Призрачная нога

Тихон Стрелков

Смолл Уиткинс ненавидел делать то, что получалось у него лучше всего ― убивать, и сколько себя помнил, мечтал свалить из родного дома. И такой шанс ему выпал. Волей случая он встретился с принцессой Флорой, потерявшей по дороге своих стражей, и согласился проводить ее домой. Это решение навсегда изменило его жизнь. Он отправился в путь за свободой и возможностями и даже не представлял, что судьба запихнет его в другой мир и отнимет ногу для того, чтобы потом вернуть ее и снова отнять.

ГЛАВА 4. Просьба принцессы

Старшие Уиткинсы всю ночь провели на ногах, ожидая возвращения стражей. Артур каждый час наливал себе кружку эля со словами «Сегодня можно», а Марта пила чай с имбирем. Они не разговаривали и лишь изредка обменивались многозначительными взглядами.

«Столько лет живем здесь. Столько трудностей преодолели. Но это… ― думала Марта. ― Дом всегда был нашей крепостью. Неважно солнце или туман за окном, внутри этих деревянных стен мы всегда чувствовали себя в безопасности. А сейчас? А что сейчас? Я боюсь даже закрыть глаза. Хорошо хоть Монти не тут. Он бы всего этого не вынес».

«Правильно ли я поступил, что не отправился следом за стражами? ― думал Артур. ― Я глава семьи, защитник этого цветка, но я ничего ни сделал ради нашей безопасности. Когда дом начало трясти, я растерялся. Знал ведь, корни меня подери, что должен действовать, но застыл. У того стражника губы так плотно сжались, что он прошелся по ним лезвием, чтобы заговорить. Не хрип и не кровь напугали меня, а глаза. Знающие глаза. Тот стражник знал, что скрывается в тумане. И в его глазах отражался ужас. Так смотрит на тебя секач, осознавая краешком своего примитивного сознания, что скоро подохнет. Он признает поражение, но, следуя инстинктам, все же делает последний выпад острыми жвалами. Так поступил и тот стражник. Его напарник бросился ему на выручку, а я просто закрыл за ним дверь. Слабак! Да, я могу утешить себя мыслью, что пусть лучше погибнут двое, чем трое. Но это будет жалкая отмазка. Я струсил. Не был готов столкнуться со своими страхами».

Пока Артур занимался самобичеванием, его сын, погрузившись в раздумья, сидел на крыше возле дымовой трубы. До восхода солнца оставалось еще немало времени, но вой уже стих, а плотный туман хозяйничал ниже крыши. У Смолла не получалось расслабиться. Несколько раз он запрокидывал голову и заставлял себя разглядывать созвездие павлина, но интерес к сверкающим на небе точкам, как дремал, так и не думал просыпаться. Смолл не переставал думать о вчерашнем дне.

Маур с окровавленными губами настолько ясно врезался ему в память, что он испытывал желание художника запечатлеть на холсте овладевший им образ. «Они привели эта», ― снова и снова возвращался Смолл к словам стражника, и его пробирало до мурашек. Это значит, что по туману кто-то свободно бродит? Но кто они? И кого они привели? «Не можешь ты говорить, от страха или от чего еще ― не важно. Не можешь и не можешь. Зачем губы-то резать, когда легче потребовать перо и чернила? Это их на Древе так учат?»

Смолл поглядел в непроницаемый туман.

— Какие монстры прячутся в белой пустоте? ― тихо спросил он у себя. ― И монстры ли вообще? ― Смолл сжал в ладони гладкую ручку зонта и, подавшись неожиданному порыву, немного съехал вниз по черепице. ― Совсем немного… Один прыжок… Правда так близко, но увижу ли я ее? Если бы знал наверняка, спрыгнул бы?

— Смолл! ― услышал он голос Флоры. Попытался встать. Подошва сапога скользнула по черепице, и Смолл, падая боком на крышу, чудом успел схватиться за железную корягу, торчащую под трубой, и повис. Сердце у него в груди загромыхало. Не готов он прыгать, не готов он, пусть даже ради правды, рисковать жизнью. ― Смолл! ― раздался голос принцессы.

Теперь парень полез к люку неторопливо и аккуратно, словно сам он был хищником, а люк ― его добычей. Как добрался до люка, выдохнул, и по лестнице спустился на чердак.

— Уже проснулась? ― спросил он.

Принцесса взволнованно теребила наволочку, а когда услышала вопрос, то быстро-быстро кивнула.

