Жизнь прекрасна. Дневник

Тома Ларионова, 2021

Что чувствует женщина в канун своего юбилея? А если он проходит в период, когда в мире пандемия, в 2021 году? Что заставило героиню сесть за дневник? Или продолжить его? Ответ прост – помочь женщинам преодолеть страх старения и сказать себе, что жизнь прекрасна! В книге искренне и правдиво описаны взаимоотношения с мужем, взрослыми детьми и внуками. Даны советы по оздоровлению и преодолению жизненного кризиса. В дневнике – воспоминания о трудном детстве, которое закалило характер героини, о юности с чистого листа, о поездке в США с делегацией журналистов, о встречах со знаменитостями, в том числе с однофамилицей Аллой Ларионовой, артисткой советского кино. В книге – размышления на разные темы, обращение к молодому поколению и афоризмы. Девиз героини: жить, а не доживать! Книга меняет представление о старости. Она адресована не только женщинам, но и пожилым джентльменам, чтобы они лучше понимали свою половинку, достигшую серебряного возраста. Эта книга – откровение, размышление и вызов!

Глава 4 И всё же о детстве

22 января 2021 года, пятница, село Беловское

Я редко вспоминаю детство. Многое не помню, потому что детская память устроена так, что мы чаще всего запоминаем не сам факт, а то, что и как нам потом об этом рассказывали родители или бабушка. От многократных повторений всё оседает в памяти надолго. Я совсем не помню, как пошла в школу. Кто меня отводил, собирал, покупал или шил форму, как познакомилась с первой учительницей, дарила ли ей цветы… А вот как училась заново ходить в пять лет, после операции на ноге, помню. Потому что бабушка всё время сокрушалась по поводу того, что я на всю жизнь могу остаться калекой. Как это произошло? Мы всей семьёй, отец, мама и мы, трое, мал-мала меньше, ездили летом в деревню, что в Архангельской области, где жили бабушка и дедушка по отцовской линии. Что случилось с ногой, я не знаю, но выше колена образовался большой нарыв или свищ. Когда мы вернулись домой, мама отвезла меня к доктору. Оперировали под местным наркозом в поликлинике. Я помню, что сильно кричала, а маму, которая переживала под дверью и хотела попасть в операционную, туда не пускали. Потом три месяца меня возили на детской коляске, нога не действовала. И вот перед Новым годом мне что-то пообещали, если я пройду несколько шагов от отца к маме. И я их сделала, эти первые шаги! Помню, что мама плакала от счастья…

Как и когда получилось так, что моя сострадательная и мягкосердечная мама потом нас предала? Да и себя тоже. Как говорят в народе, жизнь пустила под откос.

Недавно перебирала старые архивы и нашла свою публикацию в журнале «Семья и школа» за 1988 год под псевдонимом Т. Павлова. Статью в редакции назвали «Объяснение в ненависти». Наверное, моим потомкам пришла пора узнать хоть частицу правды о моём детстве. Больно, даже спустя столько лет. Но надо.

«Мне кажется, что повзрослела я рано. Но из самого раннего детства почти ничего не помню. По рассказам бабушки Паши, в семье было всё нормально. Но как нормально? Отец работал, а мама сидела дома с тремя детьми. Она очень любила нас, была мастерицей на все руки — что сшить, что связать, что пироги испечь! А как красиво пела под гитару! Помню отчётливо, сколько у меня было радости, когда она сшила пальтецо для моей куклы. А как переживала, когда мне делали операцию на ноге… Мама была общительная, к ней тянулись соседи, она могла поговорить с каждым по душам, поделиться всем, что у неё было. Мягкая, чуткая, отзывчивая на чужую беду…

Как бы в противовес матери отец — человек угрюмый, жёсткий, молчаливый и необщительный. Он очень любил деньги, питал к ним какую-то патологическую страсть. Болезнь? Он, насколько я помню, всегда искал пути подзаработать на стороне, особо не выбирая средства, честным или нечестным путём. На этой почве у них с мамой часто возникали ссоры, а потом и бурные скандалы. Он выделял ей на хозяйство какие-то гроши, а сам складывал деньги на сберегательную книжку. Чтобы иметь больше левых доходов, он из депо перешёл работать проводником дальнего следования. И он придумал ещё один способ подработки — заставлял маму варить яйца для продажи пассажирам, печь пирожки, плести хозяйственные «авоськи»… Если она пыталась возражать, то кричал на неё и требовал беспрекословного подчинения. Уезжал на два дня и больше, а по возвращению либо молчал, либо кричал.

