Десять лет среди харайтов. Часть 1. Нартен Марр

Ульфара Айфенборг

Сборник историй о приключениях находчивого сталкера Нартена Марра, привыкшего зарабатывать на жизнь охотой на мутировавших зверей и поиском артефактов. В один прекрасный день ему предлагают сделку мечты – провести группу аномальщиков через Территорию и получить за это весьма приличные деньги. Почти одновременно на его бедную голову сваливается религиозный фанатик, утверждающий, что сталкер – на самом деле Избранный, которому предназначено восстановить мощь древнего магического Ордена.

Беглец

1

Укажи нам тропу, прояви нам тропу

Дай пройти не закрыв глаза.

Отведи от нас Грань, отключи свою Грань,

Позволяя вернуться назад.

Мы стоим на Черте, мы летим над Чертой,

Мы уходим опять вникуда.

Территория — свет. Территория — бой.

Наша радость и наша беда.

Мы сто жизней живем, мы идем умирать,

Мы удержимся на рубеже.

Мы идем умирать, воскресая опять —

Сила Молнии в нашей душе.

В небе держит свой путь, свой отточенный путь

Тот, за чьими плечами Гроза.

Проложи нам Тропу, разверни нам Тропу

И позволь воротиться назад.

Столь необычная мантра звучала на рассвете в одном из полузатерянных поселков бывшей агломерации Южного Стигаэра, заброшенного в могучие массивы радиоактивных лесов, обрезанных двумя волнистыми реками-бритвами и плавно переходящих на их слиянии в границу Территории.

Последняя раскинула крылья восточнее, всего в нескольких километрах от крайнего тына, цепкая и всевластная, раскатилась на громадном куске до самого океана, заполонила города, низвергнув их в руины своим чумным дыханием, и теперь напирала на поселок, выдавливая из него жителей.

Война закончилась полвека назад, и все понадеялись, что Территория, наконец, обрела закрепленные очертания; тогда от нее до Уилка было километров пятьдесят, и никто не ожидал, что зловредная зараза снова начнет расширяться.

Без всяких видимых причин Территория сдвигала границу на Запад, проходя в год по нескольку миль, подминая плодородные долины, отравляя реки, перекашивая пространство и время.

Уилк являлся одним из пригородных поселков крупного промышленного Стигаэрского Комплекса — тот пал последним, два года назад. Перепуганные жители, бросая пожитки, гнали автомобили по разбитым дорогам, проклиная разладившиеся мировые порядки, а Территория ухмылялась им вслед обломками балок, таращилась выбитыми окнами.

Тогда, в период великого бегства, в Уилке появились Марры — первые сталкеры, отец и сын. Они прилетели с соседней планеты, песчаного Хайра, где исследовали Черный Прямоугольник — местную Территорию, над которой никогда не светило солнце. Обычно они ловили диковинных зверей, выискивали всякую всячину, сбывая ее заинтересованным лицам, а по мере того, как Территория укреплялась, и в научных организациях пробуждался интерес к ней, выполняли наиболее опасные заказы ученых.

Марры искали, чем поживиться в покинутых городах, что почему-то запрещала полиция, хотя было ясно — люди туда уже никогда не вернутся. Ничто на свете не заставит Территорию подвинуться.

Первое время аномальные пространства ограждали, кто-то пытался даже бороться, обеззараживать их, лечить мутантов, полиция неистовствовала, охраняя руины. Сама не ходила и другим не давала. Но со временем стало ясно: не люди побеждают Территорию — Территория, будто прессом, медленно и неуклонно сдвигает жилые районы.

«Довоевались!» — сказали активисты, а правительство созвездия сделало вид, что Территорий не существует, что придумали их злостные радикалы, кибернетические враги, накидавшие атомных бомб где попало, дабы расселиться на некогда принадлежавших людям континентах.

Но Стигаэрской Территории, как и всем другим, было наплевать, что о ней писали в газетах, что думали. Она расползалась, пронизывая тысячью незримых щупалец когда-то безопасные леса, ее дыхание уже заметно чувствовалось в поселке, который некоторые упрямцы не желали еще покидать.

Когда-то насчитывавший двести домов, Уилк сократился до двадцати — остались дряхлые старики и старухи, лентяи, убежденные в своей правоте технофобы, не желавшие потворствовать тайному врагу, и сталкеры.

Марры занимали крепкий каменный дом на окраине, купленный у прежнего хозяина за три бутылки спирта, что, впрочем, не пошло тому впрок. Упившись вусмерть, он пошел ночью прогуляться в лесок, и его разорвали мутанты.

Маррам же, как всегда удачливым, Звездный Пес благоволил, и они расширили хозяйство, прибавив к дому многочисленные сараи и кирпичные электрифицированные вольеры для пойманных зверушек, и обнесли весь участок тремя рядами проволоки, ровно от мутантов и от соседей.

Что поделать — сталкеров не любили. Даже те, кто пользовался их услугами, не подавали им руки. Зачумленные, облученные Территорией, несущие незримую смерть, засевшую глубоко внутри, они были этакими париями, изгоями. Кто-то уважал их, кто-то презирал, но все боялись.

В народе пустили корни упорные слухи, будто опасное ремесло охотников Территорий не обходится без колдовства, будто в обмен на добычу продают они души Харатрону, «дьяволу радиации», грозному технотронному элементеру.

Слово «сталкер» — знающий Тропу, оставалось самоназванием немногочисленной замкнутой касты, которую официально именовали кастой «трансгрессеров» — «переходящих за…» Переходящих и однажды не возвращающихся. А сталкеры мечтали, разглядывая низкое свинцовое небо, надеясь отыскать на Территории невиданную удачу, несбыточную надежду, неиссякаемое богатство. Но чаще всего Харатрон забирал их к себе раньше, награждая (или карая?) по заслугам в каменном мраке подземного царства.

Марры сидели во дворе на молитвенных ковриках, уставив глаза в тяжелые тучи, одинаково худые, жилистые и невысокие — отец и сын, человек и йитт. Последнее обстоятельство вызывало массу вопросов, кто-то верил, что йитты способны скрещиваться с людьми, кто-то отрицал; однако сам Марр-младший всегда признавал отцом воспитавшего его Архмата Марра. Так они и жили уже восемнадцать лет, с тех пор, как Архмат привез невесть где найденного приемыша из-за Туманностей.

Они принадлежали к разным расам, но было что-то неуловимо общее в поджаром, похожем на добермана Архмате и сухощавом, неутомимом охотнике Нартене, с такими же, перевязанными шнурками, косами за ушами, в такой же потертой кожаной безрукавке, увешанной оберегами.

