Гипотеза симуляции

Тёма Шумов, 2019

Производится посадка на рейс Шарль-де-Голь – Домодедово. Пассажиры послушно занимают места, и лишь бортпроводницы обращают внимание на девушку, пребывающую в состоянии, близком к панике. Но даже они не знают о том, что вместе с ней на борт самолета пробрался кое-кто еще. Некто безумный и всесильный. Некто, кто готовится положить конец всему.

Мне кажется, компьютерные вирусы стоит рассматривать, как форму жизни. Это многое говорит о природе человека: единственная форма жизни, которую мы создали к настоящему моменту, несёт только разрушения. Мы создаём жизнь по образу и подобию своему.

Стивен Хокинг

1

Холодная голубизна апрельского неба была похожа на тонкий хрусталь. Она дрожала и вибрировала под порывами ледяного ветра. Когда Кристина вышла из стеклянных дверей отеля Шератон, находящегося во втором терминале аэропорта Шарль‑де‑Голь, этот ветер чуть не сбил ее с ног. Изо рта вместе с выдохом вырвалось еле заметное облачко и мгновенно рассеялось унесенное ветром. Сильнее запахнув форменное драповое полупальто, больше похожее на короткий сарафан, чем на межсезонную форму стюардесс компании «Норд Лайн», она подошла к микроавтобусу, внутри которого ее уже ожидали Маша и Анжела.

— Давай скорее, — крикнула Мария, высунувшись из салона и замахав рукой. — Холодрыга ужасная!

Кристина мелкими шажками добежала до фургона и уселась в кресло в первом свободном ряду.

— Eh bien, quoi? On est tous là?¹ — спросил водитель: седой горбоносый француз.

— Oui. Nous pouvons aller², — ответила Анжела, единственная из них, кто более‑менее сносно понимал и мог изъяснятся на французском.

Закрылась дверь и микроавтобус отправился к видневшемуся в самом конце взлетного поля самолету с хвостом с синими и красными полосами — фирменной расцветкой «Норд Лайна».

Кристина смотрела на небо и слушала рассказ Маши о ее вчерашней прогулке по Елисейским полям, улицам Риволи и Сен‑Оноре — это был ее первый рейс в Париж, и она восторженно делилась своими впечатлениями. Для Кристины же посещения столицы Франции стали уже обыденностью. Как, впрочем, и посещения других европейских столиц. Прилетая сюда, максимум, на что её хватало — пробежаться по паре‑тройке знакомых магазинов. А достопримечательностями она уже была сыта по горло. И Эйфелева башня уже не казалась такой высокой как раньше, и узкие улочки не были такими милыми. Даже круассаны перестали быть воздушными, а кофе в кафешках утратил весь былой аромат.

Только небо все еще восхищало ее. В каждой части мира оно было свое собственное. В каждый месяц года оно отличалось от того, каким казалось раньше. Больше всего ей нравилось апрельское небо Парижа и сентябрьское небо в Подмосковье.

Когда‑то давно, во времена высоких деревьев и глубоких рек, теплой сухой осенью и московское небо выглядело слоистым голубым пирогом. Она помнила, как, подойдя к окну на смотровой площадке останкинской башни, в первый раз увидела поддернутые дымкой дома и её сердце неистово заколотилось. Казалось, еще немного и пробив ребра оно вырвется из груди и трепыхаясь повиснет на аорте. Без сомнений это была любовь с первого взгляда.

Кристина не понимала, как в ее сознании могло уживаться два настолько диаметрально противоположных чувства — страх высоты и восхищение небом.

Около полугода назад ее пятилетний племянник Игорь, когда они гуляли по ВВЦ, уговорил ее прокатиться с ним на недавно открытом колесе обозрения. Кабинка не поднялась еще и на четверть, а Кристина уже была на грани паники. В конце концов, она зажмурилась и сидела так, с закрытыми глазами, до тех пор, пока колесо не завершило оборот. Когда открылась дверь, она, не мешкая выпрыгнула из раскачивающейся кабинки.

