Евгений Оневич

Федор Кудряшов, 2022

«Евгений Оневич» – это своего рода пародия на всем известный роман всем известного автора. Узнаваемые герои, узнаваемые события, узнаваемые имена делают сюжет понятным и предсказуемым, однако стиль и манера написания автора кардинально отличают повесть от оригинала. Необычное соединение былых и нынешних нравов с примесью эротических сцен и недвусмысленных намеков делают произведение неожиданным и шокирующим для неискушённого читателя. В книге присутствует нецензурная брань!

© Кудряшов Фёдор, 2022

© Общенациональная ассоциация молодых музыкантов, поэтов и прозаиков, 2022

* * *

Глава первая

И жить торопится,

и чувствовать спешит,

как голый в баню…

1

«Я думал, дядя — лох конкретный,

А дядя — тот ещё жучок.

Случись чего — козёл бездетный

Меня зовет. Кого ж ещё?

Едва зажмёт его кондрашка,

Беги к нему во все тормашки.

Потом сиди над ним, следи,

Как в тряпках старый хрен пердит.

И, отворачиваясь косо,

За ним парашу выноси,

И сострадай по мере сил,

И подавай ему „колёса”,

И думай: мать твою угрёб,

Когда ж ты крякнешь, старый жлоб!»

2

Такие мысли всю дорогу

Спать не давали баловню,

Что тихой сапой, понемногу

На бабки ставил всю родню.

Друзья моих былых творений,

Прошу знакомьтесь: вот — Евгений,

Здесь в роли главного лица

Конкретный питерский пацан.

Вы Питер знаете? Я тоже,

Когда-то хоровод водил

Меж этих питерских чудил,

Но, опыт свой земной итожа,

Могу сказать на склоне лет,

Что лучше Минска места нет.

3

Его папаша был бухарик

И ровно по три раза в год,

Как будто глядя в календарик,

Привычно уходил в залёт.

Тогда мадам и некий дядя —

К парнишке, состраданья ради,

Пока папаша, как Му-му,

Учили вьюноша тому,

Кого держать в авторитете,

Про что понятия иметь.

Малец умен был и, заметь,

Узнал на этом факультете

Такое, что на жопу глаз

Мог натянуть любому враз.

4

Нас тёти-дяди поучали,

Как надо Родину любить,

А сами так и примечали:

Себе побольше сноровить.

На этих зомби маргинальных,

Оневич клал прибор банально.

На все наезды старых клизм

Он выдвигал свой пофигизм.

А тёлкам томно строил глазки

И чумовую лажу нёс,

За ними бегая, как пёс,

По вольной пущенный натаске,

И возбуждал у них мигрень,

Шепча им в уши похабень.

5

По фене нынче все базлают,

Но, если честно вам сказать,

Как нынче лохи феню знают,

То лучше было б не базлать.

Но, типа, как бы наш Евгений

Конкретно мог базлать по фене,

Какие он вязал узлы,

Когда на фене вёл базлы!

К наукам не питав охоты,

Он многих гитик не умел,

Зато держал в своём уме

Огромный кластер анекдотов.

Ему, что Штирлиц, что Чапай —

Травить мог, только тему дай.

6

Оневич был несложный малый:

В биномах счёты не сводил,

На нём природа отдыхала,

И он природу не будил.

Веленью времени послушен,

К искусствам был он равнодушен:

Ни Тарантины, ни Дали

Его нисколько не гребли.

Но по понятиям жил парень:

То Адам Смит, то Рикардо,

Цитировал их от и до

И даже батьке мозги парил.

Но папа отвечал: «Фуфло».

Он свил с барыгами кубло.

7

Портрет героя вам представлен

И мной написан в полный рост,

Но штрих последний не поставлен —

Не поднят половой вопрос.

Встаёт он в нашей мелодраме

Не как любовь к прекрасной даме,

Которую воспел Кобзон,

За что крутые бабки он

Срубал в стране своей безбрежной

Среди непуганых козлов.

Нет, наш герой был не таков.

Едва ступив за возраст нежный

И ощутив в штанах стояк,

На баб стал прыгать, как маньяк.

8

Он клал их в ряд, как шпалы БАМа

В Сибири ссыльный элемент.

Без лишних слов любую даму

Волок к себе в апартамент.

И шедевральную чувиху,

И повариху, и ткачиху.

С любой в момент снимал штаны:

И с шалашовки, и с княжны.

Являясь в образе титана,

Что был подобен сразу всем

Агентам номер ноль-ноль семь.

И тёлки, писая фонтаном,

К нему от этого кино

Неслись, как мухи на говно.

9

Он знал, что чем мозги свободней,

Чем звонче ветры в них свистят,

Тем с ними проще и вольготней,

И тем быстрей они летят.

Он жён чужих искал по миру

И метил их, как кот квартиру,

И рвал их чувства на клочки,

А их мужьям втирал очки.

И не однажды так бывало,

Поставив жёнушке пистон,

Он с мужем распивал флакон

И, не смущаясь тем немало,

К другой жене на всех парах

Спешил, как пылкий Шлиппенбах.