Архмат, стареющий Анубис, представал типичным киргонским йиттом с длинной шакальей мордой, острыми ушами и очень короткой черной шерстью. Тонкие, как крысиные хвостики, очесы свисали из-под носа двумя усиками, с нижней челюсти спускалась заплетенная серебряной цепочкой бородка. Глаза йитта, выразительные, миндалевидные, чуть раскосые, переливались насыщенным янтарем из-под нахлобученной на голову лисьей шапки с роскошным, спадавшим на затылок хвостом. Короткая коричневая безрукавка подчеркивала будто выточенные из обсидиана передние лапы, украшенные двойными перевязками и браслетами на запястьях и бицепсах. На широком, с бляхами, ремне висел кинжал и два бластера в кобурах. Замшевые штаны со множеством карманов и высокие сапоги довершали его облачение. Примерно так же одевался и второй Марр, Нартен, чье имя означало «Стрела». За его плечом висел мощный арбалет с дорогостоящим компьютерным прицелом.

Нартену Марру исполнилось к тому времени восемнадцать лет, одиннадцать из которых забрали Территории, с тех пор, как несмышленым щенком он впервые ступил на них, до жеста, до взгляда подражая отцу и еще не научившись бояться.

На резком, загорелом лице его лежали тени, подчеркнутые ритуальной раскраской, под сросшимися бровями тускло блестели холодные серые глаза, в которых чувствовалось невыразимое упорство. Все тайные мечты, все мысли молодого сталкера отгораживала от мира тяжелая ледяная стена, стоящая в глубине этих необычных, бесстрастных глаз. За ней бушевали ураганы, свивался огонь честолюбия и гордости, неотступно вспыхивала сокровенная цель, но извне, казалось, ничто не способно поколебать ее гладкой, непроницаемой поверхности.

Нартен Марр был красив той особой аристократической красотой, что заставляла, поменяй он одежду, принимать его за дворянина, но при выходе в свет Архмат советовал ему надевать темные очки — нечеловеческий взгляд юноши настораживал, окружающие подозревали в нем киборга. И старый йитт мог поклясться, что порой в Нартене действительно появляется что-то от машины, расчетливой и неотступной, еще более опасной тем, что управляла ею не ограниченная программа, пусть даже и относительно свободная, а хитрый, непредсказуемый разум.

Архмат, завершив молитву, потянулся и отправился кормить зверей. Нартен же продолжал созерцать давящее серое небо, навалившееся на многочисленные штыри антенн. Десятый день — ни проблеска, стальная заслонка намертво закрывает выси. Десять дней солнце в глухой защите, а Хранитель Грани гоняется над верхушками исполинских сосен за лукавыми демонами, иногда сбивая врага метким выстрелом.

Марр-младший философски взглянул на пепелище в углу двора, которое предстояло расчистить, и на котором одиноко торчали обугленные доски. Надо же было демону устроиться именно на крыше их курятника! Намедни туда ударила молния. А Хранитель мог бы и подождать, пока тварь слезет. Впрочем, Хранитель шутить не любит…

Нартен тщательно выполнил комплекс утренних растяжек, облился водой из колодца и направился, не вытираясь, к приземистой кирпичной пристройке — загону для пойманных и не проданных еще зверей.

В его дальнем углу вопила и скребла пол когтями пятнистая араматра — здоровая араматра, тяжеленная, да еще и старая. Матёрая, если сказать точнее. Толстый воротник шипастых буро-зеленых щитков стоял дыбом. Она уже выцарапала в бетоне порядочную яму, вкалывая со вчерашнего дня всеми шестью лапами и не желая мириться с положением пленницы; она не понимала, что происходит и яростно впивалась булавочными глазками в шумящий лес за окном.

Жрать, впрочем, она тоже ничего не хотела, только орала и вертела длинной мощной шеей, а на шее у нее проступали, словно канаты, вены и жилы. Усыпанная зубами мокрая пасть щелкала с нервическим подзвоном, билась о прутья решетки. Сыпались искры, когда животину шарахало током. Прекращая на время попытки выдрать ограду, араматра садилась на толстую задницу и начинала реветь. Зверинец содрогался, сыпалась штукатурка, остальные экспонаты метались по клеткам, пытаясь куда-нибудь забиться и поднимали невообразимый гвалт.

Появление Марра-младшего вызвало новый припадок бешенства. Араматра прянула всем телом на решетку, получила свой разряд и свалилась, шипя и плюясь. Нартен поморщился от резкого запаха хищницы, что густым облаком пропитал уже все помещение, и запоздало шагнул назад, вспомнив, что забыл испугаться. Но все-таки не приятно, когда пятисоткилограммовая громадина бросается на тебя с разгону, и в агатовых выпученных глазках угадывается явное намерение разодрать тебя в лохматые кровавые клочья.

— Пора ее забрать, — недовольно заметил Нартен, которого вой и лязг будили всю ночь. — Угораздило кретинов мамашу заказать, сожрет она их, не подавится. И я не пожалею.

— Смотри на жизнь проще, щен. Радуйся всему, что есть, лишь бы платили. Мы, слава богам, не бедствуем, живем и не потеряли удачу, — отозвался подошедший Архмат, пошевелив тонкими густыми усами. — Араматра стоит три тысячи кредов.

— Еще два дня такого крика, и она сдохнет.

— Это верно, — согласился йитт. — Если за ней не приедут завтра, мы ее выпустим, пока соседи не вызвали полицию. Когда-нибудь мы разбогатеем…

Нартен подавил вздох. Он наизусть знал эту песню. Купим себе виллу у моря, скоростной катер и будем летать на охоту для удовольствия. Потолок мечтаний папочки был как-то до обидного низок, планы самого Нартена простирались дальше, гораздо дальше…

— Пойду за грибами на просеку. Надеюсь, успеем до зимы с запасами.

— Давай, — одобрил йитт. — Возвращайся к обеду. Я состряпаю что-нибудь в ожидании клиентов. Кстати, возьми ружье, я у реки следы кухурра видел, метра три будет.

— Мы же грохнули одного…

— Значит, второй пришел. Где-то через реку дерево упало или брод намыло. Лезут, как оголтелые.

— Гонит их что-то…

— Жрать им нечего, вот что. Мутанты дохнут, болезнь у них какая-то, сродни спайсы¹. Помнишь, в камышах два жмурика застряли? Черные пятна по телу, судороги и каюк. Кухурры их жрать брезгуют, яд что ли чуют, вот и тянутся на этот берег, вокруг поселка шарить. Территория-то уже вплотную к реке подступила. Я вот все думаю: мы выродков бьем, кухурры рвут, радиация душит, а они все плодятся и плодятся.