О том, что она боится высоты, знали только ее мать и Александр. Но мать умерла от рака пару лет назад, а Александр исчез из ее жизни еще раньше.

Микроавтобус объехал вокруг огромного «Дримлайнера» Люфтганзы и неторопливо покатил вдоль забора. Ожила рация. После треска помех кто‑то затараторил на французском. Голос прервался и шофер, сняв с панели переговорное устройство, спросил.

— Bonjour! Hé! Répétez ce que vous avez dit!³

В ответ раздался взволнованный голос. Девушки переглянулись. Они ничего не понимали, но по интонации говорящего можно было решить, что он напуган. Да что там — чертовски напуган.

— Que s'est‑il passé?⁴ — спросила Анжела.

Вдали зазвучали сирены. Маша прильнула к окну. Кристина оторвала взгляд от неба и тоже посмотрела на шестиполосное шоссе с той стороны забора.

— Tout va bien!⁵ — ответил шофер и добавил на английском. — Don’t worry.

— Be happy? — улыбаясь, продолжила Анжела.

— Oui⁶, — заулыбался в ответ шофер.

Сирены приблизились, и по шоссе промчалась вереница полицейских автомобилей, а за ними две красные с жёлтыми полосами парижские кареты скорой помощи.

— Чую, девки, что‑то у них там произошло, — произнесла Анжела. — Хоть наш водитель и говорит, что все окей и волноваться не о чем, но пару фраз я разобрала.

— И? Что случилось? Нам не дадут улететь?

— Об этом я знать не могу. По рации говорили о том, что кто‑то умер. И еще что‑то о вирусе.

— Каком вирусе? Может это теракт?

— Да нет. Быть не может. После взрывов на вокзале в Марселе французы стали параноиками в вопросах безопасности. Теперь в ловле террористов они только израильтянам уступают.

— Главное, чтобы нам улететь дали, — произнесла Кристина.

— А я бы не отказалась еще пару деньков по Парижу погулять, — пожала плечами Маша.

— Компания задержку по вине аэропорта нам оплачивать не будет, — ответила Анжела. — Так что гулять будет не на что.

— Да, плевать. На свои погуляю.

— А я домой хочу, — Кристина откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. В глазах заплясали полосы и блики.

— Это старость, подруга — ответила Анжела. — Поверь мне, мудрой обезьяне.

— Ты себе льстишь, — улыбнулась Кристина.

— Ты сомневаешься в моей мудрости?

— Женщина! Я сомневаюсь, что ты — обезьяна!

— Вот за что я тебя люблю Маршинская — ты всегда найдешь пару ласковых фраз, чтобы поддержать в трудную минуту.

Микроавтобус промчался под крылом огромного Боинга‑747, принадлежащего «Air France» и подъехал к трапу их семьсот тридцать седьмого, казавшегося неказистым младшим братом рядом с этой двухэтажной громадиной.

— Merci, — поблагодарили они шофера, выбираясь из салона.

— Привет Москва! — отсалютовал он и умчался обратно в сторону терминала.

— Не водитель, а полиглот, — прокомментировала Маша.

Когда они поднялись, бригадир бортпроводниц Оля Голицына, командир Анатолий Татаринов и второй пилот Женя Ищук уже находились на месте. В отличие от девушек эти трое провели ночь в более комфортабельных апартаментах отеля Хилтон. Ольга была женой Татаринова, но фамилии у них были разные: она наотрез отказалась брать фамилию мужа, мотивировав это тем, что принадлежит к древнему княжескому роду. Хотя внешне она меньше всего походила на княгиню. Широкая кость, маленький рост и простоватое среднерусское невыразительное лицо делали ее больше похожей на обычную крепостную крестьянку. Но внутри нее имелся жесткий стержень, превращавший толстопятую и глуповатую на вид бабу в уверенную в себе, несгибаемую и гордую женщину. Она принимала себя такой, какой она была и принуждала к этому всех окружающих.