— У меня есть к тебе просьба, ― не сказала она, а скорее выплюнула фразу, как одно длинное слово. ― Ты можешь проводить меня домой?

— Чего? ― переспросил Смолл, не потому, что не разобрал слов, а потому, что просто хотел услышать это снова. Не каждого простолюдина королевская кровь просит об одолжении, да еще и о таком.

— Ты можешь проводить меня домой? ― повторила Флора, вцепившись пальцами в одеяло. ― Если мои стражи не вернутся, ― добавила она голосом человека, смирившегося с утратой, но не хотевшего показывать это.

— Почему ты просишь именно меня? ― Смолл и сам не знал, какой ответ его бы устроил.

— Ты ведь хочешь путешествовать. Вот я и подумала, что ты, это… может быть, захочешь составить мне компанию. ― Принцесса покраснела и опустила взгляд. Она привыкла приказывать, а не просить, и чувствовала себя до жути неловко. Сердце колотилось у нее в груди, как после полета на бородатом хищнике. Флора боялась, что Смолл не согласится. ― Ну, так ты проводишь меня?

— Не думаю, что это хорошая идея, ― честно сказал Смолл, все для себя уже решив.

— Ладно, забудь! Я не должна была просить тебя об этом. Я понимаю, что ты мне ничем не обязан. Глупо получилось.

Смолл заливисто рассмеялся.

— Ты всегда так тараторишь, когда волнуешься?

«Ну вот почему я не могу по щелчку пальцев создать между нами бетонную стену или повернуть время вспять, чтобы избежать этого позора?», ― мысленно простонала Флора.

— Это выглядит очень забавно, ― Смолл так крепко сжал пальцы в кулак, что его костяшки побелели. ― Я провожу тебя домой.

— Но… ― опешила девушка, ― ты ведь сказал, что это плохая идея.

— И не откажусь от своих слов. Идея действительно плохая. Но меня это никогда не останавливало. Только… только у меня есть условие.

— «Условие»? ― Флора сглотнула, напрягшись изнутри. ― Какое?

— Ты кое-что сделаешь для меня.

— «Кое-что»? ― Флора задержала дыхание, боясь услышать ответ.

— Ты поможешь мне поступить в Академию Королевских Летунов, ― серьезно сказал Смолл. Он понимал, что вправе просить об одолжении, но все равно испытывал скверное чувство. ― Я бы и сам поступил, мне осталось накопить пятьсот серебряных, но раз нам с тобой по пути…

— Да! ― облегченно воскликнула Флора. ― Конечно, я тебе помогу. Я уж думала, ты попросишь…

— О чем? ― перебил Смолл и нахмурился.

— Не важно, ― она натянула улыбку. ― Уже не важно. Смолл, у вас тут есть ванная комната?

— Нет, что ты, мы как грызуны вылизываем себя. Хочешь, научу?

— Очень смешно.

— Ладно, идем, ― сказал Смолл. ― Покажу где.

Принцесса попросила Смолла отвернуться и выбралась из-под одеяла. Каштановые волосы ниспадали на тонкую полупрозрачную майку, на шеи висел пятиугольный медальон с опалом в центре. При тусклом, но пронизывающем чердак освещении, что создавали жуки в банке, тончайшее нижнее белье едва скрывало наготу Флоры.

Флора надела платье, и Смолл указал ей на нужную дверь. Ванная комната была пристроена к чердаку Уиткинсов подобно балкону. Небольшое прямоугольное помещение без окон с железным решетчатым полом, позволяющим воде, льющейся из бочки, прикрепленной к стене, сливаться с цветка на землю.

— Вода холодная, решетка ледяная, к телу пристают комары и мошки. А еще иногда сюда залетают мелкие рыбки, страшно кусачие. Ты от них воинственно отмахивайся, главное, и останешься целой. ― Смолл улыбался во весь рот.

— Что тебя так веселит? ― насупилась принцесса. ― Мои будущие страдания?

— Твое выражение лица.

— А что с ним не так?

— Был у меня знакомый, у него отец торговал удобрениями. А жить с удобрениями, сама понимаешь, все равно, что стать удобрением. Так вот, сколько раз я этого знакомого не видел с девушками, выражение их лиц было в точности, как у тебя. Создать семью они хотят, но понимают, что придется жить среди дерьма. ― Смолл хохотнул.