— Живуч человек, — с философским презрением изрек Нартен Марр.

2

Нартен лениво подправлял руль глайдера, плывущего на ничтожной скорости всего в полуметре от земли, так, что охотнику приходилось задирать колени, дабы ноги не волочились в прелых листьях. Запах увядания, сырости, тумана и гниющего дерева протекал через ноздри, плотный воздух этот еще больше сгущался вокруг иссиня-черных пней, с которых Нартен длинным загнутым лезвием срезал гроздья белых грибов.

Крошечные упругие дары леса походили на виноград, свисая иной раз с ветвей увесистыми гроздьями, которые, если выварить и правильно посолить, обретали недурной вкус. Охочий до лакомства, Нартен лавировал между стволами, подцепляя гроздья и опуская их в большую корзину на багажнике, размышляя, что наберется прилично еще до истечения часа, значит, придется совершить две-три ездки.

Грибы, к его радости, кроме сталкеров никто не собирал — жители поселка на трезвую голову в лес вообще не совались. Так, небольшими толчками, охотник продвигался от дерева к дереву, порой запрокидывая голову к затерянным в высоте кронам, которые неразрывно переплетались, создавая под пологом вечный полумрак.

Стонали сосны, гудел на все лады усиливающийся порывистый ветер, Хранитель Грани гонял своих псов и вострил стрелы, обещая близкую и продолжительную бурю.

Нартен рассчитывал, успеет ли он до первого дождевого залпа набрать грибов и слетать в комендатуру, отвезти шерифу выродковы уши. И фотографии — добавил себе охотник, ибо не всегда можно найти у выродка уши. И надо еще доказать, что ты не подстрелил честного человека.

Все — бизнес, за выродка платили щедро. А что им еще оставалось делать, если только сталкеры выродков и истребляли? Шериф, конечно, тоже старался как мог, но к Границе, к реке не подходил — боялся. А именно здесь их держать и надобилось, заступая иногда на Территорию, иначе они давно бы в городах оказались, что про деревни говорить.

Два раза в год вся полиция округа торжественно съезжалась, набиралась смелости и под предводительством сталкеров отправлялась на Территорию, зачищать. Нартен невзначай подумал, что будет, когда аномалии захлестнут Уилк, а жители, по привычке, не все съедут, да еще продолжат множиться. Так и прибавляется выродков…

Он свернул за толстую, кривую сосну и мгновенно ударил по тормозам. Прямо на уровне глаз светлели полосы содранной коры, длинные, сочащиеся смолой линии, в которых он разом узнал лапу кухурра.

3

Сжатая, сведенная тугой пружиной угроза наконец выхлестнулась. Низкий, рокочущий звук прокатился над лесом, разошелся ударной волной, покоробил землю, взметнул белесые вихри в ветвях и пошел дальше, за реку, впитавшись в туман. Природа еще не успела расслабиться, как звук повторился — долгий, уныло-мощный рев. Так рычат по необходимости, отгоняя возможного, забредшего поблизости соперника. Но никто не ответил, и третий клич сменился безудержным, режущим уши хохотом, будто неведомая тварь издевалась над всем миром, не сумевшим выставить ей равного.

Хохот оборвался, и опять наступила угрожающая тишина с прострелами короткого древесного треска, мучительного скрипа да шороха миллиардов сосенных лап, ласкающих ветер.

Он выскользнул из своего укрытия и пополз, извиваясь, к сероватой грозди грибов на выцветшем пне, готовый во мгновение ока снова метнуться под корни.

Он слышал голос зверя, чувствовал запах зверя, но муки голода заглушили в нем все. Костистая рука протянулась к вожделенной грозди, длинные пальцы схватили, сорвали ее, и существо кубарем скатилось назад в яму, исступленно запихивая в большой рот чудом добытое пропитание. По скошенному зеленоватому подбородку стекала слюна, крупные зубы молотили безумолку. Пища проходила толчками, он срыгивал, трясся от жадности, ощущая в желудке блаженное тепло.

Первая гроздь прибавила ему смелости, и он выкарабкался из-под кореньев, выкаченные голубые глаза обшаривали дерево за деревом.

На этот раз он даже не вернулся в убежище, выдергивая и поедая грибы целыми горстями, с землей и трухой, оглушительно чавкая. Он был до отказа собой доволен, его братья за рекой подыхали от голода, он же додумался перебраться на эту сторону, к поселку, и мог сутками набивать свое брюхо, переходя от ствола к стволу. Пусть неподалеку рыскает кухурр, но от хищника всегда можно успеть увернуться, заскочить на дерево, едва коснется ушей хруст, производимый им по дороге.

Он рылся в подстилке, худые плечи его вздрагивали, а на серо-зеленой голой спине проступали позвонки. Вдруг он заволновался. Он смутно почувствовал опасность, какую-то неотступную, незнакомую. По началу он не придал ей особого значения, так как был занят поглощением пищи, теперь же привстал и осмотрелся.

Ничто не предвещало беды. Как всегда, колыхались молодые елки, задумчиво шелестел подлесок на выгори, перекатывался волнами можжевельник. Где-то вдали монотонно завывал ветер.

А из-под пушистых иголок, не отрываясь, смотрела на него Смерть…

У Смерти были прищуренные серые глаза с осколками льда и цепкие пальцы в обрезанных перчатках, ювелирно наводящие оружие. У Смерти была стальная выдержка, позволившая два часа просидеть, схоронившись в ветвях и будоражащий азарт охотника, заставлявший преследовать то, что когда-то было человеком. Выслеживать и убивать.

Выродок на опушке, пересиленный алчностью, привстал на цыпочки и потянулся за новой порцией грибов. Краем уха он уловил короткий щелчок, и через миг ему уже не надо было заботиться о ночлеге, питье и пище. Он перестал быть.

Увесистый цельнометаллический стержень пробил его череп от виска к виску, намертво пригвоздив выродка к дереву. Костлявое тело дернулось, затряслось, будто в электрическом разряде, изогнулось и вытянулось, не имея возможности упасть. Недожеванная гроздь выпала из разжавшихся рук и прошуршала оземь.

Секунд десять стояла изумленная тишина, затем в ельнике треснуло, и с разлапистых нижних ветвей мягко спрыгнул молодой охотник в лисьей шапке и потертом замшевом костюме, опоясанном ремнями.