— Привет, красавицы, — пробежал по салону Евгений. — Ну что готовы отправиться домой?

— Я нет, — ответила Мария, но второй пилот уже скрылся в кабине.

— Честность — ценное, качество. Но настоящую его цену познаешь на допросе, — ответила вместо него Ольга и продолжила. — Вы в курсе, что там у них в зоне вылета произошло?

— Нет. А ты что‑нибудь знаешь?

— Немного. Иначе бы и не спрашивала.

— Как я поняла, один из пассажиров умер. И что это какой‑то новый вирус гриппа.

— Ещё мы видели машины скорой помощи и полиции, которые ехали в сторону терминалов.

— Если это очередной птичий грипп, то скоро опять начнется все, что я так люблю — бесконечные анализы и проверки перед вылетами, измерения температуры, и, если у тебя овуляция, можешь забыть про работу.

— Это почему? — Мария удивленно посмотрела на Ольгу.

— Маша, тебе сколько лет?

— Двадцать пять.

— Взрослая девочка и не в курсе, что в это время у тебя температура может запросто подняться?

— Ну… я думала, это во время месячных.

За подготовкой к полету пролетел час. Потом самолет отбуксировали к первому рукаву, торчавшему из здания терминала 2F, и спустя еще один томительный час капитан объявил о начале посадки.

— Ну начнем загон скотины, — донесся из динамика голос Татаринова. — Девочки в столице мряк с молоком. И нет шансов что ситуация улучшится. Вероятно, будет трясти при подлете, так что не скупитесь на барбариски, а по прилету доставайте куртки. И не забывайте надеть на себя десять‑десять.⁷

Ольга и Анжела встали у входа и послушно натянули на лица улыбки. Кристина села в кресло у иллюминатора в первом ряду от них.

— Черт. Мне всегда в эти моменты кажется, что у меня настолько тупой вид, — пожаловалась Анжела.

— Улыбайся, паксам⁸ это нравится, — ответила Оля.

— Да плевать мне на то, что им нравится, — Анжела попыталась сделать серьезное выражение лица. — Одно хорошо в этих рейсах из Парижа — детей тут почти не бывает и тошнотиков.

— Это точно. Я как вспомню рейсы из эмиратов или Турции, так просто содрогаюсь от ужаса.

Сквозь иллюминатор и окна аэропорта Кристина видела наполненный народом зал и очередь на посадку.

Анжела постучала ногой и подпрыгнула.

— Ты чего?

— Пассажиросос какой‑то хлипкий в «де Голе». Всякий раз, бывая здесь мне, кажется, что однажды пройдет пара‑тройка стокилограммовых трюфелей⁹ и мы все свалимся прямо на скотовоз.

— Крис ну что там видно в дырку? — спросила Ольга. — Идут?

— Вроде пошли.

Она уже собиралась встать и, присоединившись к девушкам, занять свое место у входа в салон, когда заметила на первом этаже, где находились выходы для посадки на лоукостеры, странную суету. Казалось, люди стояли по пояс в воде на берегу штормящего океана, и гигантская невидимая волна кидала их от стены к стене.

«Будто они убегают от кого‑то», — подумала Кристина и приложила к иллюминатору ладонь, чтобы лучше разглядеть происходящее.

Несколько человек замерли у окна. Затем дернувшись, как от удара током, они прижались спинами к стеклу и попятились к закрытым дверям.

Среди них была молодая мамаша с ребенком. Мальчик обернулся и поднял голову. Он посмотрел прямо на Кристину, и той стало не по себе. В его взгляде угадывалась отчаянная мольба.

А еще паника.

В следующий миг мать ринулась вглубь толпы и увлекла за собой сына. Они исчезли среди других пассажиров, словно проглоченные гигантской плотоядной субстанцией.

