Я есмь (хроника двенадцати дней)

Фарра Мурр, 2017

На пенсии мир становится иным: продукты в магазинах всё дороже, а круг друзей всё уже, да и делать-то в оставшейся жизни, оказывается, особенно нечего. Старый следователь, сказав последнее «Прости» бывшему напарнику, покорно ждал собственного конца. Ведь однажды смерть приходит за всеми, просто за одними раньше, а за другими – позже. Но у судьбы в закромах есть ещё парочка сюрпризов. Когда в его дверь постучал соседский мальчишка и пригласил на похороны старшего брата, он и предположить не мог, что подписывается на новое опасное расследование в духе двадцать первого века, что от его решений будет зависеть не только собственная судьба и жизни близких людей, но и будущее всего человечества! Цепочка несчастных случаев привела к гибели нескольких хакеров. Совпадение? Закономерность? Злой умысел? Всё может быть…

© Фарра Мурр., 2017

© Издательство «Союз писателей», оформление, 2017

День первый

ЧЕРЕДА СЛУЧАЙНОСТЕЙ

Последнее время меня окружает смерть. Думаю, это возрастное. Шестьдесят семь — это возраст. Не то чтобы она меня пугала — за свою жизнь мне всякое приходилось повидать. Взять, хотя бы, эту панику полгода назад по поводу астероида… У меня внутри даже ничего не ёкнуло, хотя все газеты кричали о конце света. Жила уверенность какая-то. И ведь обошлось. Орбитальную станцию, правда, жалко, столько лет строили, столько денег вбухали, и вот на тебе! Вот что значит оказаться не в нужном месте в ненужное время. И чего это учёные её с дороги не убрали? Могли бы и просчитать…

Но смерть… теперь она всё чаще напоминает о себе, задевая мой круг. То одного выцарапает, до другого… Ощущения другие. Одно дело на работе — приходишь на место, а там труп. И воспринимаешь это соответственно — как данность, как часть окружающего, как одно из вещественных доказательств. Хотя, бывали случаи, жалость пробирала, когда молоденькую. Но его легко сбросить, это переживание, ведь тебя лично с трупом ничего не связывало раньше, нет предыстории, а когда друзья или родственники — по-другому. Пусть даже не виделся с ними годами, всё равно — в голове есть цепочка воспоминаний, целый сериал подчас, и тут его так насильно останавливают. А главное — без видимых причин, будто по прихоти автора сценария, взяли и обрубили концы. От этого — некая оскомина, досадное ощущение недосказанного. И ещё — с каждой смертью твой круг сжимается, становится у́же, и всё чётче понимаешь — рано или поздно придёт и твой черёд. Нет, не то чтобы у меня были серьёзные проблемы со здоровьем, нет! Ну, суставы напоминают о своём существовании или вот бляшки в сосудах. Так ведь у нас, мужиков, эти бляшки, как серьги для женщин, — в моем возрасте без них как-то неприлично даже. В наши годы-то растёт что? — живот, волосы, ногти и аденома. А интересно — у гомиков тоже есть проблемы с простатой? Тьфу ты! Какой ерунды в голову не взбредёт…

С чего я вообще начал писать? Профессиональная привычка. За жизнь такие горы бумаги извёл — на пару рощиц бы хватило. Хорошо хоть, на компьютеры перевели. Так и там одних только кийбордов штук пять за жизнь отбарабанил. А ведь и печатаю всего двумя пальцами! Сейчас, хоть и на пенсии второй год, а всё тянет. Видимо, помогает упорядочить мысли. Сейчас мне это крайне необходимо…

Ха! Судя по написанному, это далеко не так. Воистину: «Мои мысли — мои скакуны». Хотя, в моем случае, скорее — лебедь, рак да щука. Перечеркнуть и начать сначала? Бумаги жалко… Второе, что обнаруживаешь, когда выходишь на пенсию, — всё вокруг ужасно дорого. Хорошо хоть за жизнь успел кое-что приобрести, сейчас больше трачусь на продукты да на лекарства. Или вот на бумагу. Может, компьютер купить? Если с полгода ремень потуже затянуть, пожалуй, наберу.