10

Бывало, он из тряпок еле —

Башка трещит от бодуна,

И ломота в кишках и теле,

И денег нету ни хрена,

А кореша уж шлют маляву:

Зовут лечиться на халяву.

Конечно, лучше б помогли,

Когда б в постельку принесли.

С похмельной головой Евгений,

Тяжелой, как борец сумо,

Тоскливо смотрится в трюмо:

Нос синий, под глазами тени —

И пятнами по морде весь

Раскрашен, словно ирокез.

11

Отнюдь не пидар по привычкам,

Галантерейный арсенал,

Как будто баба в косметичке,

Он в ящике стола держал.

Такой развёл инструментарий,

Что им гордился б абортарий.

Десятки пилок и щипцов

И для ногтей, и для усов.

Он целый час без угомону

Прыщи у зеркала давил

И на халяву выходил

Подобно богу Аполлону,

Который в зад или в перёд

Или даёт, или берёт.

12

Приедет он, обед в разгаре:

Летают пробки, всё в дыму.

Он всем знаком, свой в доску парень,

Скорей к столу, всяк рад ему.

Во все тарелки и бокалы

Нахально тычется макалом.

Вот загуляла в жилах кровь,

Блестят глаза, поднялась бровь.

И понеслись потоком с хода,

Как из волшебного ларца,

Повествованья без конца:

Про жизнь еврейского народа,

Про чукчей и про молдаван,

И про хохлов, и про армян.

13

Ещё проглот жуёт котлету

И пьёт цимлянский периньон,

А наш Оневич вновь одетый.

Куда ж теперь поедет он?

Куда, такой оставив праздник,

Зачем-то мчится наш проказник?

Не догадаетесь вы, нет!

С друзьями едет он в балет…

Вы, может, скажете: “Вот лохи,

В балет, когда такой обед!”

Я вам скажу на это: нет.

Ведь господа из той эпохи

Не только жрали наобум,

Но и имели вольных дум.

14

Сперва читали все Вольтера —

С Вольтером общий был психоз.

Его Радищев, как холеру,

В мозги их скорбные занёс.

Здесь декабристы загалдели,

Но царь зажал их в чёрном теле;

Там Герцена тоска взяла,

Он начал бить в колокола.

Потом вообще пошли прохвосты —

Что ни “мыслитель”, то подлец.

Левей, левей! И наконец

Серийные маньяки просто.

Добились умные башки,

Прощай, хозяйские горшки.

15

А всё с театра начиналось,

Куда герой наш посвистал.

Аншлаг. Билетов не осталось,

Но он и здесь прорвался в зал.

Театр полон, блещут ложи,

А он, светя напитой рожей,

Идёт меж кресел по ногам,

Цепляясь за корсажи дам.

И, в кресло плюхнувшись с размаха,

На сцену зырит, сморщив лоб.

Потом, прищурясь, как циклоп,

В соседку, бледную от страха,

Спросил: «Мадам, что там идёт?

Спартак! Во блин, какой там счёт?»

16

Ещё Спартак на сцене мочит

Врагов рабочих и крестьян,

А наш герой другого хочет,

На бал помчался наш смутьян.

Бал — так ещё в начале века

Звалась в России дискотека,

Где грациозно и томно

Кружились пары под фоно.

На бал Оневич приезжает.

За тем, как крутятся зады

У старых и у молодых,

С учёным видом наблюдает

И выбирает в тот момент,

С кем проведёт эксперимент.

17

Когда-то молодым, по пьяни,

Я пару раз ходил на круг.

И помню: лесопарк в бурьяне,

Эстрады ракушку, вокруг

“Бакланы” стаями, как волки,

А на веранду лезут тёлки,

И контролёры у ворот

Их жёсткий делают досмотр.

Обшарят попку под юбчонкой

И, если тёлка без трусов,

То пропускают за засов:

«Иди, повеселись, девчонка».

А если есть на ней бельё,

То прогоняли прочь её.

18

А прежде люд не так бесился

И были правила не те,

И по-другому относился

Мужчина к женской наготе.

Увидит ножку до колена,

И у него встаёт полено.

Здоровый был тогда народ,

Теперь совсем уже не тот.

Вы помните, как наш Евгений

По женским ножкам раскисал,

А вот об этом как писал

Его тогдашний современник

Тому почти две сотни лет,

Переводимый мной поэт.

19

Бедняга позабыть не может

Момент отнюдь не в стиле ню,

Как он подруге сесть на лошадь

Помог, держа её ступню.

Пощупал девку за лодыжку,

И у него надулась шишка.

Во, блин, читатель, просеки,

Какие были мужики.

Пристроил ножку у фемины

Не на плечо, а на седло,

И у него конец свело.

Какие были исполины!

Давно таких в природе нет,

И где они? Потерян след.

20

Но что-то ж было, в самом деле,

И в ножках тех былых чувих,

Что мужики от них балдели

И до сих пор грустят о них.

