Мудрые остроты Раневской

Фаина Раневская, 2014

Продолжение бестселлеров «Раневская шутит» и «Фаина Раневская. Жизнь, рассказанная ею самой». Первая публикация неизвестных острот и афоризмов гениальной актрисы, которая никогда не стеснялась в выражениях и умела рассмешить до слез и высмеять наповал. Ее забористые шутки, внецензурные откровения, площадная мудрость и «вредные советы» актуальны до сих пор! «Не найти такой задницы, через которую мы уже чего-то не сделали бы». «Надежный тыл почему-то всегда оказывается голой ж… й!» «Удача приходит ко всем. Только к некоторым – задом.» «Чтобы и овцы были целы, и волки сыты – нужно сожрать пастуха». «Не деньги портят людей, а люди – деньги!» «Деньги, конечно, грязь, но до чего же лечебная!» «Лучше уж не встретить мужчину своей мечты и думать, что вы просто разминулись, чем встретить и понять, что мечтала не о том.» «Красота – страшная сила, и с каждым годом все страшнее и страшнее.»

Волшебный храм искусства

Театр был святым местом для Раневской всегда. Она застала на сцене Качалова и Ермолову, Станиславского, Бабанову… играла в телеспектаклях с Грибовым… дружила с Алисой Коонен и ее супругом Тагировым…

А потому мерила и советский театр иной, чем многие другие, меркой.

Говорила, что на сцене нельзя играть, играют в песочнице или на барабане, сцена требует жить ролью, иначе будет фальшиво.

Ее считали вредной старухой, придирчивой и живущей лишь воспоминаниями.

Но те, кто умней и талантливей, прекрасно понимали, что планка Раневской просто высока, причем сначала по отношению к самой себе. Фаина Георгиевна любую крошечную роль превращала в значимую, легко переигрывала на сцене главных героев, потому актеры просто побаивались играть с ней рядом.

Зато какая это была учеба! — вспоминала Марина Неелова.

Театр для Раневской был всем, жила она одиноко и ничего другого, кроме пыли кулис, не ведала.

* * *

— Раньше театральные кулисы пахли гениальностью, а сейчас просто пылью.

* * *

— Станиславского надо отменить!

— Фаина Георгиевна?!

— Он свою теорию создавал, когда актеры на сцену играть выходили, жизни проживать за время спектакля. А сейчас приходят, чтобы ставку отработать. Сейчас если каждый будет демонстрировать себя в предлагаемых обстоятельствах, то сплошной базар получится.

* * *

Зная о постоянных стычках между Раневской и режиссером Завадским, актриса картинно вздыхает:

— С Юрием Александровичем так тяжело, он же считает себя гением…

Раневская замечает:

— Лучше уж режиссер-гений, чем режиссер-идиот.

* * *

— Завадскому мало своих творческих мук, мало даже актерских, он еще и зрительских ждет!

* * *

— Мало знать, как сыграть роль, попробуйте объяснить это Завадскому.

* * *

— Не всем режиссерам удается поставить Чехова, но многим удается испортить.

* * *

— Слишком популярная роль тоже тяжела. Зрители знают интонацию каждой фразы наизусть и просто не позволяют играть иначе.

Раневская имела в виду свою роль спекулянтки в «Шторме», на этот спектакль народ валом валил из-за одной-единственной сцены — допроса спекулянтки в ЧК.

* * *

Об актрисе:

— Она из отряда молеобразных.

_—?!

— Конечно, все мысли только о шубах.

* * *

Завадский:

— Я вечно хожу в дураках из-за ваших выходок!

Раневская радостно:

— Так это же хорошо! В дураках ходят только умные, значит, вы умный.

* * *

— Ну, уж от скромности Завадский не заболеет и не умрет! Он найдет другую причину для этого.

— Раньше я думала, что классику ничем испортить нельзя. Теперь понимаю, что недооценивала современных режиссеров. Даже Чехова умудряются испоганить.

* * *

— Многим современным режиссерам в аду уготована страшная участь.

— Почему?

— Поднять руку на Чехова, значит, совершить все семь смертных грехов сразу.

* * *

— Жаль, что, когда писались заповеди на скрижалях, еще не было театральных режиссеров. Иначе еще одной заповедью было бы «не навреди» по отношению к классике.