До сих пор помню страх, который я испытывала перед тем, как обратиться к отцу с какой-либо просьбой, а особенно с денежной. Этот суровый взгляд исподлобья… Помню, как мама умоляла его оставить работу проводника! До неё начали доходить слухи об его изменах. Но отец был непреклонен! Думаю, если бы он тогда уступил, жизнь наша не была бы такой невыносимой…

Но всё по порядку. Частенько после поездки отец приводил с собой сослуживцев и приказывал маме накрывать на стол, усаживал и её выпить, как бы она ни отказывалась.

— Что ты, дрянь такая, ломаешься! Сказал муж пить, значит — пей! Ничего с тобой не случится!

Но мне сейчас кажется, а достоверно я никогда не узнаю, что начиналось всё именно с первой проклятой рюмки водки.

В нашем небольшом домике постоянно находились какие-то посторонние люди, что-то обсуждали и обмывали. Отец продолжал работать проводником, а мама, наверное, ему назло, тоже стала уходить куда-то, оставляя на моё попечение братьев. Возвращалась иногда поздно, весёлая и возбуждённая. Я как-то услышала упрёк бабушки:

— Лида, дочка, что же ты делаешь? Брось это, пока не поздно, одумайся!

Только когда маму принесли домой невменяемую, а как оказалось, в стельку пьяную, я поняла, о чём говорила бабушка.

Утром мать встала совершенно разбитая и смотрела на нас виновато. Мы, трое детей, подошли к ней, гладили по голове и умоляли больше никогда так не напиваться. Она дала нам честное слово, приготовила вкусный обед, а потом мы все вместе пошли на вокзал встречать отца из поездки. На душе у меня посветлело.

Но состояние блаженства и относительного спокойствия продолжались совсем недолго. Мать стала раздражительная, она злилась по пустякам, её, как магнитом, тянуло куда-то. Лишних денег отец перед поездкой не оставлял, и в ход пошли наши детские вещи, которых из-за скупости отца было не так уж и много. Мать продавала всё, что можно было, чтобы купить выпивку.

Мы, я имею в виду своих братьев, стали часто оставаться одни, бабушка тоже где-то работала, а жила по соседству. Вся забота о братьях легла на мои хрупкие и худые плечи, мне в десять лет пришлось научиться готовить, стирать руками, шить, штопать, топить печку и приносить в вёдрах на плечах воду. Жизнь — хорошая, но суровая школа. Иногда в доме не было даже хлеба! Голодные глаза младшего братика заставляли искать выход. Мы собирали в кустах и на газонах бутылки, сдавали их и покупали что-нибудь поесть. И при этом знали, что у отца на книжке лежали немалые деньги…

Мне было мучительно больно и стыдно рассказывать в школе о своей семье горькую правду, но наш неухоженный вид опытному педагогу говорил сам за себя. Учителя несколько раз приходили к нам домой, но матери ни разу не застали. Да и отец почти всё время был в поездках. Когда родители встречались, то на наших глазах происходили бурные сцены выяснения отношений, часто с матом и дракой. Отец пытался таким способом прекратить пьянство матери, она же его просила и даже умоляла оставить работу проводника. Она говорила, что тогда всё наладится. Бабушка иногда вмешивалась, нас жалела, подкармливала, увещевала обоих родителей… Всё тщетно! Вся наша жизнь катилась в тёмную пропасть, дна которой мы ещё не видели.

Года через два такой жизни отец подал на развод, но их не развели, а дали время подумать. Всё-таки трое детей! Опять у меня, маленькой девочки, затеплилась надежда на перемену в жизни. Отец с матерью после суда шли обновленные, в приподнятом настроении. Отец даже преподнёс нам, детям, подарки: кисточки и краски, чего раньше никогда не делал.

Некоторое время в семье всё было хорошо. Мама до блеска вымыла наш маленький домик, сшила обновы, купила обувь. Но потом всё пошло по-старому. Мать приходила пьяная, отец её бил до крови. Обозленные, они скандалили, не выбирая выражений и не стесняясь детей.