— Ничего у меня не такое выражение. Холодная вода и холодная, что я больших неудобств не встречала? ― с вызовом сказала Флора. На самом деле больших неудобств она и правда не встречала, но сознаваться в этом, на радость Смоллу, принцесса бы не стала. Уж пусть лучше считает, думала она, что это для меня ерунда.

— Дальше сама разберешься? ― он выгнул бровь.

— Нет, что ты, мы обычно по десять человек в ванне моемся. Как я одна-то справлюсь?

— Будешь помирать, зови.

Смолл, хмыкнув, отправился собирать вещи в дорогу, а принцесса разделась и приняла первый за два дня пути душ. Холодная вода, надоедливые мошки и решетчатая пропасть под ногами прилично мешали столь любимой и необходимой для девушки процедуре, но нежелание, оставаться грязной, взяло вверх.

— Смолл, тут нет полотенца! ― позвала Флора, дрожа от холода, когда вымылась.

— Подожди немного! ― крикнул Смолл и взял первое попавшееся под руку полотенце. ― Все, возле двери. Открывай.

Флора на миг приоткрыла дверь и мокрой рукой схватила полотенце.

— Спасибо.

Полотенце приятно пахло мускатом. Принцесса представляла, как ее тело вытирают мощные мужские руки, как у Смолла. Плавно и нежно они путешествовали по изгибам тела, не обходя стороной самые чувствительные места. Вот уже три года, с тех пор, как Флоре исполнилось пятнадцать, каждое вытирание превращалось для нее в приятную игру.

Когда принцесса на цыпочках вышла из ванной, то услышала внизу голоса.

— Это даже не обсуждается! ― прогремел Артур. ― Пообещал он! О чем ты вообще думал? Тебе и восемнадцати нет! Отведет он принцессу, видите ли… Не смеши! Я бы и одного тебя не пустил, а с ней и тем более. Твое легкомыслие погубит ее. До Фондорийского Древа девять дней неизвестного для тебя пути.

— Артур, перестань, ― взмолилась Марта.

— Я ходил в подземную деревню! ― возразил Смолл. Подземная деревня была третьей остановкой в наспех придуманном маршруте к Древу.

— Но не один! Как ты вообще собираешься идти туда, где никогда не был? Дай угадаю ― по карте? Это слишком опрометчиво, сын. Картографам мало платят, они выполняют свою работу, спустив рукава. Я не дам тебе погубить себя и принцессу заодно. Есть надежные люди, которые справятся с сопровождением Флоры лучше тебя.

— Да тебе просто понравилось отдыхать! ― Флора осторожно спустилась по лестнице и увидела, как красный Смолл орет на отца. ― Удобно, когда сын горбатится за тебя, да? Очень удобно. После этого, ой как не хочется возвращаться к работе? Или я не прав? Чьи же деньги, если не мои, ты будешь пропивать в таверне?

— Замолчи! ― потребовал Артур, заметив испуганную принцессу.

Марта влезла в прореху между мужем и сыном.

— Прекратите, сейчас же! ― вскричала она.

— Я скажу тебе чьи… ни чьи, ― не унимался Смолл. ― Не будет у тебя денег на эль, нечего будет сплавлять за игрой в камни. Как же жить тогда? Как же жить, если нет тайников сына, которые бы ты мог вскрыть? И купить себе новые кожаные сапоги. Я ведь деньги коплю не просто так. Я хочу свалить отсюда, свалить так далеко, как только смогу. Встать на ноги. Затем вернуться и изменить, корни меня подери, это место. И я тебе не позволю помешать мне, слышишь? Не позволю! Сколько бы ты не старался. ― Смолл умолк, тяжело дыша.

— Накричались? ― Марта грозно перевела взгляд с сына на мужа. ― Мне стыдно за вас перед принцессой.

— Он первый начал, ― буркнул Смолл, тыча пальцем в Артура.

— Этот «Он» ― твой отец! ― строго напомнила Марта, повернулась к Флоре и заговорила мягче: ― Принцесса, вы уж простите их за чрезмерную вспыльчивость. Они не хотели вас напугать. С рассветом мы отправим вас к смотрителям. Они проводят вас домой, обещаю.

Смолл обернулся, весь красный, и поглядел на Флору. В его ореховых глазах отражалась глухая мольба. Он словно говорил: «Скажи, что ты против. Скажи, что пойдешь со мной». Но Флора не могла этого сказать. Она уже жалела о просьбе, жалела о том, что своим эгоистичным желанием нарушила гармонию в семье Уиткинсов.