— Крис, — прошипела Ольга. — Давай быстро, кефаль пошла.

— Иду‑иду, — она встала у дальней стены и приготовилась помогать пассажирам, направляя их к своим местам.

Первыми в салон самолета вошли две особы неопределенного возраста. У них были одинаково накачанные губы, одинаковые прически и нереально гладкие лица.

— Наконец‑то, — вздохнула та, из‑под короткого красного платья которой, выглядывал край татуировки. — Надеюсь, тут будет спокойней.

— Да уж, — вторая капризно надула и без того пухлые губки. — Что‑то в аэропорту уж больно шумно стало.

— Это все из‑за личинусов, — ответила первая. — Ненавижу мерзких маленьких крикливых гаденышей.

Дамы критически осмотрели свои места в первом ряду и, усевшись, достали одинаковые золотистые айфоны.

Мимо Кристины прошла молодая пара — он как школьник на первом свидании держал ее за руку, она, раскрасневшаяся, оглядывалась по сторонам.

— Какие у нас места, Мариш? — спросил юноша.

— Шестой ряд, — ответила девушка. — «Эф» и «Жи».

— Пожалуйста, по этой стороне, — направила их Кристина.

У молодого человека за спиной висел небольшой рюкзак, с торчащим наружу уголком запечатанного пакета, из тех, в которые упаковывают алкоголь в зонах беспошлинной торговли.

Следом за ними, ведя перед собой девочку лет семи, вошла высокая блондинка в узком голубом платье. Кристина хотела заглянуть в ее билет, но та решительно направилась вдоль левого ряда.

Салон постепенно наполнился. Поток пассажиров уменьшился и вскоре иссяк совсем. Последним прошел мужчина неопределенного возраста с коричневым кожаным кейсом. Небольшого роста, кривым лопатообразным носом, выкаченными болотного цвета глазами и отвислыми щеками он напоминал Сквидварда из мультфильма “Губка Боб”. С недовольным и крайне надменным выражением лица он оглядел каждую из стюардесс и, бросив взгляд на пассажиров, столпившихся в проходе, и рассаживающихся по местам, поморщился.

— Вот он запах родины. Смесь вони заскорузлых носков и дешевых пробников “шанель”. И вечный русский бардак. Везде, где появляется русский тут же наступает разруха и хаос. Наш человек даже в самолет сесть нормально не может. Казалось бы, что проще — пройти и занять свои места — но у них даже на это мозгов не хватает.

Он смерил долгим взглядом Кристину, очевидно рассчитывая на ее ответную реакцию, и не дождавшись, продолжил:

— Мне смешно, когда мне говорят, что я должен жить в Рашке. И еще любить ее. Я никому ничего не должен. Я люблю Париж. Все эти его «арт‑де‑вив», его «традисьон». Хотя и он уже не тот. Жизнь тут тоже меняется в худшую сторону из‑за наплыва всякой швали. Но все равно Франция — все еще Европа, милочка. Она все ещё сильно отличается от кровожадной азиатской орды, от становища одичалых, в которое мы вынуждены вернуться.

— Давайте я посмотрю, какое у вас место, — предложила Кристина.

— Ох, девчонки, не завидую я вам, — с этими словами он протянул ей свой билет. — Изо дня в день общаться с родным быдлом, со всем этим сбродом.

— У вас бизнес‑класс, пожалуйста, в первом ряду слева, — она указала на кресло через проход от ботоксных близняшек.

Сквидвард прошагал к своему месту. Усевшись в кресло, он поставил кейс между ног и замер, подглядывая за соседками. Те сразу принялись поправлять прически и излишне громко восторгаться вчерашней премьерой в “Гранд Опера”.

— Похоже, что сегодня мы станем свидетелями зарождения большого советского чувства, — прокомментировала Анжела.