Как-то, вернувшись из очередной поездки и не застав дома мать, отец посмотрел на нас пристальным, каким-то особенным взглядом, а потом, ничего не сказав, ушёл. Мы не заметили, когда он перекрыл трубу топящейся печки. Видимо, в порыве отчаяния решил избавить своих детей от безысходной жизни, но нас спасла квартирантка, вовремя пришедшая с работы. Мне и самой потом часто приходила мысль о самоубийстве, и только жалость к братьям и бабушке останавливала меня. Да, это было действительно так и не написано для красного словца.

Я росла ребенком впечатлительным, ранимым, мне всё время казалось, что окружающие люди смеются надо мной. А это было так же невыносимо, как и пьянство матери. В школе у меня не было друзей. Замкнутая, хуже всех одетая, я не привлекала одноклассников, а жалость не выносила. Но, вопреки всему, училась я отлично, а потом школу окончила с золотой медалью. Уже в десять лет я поняла, что только сама должна воспитывать себя. Была уверена, что надеясь на свои силы, я смогу сделать свою жизнь не такой, как у родителей.

Бабушка «била во все колокола». Она ходила на работу к отцу, была у депутата, пробовала устроить мать на работу, но более месяца та нигде не держалась. Тогда отец решился на последнее средство: принудительное лечение. Четыре месяца ожидания и надежды тянулись до бесконечности долго. Мы всей семьей проведывали маму, искренне верили в её выздоровление. Как она была ласкова с нами! Клялась вернуться к человеческой жизни, просила у нас всех прощения. И вот настал день выписки, радостный и светлый, который к вечеру стал самым горьким в моей жизни. Мы вместе с отцом поехали за мамой, она надела новое платье небесно голубого цвета, была красивая, приветливая и добрая. Дома говорили о будущем, строили планы. А потом, как назло, отцу надо было в поездку. Мы его проводили и собрались посидеть с мамой. Но её снова по-старому потянуло куда-то! Она отпросилась сходить к подруге, а вечером пришла опять навеселе.

Чаще стал выпивать и отец. Как-то бабушка взяла меня, и мы пошли в детскую комнату милиции. Комиссии неоднократно приходили к нам домой, в школу, беседовали с отцом, матерью и бабушкой. Сыпались привычные обещания, что жизнь наладится, что дети будут присмотрены. В конце концов у отца лопнуло терпение, он стал собирать документы в суд с ходатайством о лишении матери родительских прав. Дело разбирали долго, изучали со всех сторон, а потом суд вынес решение: «Лишить материнства и выслать из города за тунеядство и пьянство». Какой страшный приговор! Но мне тогда казалось, что это единственное средство, которое со временем вернёт мне мать (даже сейчас не могу читать об этом без слёз).

В глубине души я очень любила её. Так сильно и беззаветно способен любить только ребёнок. Я до конца верила, что мы ещё будем жить счастливо. Писала ей в Читу письма, рассказывала о себе, братьях и отце. Надо отметить, отец работу проводника так и не бросил, оставлял нас одних на два дня, выделяя на хлеб деньги по 16 копеек. Мы были по-прежнему плохо одеты, не воспитаны, не знали элементарных правил поведения в обществе. Мы были предоставлены сами себе. А как хотелось общаться с друзьями и со сверстниками! Мне очень хотелось иметь хоть одну понимающую душу…

Прошло совсем немного времени, и отец стал поговаривать о новой женитьбе. Несмотря на то, что я любила маму, мне очень хотелось тепла и ласки, хотелось, чтобы мы жили как все нормальные семьи.

Мачеха была молода, на двенадцать лет моложе отца. Я допускаю мысль, что шла она к нам с хорошими, добрыми намерениями, но у неё ничего не получилось. Трое детей уже со своими взглядами на жизнь, не простыми характерами, привычками, совсем заброшенные в смысле воспитания. Здесь нужен был сильный, мудрый и чуткий человек, а пришла женщина грубая и деспотичная. Вскоре у них появились свои дети, а мы были по — прежнему никому не нужны.

Окончив школу с золотой медалью, я поехала поступать в Сибирь, в университет, поближе к тому месту, где жила на поселении мама. Но судьба посмеялась надо мной! Почти в то же время мать освободили, и она вернулась домой в Ставрополь. Я терпеливо ждала каникул и боялась долгожданной встречи.