— Хорошо, ― прошептала она. ― Простите… я не хотела, чтобы вы ссорились из-за меня.

Еще мгновение назад Смолл был зол и на мать, и на отца, и даже на согласившуюся с предложением матери принцессу, но, услышав последние слова, он тут же остыл.

— Ты тут ни при чем, ― успокоил Смолл девушку. ― Я во всем виноват. Не стоило мне выходить из себя.

— Наконец-то слова взрослого человека, ― елейно проговорил Артур, но Марта бросила на него такой уничтожающий взгляд, что он, прочистив горло, добавил: ― Наверное, и я погорячился.

— Только из-за принцессы я не лишу вас завтрака, ― заключила Марта, сложив руки на большой груди. ― Флора, вам хватило бочонка для принятия ванны? У нас на чердаке стоит два запасных, если вы…

— Нет-нет, не беспокойтесь, мне всего хватило. ― Губы Флора изогнулись в улыбке. ― А кто такие смотрители?

— Типы в дурацких шляпах, ― буркнул Смолл. Смириться с тем, что его отправка к Древу снова откладывается, было нелегко.

— То, что у тебя ее нет, не значит, что она дурацкая, ― сказал Артур. ― Это стражи порядка Туманной Долины. Один талантливый местный художник…

— Пьяница, ― поправил Смолл.

–…нарисовал меня в компании Квортина Флюкса ― важного смотрителя. У нас где-то была картина. ― Артур принялся метаться по первому этажу, громыхая дверцами шкафов в поиске великолепия, коим он хвастался перед каждым гостем. ― Дорогая, ты не видела ее? Она же недавно лежала тут…

— В углу прихожей посмотри, ― не оборачиваясь, бросила Марта. Она возилась с котелком у печи. ― Вчера, во время землетрясения картина выпала из шкафа и…

— Не говори, что она треснула, ― простонал Артур и упал на колени в прихожей. Ухватившись за сосновую раму, он перевернул картину и расстроенно фыркнул. ― Краска сошла в нескольких местах, но искусство и не такое переживет.

Старший Уиткинс положил картину на стол перед Флорой и довольно задрал рукава рубахи, готовясь к комплиментам. Смолл зевнул. Он столько раз видел этот ритуал хвастовства, что наизусть выучил, наверное, все возможные реплики восхищенных гостей. Чаще всего они говорили: «Какая красота (великолепие), Артур!» или «О, корни мои, точная копия вас!». На счет «точной копии», думал Смолл, они просто издевались. Там и о мелком сходстве речи не шло. Глаза вместо широких ― узкие, губы не тонкие и бледные, а яркие и полные, горб на носу сказочным образом исчез, брови поредели, а ямку на подбородке талантливый художник и вовсе закопал. Квортин походил на себя еще меньше, только его одежда обладала аутентичностью.

Принцесса молчала.

— Как вам? ― нетерпеливо спросил Артур, и девушка вздрогнула.

— В жизни в-вы красивее, ― поспешно ответила она и резко встала. ― Можно дождаться завтрака наверху?

Марта взволнованно обернулась.

— Вы себя плохо чувствуете?

— Нет-нет, мне нужно подумать. Смолл, поднимешься со мной?

Смолл нахмурился и тоже встал. Под пристальными взглядами родителей он проследовал за принцессой на второй этаж. Флора села на кровать и ладонями закрыла лицо. Плечи ее задергались. Когда она убрала руки, Смолл увидел слезы.

— В чем дело? ― растерялся он. ― Флора, что случилось?

— Говори тише, пожалуйста, ― попросила она дрожащим голосом.

— Почему? Объясни мне…

— Я могу тебе доверять? ― наивно спросила она.

— Конечно можешь, ― заверил Смолл.

— Я покинула Древо Оайамо в сопровождении двенадцати стражей. Мне безумно хотелось прогуляться по окраинам, и я настояла на том, чтобы до загона бородатых хищников, что находилось в дне пути, мы шли пешком. Это было плохой идеей, отец бы ни за что такое не одобрил. Артур говорил правду, картографам платят слишком мало. Мы шли, ориентируясь по карте, и заблудились в Молчаливом Лесу. Быстро темнело, стражники волновались. Никому не хотелось оставаться на ночь в тумане. Когда мы вышли из леса, туман висел над нашими головами, а впереди простиралось ущелье. Генри увидел табличку, на которой было выбито название близлежащей таверны, и мы бегом пустились, следую по указателю.