Нартен Марр почувствовал выродка за секунду после того, как увидел отметины когтей на коре и услышал первый крик кухурра. Выродок метнулся в страхе метров за пятьдесят впереди, искушенное ухо сталкера определило шорох, затем пришло осознание…

Четкая уверенность в том, что прошуршал именно выродок, прошуршал и забился в укрытие, где его без биолокатора не отыщешь. Сосредоточенный Нартен Марр обошел два круга у предполагаемой затайки и окончательно убедился — инстинкт не обманул его, где-то в зарослях действительно сидела одуревающая от голода мерзкая тварь, дерзнувшая перейти реку.

Не торопясь, преисполненный хищной грации, он подошел к мертвецу и оглядел его с удовлетворенной усмешкой. Неожиданная удача, лишние деньги в копилку, в итоге — великолепное дальнобойное ружье хадарского мастера, о котором он давно грезил.

Размечтавшийся Нартен извлек из кармана похожую на зажигалку хромированную трубочку, на которой вспыхивало треугольником короткое, не больше дюйма, плазменное лезвие, и одним движением отсек выродку ухо.

Запечатал в пакет, повертел в пальцах — причудливо-огромное зеленоватое ухо в черных крапинках — и брезгливо сунул в сумку. Любопытно получается, на Территории он не испытывает ни малейшего желания стрелять по этим недолюдям, на Территории от них даже польза: за коробку спичек полезут и вытащат, что прикажет честный сталкер, за две коробки сунутся даже под Рубилку… От выродков есть свой особый прок, и совсем незачем их поголовно стрелять, просто каждый должен быть на своем месте. Перешел урод реку — и свершилось возмездие.

Нартен Марр, выдернувший наконец стрелу, упер руки в бока и почувствовал себя кем-то вроде Хранителя Грани. Справедливого и беспощадного Стража равновесия.

И в этот момент снова звучный, преисполненный триумфа рев разошелся над лесом.

Сталкер засунул стрелу в колчан и заметил, что воодушевленный убийством выродка, ведется на подвиги. Уж ничего нельзя было с этим поделать, одна маленькая удача включала в нем рвение своротить горы, ежели те на дороге окажутся. А в данном случае — выследить кухурра до его логова, запомнить место и беспрепятственно вернуться обратно, сообщив Архмату.

Свинтив со стрелы наконечник, сталкер навернул на нее цилиндр со взрывчаткой и, осторожно скользя над землей, будто призрак, двинулся дальше.

Перестраховка на всякий случай. Такой как Нартен без крайней нужды не выстрелит, все определяет расчет. Дальновидное и хитрое планирование.

За кухурров не платили — шериф отказался поощрять охоту на все неразумное, сообщив, что ему спускают деньги на разбойников, а не на зверей. Что ж, прекрасно, как сожрут пару поселян, придется голубчику объявить награду. Тогда-то они с Архматом подождут немного, да хищника и стукнут.

Нартен улыбнулся и мысленно пожелал кухурру хулиганить. Долгожданное ружье замаячило уже совсем реально. Кстати, на счет разумности, это еще как посмотреть. Кухурры, как и все, порожденное Территорией, изменялись год от года, справиться с ними становилось все труднее.

Вжимаясь, почти слившись с холодной мокрой землей, Нартен Марр полз по грязи и листьям к краю заросшего березняком оврага. Оцарапав щеки и подбородок иссохшей травой, втромбовав все сучки и шишки на своем многотрудном пути, он, наконец, аккуратно раздвинул пожелтевшие кустики и заглянул под откос.

Зверь стоял спиной, расставив задние лапы и выпятив мощный крестец. От нижних растопыренных когтей до плоской макушки он приблизительно вытягивал на два с наценкой метра. Нартен обомлел, первый раз увидев кухурра так близко, какие-то пять-шесть шагов крутого склона.

Творение Территории, извергнутое из самых радиоактивных глубин ее, кухурр так измутировал от своего зверо-предка, что последнего оставалось лишь угадывать в этой угрожающей груде костей и мускулов. Но сейчас кухурр был сыт и доволен, он набился до отказа, и крупная голова его клонилась все ниже, словно тяжелые челюсти тянули ее к земле. Зверь брякнулся на задние лапы, выпростав толстый хвост, и остался сидеть, кивая тупой мордой, почесывая раздутое брюхо.

Из пасти его, утыканной загнутыми желтыми зубами, свисал неестественно алый обрывок. Всмотревшийся Нартен вспомнил, что забыл выдохнуть, но на том дело и кончилось — под страшенными передними лапами зверя пламенело беловато-красное месиво, завершавшееся начищенными до блеска лакированными туфлями.

Нартен наконец выдохнул и заметил чуть левее, в луже, еще одно бездыханное тело. Явно не принадлежащее выродку, на которых кухурры обычно охотились.

Значит уже успел, шельма, слопать порядочных граждан? Но в поселке так не одеваются, будто на банкет собрались, у редкого единственный приличный костюм в дальний шкаф забит, молью еденный, а большинство в чем попало, трижды латаном-перештопаном ходит.

У Нартена появилось нехорошее нарастающее чувство щекотливого любопытства. Он расслабился, пытаясь вступить с хищником в эмпатический контакт и почувствовать недавнюю расправу. Бесполезно. Кроме дурманной дремы и благодушной сытости никаких импульсов в коварном мозгу зверюги не улавливалось.

Кухурр громко икнул и морда его окончательно ткнулась в разодранное мясо. Лениво, даже с каким-то отвращением, он свел челюсти, отщипнул полоску и медленно зажевал.

В это время сталкер, оглушительно затрещав, поднялся во весь рост. Несколько секунд зверь и человек смотрели друг на друга, гроза Территорий суживал и расширял чернильные свои зрачки в обволоке желто-зеленых мерцающих прожилок: зачем эта маленькая хищная тварь пришла тревожить его, отяжелевшего после трапезы?

Черно-зеленая клочковатая шерсть встала дыбом на холке кухурра, он хотел было зарычать, да только захрипел — до того обожрался. От маленькой твари не ощущалось вреда, лишь сигналы голода, а у короля Территорий не было желания подниматься, прогоняя ее по зарослям, и он снова положил голову на лапы, следя за ней тяжелым, тускнеющим взглядом.

Нартен Марр враскачку, перепрыжкой спустился на дно оврага, подражая повадкам молодого кухурра, подобрался к нетронутому трупу и, раздираемый любопытством, перевернул его на спину. В ту же секунду он забыл о засыпающем в нескольких шагах звере, всецело предавшись изучению мертвеца, ибо разом узнал под его плащом знаменитую синюю с черным форму всемогущей Службы Технического Контроля.