По дороге домой от вокзала мы с младшим братом, который пришёл встретить меня, увидели мать с собутыльницами и снова пьяную. Она бросилась ко мне: «Доченька, какая ты выросла большая!». И сердце моё разорвалось на части от горя, бессилия и ощущения невосполнимости последней потери. И я больше не выдержала: «Я ненавижу тебя, ненавижу, у меня больше нет матери! Зачем ты родила меня на свет? Зачем?».

Боль от воспоминания этой сцены не прошла до сих пор.

Давно нет на свете бабушки, мамы, отца, мачехи и многих старших родственников. Что было на самом деле, а не то, что мне казалось или запомнилось — теперь никто не расскажет правды.

Но ведь было и что-то хорошее в моём детстве! В шестидесятые годы зимы стояли снежные и морозные. От школы, где мы учились, был крутой спуск, там располагался частный сектор и жили мои одноклассники. Сколько раз мы на санках скатывались с этой горки! Домой приходили с обледеневшими валенками, шароварами, варежками и даже шапками. И не болели! И никто нас не ругал и не загонял домой. Сколько счастья было, когда летели с горы на деревянных санках, которые сделал отец, и обгоняли кого-нибудь! А если не было санок, спускались на картонке, пока она не сотрётся до дыр. А ещё мы в мешочках носили чернильницы-непроливайки и размахивали ими, чтобы убедиться, что чернила не проливаются. Иногда проливались, и тогда на снегу мы видели синие пятна. Хохотали от души! Помню ещё один из праздников 8-е марта, когда отец подарил мне набор для вышивки крестом… Хотелось бы сейчас вернуться в детство? Нет. Но вспомнить хорошее приятно! А на санках года два назад я каталась с внуками. Как же хорошо! Сейчас они подростки, и уже санки их не привлекают.

Кстати, о внуках. Сегодня у старшего, Алексея, названного в честь дедушки, день рождения. Последний раз мы отмечали ему двадцатипятилетие у нас на усадьбе уже после того, как он остался без мамы, нашей первой невестки Марины. К сожалению, воспитывался он без отца, нашего сына. Развод двадцать пять лет назад она перенесла очень болезненно, сначала не верила, что такая большая любовь, какая у них была, прошла. Кстати, при разводе мы были на её стороне, уговаривали сына не уходить из семьи, утешали невестку, а не сына, помогали ей морально и материально. Наши усилия пропали даром, всё шло так, как, наверное, где-то на небесах записано в книге судеб. Сын из семьи, не без колебаний, ушёл, а невестка начала мстить, не давая ребёнку общаться не только с отцом, но и с нами. Результат вышел плачевным: мальчик вырос без отца с искалеченной психикой, а сама она, не простив бывшего мужа, сгорела от рака. (Много читала о том, что рак возникает там, где годами копят обиды).

Мы с мужем после их развода делали всё возможное, чтобы Алёшка знал, что у него есть дедушка и бабушка. Тем более, что бабушка по матери была неадекватна и умерла за год до смерти Марины. Но мальчик особо не переживал, что лишился «главной» бабушки, маминой мамы, открыто выражая нелюбовь к ней. А после смерти невестки мы уговаривали его переселиться к нам в дом, только он не захотел. Я помогала ему перебирать вещи бывшей невестки, пересилив себя, наводила порядок в квартире, возила его в Москву и Турцию, чтобы он отвлёкся от грустных мыслей, записала в библиотеку, хотела, чтобы он поступил хотя бы в техникум, потому что по состоянию здоровья школу закончил с трудом. Мне показалось, что наконец-то он стал нам ближе… (Об отношениях со старшим внуком можно написать душещипательный роман, но я не хочу этого делать, всё равно воспоминания эти горькие и печальные, и они не добавляют сил и оптимизма в моём возрасте).