Так, начнём сначала. Записывать всё происходящее решил после похорон своего друга, бывшего напарника. Хороший был человек, царство ему небесное, если оно есть. На кладбище, у могилы, вдруг будто что щёлкнуло в голове — если уж и он того, что обо мне говорить? Пашка-то на пятнадцать лет младше меня был. А Настя его ещё моложе. Чёрное ей к лицу. Надо бы её поддержать как-то. С работы, конечно, помогут, только знаю я эту помощь… Он ведь ещё работал. Хотя, с Пашкой не здоровье виновато. Несчастный случай. Чего его на эту крышу потянуло? Матери хотел помочь или из-за футбола?.. Хоть и поздняя весна, но после стольких дождей скользко. Кому нужна теперь эта антенна? Обиднее всего — футбол наши всё одно проиграли… Хорошо, я вовремя на пенсию вышел — не пришлось самому освидетельствовать… Вот так вот — был человек и сгинул. Будто и не было. Его хотя бы мать да вдова помнить какое-то время будут, а меня кто? Нет, я не жалуюсь, свою жизнь прожил честно, сколько смог, столько дряни за решетку упрятал. Мы ведь, по сути дела, — ассенизаторы общества. Гниль да мусор убираем. Может, потому нас мусорами прозвали? Только вот, получается, всю жизнь в этом дерьме и провёл. «Может, оно и лучше так», — брякнул вслух своим мыслям на похоронах, да невпопад. Наткнулся на колючий, непонимающий взгляд Насти. Хотел было объясниться, что, мол, не так поняла, да тут речи начались, она лишь отмахнулась. Вечно у меня так — ляпну что-нибудь, потом расхлёбывай. Поэтому и по служебной лестнице не слишком далеко взобрался. Ну да бог с ней, с лестницей. Не это главное. Главное — это то, что понимаешь в первую очередь после выхода на пенсию, — оказывается, тебе абсолютно нечего делать в этой жизни…

***

Это случилось дома, через неделю после Пашкиных похорон. Ко мне позвонили. За дверью стоял подросток. Лет четырнадцати-пятнадцати. Рост метр шестьдесят. Я его раньше видел у подъезда. Волосы светло-русые, спутанные, давно не мытые, из особых примет — приросшие мочки ушей, глаза бледно-голубые, мешки под глазами, взгляд бегающий, на мне почти не останавливается. Боится чего-то? Одежда простая — мятая майка, давно не стираная, с английской аббревиатурой, джинсы, спущенные на модный нынче дурацкий манер, — типичный представитель современной молодёжи. Чего ему от меня надо? Он, оказывается, Олег. Сосед снизу. Ну и что? А-а, мать послала. Поминки у них. Брат старший умер. Но я-то тут причём? Я его и не знал вовсе. У него собственных друзей, что ли, нет? Ах, только в сети… Понятное дело. Обещал, что приду. Соседи всё же.

Стучусь, звонить не хочется. Никто не отвечает. Ага. Дверь не заперта. Есть кто живой? В прихожей обуви мало, несколько стоптанных туфель разных цветов, сапоги женские, черные, с молнией, на невысоком каблуке, две пары кроссовок, грязных, изношенных. Одна пара размером поменьше, видимо, Олега. На вешалке пальто, несуразная шляпка, спортивная куртка одна. Зеркало занавешено полотенцем. Планировка у них, как и у меня. Естественно, они ведь прямо подо мной живут. Две комнаты. В спальне две кровати, в гостиной одна, тщательно заправленная. Обстановка у них — не бог весть. Пара облупленных шифоньеров, круглый стол, покрытый свежей скатертью, ещё следы укладки не разгладились, четыре стула из того же комплекта. Зато телевизор новенький, плоский, метр с лишним по диагонали.