Флора перевела дыхание и продолжила:

— Это была ловушка. Нам устроили засаду разбойники и, защищая меня, погибли десять человек. ― Флора вздрогнула и замолкла. Слезы обильно орошали ее нежные розовые щеки. Смолл не понимал, к чему она ведет, но торопить не собирался. ― Все дело в разбойниках. У них были те цветочные шляпы…

Смолла передернуло.

— Ты уверена?

— Один из них прижал меня к себе, его шляпа съехала на бок и… и этот мерзкий лепесток ромашки прошелся по моему лицу. Это ваши смотрители, Смолл, они напали на нас. Я боюсь твой отец, может быть…

— Нет, он на такое не способен.

— Но…

— Картина для хвастовства, не более.

— Пообещай, что вы не отдадите меня им, ― Флора схватила руку Смолла.

Смолл не колебался. Он с детства испытывал неприязнь к смотрителям и считал их высокомерными и алчными. Когда Квортин приходил к ним в гости, Смолл либо прятался на чердаке, либо с презрением рассматривал пузатого стража порядка, который непременно рассказывал историю, обличающую всю его важность. Парня просто тошнило от тлетворного тщеславия, буквально выходящего из тела хвастуна вместе с потом. Он не понимал, как вообще можно быть таким. Но оказалось, что Смолл судил лишь маску, в то время как за ней прятались настоящие убийцы. Сказав Флоре «обещаю», Смолл так же пообещал и себе, что первым делом, как встанет на ноги, он разберется с мерзавцами.

***

Сидя за столом напротив отца, Смолл мысленно прощался с домом. Наверху мать подбирала одежду Флоре; был слышен звонкий девичий смех. Котелок шипел в каменной печи, пряный аромат супа разливался по комнате. За окном висел предрассветный полумрак. Туман почти рассеялся, и от цветка к цветку летали разноцветные стайки сонных рыбешек.

Артур барабанил пальцами по столешнице и разглядывал сына.

— Ты втютюхался? ― наконец прервал он неловкое молчание.

Смолл поднял на отца глаза.

— Кто так вообще говорит?

— Молодежь, разве нет? ― сказал Артур. ― Неважно. Важно вот что. Эта юная леди смогла забраться к тебе сюда? ― Он коснулся груди и ухмыльнулся. ― И чуть пониже.

— Не говори глупостей.

— Я видел, как ты смотришь на нее. Она явно очаровала тебя.

— Никто меня не очаровывал, ― не согласился Смолл.

— Я хотел лишь сказать, ― ухмылка исчезла со смуглого лица Артура, ― что не нужно дарить себе пустые надежды. Она уедет, и больше вы не увидитесь, будь к этому готов.

— Да я уже готов.

— Ну-ну. Найди себе кого-нибудь из местных. Столько вокруг одиноких красавиц…

— Отец, завязывай, ― попросил Смолл, теряя терпение.

— Меня это беспокоит, сын. После Селии… ты перестал общаться с девушками, и… ты начал срываться на меня.

Имя «Селия» обожгло память Смолла раскаленным чугуном.

— Ты сам виноват, ― сквозь зубы процедил он.

— Виноват в том, что сделал ее шлюхой?

Смолл вспомнил свой шестнадцатый день рождения. Селия Жгут ждала его возле Вечной хризантемы в темных брюках и белой легкой рубашке. Когда он окликнул ее, она бросилась ему в объятия, засыпая его щеки горячими поцелуями, а уши ― забавными пожеланиями. Смолл не хотел, чтобы это прекращалось. Он втайне был влюблен в девушку с десяти лет и восхищался каждым ее движением. Смолл, как подобает кавалеру, придумал маршрут прогулки, но Селия неожиданно предложила ему пойти к ней в гости. Он отказал бы любому, кто предложил бы ему провести солнечное время в помещении, но не Селии. Она умела убеждать.

После смерти отца Селия жила с матерью, но в тот день тети Марии, как ее звал Смолл, не было дома. Смолл ясно помнил мягкую спинку скамейки и шершавую столешницу на кухне Жгутов. Помнил, как часто он шутил. Помнил, как заливисто смеялась его подруга. Помнил горьковатый и обжигающий вкус вина. Помнил засоленные грибы под закуску. Помнил, как они танцевали и пели. Помнил, как Селия села ему на колени и шепнула на ухо: «Чего ты хочешь?».