Так вот, больше двух лет назад Алёша по интернету познакомился с девушкой. Она переехала к нему в двухкомнатную квартиру, оставленную мамой в наследство. И что интересно. Точно так, как бывшая невестка когда-то не хотела, чтобы сын с нами общался, эта тоже настроила его против меня и дедушки. Два года он не звонит и не приходит, хотя живёт в шаговой доступности от усадьбы. Только с тётей, нашей дочерью, поддерживает отношения, и то звонит в том случае, если ему что-то нужно. Всё повторяется? Нет, не всё. В случае с сыном я чуть с ума не сошла, ведь он ушёл из дому во взрослую семейную жизнь в 17 лет. А внук у нас был приходящим, и слава Богу, что мы не прикипели к нему сердцем. Его всегда было просто жалко, что он растёт без отца. Но всё равно немного обидно, что за все наши старания облегчить ему жизнь, он ответил чёрной неблагодарностью. Мы с мужем спокойно отнеслись к очередному предательству со стороны родственников. Карма, наверное, у нас такая. Но каждый отвечает за свои поступки сам, я об этом и написала трилогию «Бумеранг всегда возвращается». А как быть с днём рождения внука? И почему я помню об этом, а родной отец, мой сын, нет? Всё в жизни как-то не так, как хотелось бы… Я послала внуку смс поздравление, но он не ответил… (Смайлику очень грустно).

Существует устойчивое мнение, что в старости самая большая радость — общение с внуками! Не могу полностью с этим согласиться. Во-первых, есть разница между внуками от дочери и сына. Я даже писала статью на эту тему, назвав бабушку со стороны дочери «главной», а со стороны сына — приходящей или второстепенной. Если у невестки со свекровью отношения не сложились, то и дети к этой бабушке относятся также, как их мама. Испытано, как говорят, на себе. Только когда у нашей дочери родился сын Даниил, я почувствовала себя настоящей, «главной», бабушкой, а когда родилась внучка Сонечка — самой счастливой бабушкой на свете! Кстати, их вторая бабушка, имея единственных внуков, не хочет с ними общаться вообще! Хотя моя дочь даже после развода не запрещала ей с ними встречаться. Вот и где всеобъемлющая любовь к внукам? И разве всех их любят и признают бабушки? Примеров в жизни сколько угодно!

У моей бабушки Паши (по маме) было девять внуков. Мы с братьями, как я уже упоминала, жили под боком, три двоюродные сестры в тридцати километрах, две другие — очень далеко, а внука от сына она не видела никогда и не вспоминала о нём. Больше всех бабушка любила меня, стараясь хоть чем-то исправить то несчастье, которое случилось с её дочерью, нашей мамой. К братьям она относилась скорее с досадой, чем с любовью, очень они были несносными. К другим внучкам, приезжавшим не так часто, она не проявляла большой любви, да и они, как я потом выяснила, не любили её так, как я. А если вспомнить бабушку по отцу, которую звали Авдотья? У неё было восемь детей и двадцать внуков! Дети выросли и из деревни уехали. Наверное, из всех внуков только мы с братом родились там, потому что жить родителям после свадьбы было негде, и отец увёз молодую жену в большой деревенский дом в небольшое село в Архангельской области. Как и что там произошло, я не знаю, но свекровь невестку невзлюбила, и нас, по слухам, бабушка не нянчила. Мне было меньше годика, когда по настоянию мамы родители переехали в Ставрополь к бабушке, которая разрешила сделать к её хатке пристройку. Так что, с бабушкой Пашей я выросла. А вторую видела несколько раз в жизни, когда летом отец возил семью на родину. Я не помню, чтобы бабушка нас сильно любила. Она была строгая и никогда нас не обнимала и не целовала. Так же она относилась и к другим внукам. Мы с ней никогда не переписывались, и, честно, я не плакала, когда пришло известие о её смерти.

Так что, у всех по-разному. И когда мне говорят, что любят всех внуков одинаково, я, опираясь на свой опыт, этому не верю. И очень радуюсь, если у моих нынешних подруг отношения с внуками доверительные, есть там и любовь, и взаимопонимание, и дружба. У меня со старшим внуком Алексеем так не получилось. И что теперь, вставать утром с этой мыслью и горевать? Нет, я своё выплакала. Желаю ему всего только хорошего! Вспоминаю его фразу в детстве, которая греет душу: «Бабушка, мне даже кажется, что я тебя люблю больше, чем маму». А теперь я радуюсь тому, что есть Данилка и Сонечка. О приёмных внуках я вспоминаю редко, они не стали родными. И нет в этом моей вины, слишком взрослыми они попали в семью сына. Выросла я с природным чувством жалости ко всем обездоленным, стараюсь протянуть руку помощи, но если человек её не принимает, я не навязываюсь. Всех детдомовских детей жалею (об этом мой роман «Мама на два дня», есть на сайте «ЛитРес»), но ведь не все эти дети могут привязаться к взрослому человеку, а тем более, к пожилому, и полюбить его. Всё идёт, как идёт. Не хочу больше рвать себе душу из-за того, чего я изменить не в силах. Ведь даже к своим детям мы в разное время испытываем разные чувства. В детстве любим их самозабвенно, а когда вырастают, то на многие вещи мы с ними смотрим по-разному. И наши чувства тоже претерпевают изменения. Да, повторю, я люблю своих детей, но не всё в них принимаю. Во мне до сих пор сидит некое чувство вины, что мы не смогли их воспитать так, чтобы результат нас всегда радовал. Идеалистка? Я с этим борюсь и всё время повторяю: «Не стоит из-за этого переживать и расстраиваться!». Мы все разные личности! И все имеем право на свои чувства, переживания и ошибки.

