Шаг сквозь тень

Томаш Кенч

Дело, за которое берутся Майкл Галлахер и Бадди Дэйруин – частные детективы из Лос-Анджелеса, – не из легких. Таинственная смерть Элизы Лам на крыше отеля «Сесиль» находит на страницах книги свое продолжение. Запутанная история, в которой автор интерпретирует природу Лос-Анджелеса, превращая его в место бесконечного кафкианского кошмара.

Глава третья. Девочка Лас-Ночес

СМИ только и говорили что о загадочной смерти канадской туристки. Этой теме посвящали передовицы три утренние газеты, это же убийство шло главным материалом в вечерних новостях. И какой канал ни включи, и что бы по нему ни шло, ток-шоу или мыльная опера, ты неминуемо натыкался на бегущую строку или специальный новостной выпуск, посвященный этой теме. День за днем, и никаких результатов.

Это случилось утром. Случился этот чертов старик, с бородкой, напоминающей нож. Я шел к своему офису в Сенчури через грязно-желтую мглу города, так напоминающую мне актерскую душу, смотрел на вырастающие из этой мглы небоскребы; затем уткнул свой взгляд в телефон, опустив голову вниз, — и вдруг встрепенулся. Мимо меня с грохотом пролетел мусоровоз, и я увидел его, чудовищного старика, всего в лохмотьях, с беззубым впавшим ртом; шел он странно, будто втаптывал в землю чьи-то руки. Все бы ничего. Мало ли сумасшедших ходит здесь пешком, пожалуй что только они и ходят, но я готов поклясться, что вслед за ним шел тот же самый старик, тот же самый беззубый старик. Я ускорил в шаг и буквально летел по Беверли Глен, боясь смотреть на прохожих, но у самых дверей офиса я врезался в этого чертового старика, который вырос из желтой дымки словно призрак. Он расхохотался, а я оттолкнул его и не глядя захлопнул за собой дверь. Чертов Лос-Анджелес, долбанный муравейник, который даже днем осаждают призраки. Я отдышался у двери и посмотрел в глазок. На улице никого не было.

Всю первую половину дня мы с Майклом провели за изучением видеозаписи из лифта отеля. Это была последняя запись, на которой присутствовала Лам. Перед тем, как обнародовать запись, над ней здорово поработали. В Лос-Анджелесе даже видеозаписи из лифтов проходят пост-продакшн.

Конечно, копы здорово потрудились над этой пленкой. Это было видно даже невооруженным взглядом: местами ускоренная, местами подтертая. Но, тем не менее, на данный момент — главная зацепка. При просмотре видео я понял, о чем говорила мне продавщица книг, когда сказала что Элиза вела себя странно. Либо она находилась под воздействием запрещённых веществ, либо она флиртует с кем-то, кого не видно в кадре. На записи это было заметно. Она нажимала по несколько кнопок подряд, как-то странно жестикулировала. Начинало казаться, что в лифте есть кто-то еще, но кто? На записи она была одна. Никого больше в лифте не было. Она поднялась на четырнадцатый этаж, самый верхний из жилых этажей. Больше Элизы на видеозаписях из отеля нет. Ни на выходе из отеля, ни в фойе первого этажа. Выходит, Элиза так и осталась внутри «Сесиль», а убийца, если он, конечно, существует, должен был находиться внутри одновременно с ней.

Телефон в моем кармане зажужжал и зажегся. Я достал его из кармана. Пришло сообщение на мессенджер. Я слегка удивился, потому как уже очень давно не получал сообщений на Фейсбук.

«Привет, амиго! Ты правда был в «Сесиль»?

Тут я вспомнил про то, что сидел перед сном на форуме, но почему мне написали именно в Фейсбук? Я решил ответить.

«Да, и даже был на крыше».

Майкл достал из пачки сигарету и закурил. Он курил довольно необычно, как бы проглатывая дым, а затем часть его выходила из его ноздрей двумя тонкими струйками. Старик всегда докуривал окурки до самого конца. Одну руку он зажал под мышкой, а вторую все время держал у своего рта.

— У девочки было биполярное расстройство личности, — произнес он.

— Это как у Зэты-Джонс?

— Дерьмо собачье. — Майкл скомкал пустую пачку из-под сигарет и бросил ее на стол.

Опять он встал не с той ноги. Я посмотрел на него и промолчал. Что тут скажешь. Он взглянул на меня и продолжил:

— Это биполярное расстройство можно смело диагностировать у половины женщин во всем мире.