Пойло ударило Смоллу в голову, он осмелел и попросил у девушки поцелуй. Отпечаток ее мягких чувственных губ до сих пор ощущается на его губах. На этом Селия не остановилась. Смолл плохо контролировал себя, все происходило как во сне. Губы. Шея. Ключица. Смолла вернул к реальности очередной вопрос. «Чего ты хочешь?». Груди красной от смущения Селии маячили перед лицом. Пальцами Смолл нащупал след от резинки брюк на бедрах девушки и утонул.

Шестнадцатый день рождения был лучшим днем в жизни Смолла. На следующее утро парень чувствовал себя всемогущим. Наскоро позавтракав, он побежал к Селии. Они не договаривались о встрече, Смолл хотел сделать ей сюрприз. Добравшись до ее цветка, он поднялся по веревочной лестнице на крыльцо и застыл. Из-за приоткрытой входной двери доносились приглушенные стоны и шлепки.

Смолл влетел в дом, и кровь хлынула ему в голову. Голая Селия грудью лежала на столешнице, позади нее бедрами работал смотритель со спущенными штанами.

— Тварь! ― взревел Смолл и бросился вперед, но Селия подняла на него блестящие от слез глаза и мотнула головой.

— Не надо, ― шепнула она.

— Что? ― вскричал он.

— Это моя работа, ― произнесла Селия страшные слова.

Мужчина заметил Смолла и огромными ладонями вдавил девушку в стол.

— Я скоро закончу, жди, ― сказал он и, кряхтя, добавил: ― Снаружи, дубина.

Руки Смолла тряслись от злости, никогда еще он не хотел кого-то так сильно убить. Глаза невольно замечали предметы, которыми сподручнее проломить череп, ― увесистую глиняную статуэтку трехрукого бога, тяжелый стул, кочергу, лопату; ноги, готовые взорваться, горели. Шлеп-шлеп-шлеп. Мужчина пыхтел. Шлеп-шлеп-шлеп. Мужчина ахал и охал. Шея Смолла превратилась в монолит, он не мог отвести полный ненависти взгляд от любимой девушки.

— На колени, ― приказал мужчина, и Селия, повернувшись, съехала на пол. Схватив девушку за шелковистые волосы, он бросил Смоллу: ― Отвернись хотя бы, корни тебя подери, ― и заработал бедрами и руками еще быстрее, прижимая голову Селии к себе.

Смолл дождался, пока мужчина уйдет и кинул стыдливо сжавшейся и измазанной подруге халат. Ему было невыносимо больно смотреть на нее. Восхитительный образ Селии, создавшийся в мыслях Смолла за годы знакомства с ней, крошился, как гипсовый слепок.

— Это единственный способ выжить нам с мамой, ― робко начала Селия, потупив взгляд. ― До этого мама… Но она стареет и…

— То, что было вчера… ― Смолл заставил одеревенелый язык двигаться.

— Твой отец, ― ответила она, ― он мне заплатил.

Больше Смолл ничего не хотел знать. Он убрался из дома Жгутов, ставшего теперь домом разврата, и больше в него не возвращался. Следом за лучшим в жизни Смолла днем, последовал худший.

— В этом виновата жизнь, ― грустно сказал Смолл отцу. ― Ты виноват лишь в том, что сделал больно мне. Если до того момента нас связывали стальные узы, то сейчас это нитки, которые вот-вот порвутся.

Артур не нашел, что ответить.

Скоро вернулись Марта с Флорой, и все сели завтракать. Смолл молча уплетал суп, наслаждаясь разговорами кухонной утвари. Ложки звенели, делясь с мисками секретами, металлические чашки стучали, обменивались мыслями со столом. Стулья изящно поскрипывали, и этот скрип казался Смоллу глубоким стихотворением.

Симфонию столовых приборов и мебели нарушил мелодичный голос Флоры:

— Марта, вы великолепно готовите! ― воскликнула она, черпачком выливая к себе в металлическую чашку суп из лапок секача. ― В жизни ничего вкуснее не пробовала.

— Я так рада, что вам понравилось, ― отозвалась Марта, сияя. Смолл всегда в глубине души знал, что мать мечтала родить дочь, и сейчас это было особенно заметно. То, как она держалась с Флорой, было не почтенное отношение простолюдинки к ребенку королевской крови, а ласковое чувство матери к своему дитя.

