели смеялись. Тебе в городе нечего было делать. А здесь будешь вертеться сутками, топить да поливать. Сбежишь отсюда, ей-ей…

Помолчали.

— Хорошо тут, лес…

— Да, тут совхоз «Белые листья».

Мелькает речка-ручей Гнилушка, одиноко отблескивающая зарей. Чудесные пузатые семейные дачи под зелеными крышами, спрятанные в зелени садов! Единственный рай, где прячутся от внешних тягот трудящиеся граждане.

Вот и дача, окруженная со всех сторон садовыми участками, — восемь соток, выделенные теще министерством, и деревянный сруб с шиферной крышей, который она строила «своим горбом».

На границе участка справа, за сплошным забором, чтобы сорняки не прошли, стояла соседка, с исплаканным лицом. Показала горсть собранных со смородины больных шариков.

— Значит, так. Надо вам со смородины клеща собрать. Потом листья сгрести.

И удалилась. Катя возмутилась:

— Терпеть не могу. Ради своего сада, чтоб к ним не перешло, на все готова.

— Это кто? — спросила Светка.

— Баба Яга.

Соседка из смежного с Бабой Ягой участка, добрая, опекавшая всех, зашла через калитку.

— Уж эти Плохиши, наши соседи! Хозяйка своего никогда не упустит. Навоз привезли ей, а когда шофер выгрузил, она ему полцены. «Не хочешь, загружай обратно и увози. Понасадила вишен в полуметре от нашей границы. Ну, и я тоже. Она раскричалась, а я спокойненько: «Мои вишни — в метре, а ваши в полуметре». Годами оправлялись под яблони. Вонь такая, что до нас доходила. Ни грамма даже говна у нее не пропадает. Я с ней не ругаюсь — скажу и уйду. Только вот мои доски тают, за стеной с их стороны. Штакетник унесли тоже. Как это можно?

Пока мы раскрывали окна, она продолжала:

— С другой стороны дороги Петр Иванович с семейством, вы знаете. Они ничего. У них Галина Николаевна нагнулась к ребенку, и упала боком. Сломала позвоночник. Сейчас у них на даче заперто, пусто, а раньше с ранней весны людно было, — сыновья, снохи, внучата. Вот так бывает.

— С того угла, за аллеей, — продолжала она, — очень хорошие люди живут. Василий Иванович изу-мительный человек! Он жену потерял. С тех пор сдал.

Казалось, она не уйдет.

— А там — тоже очень хорошие евреи живут. Двое стариков. Это, сейчас работает в саду ее сестра. А они — на юге. Он пенсионер — путевка дешевая.

____

Наконец, дорожные неудобства и страхи кончились. В прохладе внутри дома, в запахе досок, мама наскоро приготовила еду, молодую картошку с маслом и молоком. Света кормила Басю картошкой. Кот запрыгнул на стол и стал пить ее молоко. Света тыкала в него ложкой.

— Ну, крыса Шушара! Уходи!

Она со своим котом вертелась, мыла ему лапы в миске и приговаривала:

— Чорту-дья-а-вол! Чорту-дья-а-вол!

Веня ругался с ней.

— Не издевайся над котом, не дергай его за лапы.

И вдруг подумал: вот оно, простое счастье — делаешь дело, а рядом: «У, брось плакать! Никак не завяжешь башмаки. Кот не умеет сам завязывать ботинки, а я должна еще помогать ему. У! Шут с тобой. Папа, с этим котом шут? Ну, ходи так. Шут с ним».

Конец ознакомительного фрагмента.