— Они похожи на двух куриц и одного петуха. Главное, чтобы во время полета они не занимали надолго туалет.

— Не займут. Видно же, что его хватит лишь на пару секунд.

Они улыбнулись друг другу.

— Анжела сходи, посчитай, сколько кефали набилось, — произнесла Ольга. — По‑моему несколько человек не хватает.

Когда Анжела ушла, бригадир подозвала к себе Кристину.

— Какая‑то суета сегодня. Паксы излишне возбужденные. Тебе не кажется?

— Ты же знаешь, умер пассажир.

— И что? Ну умер он? На дворе двадцать первый век. В одной комнате будут расстреливать «врагов народа», а соседней, через стенку будет отвязная «пати». В наше время всем до фонаря, что происходит вне зоны их комфорта. Никто даже не замедлит движения, перешагивая через умирающего от смертельного вируса. Кроме того, все уверены, что с ними точно ничего подобного не произойдет.

— Может, ты просто ошибаешься на счёт человечества? Или люди изменились? Стали лучше?

— Помнишь в «Дармоедово» в прошлом году? Один из паксов упал на трапе, и никто даже не остановился.

— Может просто дело в стране? У европейцев больше эмпатии?

— Если так, то мне что‑то совсем расхотелось возвращаться.

Держа в руке «кликер», подошла Анжела.

— Нет троих.

— Ну, стойте, ждите тогда, — вздохнула Ольга. — А я пойду, доложу Татаринову.

Она скрылась за плотной занавеской.

Анжела и Кристина встали друг напротив друга. Длинный рукав «пассажирососа» изгибался и то, что происходило в зале, им было видно только через огромные грязноватые окна, в которых отражалось крохотное, но яркое, солнце, небо и окружающие их лайнеры.

Прошло несколько долгих минут, прежде чем, вернувшаяся Ольга заявила:

— Ну что, девчонки, пора обезьянничать.

И в этот момент в коридоре появилась совсем молоденькая девушка. Темноволосая, смуглая, красивая мулатка. Она бежала прихрамывая, придерживая висевшую на плече и болтавшуюся из стороны в сторону большую холщовую сумку.

— Wait! Attends! — крикнула она.

— Тише, тише родная, — произнесла Кристина. — Ты еще не опоздала.

Девушка уставилась на них будто на привидения. Затем обернулась и что‑то забормотала на французском.

— Show your ticket, please¹⁰, — попросила Ольга.

— Странная какая‑то, — шепнула ей на ухо Анжела. — В этой куртке будто снятой с чужого плеча и шортах она была похожа на беженку.

Девушка в отчаянии посмотрела на свои пустые руки и полезла в сумку, не переставая тараторить на непонятной смеси из нескольких языков. В ее голосе засквозила истерика. В огромных, бездонных, как космос, темных глазах заблестели слезы.

Наконец, она вынула из внутреннего кармана мятый билет.

— S'il vous plaît! Please! Six. Six D¹¹.

— Окей, — ответила Кристина, даже не посмотрев на билет. — Come in. Проходите.

Девушка вошла в салон и пошла по проходу, постоянно оглядываясь. Крис ободряюще улыбнулась, и мулатка робко улыбнулась в ответ.

— Посмотрите на ее ногу, — сказала Ольга.

Колготки на икре были подраны, над лодыжкой отчетливо выделялся странный синяк в форме полумесяца.

— Что это?

— Не знаю. Но где‑то я такое уже видела.

Примечания

1

Ну, что? Мы все собрались?

2

Да. Мы можем ехать.

3

Привет! Эй! Повторите то, что вы сказали!

4

Что случилось?

5

Всё хорошо!

6

Да

7

Туман с осадками

8

PAX — на сленге бортпроводниц пассажир

9

Трюфель — пассажир бизнес‑класса

10

Покажите свой билет, пожалуйста

11

Пожалуйста (фр.)! Пожалуйста! Шесть. Шесть D (англ.).