— Смолл, ты долго с ним провозился? ― поинтересовался Артур.

— С кем? ― переспросил Смолл.

— С кем, с кем… с жуком.

— Дольше обычного. Вместе с самкой приманил самца. Пришлось побегать, от зарослей у Вечной Руты до Лужи.

— Так это ты раздобыл эти восхитительные лапки? ― удивилась Флора. По ее щеке стекал жир. ― Ничего себе!

— Да пустяки, ― бросил Смолл. ― У тебя на щеке…

Принцесса поспешно схватила первую попавшуюся тряпку и вытерлась.

— Тебе нравится охота? ― быстро спросила она.

— Отчасти. Выслеживать добычу интересно, сооружать приманки весело, но вот убивать…

— Сын, ты же помнишь главное правило охоты? Выживает сильнейший.

— Думаю это правило применимо не только к охоте. Постоянно люди, по той или иной причине неспособные раздобыть пищу или найти кров, погибают. Если у тебя есть семья, ты можешь обеспечить себе достойную старость. В ином случае, последние дни своей жизни ты будешь подобно тому же секачу выживать. Ты полностью отдашься инстинктам. В Туманной Долине нет ни одного человека, чей возраст перевалил бы за полтинник. Это неспроста. Я как-то прочитал в одной книге, что нет ничего более глупого и наивного, чем считать, что этот мир создан для людей. Все говорят о гармонии природы. Но это же идиотизм. Сильные поедают тех, кто слабее. Разве это гармония? Ежегодно из других деревень приходят вести о наводнениях или ураганах. Разве это гармония? И наконец, туман. Три четверти дня нет возможности покинуть свой дом и спуститься на землю. Что творится там… внизу. Никто не знает наверняка, но все знают, что там скрывается нечто ужасное. Постоянные пропажи людей, вчерашняя тряска… Разве это гармония?

— Вечно ты навеваешь тоску своими мрачными размышлениями, ― заметил Артур, поправив предплечьем светлую кудрявую шевелюру.

Флора поймала себя на мысли, что Смолл совсем не похож на своего отца. У Артура светлые волосы, горбатый нос и голубые глаза. В то время как у Смолла угольно черные волосы, прямой, как у матери, нос и ореховые глаза.

Смолл заметил пристальный взгляд девушки.

— Ну и чего ты так на меня глазеешь?

— Ты больше похож на маму, ― ответила она, сосредоточив внимание на тарелке с жирным супом.

— Но силой он в меня, ― поспешил сообщить Артур. ― И навыки охотничьи у него тоже от меня.

— И вспыльчивый характер, ― добавила Марта, хихикнув. Ее черные кудри были сложены в тройной хвост, который плеткой раскачивался, когда она ходила. Марта казалась Флоре невероятно женственной. Все, что бы Марта не делала, она делала так легко и элегантно, что принцессе невольно становилось завидно. Ведь она бы не смогла так же хозяйничать на кухне, стирать белье, мыть полы и при этом оставаться такой же привлекательной.

Флора покосилась на Смолла. Он на секунду оторвался от миски и кивнул. Пришла пора осуществлять их план.

— Смолл, ― сказал она, ― помнишь ты мне рассказывал про того смотрителя?

— Того, который звал меня на сегодняшнюю игру в таверне? ― небрежно уточнил Смолл.

— Тебя позвали на игру? ― нахмурился Артур. Он считался в Долине опытным игроком, ни одной крупной партий не проходило без него.

— Да, ― отмахнулся Смолл. ― Гос Дум, из смотрителей. Говорит, там все соберутся. Наверняка хочет обчистить меня, наивный.

— А что по ставкам? ― спросила Флора, наблюдая за Артуром.

— Обещал, что они начнут с маленьких ― не больше трех серебряных. Гос сказал, что можно за день с трех поднять до нескольких сотен. При должном умении, разумеется, ― Смолл закинул крючок.

От внимательных глаз принцессы не ускользнула мимолетная ухмылка Артура.

«Все, как и говорил Смолл», ― подумала она.

— Игры до добра не доводят, ― произнесла Марта. ― Даже не думай туда ходить, слышишь?

— А что мне еще делать? Снова охотиться?

— Ты можешь проводить меня, ― предложила Флора. Это была заранее спланированная фраза, но принцесса все равно почувствовала неловкость. И заметила, как Артур на мгновение сжал пальцы в кулак.