Хуже не придумаешь! Храпящий людоед окончательно перестал занимать сталкера, он даже опустил снятый с предохранителя арбалет. Тем более, не кухурр явился причиной гибели сотрудника СТК. Шея последнего была свернута почти на 180 градусов, импульсная пушка в не успевшей окоченеть руке разрядилась до предела.

СТКшник в кого-то стрелял, прежде чем его настигла смерть, а Нартен еще не видел того, кто промахнулся бы в кухурра, ровно как и того, кому хищник свернул бы голову.

Стоило бы бросить все это и быстрее убираться отсюда, хотя в грязи остались его следы. Шадарат! Через пару часов прилетит целый отряд, начнут искать виновника, и доказывай, что ты не осел! Может сразу шерифу заявить?

Не хотелось Нартену связываться с этими страшными государственными структурами. Нет, к шерифу он не пойдет. Замазать следы, пройти кругом через реку, через Территорию…

О, Великий Пес! К ночи вернуться домой. И сжечь ботинки, свои прекрасные, надежные ботинки, Харатрон побери!

Нартен остановился. Вдоль промоин на топком дне тянулась цепочка еще одних следов — глубоко вдавленных, подкованных подошв не меньше чем 45-ого размера. Кое-где попадались разбрызги темных пятен, и сталкеру не потребовалось обьяснять, что это такое. Кровь.

«Погоня, смертельная схватка и…» — Нартен поскользнулся и с плеском шлепнулся в грязь. Но он не придал этому значения, лишь увидел, вылезая, расщепленную выстрелом молодую березку. Дерево было перебито, разможжено в месте удара. Верхушка его валялась шагов за пять, обожженные, изуродованные волокна выдавали импульсную пушку.

Нартен скорехонько пошел дальше, по примятой траве и частым кровавым каплям, перекинув арбалет за спину и загнав в бластер дополнительную батарею.

Шагов через пятьдесят он, настороженный, словно ищейка, заметил что-то, блеснувшее во мху, кусок непонятной детали с обрывками проводов. Ему стало немного жутко, ибо не зверь и не выродок прошел здесь часом раньше. Наверняка вооруженный, очень опасный и скоростной боец, сумевший отправить за Грань двух великолепно вышколенных агентов и неизвестно сколько перекосивший их ранее.

Важный преступник, иначе бы только полиция им занималась, очень нужный, раз решили преследовать его на границе Территорий, возможно технайдер, машина-убийца, по следу которой Нартен не пойми зачем сейчас шарится, дразнит Судьбу.

«Ну и найдешь, — говорил себе сталкер, продолжая вынюхивать, — и что ты сделаешь? Грудью поляжешь за Республику Сэтэра, получишь посмертный орден за помощь тайной полиции? Ты же СТК боишься, а потому ненавидишь, она может тебя за лишнее слово до смерти за решетку упрятать, может на спайсовые рудники бросить. И что же теперь, помогать ей во имя человечества? Не помогать? А что тогда делать?»

Размышляя таким образом, Нартен продолжал идти, быстро и уверенно, ибо для него, профессионального сталкера, такой неприкрытый след не был загадкой. Его торопил охотничий азарт и увлечение погоней. Возможно, в силу природных особенностей характера, он мог бы стать хорошим солдатом, если бы не глухой отказ подчиняться и хроническая аллергия на дураков, коими, как известно, изобиловала сэтэрская армия.

Он чувствовал Территорию, выходя на реку окольным, незнакомым путем, ощущал, как река придвигается, и это нравилось ему все меньше.

Над узкой серой полосой струился туман, отражаясь в ее зловещей, недвижной глади. Река и текла, и стояла одновременно. Точнее, взглянув на нее, было не определить даже крохотного движения — она казалась застывшим стеклом, начищенным и отполированным до блеска.

Налетал неровными порывами ветер, сдергивал белесые клочья, сбивал их в кучи, обнажая на миг унылый пейзаж, простиравшийся за рекой. Жухлый камыш, щетину тронутой инеем травы, белый мох на болотных кочках. Там, за мертвой и страшной водяной границей начиналась она — всевластная хозяйка огромного пространства, непонятная, неизученная и неумолимая Территория.

Даже последний остолоп, у которого начисто отсутствовала интуиция, мог увидеть — за рекой что-то не так. Угрюмые, подернутые дымкой топи, гребни коричневых, покрытых тиной прутьев, проблески луж — все дрожащее и неестественное, нарисованное, будто готовое исчезнуть или размазаться бесцветным пятном, завернуться в спираль гравиловушки или прорезаться внезапно черным квадратом, уносящим в иные миры.

На Территории происходило все, что угодно, что только посильно больному, извращенному воображению ее Создателя, который неистовствовал и бредил, посылая в мир все новые и новые ужасы. Территория звала и манила, ее высокий, вибрирующий голос звучал день и ночь, пронзал, словно ультразвук, мозг и душу, находя отклик в тех, кто, как и она, обладал некой болезненностью, особым сталкерическим медиумизмом.

Она звала, чтобы околдовать и манила, чтобы не отпустить уже никогда; возникать во снах и диктовать свою волю, проводить тайными тропами через свое сердце и прокладывать тропы в сердце идущего.

Но что хорошо сталкеру, то человеку — смерть, и кроме немногих избранных, люди жили в постоянном изматывающем страхе. Они отказывались съезжать с насиженных мест, слепо следуя призывам правительств не уступать Территории ни метра, они предпочитали не замечать ее, но она являлась к ним ночами, входила в их дома случайным сквозняком, проникала в их легкие с дождем и туманом и, поселяясь внутри, билась с их сердцем, дышала их дыханием, вытягивая последние силы.

А потом переходила в наступление, хлестая их, выжатых и сдавшихся, радиоактивным бичом и теперь уже точно выгоняя прочь, сдвигала границу еще километра на два-три.

За рекой начиналось безумие. Его чувствовал человек на крутом берегу, всматривающийся из-под ладони в мешанину испарений и болот, в первую заградительную линию Территории. Наконец он тяжело сел на кочку у самого обрыва и опустил голову на скрещенные руки.