26 января 2021 года, вторник, село Беловское.

Моему отцу, Ларионову Ивану Алексеевичу, сегодня исполнилось бы 95 лет. Почему я до сих пор помню день его рождения? Мы никогда не праздновали его, да и к отцу я отношусь нейтрально. Говорят, что родителей не выбирают. Они даются нам свыше. Одним на радость, другим — чтобы учились преодолевать трудности. Наверное, нужно сказать ему «спасибо» и за трудности, и за то, что я появилась на свет. А больше, к моему несчастью, сказать мне о нём нечего. Об ушедших не принято говорить плохо. Я долго жила с обидой на него, мне всё время хотелось доказать ему, что я выросла порядочным человеком, у меня всё сложилось вопреки трудному детству. И что? Доказала? Ему было наплевать на меня и внуков. Потом я старалась выкинуть его из своих мыслей. И только когда мне попались книги Луизы Хей, я начала работать над прощением. Это, поверьте, трудно! Я представляла его маленьким мальчиком, которого тоже не любили и не баловали родители, и прижимала его к своему сердцу. Я говорила ему ободряющие слова и прощала за всё, что он сделал в моём детстве и потом. Когда из души ушла боль, я отпустила его с любовью и благодарностью. Простить — значит не думать о человеке с чувством ненависти. Или не думать о нём вообще. Но оправдать все его поступки я не смогла. Возможно ли это, если они противоречат моим моральным принципам? Думаю, что уже не стоит себя корить и переделывать. Маму я тоже простила. И поняла с возрастом, что алкоголизм — это такая же болезнь, как наркомания. От ненависти, которую я испытывала в юности, мне удалось избавиться. Теперь мне бесконечно жалко ту красивую и добрую женщину, которой достался не тот муж. Ей просто не повезло в жизни…

Первый мой рассказ, который опубликовали в одной из газет Белгорода в 1985 году, называется «Позовите маму!». Там у девочки Люси был отец, по характеру похожий на моего — угрюмый и молчаливый. Эпизод для рассказа взят из моей жизни, только о себе в десятилетнем возрасте я помню смутно. Одно точно — меня, как и героиню рассказа, всё время спрашивали, не являюсь ли я родственницей знаменитой в то время актрисы театра и кино Аллы Ларионовой. Иногда я фантазировала, что являюсь её дочкой, но мы не живём вместе, потому что она всё время на гастролях. Я так и говорила новым подружкам, с которыми познакомилась в интернате, куда меня сдали отец с мачехой.

В 60-е годы даже дети знали и любили актрису Аллу Ларионову. Я тоже несколько раз смотрела фильм «Садко» и гордилась тем, что героиня была моей однофамилицей. Мечтала ли с ней встретиться? Нет, я была реалисткой. Зачем мечтать о несбыточном? Алла Ларионова в то время купалась в лучах славы, а неизвестная ей девочка Тамара Ларионова замкнулась в своем горе: я не могла простить родственникам своего изгнания из родного дома. Ведь они оторвали меня от самого близкого человека — моей бабушки… Всё это печально, только прошлое не изменишь, а без воспоминаний о нём непонятно, почему так запала в душу одна нечаянная встреча, о которой маленькая Тома даже не смела мечтать. Или всё предопределено свыше, а мы только игрушки в чьих-то руках? (Смайлик удивлён).

Пора, наверное, уже перейти к встрече с легендой советского кино. Был период в жизни, когда я попеременно жила то в Белгороде, то в Старом Осколе, куда направили мужа в длительную командировку. В апреле 2000 года, в очередной свой приезд к мужу, я увидела на фасаде кинотеатра «Быль» огромными буквами надпись — Алла Ларионова. Зашла к директору и узнала, что через пару часов будет пресс-конференция для журналистов.