Майкл, как и многие люди старой школы, частенько скатывался в сексизм, ксенофобию и шовинизм. Он, конечно же, был гомофобом. Я никогда ему не перечил, вся эта дрянь налипла на нем как та кожная хворь. Зудит и не дает ему покоя, он весь чешется, и мозги его кипят. Бедный старый Майкл.

— Так вот, это биполярное расстройство очень просто диагностируется, и психиатры ставят диагнозы типа этого направо и налево, лишь бы выманить денежки.

— И что с того? — спросил я.

— А то, что Элиза могла и не быть сумасшедшей. — Майкл без надобности громко шуршал пустым пакетом, словно пытаясь отыскать в нем что-то.

— Я не понимаю, к чему ты ведешь, дядя. И что ты ищешь в этом пакете, вчерашний день?

— Я говорю о том, что Элиза страдала биполярным аффективным расстройством личности и принимала соответствующие препараты; какие именно — еще предстоит узнать. Но люди с таким диагнозом обычно пьют нейролептики, антидепрессанты или транквилизаторы. И люди, которым ставили правильный диагноз и которые принимают соответствующие лекарства, могут быть гораздо здоровее половины жителей нашего города.

— Но что это меняет, была она сумасшедшей или нет? Ты же сам видишь, что девчонка ведет себя очень странно.

— Вижу. Если бы каждый наш невроз записывали в больничные карты, на их хранение не хватило бы и целого штата. — Майкл продолжал шуршать пакетом, зажав зубами сигаретный окурок.

Я морщился: от этого дурацкого звука мне казалось, что у меня в голове завелись крысы. Майкл докурил свою сигарету и с упоением втоптал ее в дно пепельницы.

— Труп сейчас в морге, ведется следственная экспертиза на прием наркотиков. Скоро мы узнаем официальную версию, вследствие чего наступила смерть. Еще на днях сюда прилетят родители девочки.

— Откуда ты знаешь?

— Ну как ты думаешь, им надо забрать тело обратно в Канаду, парень?

Майкл сегодня был явно настроен на то, что бы выставлять меня дураком. Но у меня было чувство, что я могу здорово продвинуться вперед в этом деле; на моей стороне была всемирная сеть, которой Майкл почти не пользовался. А на его — опыт и связи. Но то, что девочку нашли случайно, говорило о том, что полиция еще далека от раскрытия дела.

«421 Юг Каталина стр. (Корейский квартал). Сможешь приехать в 6»?

Я недоумевая смотрел на всплывшую на экране телефона надпись.

Во-первых, я не понимал, как она нашла мою страницу, ведь на форум я зашел под левым никнеймом. Во-вторых. А что во-вторых? Во-вторых, это все было как минимум странно. Но ведь нас всех привлекают именно странности. Именно они будят в нас интерес.

Мне не хотелось падать в грязь лицом, и я попросил Майкла пробить ее телефон. Майкл поворчал немного, но согласился. Я знал, что он может узнать телефон практически любого человека. Через полчаса он подошел к столу и кинул передо мной бумажку с телефонным номером.

— Надеюсь, что это по делу, приятель.

Под вечер февральского дня, когда солнце уже зашло, но еще не стемнело, город смолкает и окрашивается в светло-серые тона. День, как всегда, заканчивался быстрее, чем обычно, даже для меня, с моей вечной нехваткой времени. В квадратах окон и витрин киосков зажигается свет; машины, проносящиеся мимо, зажигают фары; с наступающей темнотой на город неспешно опускается прохлада. Прохожие спешат поскорее оказаться дома после длинного тяжелого дня и включить телевизоры. В супермаркетах и магазинах, торгующих спиртным, полупусто, и жизнь там замирает. Цветочные магазины и банки закрыты. Изредка раздаются сигналы полицейских сирен. Грохочут опускаемые на ночь металлические роллеты. Если внимательно всмотреться в лица людей, уставших и неподвижных, стоящих на пешеходном переходе в ожидании зеленого, тогда можно понять, о чем они думают, или хотя бы представить это. Представить их мечты и планы, их сомнения. Впереди ночь, а ночью город становится совершенно другим.

Мэй Вонг… Выходит, она кореянка. Я сидел в авто, держась обеими руками за руль, и заметил, что сжимаю его с такой силой, что костяшки моих пальцев белели от напряжения. Включил радио и посмотрел дорогу на навигаторе. Корейский квартал. Я живу не так далеко от этого района, но бывал там всего дважды. Что мне там делать? Пятый день подряд льет дождь, то мелкий словно пар, то проливной, короткий. В Сенчури машины стояли плотными колоннами от светофора до светофора, так что пришлось немного потолкаться до того момента, пока не выехал на бульвар Санта Моники. Затем я свернул на Уилшир и приехал в назначенное место без двадцати семь. Хоть я и отдохнул, но чувствовал какую-то вялость, может, оттого, что так и не успел пообедать.