Наконец меня заметили. Алик подскочил и протянул руку. Пришлось пожать. Заплаканная женщина уткнулась мне в плечо, рыдает. Обнять? С чего вдруг? Неудобно вроде. Но стоять с повисшими руками тоже не того. Еле усадил на стул. На пиджаке теперь мокрое пятно. Хорошо хоть туши нет. Застирывать не придётся. Как звали покойного? Новый взрыв плача… Костя. Как случилось? Несчастный случай. Током убило. Компьютер. Олег показал мне его. Тот так и стоял в спальне на письменном столе — почерневший, прикрытый фланелевым одеялом. Костя, по всей видимости, хотел что-то записать на диск, и тут его закоротило. Очаг возгорания был в дисководе. Что тут поделаешь. Случается. Я бы так и ушёл, но на столе заметил повестку к следователю. К Пашке. Костя должен был явиться к нему неделю назад. Видимо, не сходил, на тот день Пашки уже не было в живых. И о смерти следователя говорили по телику. Небось, обрадовался, что не надо идти.

— Чем твой брат занимался? — спросил я у Алика.

— Ничем.

— А сколько ему лет-то было?

— Восемнадцать.

— Он работал где?

— Нигде.

— Ясно. На маминой шее, значит.

— Не-а. Он сам зарабатывал. Нам всем хватало.

— Чем зарабатывал, спрашиваю?

— Так, по мелочи… Точно не знаю, — ответил сквозь зубы Олег. Знает, гадёныш, но скрывает. Чёрт с ним, мне какое дело.

— Не хочешь говорить, как хочешь. Я пошёл.

— Может, помянете? — раздался плаксивый голос из-за спины. Наконец увидел её лицо. М-да-а-а. Чего слёзы с бабами делают. Лучше б не видел.

— Конечно, помянем. Сейчас схожу…

— У нас всё есть. Садитесь сюда… пожалуйста. Олежка, давай там из холодильника… Извините, никак в себя не приду. Сейчас организую.

Женщина стала суетливо метаться вокруг стола. На нём появилась нераспечатанная бутылка водки, зеленый салатик, солёные огурцы и помидоры. И волнами нарезанный чёрный хлеб. Нож, видать, давно не точен. Она собиралась ещё что-то делать, но я усадил её:

— Спасибо, не надо больше ничего. Я на минутку. Время, сами понимаете. И потом, я не пью. Завязал, знаете ли.

— Да-да, конечно, понимаю. Даже за компанию? Всё равно открывайте. Я буду. Мне совсем чуточку. Вот так. Достаточно. А вам?

— Просто газировки… Ну что ж. За Константина… прах его миру… то есть, я хотел сказать мир его праху.

— Костенька мой! — заголосила женщина и упала головой на стол.

— Алик, у вас платок или салфетка есть? Давай, помоги матери.

Чего там положено говорить в таких случаях? Тут ведь, как на работе, на своих помощников не оставишь, самому надо. Не люблю я эти слёзы, слюни, мокрень. Блин, ну какой из меня успокаиватель?

— Вы, того… крепитесь. У вас ведь ещё сын есть. Его тоже поднимать надо.

— Не надо меня никуда поднимать, — взъерепенился вдруг подросток.

— Не бушуй, это так, к слову… Вас как зовут?

— Надя. Надежда Ивановна.

— Надежда Ивановна, успокойтесь. Держитесь. Всё наладится… со временем… Пойду я… Если что надо, не стесняйтесь.

— Это вы по правде говорите? — спросил вдруг Олег.

— В смысле?

— Насчёт — если что надо?

— Да я серьёзно. Чем смогу — помогу.

— Тогда идёмте сюда, — сказал Олежка и отвёл меня в их комнату. Усадил на кровать, а сам встал передо мной и замолчал, собираясь с духом.

— В чём дело?

— Я видел вас в форме… вы ведь из полиции?

— Я пенсионер в настоящее время. Раньше работал следователем. Старшим. В убойном отделе. А что?

— Вас-то мне и надо! Извините, вас как зовут?

— Официально Дмитрий Александрович, для тебя — просто дядя Дима.

— Моего брата убили!

— Как это убили?

— Не знаю как. Подстроили как-то. Вы следак, вы знать должны, как это делается.