Господи, как я волновалась! Как будто и вправду встречалась с близким человеком, которого не видела много лет. Конечно, от былой красоты актрисы почти ничего не осталось, но Алла Дмитриевна держалась с достоинством, искренне радуясь встрече и отвечая на все вопросы. Я намеренно села рядом с ней и к концу беседы призналась, что я — её однофамилица. С волнением рассказала историю про интернат:

— Вы знаете, когда я туда попала, я долго ни с кем не хотела разговаривать. Держалась особняком, искала по коридорам брата. Когда дети узнали мою фамилию, то начали приставать с вопросами, является ли Алла Ларионова моей родственницей?

И я не выдержала, соврала:

— Это моя мама, она все время в разъездах, то на съемках, то на фестивалях. Ей некогда за нами смотреть, а на каникулах она обязательно заберёт нас в Москву. Самое поразительное — дети мне поверили! — я посмотрела на актрису выжидательно.

— Надо же, оказывается, какая я многодетная мама! — Алла Дмитриевна засмеялась, а потом рассказала еще несколько интересных случаев из своей жизни. Оказывается, Всеволод Ларионов (тоже известный актёр) её однофамилец, а вовсе не брат, как многие тогда считали.

У Аллы Ларионовой и Николая Рыбникова, с которым она прожила 33 года, было две дочери. Алёна работала режиссером на ОРТ, а Арина окончила полиграфический институт. По нежеланию актрисы говорить о детях, я поняла, что в их отношениях всё непросто, даже трагично. Алла Дмитриевна жила одна, дочерей видела редко. О внуках только мечтала. А я, находясь рядом с ней, все же не могла поверить, что мы встретились, и, честно скажу, в который раз про себя пожалела, что я — не её дочь.

Мы сфотографировались на память, и Алла Дмитриевна попросила передать ей фотографии в Москву. Дала мне свою визитку, которую я до сих пор храню. На майские праздники я собиралась в столицу, поэтому пообещала завезти их сама, радуясь предстоящей встрече. Мне так хотелось посмотреть, как живёт на пенсии Народная артистка России. Хотелось ближе узнать её, мою названную «маму».

Судьба распорядилась иначе. После Старого Оскола актриса поехала в Белгород, где ей стало плохо. Врачи предложили госпитализацию, но она отказалась. В этот же вечер уехала в Москву.

Я даже не успела подготовить интервью для печати, когда по телевизору услышала печальную новость — ушла из жизни легенда русского кино Алла Ларионова. Она была одна в квартире. В феврале ей бы исполнилось 70 лет. Интервью, которое она мне дала, и фотографии на память оказались последними в её жизни.

Я плакала навзрыд, будто снова потеряла маму… Потом хотела отправить статью Малахову, чтобы он сделал вечер, посвящённый Алле Ларионовой. Почему не сделала — не знаю.

А долго ли продолжалось враньё, что известная актриса отдала меня в интернат? Нет. В интернате я выдержала около двух месяцев, а потом вслед за братом сбежала к бабушке. И теперь я думаю: как хорошо, что Алла Ларионова к моему рассказу отнеслась с сочувствием.

Только через много лет я узнала, что есть общего между моей мамой и Аллой Ларионовой. Они обе рождены в феврале, почти ровесницы.

Но кто знает — может быть, в каких-то ветвях родословной наши семьи пересекались?

Только слава, известность, почётные звания и красота не сделали жизнь моей однофамилицы безоблачной. Почитайте её биографию — в последние десять лет жизни она не общалась с дочерью Ариной, которая страдала неизлечимой и страшной болезнью — алкоголизмом. Хорошо, что Алла Дмитриевна не дожила до того дня, когда дочь скончалась от белой горячки. Да и брак с Рыбниковым многие биографы описывают как проблематичный.

Я благодарна судьбе за то, что свела меня с кумиром моего детства, и что я причастна к тем минутам счастья, которые испытала Алла Ларионова, встретившись с журналистами, которые окружили её должным вниманием и искренне интересовались её судьбой.

Нужно стремиться к гармонии своего и внешнего мира и проживать свою жизнь второго взросления вне зависимости от того, публичный вы человек или обычный пенсионер.