Я воровато покосился на пейзаж за окошком. Аккуратные домики с подстриженным газоном. Несколько худых и высоких пальм. Зеленые лужайки. Чистые тротуары и гладкий, словно поверхность стекла, асфальт. Не каждая семья в этом районе может позволить себе жить в собственном доме. Да еще и на такой кукольной улочке.

Мэй не была похожа на девушек, которых я знал раньше. Это я понял сразу, как только увидел, как она выходит из дома. Тонкий бежевый плащ поверх белой чуть прозрачной блузки, юбка слегка выше колен. Очень элегантная. Во всех движениях ее чувствовалась неописуемая восточная грация. Даже ходила она как-то вежливо.

Я опустил вниз пассажирское стекло и помахал ей рукой. Она увидела меня, заправила за ухо выбившуюся прядь волос и улыбнулась.

— Мэй, — представилась она и протянула мне руку, а я почувствовал слабость в ногах.

— Бадди, — ответил я и слегка сжал ее тонкую ладошку.

— Не хочешь перекусить? Я знаю отличный динер.

И мы поехали в сторону Санта Моники. Эти воспоминания для меня — самые яркие, наверное, из-за охватившего меня тогда волнения. Смешно, конечно, звучит, но я помню все. Каждую песню по радио, помню ложившийся на дорогу свет и помню ее волосы, прямые и гладкие, аккуратно и очень ровно остриженные внизу. В момент, когда она оправляла прядь волос, обнажалась ее тонкая шея и ухо с небольшой золотой сережкой-гвоздиком.

В мире, бегущем от смерти, закусочные обречены. Они то и дело исчезают с плоти города, словно прыщи. Все в Америке теперь хотят жить вечно. Сидя здесь, я словно возвращаюсь в детство, старый пыльный сон из прошлого. Круглый бело-голубой знак заправки «Эссо», уже горевший неоновым светом, хотя солнце еще не совсем зашло. Серый хромированный вагон-ресторан, с большой неоновой надписью «Старлайт динер», висящей над вывеской заведения так, чтобы ее было видно с автомагистрали. Шоколадные коктейли и венские вафли, чизкейки и блестящие от холестерина бургеры. Вредно и круглосуточно. Последний оплот на пути мира фитнес-клубов и беговых дорожек.

На парковке практически нет машин. В глаза мне бросился неимоверно длинный седан, больше похожий на баржу. Он выглядел отстраненно и казался декорацией к фильму, и я уже было испугался, что забегаловка закрыта из-за каких-нибудь дурацких съемок. Бетонная лестница поднимается ко входу в «Уинкис», через холм усеянный пожухлой агавой. Мы вошли внутрь и сели рядом на двухместном диванчике, обитом зеленой лакированной кожей. Пахло картошкой фри и кетчупом. За столами, стоящими вдоль окон, ужинали люди.

— По ночам в таких местах особая публика.

За окном шел редкий косой дождь, и его практически не было слышно.

К нам подошла молоденькая рыжая официантка; без лишних слов она поставила на стол тарелку с оладьями и ушла так же молниеносно, как и появилась. Мэй прыснула смехом.

— За это я их и люблю.

— Как ты меня нашла? — Я посмотрел на тарелку с оладьями. «Интересно, кто ест оладьи в такое время»?

— На форуме был твой емайл, я скопировала его и вбила в Гугл.

— Надо же… Как все просто.

Подошла официантка, тоже рыжая, но не та, что притащила оладьи. Мы попросили их убрать, и я заказал большой чизбургер с картошкой и колу, а Мэй — клаб-сэндвич с тунцом и зеленый чай.

— Тебе тоже интересно знать, что случилось с Элизой, Бадди? — спросила она.

Я посмотрел вниз, окинул взглядом юбку Мэй, как она аккуратно лежит поверх ее беленьких ног, и не смог удержаться.

— Вообще-то, я помощник детектива, но можно сказать, что это дело я веду практически в одиночку.

От неожиданности Мэй хлопнула в ладоши и улыбнулась, но потом так же быстро собралась, и улыбка на ее лице исчезла.

Я решил немного подразнить Мэй и принять сторону следствия. Во мне проснулся какой-то юношеский азарт.