Его спутанные желтые волосы падали до середины спины, обтянутой клетчатой курткой, рваной и грязной, в пятнах засохшей крови. Такие же, красно-черные короткие штаны из толстой шерстяной ткани, разодранные, будто собачьими зубами, обнажали мощные мышцы ног беглеца, мышцы, что наравне с арматурой несли его уже четырнадцать дней через горы, леса и степи, через последние мелкие городки, почти без остановки, сквозь бесчисленные ловушки и лазерный огонь застав. И вот… донесли…

Он накинул на плечи короткий клетчатый плащ с пятью прожженными дырами и отложил в сторону тяжелый трофейный автомат. Беглец смотрел на реку, что накатывалась на глинистый берег двумя метрами ниже, подступала совершенно бесшумно, словно жидкое стекло или масло, и подсчитывал, сколько рентген накопила в себе эта стылая, омертвелая глубь.

Он поднимал глаза к небу, разглядывая что-то, видное только ему и хмурился, передергивая щекой. Плохо, очень плохо… Сзади коварный и настойчивый враг, озверевший от беспрестанных неудач, впереди — враг неведомый, но, по слухам, не менее беспощадный. Территория. Но она давала хоть какой-то шанс, не питая ненависти к беглецу лично или питая ее ко всем одинаково.

Он пошевелился, собираясь подняться, но тут же что-то острое и холодное уперлось ему в затылок. Властный голос над ухом прошептал: — Не двигайся!

Так обрываются мечты и надежды. Но беглец был не из тех, кто легко сдавался. Он молча проклинал свою беспечность. Стоило на миг забыть об угрозе, как она возникла, будто родилась из-под земли. Он не услышал ни шороха, ни треска. И, самое обидное, не мог определить, что за оружие приставлено к его шее, хотя мог поклясться, что это не бластер и не импульсная пушка. Только бы выгадать секунду… долю секунды…

Он уловил короткий лязг и понял, что преследователь завладел его автоматом. Что ж, большого перевеса это не даст, знать бы, что за штука у него в руках.

— Встань на колени. Медленно! — продолжал командовать невидимка, не отводя оружия. — Сними пояс. Руки за голову. Обе.

— Правая не работает, — спокойно ответил беглец, заметив краем глаза, как забрала пустые кобуры и плазменный резак на ремне рука в перчатке с обрезанными пальцами.

Не СТК. Служба такое не оденет. Кажется, медный браслет на запястье. Местный сторожил? Охотник? Шериф?

— Что ты делал в моем лесу? Пробирался в поселок?

У беглеца отлегло от сердца. Пленитель снисходил до разговора и, похоже, ничего не знал. Как можно миролюбивее, стремясь придать голосу дружественность, он обьяснил:

— Ничего дурного. Поселок мне безразличен. Отпустите меня, я немедленно уйду за реку, как собирался.

— Зачем? — потребовал голос.

Придумывать было нечего.

— Я иду к краю Щита. Мне нужна связь, — устало отозвался желтоволосый.

— Ты собрался лезть один на Территорию?! — в голосе послышалось неподдельное изумление. — Сейчас?! Ты что, ненормальный?

— У меня нет выбора.

Сзади задумались. Через пару секунд горло беглеца опоясала колючая металлическая полоса. Оружие убралось.

— Без глупостей, — предупредил голос. — У тебя на загривке плитка взрывчатки, у меня — кнопка. На кибернетику не рассчитывай. Одно подозрительное движение, и твоя голова окажется на соседнем берегу.

Желтоволосый задохнулся от досады. Хитер, шельма, ох как хитер!

— Можешь встать и обернуться.

Нартен Марр уже успел пожалеть, что отдал последний приказ. Коленопреклоненный, незнакомец внушал меньше опасений, выпрямившись же, оказался настоящим атлетом. Могучая грудь, широкие, пусть даже перекошенные, плечи и, главное, на две головы выше сталкера.

Нартен, не опуская арбалета, отошел подальше и заметил удивление в серо-стальных глазах беглеца. Тот едва ли не в шоке оглядывал маленького охотника с экзотическим оружием. С оружием, которое не причинило бы ему даже серьезной царапины и, тем более, не способно было его убить.

Нартен, в свою очередь, запоминал чеканное, худое, вытянутое лицо незнакомца, его высокие, выступающие скулы, прямой нос и рубленый, будто гранитный, подбородок, поросший светлой щетиной. В глубоко запавших, усталых глазах светилось бесстрашие и какое-то необычное достоинство, царственная гордость.

Нартен давно не встречал людей с достоинством в глазах, он привык к бегающим воровским гляделкам, к испуганным гляделкам, к гляделкам, пресыщенным довольством, затянутым мутной пеленой, к пуговицам, зенкам, глазенапам, но только не к прямому, уверенному взору льва.

Льва… иначе Нартен и не мог выразиться, ибо воистину было в пленнике что-то величественно-властное, усиленное, как ни странно, изорванной одеждой, прострелянным плащем, кровью на лице и руках, взлохмаченной солнечной гривой, трепетавшей на ветру. Не успел он опомниться, как незнакомец перехватил инициативу, будто не стоял под прицелом, а сидел на троне, окруженный надежной охраной.

— Почтение знающему Тропу, — проговорил он глубоким, звучным голосом, определив ремесло Нартена по вышитой ленте-завязке на шее, отличительному знаку сталкера. — Я прошу помощи, Мастер. Проводи меня до конца Щита и, клянусь, ты получишь такую награду, что не пожалеешь о содеянном.

Нартен косо усмехнулся, польщенный, что его назвали мастером, и быстро прикидывая все дальнейшие действия.

— В лесу два СТКшных трупа, — как бы невзначай заметил он, наблюдая малейшие реакции незнакомца. — Скоро прикатит целая орда синих фуражек.

«Лев» сделал шаг назад, закрываясь здоровой рукой, оскаливая ровные белые зубы.

— Не выдавай меня, знающий Тропу. Я сумею достойно отплатить.

Нартен скептически фыркнул.

— Ты много обещаешь, но с куртки твоей капает кровь, и ты того и гляди рухнешь. Ты гордо говоришь, но тебя преследуют, как зверя… Кто ты?

Незнакомец выпрямился, что, видимо, многого ему стоило, и расправил плечи.

— Я тот, в чьих руках скоро окажется судьба мира.

Нартен Марр обалдел. Он был сражен наповал, заинтригован, взбудоражен, очарован. Даже если этот новоявленный «потрясатель миров» сумасшедший, ему стоило помочь за саму редкую специфику его безумия. Нартен принял решение и перещелкнул кнопки на браслете, вызывая припаркованный в дальнем перелеске глайдер.