* * *

— Проще всего режиссерам кукольных театров — актеры на сцене привязаны на нитках и возражать тоже не способны. Но Завадский почему-то в кукольный театр переходить не хочет.

* * *

— В цирке лучше, чем в театре…

— Чем же, Фаина Георгиевна?

— В цирке хищники на арене выступают, а за кулисами в клетках. А в театре за кулисами они на воле, там и есть арена.

* * *

— У нас на один талант двадцать чиновников с лопатами, чтобы зарыть его.

* * *

— Ему крылья ни к чему, ползать у ног начальства будут мешать.

* * *

— Театр болото, но актрисы при этом вовсе не Царевны-лягушки, а просто лягушки. А еще змеи и пиявки.

Раневская ездила по провинции с концертной программой, в которой читала Чехова и играла отрывки из спектаклей. Зрители принимали прекрасно, правда, иногда восхищаясь не только игрой.

Она вспоминала, как после такого концерта к ней подошел восхищенный зритель и проникновенно похвалил:

— Хорошо играли, товарищ Раневская, но и текст написали тоже хороший.

— Это не я, это Антон Павлович Чехов.

Мужчина поскреб затылок огромной пятерней и засомневался:

— Не-е… Чехов — это же «Му-му»…

— «Му-му» — это Тургенев, — решила просветить его Раневская.

Тот обрадовался:

— Вспомнил! Чехов — это «Каштанка» и «Ванька Жуков»!

Раневская вздохнула, понимая, что о «Вишневом саде» вспоминать не стоит.

— Пусть уж так, хорошо хоть «Каштанку» и «Му-му» знает.

Узнав, что предстоит постановка «Вишневого сада» в новой интерпретации, Раневская ужасается:

— Боже мой! Они же продадут его в первом действии, а потом еще три будут долго пилить на дрова!

* * *

— Выражение «театральные страсти» оставьте для третьесортных театров. В настоящем храме искусств и страсти настоящие. Кстати, и зрители тоже.

* * *

— Показывая халтуру на сцене, чего же ждать настоящего зрителя? Как аукнулось, так и откликается.

* * *

Раневская страшно боялась забыть текст, потому для нее за кулисами даже ставили суфлершу. Однажды та подсказывала так активно, что высунулась на сцену и практически произнесла весь монолог вполголоса.

Раневская разозлилась и перед следующим монологом громко произнесла, повернувшись к кулисе:

— Этот текст я помню!

Сила искусства велика, актриса сказала это, не выходя из роли, потому зрители даже не заметили.

* * *

Раньше перед самой рампой на сцене располагалась этакая «раковина» — будка суфлера, подсказывавшего текст роли актерам. Позже ее отменили.

Услугами суфлеров приходилось пользоваться активно, потому что премьеры, часто низкопробные из-за невозможности нормально репетировать, бывали еженедельно, а то и два раза в неделю. Актеры не успевали выучить роль, знали только начало и конец реплики, остальное читали по губам суфлера.

Раневская вспоминала, как однажды спектакль был попросту сорван из-за смеха в зрительном зале, когда суфлер перепутал текст, прихватив с собой другую пьесу.

А однажды партнер, выйдя на сцену, громко поинтересовался:

— Что сегодня играем-то?

Чем вызвал веселье и свист в зале.

Раневская буквально на каждой репетиции препиралась с главным режиссером театра им. Моссовета Юрием Завадским, доказывая, что рисунок роли, реплики и даже сами сцены должны быть изменены.

Бывали минуты, когда он просто не выдерживал:

— Кто из нас режиссер, вы или я?!

Раневская спокойно отвечала:

— Вы, но это сцены не меняет.

* * *

— Хорошо, если вы такая умная и всезнающая, ставьте спектакль сами! — фыркает Завадский, направляясь к выходу из зала.

Раневская соглашается:

— Встретимся на премьере.

Но актеры настроены не столь оптимистично, прекрасно понимая, что возмущенный напором актрисы режиссер может просто закрыть спектакль. Раневская успокаивает труппу:

— Сейчас вернется, только в туалет сходит. Три часа сидел безвылазно за столом, пора бы уж…

Конец ознакомительного фрагмента.