А нынче то-то ножки вышли,

Что им ходули будут лишни.

Красиво, но не для меня

По два аршина оглобня.

Возможно, это сексуально,

Но при достоинствах при всех

Реально затрудняет секс

И крайне нерационально.

Ну, прямо сущая напасть:

Не дать, не взять и не попасть.

21

Один лишь способ здесь возможен —

Лицом к лицу, как на войне,

На ножках тех ничком, но боже!

Они и так мешают мне.

И в пролетарской перепалке

Торчат, как палки катафалка.

Так для какого же рожна

Такая красота нужна,

Зачем такое окаянство?

Такие ножки не сгребать,

Их лучше в лошадь запрягать

И мчать сквозь русские пространства.

Поводья в руки и — айда!

Гони неведомо куда.

22

Но я отвлёкся, счас по новой

Вернёмся к нашему бойцу,

Что с этой жизни бестолковой

Пришёл к печальному концу.

Со мной такое тоже было,

И мой замученный ярило

Однажды тоже зачудил,

Когда Чернобыль зачадил.

Я так обрадовался, боже!

Как с плеч гора, и нет проблем.

То было время перемен,

Пора надежд пришла. И что же?

Банален был тому финал,

Через неделю снова встал.

23

А наш Оневич почему-то

Поник уныло головой

И думал каждую минуту

Про отказавший орган свой.

Как ЗПР, угрюмый, томный,

Печалью полон был огромной,

Дурными чувствами томим.

Тогда я повстречался с ним —

Его мы в школе проходили

Девятый класс, минувший век,

«Оневич — лишний человек».

Какую чушь нам городили

Наставники, учителя.

Да будет пухом им земля.

24

Но мне их опыт был не нужен,

Я, молодой тогда нахал,

Всю слабость их умов недужных

И их самих в гробу видал.

За опытом иного рода

Вела меня моя природа

К Оневичу, я был пацан,

Не знавший женского рубца.

Он ловелас был оголтелый,

Всей камасутре обучен

И в сорока звездах мочен.

Он словом мне помог и делом.

Он знал игру страстей тогда,

А я был форменный балда.

25

Тогда меня томили чувства,

Я жил в плену своих страстей,

Но тёлкам, как это ни грустно,

Неинтересен был совсем.

Они меня не привечали,

И этот факт меня печалил.

Я тихо в облаках витал,

Они ж имели капитал.

И крупные снимали взятки.

Но капитал был основной,

Ничто не вечно под луной,

Он скоро вышел без остатка.

Но с капиталом или без

Я стал терять к ним интерес.

26

В то время бурь и катаклизмов

Я Женю взял в поводыри,

И яркий свет его цинизма

Моё сознанье озарил.

Я умным стал, я стал нахалом

И тоже циником, и стала

Любовь на жизненной стезе

Нужна мне, как баян козе.

Пока друзья в грустях, в печалях,

Лазурных грёзах и мечтах

Об их пленительных местах

Уныло в пустоту кончали,

То я прикинул, что почём,

И зрелых баб им предпочёл.

27

И вдруг его родитель сгинул,

Приняв безвременную смерть.

Оневич хавальник разинул,

Наследство с папы поиметь.

Мечтал сынишка о банкнотах,

Но папа признан был банкротом,

А он — ответственным лицом,

И взят за жопу с трёх концов.

«Атас», — подумал наш Евгений.

Когда ж с четвёртого угла

На парня «крыша» наползла,

Он сразу потерял терпенье.

«Браткам» он отдал всю ботву:

«Давитесь, гады. Проживу!»

28

И что вы думаете? Прожил.

Вдруг понаехали гонцы:

«Ваш дядя при смерти, на ложе,

Уже готов отдать концы.

Его последнее моленье —

Увидеть вас». Без промедленья,

Пока чужой не обскубал,

Оневич к дяде постебал.

В дороге, думая, что ради

Бабла придётся поскучать,

Чтоб старика не огорчать,

Но не застал в живых он дядю.

Оневич малость опоздал,

Где стол был яств, там гроб стоял.

29

Конечно, дядю закопали.

Попы на шостый спели глас

И на поминках погуляли,

Как это водится у нас.

Наутро Женя похмелился

И вскоре резко изменился,

И удивились все, что он,

Оставив прежний выгребон,

Капусту садит, как Гораций,

Считает центнеры на круг,

Разрыл всё, как навозный жук

И в бане парит сельских граций,

Лабает “кантри” на банджо —

Таким козлом он стал ужо.

30

Что ж, отчитаемся по факту —

Точней не знаю, как сказать —

Рассказ мой подошёл к антракту.

Прошу немного обождать.

Мне надо разобраться в чувствах

И с тем, как вам моё искусство

И дар поэта и творца,

Возможно, тронули сердца.

Одну главу слепить не диво,

Но надо семь ещё создать,

И чтобы были ей под стать.

Иду вперёд неторопливо.

Я сам себе поставил цель,

А вы смотрите в мой прицел.