4

Челюсти сталкера окаменели от напряжения, он отчаянно молился всем богам, чтобы не нарваться на СТК на подлетах к поселку, неизвестно, сколько их могло здесь рыскать. Крупный, редкий пока дождь молотил его по плечам, стекал за шиворот. «Потрясатель миров» застыл сзади в полуотключке, примотанный к спинке сидения собственными ремнями, руки его сжимали плечи сталкера, который сквозь одежду чувствовал стальную хватку киборга, хватку металла, от которой сводило мышцы, напоминая, в какую опасную авантюру он впутался.

Скорее бы гроза… Ливень уничтожит все следы, размоет тропы, сотрет запахи. Надумал тоже — техно-террориста домой везти. А что делать, на Территорию с ним, раскуроченным, под вечер не пойдешь и в лесу не оставишь, попадется.

Дождь усилился, стрельнула первая молния, озарив переплетения сосен мертвенным светом. Мутная вода побежала по рукам, по лицу, портя видимость, Нартен довернул скорость до упора и покосился на лапы технайдера, на тускло-блестящую сквозь рассеченную кожу арматуру. Током бы не шарахнуло…

До границы Щита его довести, чтобы мог со своими связаться. Есть такой щит вокруг планеты, СТК поставила. В космос из-под него сигнал не пошлешь — отразится. Никаких межпланетных разговоров, все контролировать, все, все, все! Мир наизнанку! Только экран этот не сплошным полем стоит, а как бы несколькими кусками, где излучатели дотягивают, а в центре Территорий кто тебе излучатель поставит? Да и кто туда связываться полезет? Креза, больная голова, такая как Нартен Марр, Стрела Маррагона — Молния то есть. Молния он, а чем ее удержишь…

Над залитой дождем дорогой, в водяной пыли, отплевываясь, сталкер подчалил к воротам. Соседи от непогоды разбежались, улица вымерла, можно и центральным ходом рискнуть.

Он спрыгнул в лужу, отцепил пришедшего в себя спутника, набрал входной код. Вновь полыхнула гигантская искра в тучах и вонзилась километрах в трех на холме. Громыхнул и широко раскатился гром.

— Идем быстрее, пока Хранитель не погнал, — поторопил Нартен, замечая, что с бывшим его пленником творится что-то неладное. — Держись за меня и убираемся с улицы.

Сказать легко и быстро, но в следующий миг сталкеру показалось, будто на плечо положили бетонную балку. Он моментально ушел по щиколотку в грязь, не в силах уже ругаться, но все же — шадарат! — сколько же этот сукин сын весил?! Ему приходилось таскать пойманных зверушек, это и выручало, до того как он, скрипя зубами, словил первый удар тока. На груди технайдера трансплантанты висели клочьями, оголяя сплошные железки и перебитые провода. Когда на все это щедро хлынула вода, стало твориться невообразимое.

Нартен пинком распахнул дверь, крикнув отца, но в эту секунду его подопечный вырубился окончательно, а удержать на весу полтора-два центнера высокопрочной стали худому охотнику оказалось не под силу. Когда на лязг и грохот примчался с ружьем Архмат, он увидел следующую картину: здоровенный тип, из которого фейерверком хлещут искры, валяется поперек его бьющегося в конвульсиях пасынка, глаза которого, и без того стеклянные, совсем остановились, а обе косы встали дыбом.

— Терпи, — тявкнул Марр-старший и метеором понесся за резиновыми перчатками, поскольку не видел другого способа безболезненно стащить с Нартена электро-сюрприз. — Терпи, щен!

Сквозь забытье молодой охотник услышал настойчивое рычание отца. Йитт тряс его за плечи и о чем-то дознавался. Нартену больше всего хотелось отключиться и лежать в блаженной тьме. В теле бродила упорная, неотступная, судорожная боль. Все же он поднапрягся и разобрал странную фразу:

— Какой еще ошейник с бомбой ты на него нацепил?! Ты что, хочешь чтобы у нас пол дома разнесло! Очнись, щен, скажи хоть, как ее отключить.

— А? Какая бомба?

— О, Великий Пес, на подпольщика этого ты звериный ошейник нацепил, он говорит, на нем бомба. Да соображай ты скорее, пока не шарахнуло!

— Вот ты о чем… — простонал Нартен, мучительно скривившись. — Да нет там никакой бомбы. Пошутил я.

Воцарилась тишина.

— Как так… пошутил?

— А чем еще технайдера напугаешь?

5

Нартен ожесточенно сдирал с себя промокшую одежду, швыряя на пол. Одна мысль о стирке вызывала у него отвращение. Под ноги натекла порядочная лужа. Он изгрязнился до костей, до последней нитки, земля скрипела даже на зубах, за пазухой попадались прелые листья. Завалиться бы сейчас, все бросив, в парящую благовонную ванну, закрыть глаза и слушать, блаженствуя, отдаленные раскаты грома над крышей.

Нартен вздохнул и остался на месте, куда приклеивало проклятое любопытство. Чтобы чем-то занять руки, он усердно стряхивал воду с меховой, хвостатой шапки. Брызги попадали на Архмата, который, закинув косы за спину и связав их шнурком, сидел на коленях над неподвижным киборгом.

— Нарт, иди, наконец, оденься! — не выдержал в конце концов сосредоточенный йитт. — Я без тебя справлюсь. Принеси мне только вон тот тройной провод и подключи компьютер.

Нартен исполнил требуемое, во все глаза наблюдая за действиями отца. Попутно он отжал штаны, бросил в угол и завернулся в латаное старое шерстяное одеяло, закрывавшее вход в мастерскую.

Прищепив зажимами разведенные трансплантанты, Архмат озабоченно вглядывался в переплетения механизмов. Он ругался сквозь зубы, чесал за длинным острым ухом, зевал, что было признаком крайнего умственного напряжения, и опять утыкался в ребусы техники.

— Где-то у него должна быть такая штука в виде креста с разъемом, через которую можно вывести схему устройства. Забыл, как она называется, да это и не важно, главное запомни, как выглядит.

Объясняя, Архмат Марр наконец нашел требуемое, соединил с компьютером и принялся мучить клавиатуру.

— Надеюсь, у него нет никакого особого пароля. Иначе пациент скончается на операционном столе. Не можем же мы чинить это наугад.

— Не проще его самого привести в сознание?

Йитт осклабился, показывая крупные, крепкие желтые клыки. Лапа со связкой проводов размашисто отхлестала лежащего по щекам.

— Спокоен, как покойник. Нет, щен, он разрядился до предела. Смотри — я свободно кладу ладонь на генератор — ноль. Обидно будет, если он отправится за Грань, это хороший парень, поверь мне. И, может быть, когда-то он вправду перевернет мир.

Нартен разом забыл про ванну и холод.

— Ты знаешь его?!