— Вполне возможно, что девочка покончила с собой; у нее были проблемы с психикой и она пила таблетки.

Возмущение тут же возникло на овальном кукольном личике Мэй.

— Нет, это невозможно.

— Ты так считаешь?

— Ну ее же нашли голой в воде?

— Да, одежда плавала рядом.

— Видишь ли, здесь нужно понимать женскую психологию. Ни одна женщина не будет кончать с собой в раздетом виде. Представить только, что на тебя будут пялиться все репортеры штата и зеваки, еще фото… Нет, это не возможно.

— Мерлин Монро нашли голой, и Уитни Хьюстон, кажется, тоже.

— Что еще раз подтверждает тот факт, что это было не самоубийство, а несчастный случай. Была такая киноактриса Клара Блендик, так вот, прежде чем покончить с собой в отеле «Шелтон» в Голливуде, она пригласила в номер парикмахера и визажиста.

— Но мы же говорим не о кинозвезде. Она простая девчонка из Канады.

— Ты что нибудь знаешь вообще о самоубийствах? Кроме того, что они случаются? — Проговорив это, она помешала свой чай, вынула из него ложечку и указала ею на меня.

Такой наглости мне не хотелось прощать даже столь красивой и элегантной девушке, как Мэй. Но я нашел в себе силы промолчать, и кажется, она это поняла.

— Восемьдесят процентов самоубийц вовлекают в это своих близких. И вообще, говорят об этом постоянно либо хотят, чтобы люди видели, как им плохо. То есть по сути превращаются в демонстративных шантажистов. А две третьих самоубийц в США и Канаде вообще не обращались к психиатру. И, как следствие, не понимали всей серьезности своей ситуации.

— Во всех правилах есть исключения.

— Вот именно; и если это убийство со всех сторон выглядит как суицид, оно им, скорее всего, не является.

— Ну ладно, ладно. Допустим, я тоже так думаю, но что это меняет? Если причиной смерти укажут суицид, то дело закроют. Никто не станет возиться с этим.

— Почему?

— Ежедневно на улицах Лос-Анджелеса гибнут люди, от огнестрельных ранений и ножевых ран; молодых парней забивают до смерти кастетами и бейсбольными битами. Наркоторговцы и бандиты делят сферы влияния. Есть целая куча куда более зверских, кровавых убийств. Всем конечно жалко девчонку, и шумиха поднялась большая, но это слишком сложно.

Лицо Мэй стало грустным и слегка озадаченным. Нам принесли наш ужин, и она еще долго мешала ложкой свой чай, молча, словно впав в ступор. Затем убрала руку от чашки и взглянула на меня.

— Ну, вот и прекрасно. Значит, ты доведешь это дело до конца.

Я улыбнулся. Над нами не спеша вертелся пропеллер. За многие годы он словно устал и крутился рывками, будто прихрамывая. С натугой, виток за витком. Так доживают свою жизнь инвалиды и пьяницы, либо те, кому надоела эта длинная гонка, кто уже сошел с дистанции и стоит в сторонке, пока другие бегут к ленточке. Этот марафон никогда не закончится, кто-то уже подбегает к финишу, а кто-то едва пробежал километр. Пропеллер заставляет двигаться тонкие пряди волос Мэй, и она то и дело поправляет их. Грустные песни из автомата. «Я снова буду твоей». «Любовь — это ответ». Пролетающие по автостраде машины. Кто-то смотрит на нас сверху? И что же он видит? Крошечные стальные моллюски, копошащиеся среди песка и пальм.

Мэй выглядела словно изящная статуэтка с белой и гладкой, словно фарфор, кожей. Одежда и манеры — кроткие, но исполненные стиля. Она была живым воплощением искусства и красоты, созданной для того, чтобы ею восхищались. Я словно стоял у витрины фешенебельного магазина и смотрел на нее, будто через стекло. Между нами была стена, выстроенная разницей потенциалов. Я пытался мысленно приблизится к ней вплотную, но упирался в стену собственных мыслей. Вся моя прежняя жизнь, сотканная из лишений и одиночества, не давала мне хоть на шаг стать к ней ближе.

Мы поужинали, и я заплатил за счет. Свой сэндвич Мэй так и не съела. Она взяла с меня обещание встретиться в ближайшее время и ввести ее в курс дела. И разве я мог ей отказать? Я лишь улыбался и утвердительно кивал головой. Мы ехали домой на закате. Я поставил диск Френка Оушена.

Мэй вытягивала свои тонкие кисти навстречу закату, прямо к лобовому стеклу. И ее длинные худые пальцы светились рубинами.