— Я-то, положим, знаю, но здесь нет никаких оснований для твоих подозрений. Несчастный случай. Такое случается, сынок.

— Я вам не сынок.

— Извини… сосед. Олег, если ты чего знаешь, — скажи. Иначе нет смысла разговаривать.

— Костя… он… хакером был.

— Вот оно что! Значит, он этим и зарабатывал!

— Ну да…

— Поэтому его к следователю вызывали?

— А вы откуда знаете? А, бумажка… нет, его как свидетеля вызывали… по поводу смерти его друга.

— Погоди… какого друга?

— Шурика из соседней школы. Только Костя не пошёл, потому что следователь тоже умер…

— Я знаю… это был мой друг. И он погиб случайно… как и твой брат, Олег.

— Нет! Нет! Смотрите! — он полез под кровать и достал оттуда лаптоп. Через пару секунд загорелся экран. Его пальцы быстро забегали по клавишам. «Мне бы такую скорость, я, может, уже генералом был бы», — мелькнуло у меня в голове. Экран мигнул, и там появился знак — пятиконечная звезда верх ногами:

— Вот это их сайт.

— Он что, у тебя ещё и сатанистом был? — спросил я, слегка оторопев.

— Нет! С чего вы взяли?

— Так обычно поклонники сатану обозначают. Верхние концы — рога, нижний — борода.

— Нет! Нет! Нет! Он вообще ни в кого не верил! Глупости! Это они сами себе придумали. Знак такой. Их пятеро было. Хакеров супер-класса. Группа — КРРАШ!

–???

— По первым буквам! Видите, у каждой вершины своя буква. К — Ки, Р — Ральф, Р — Рина, А — Арканзас, Ш — 25.

— Это у них у всех клички?

— Аватары… так называют персонажей, выполняющих твою волю там… в виртуальном мире, созданном компьютером… Ух, как трудно с чайниками разговаривать…

— Ещё одно слово…

— Извините. Костя лично только с Шуриком был знаком. Я имею в виду, с Ш-25. С остальными — через сеть.

— Ладно, пусть так. Но при чём тут несчастный случай?

— Троих из этой пятёрки уже нет в живых. Про остальных не знаю, они в сети больше не появляются, а вот насчёт Ральфа и Шурика мне известно.

— А когда они погибли?

— Самым первым был Ральф. Его настоящее имя было Родион. Чуть больше двух месяцев назад… Тоже несчастный случай. Шурик рассказал Косте о том, что тот попал под троллейбус. Шурик к нему на похороны ходил… А потом и сам Шурик умер… месяц назад. От собственного самолёта.

— Как это?

— Шурик ещё и авиамоделированием занимался. Костя сказал, что Шурика собственный самолёт в голову ударил, а он на обрыве стоял… ну и рухнул вниз… Кстати, радиоуправляемый самолёт имел тот же номер — Ш-25…

— М-да-а.

— Костик тоже что-то заподозрил. Особенно после того как Арканзас внезапно исчез из сети. На полуслове… Три недели назад.

— А что с Риной?

— Не знаю. Костя получил её последнее послание десять дней назад.

— Какое?

— «Случайности — не случайны! Берегись!» Костя собирался сообщить всё следователю, тем более что тот вызвал его сам, а тут по телику передали о гибели… Вы возьмётесь за это дело?

— М-м-м. Я вообще-то на пенсии.

— Этот следователь ведь был вашим другом, а у меня брат умер. Я вам помогать буду.

— Ты мне в напарники напрашиваешься, что ли?

— Да.

— Ты знаешь, что главное от напарника требуется?

— Мозги?

— Дисциплина! А у тебя с ней…

— Слово даю, — ответил Алик, подтягивая вверх джинсы.

— А чем ты мне, собственно, можешь помочь?

— Ну… вам же ликбез нужен… компьютерный.

— Это точно… Компьютер я только как пишущую машинку использую. Или в качестве склада временно ненужных знаний… Не обещаю… посмотрю, что могу сделать. Потом сообщу. Проводи меня. Да! И матери ни полслова. Пока.