— Подозреваю с 90%-ной уверенностью. Если меня не обманывают глаза и память, и если его лицо настоящее — перед нами Маркайт Саргон, вождь партизанских отрядов Туманностей.

Многоголосая канонада грома за окнами вторила его словам. Нартен сел в угол, схватившись за голову.

— Ты надеялся получить за него награду? — продолжал Архмат, косясь через плечо на пасынка. — Радуйся, СТК заплатит за Саргона-младшего столько, что до конца жизни мы будем болтаться в гамаке под пальмой и курить кальян. Но не спеши хватать телефон, есть и другой ход развития событий: скорее всего через два дня после награды тебя поставят к стенке за то, что ты, такой-сякой, корыстный мерзавец, не помог государству безвозмездно. И все же, пусть риск — дело благородное, я бы не советовал тебе выдавать его. Он — единственный шанс у несчастного Сэтэрского созвездия когда-нибудь все изменить. А золотишко мы заработаем и другим способом, который более угоден Великому Псу.

— Согласен, — после некоторого молчания отозвался Марр-младший. — Я давно уже не думаю о награде. На самом деле, мы с тобой отвыкли от достойных людей, и у меня на него рука не поднимется. Но, похоже, по моей вине мы ввязались в смачную противозаконную акцию. Если соседи хоть мельком углядели…

— Внешность его, слава Хранителю, никому не знакома. Если думаешь, что его портретами пестрят все газеты, которых ты не читаешь — ошибаешься. По официальной версии Маркайт — чудовище жуткое, гибрид негуманоида и киборга, этакий кровожадный монстр. Но, как видишь, по нему такого не скажешь.

— По этому они его не показывают?

— И по этому, и потому, что сами до конца не знают, как он выглядит. Технайдер ведь способен подобрать любую внешность, даже СТК не думает, что этот неисправимый романтик оставит себе настоящее лицо.

— Постой… — вдруг опомнился Нартен. — Это, конечно, все здорово, никто ничего не знает, но ты-то откуда такой осведомленный?

Архмат хитро прищурился на левый глаз, взъерошил усы, но одновременно в облике йитта проскользнуло что-то, похожее на тревожную грусть. Он пошел за стеллажи и снял с полки коробку с кодовым замком, вздохнул еще раз, извлек из нее и бросил Нартену массивную черненую цепочку с U-образной подвеской. Она оказалась довольно тяжелой — темно-серый тусклый металл. На правой стороне посверкивал, будто капелька крови, красный кристалл, на левой — глубокий синий, посередине вилась иероглифическая, не знакомая Нартену надпись.

— Не хотел я тебе это рассказывать, щен, дабы неокрепший разум твой не смущать. Но Судьба-злодейка погнала нас по кругу и, видно, придется. Эта штука принадлежала Саргону Магнитору — авантюристу, преступнику, неуемному мятежнику, ночному кошмару правительств. Знаменитейшему Магнитору, объединителю технайдерских кланов, несколько лет единолично державшему туннель из Большой Галактики, единственному человеку, управлявшему киборгами со времен Первого Бунта и создавшему страшную заваруху, конец которой ты еще застал. Подвяжи челюсть платком, пока на пол не упала.

— Ты знал Эрика Саргона?!

— Я участвовал в его… как бы выразиться… захвате.

— Ты никогда не рассказывал… — пробормотал пораженный Нартен. — Говорил, что служил в армии, но…

— «Но!» — фыркнул йитт. — Когда ты еще стрелял тупыми стрелами, я работал в СТК, мой мальчик. Не долго, всего пару лет. Мне не легко это вспоминать. Тогда еще в Службе не началось повальной антропофилии, нередко брали йиттов. В армии я был хорошим разведчиком, снайпером, воевал с технайдерами и зарабатывал награды. И вот однажды мне предложили перейти в тайную полицию. Там мне и посчастливилось участвовать в операции против Эрика Саргона, отца нашего пленника.

Нартен крутил в пальцах цепочку, ошеломленно переводя взгляд с отца на лежащего технайдера.

— Значит, ты видел самого Магнитора? Знаменитого экстрасенса-мятежника? И молчал…

— Видел. Даже ближе, чем хотелось. Кстати, он не экстрасенс, а телекенетор, что, в общем-то, не лучше. Я хотел, щен, чтобы ты рос законопослушным гражданином, и не желал выбивать из тебя остатки уважения к властям, как это случилось со мной после столкновения с Саргоном Магнитором во всей его страшной силе, где-то начинавшей граничить со стихией. Правда, эта же сила, точнее — ее чувство, его и сгубило. Прилети он на те переговоры с хорошими военными силами… Нет же — он никого не боялся. Это была масштабная акция, стоившая уйму денег и жизней, когда целая армия штурмовала дом одного человека, а он убивал их, пока не свалился от ран и усталости. В те двадцать четыре часа я разуверился во всем и пообещал Великому Псу, если выживу, навсегда покинуть Службу.

Архмат отобрал у Нартена подвеску, пристально разглядывая ее в мерцающем свете ярко-белых ламп.

— Здесь написано: «Отныне предаю во власть тебе мир сей». Киргонская клинопись. Делали в Большой Галактике. Этот амулет висел на груди Саргона Магнитора и точно такой же красуется на нашем раненом, можешь подойти и посмотреть. У Магнитора только один сын — Маркайт, его разрушенная надежда, отличившийся редкой красотой и храбростью, но не унаследовавший сверхспособностей отца. По лицу и амулету я и узнал его, с первого дня обреченного на войну. Он для СТК — кошмарный призрак, вокруг которого вновь объединяются кланы технайдеров, а теперь еще и люди.

Архмат закрыл окна и продолжал, звякая цепочкой в такт своим словам:

— Штука эта стоила жизни йиттам ударного отряда, самого лучшего отряда полиции. Придурки из командования рвались взять Магнитора живым и отгородили нас с ним глухими силовыми полями. Любой из нас ударом валил быка, но все мы были без оружия — никакого железа, ничего, что он мог бы использовать для своего жуткого телекенеза. Все были уверены, что у него ничего уже нет. С нас даже жетоны с именами поснимали. Просчитались.

Когда в госпитале эту проклятую подкову вытаскивали у меня из-под ребер, сказали, что такое везение случается раз в жизни. Может быть в ней было что-то важное, крайне ценное для нашего командования, но я, молодой дурак и романтик, утаил и оставил на счастье. Подкова, она ведь всегда на счастье.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

«спайсой» на Терре называют лучевую болезнь. Слово происходит от «спайсов» — общего названия радиоактивных руд.