— Нет, тебя отец поведет, ― бросил Смолл. ― По дороге на нас могут напасть, я не хочу так рисковать…

— Посмотрите на него: не хочет он рисковать! ― воскликнул Артур. ― До ромашки идти совсем ничего, с этим делом и ребенок управится, а уж такой детина как ты и подавно!

Флора ели слышно выдохнула: сработало.

— Нет, я ее не поведу, ― сказал Смолл, и принцесса напряглась.

«Это уже не по плану», ― подумала Флора.

— Смолл! ― возмутилась Марта, покраснев. Несколько раз она открывала рот, намереваясь вылить на сына все, что у нее вертелось на языке, но тут же закрывала, вспоминая о принцессе. Наконец Марта взяла себя в руки: ― Ты ее отведешь, ― заключила она пугающе спокойным голосом. Спокойным, как спящий вулкан.

— Нет. ― Смолл знал, что скоро произойдет извержение.

— Да!

— Нет.

— Если он не хочет… ― начала Флора. Сердце у нее сотрясало грудную клетку.

— А ну перестань со мной спорить! ― вскричала Марта, но, обернувшись к принцессе, заговорила ласковее: ― Я не вам. Он вас отведет, не волнуйтесь. Я ведь права, Смолл?

— Ну…

— Смолл! ― Глаза Артура смеялись, предвкушая игру, а рот выдавал недовольство.

— Ладно, ― согласился Смолл, ― только давайте тогда уже собираться. Не хочу весь день потратить впустую.

— Я согласна! ― воскликнула Флора, боясь очередных семейных распрей. ― Чем быстрее начнем, тем быстрее я буду дома.

***

Когда со сборами было покончено, Смолл уселся читать. Флора молча наблюдала за тем, как меняется его лицо. Когда герои книги попадали в беду, парень хмурился, но в его глазах загорался интерес. Если же случалась любовная сцена, он всячески старался не показывать никаких эмоций.

Наконец протрубили в рог, оповещающий о восходе солнца.

Смолл тут же вскочил, надел рюкзак, попутно запихнув в него книгу, и побежал по лестнице вниз. Принцесса направилась следом. Марта стояла у открытой двери и махала Артуру. Обернувшись к Флоре, она на мгновение поджала пухлые губы, но тут же заставила себя улыбнуться.

— Вы уж простите моего мужа, у него работа, а после он должен забрать Монти, ― сказала Марта.

— Ничего страшного, ― улыбнулась Флора. ― Если Генри с Мауром придут… ― она запнулась.

— Мы скажем, что вы отправились домой, ― пообещала Марта.

Флора смотрела на эту добрую женщину и едва сдерживала слезы. Она никогда не видела свою мать, та умерла, когда ей было два года, но принцессе казалось, что ее мать должна была быть такой же красивой, ласковой и заботливой, как Марта. Марта приютила ее, накормила, одела, а чем Флора ей отплатит? Уведет с собой ее старшего сына? Давящая боль в груди не давала покоя.

«Ведь она даже не знает, что завтра не увидит Смолла, ― сокрушалась Флора. Она представляла, как спускается туман и представляла, как Марта обеспокоено бегает по дому, как кричит на Артура, как зовет Смолла. ― Не хватит же ей глупости броситься ночью на его поиски. Смолл написал записку, но найдет ли она ее?».

Смолл не мог смотреть на мать, у него щипали глаза. Он думал, что покинуть родной дом будет проще. Собираешь вещи и в путь… дел-то. Но связь с семьей оказалась куда крепче. За годы, что он жил с семьей их сердца ― особенно его и матери ― соединились толстой незримой нитью. И пусть Смолл сейчас был все еще дома, рядом с Мартой, его сердце предчувствовало разлуку, и незримые нити натягивались, причиняя Смоллу боль.

— Смолл, ― глухо позвала Марта.

Смолл поднял лицо, и в тот же миг Марта бросилась ему на шею и разрыдалась.

— Пообещай, что напишешь письмо сразу, как только доберешься до Древа, ― потребовала она, красная, вся в слезах. ― И пообещай, что будешь цел и невредим!

У Смолла по щекам побежали слезы, он ничего не мог с собой поделать. Он просто прижался к матери и заплакал. Ему было больно, но он чувствовал, что это необходимая боль.

— Как ты поняла?

— Я твоя мать…

— Я хотел оставить тебе записку…

— Знаю…

— А еще монеты, семьсот серебряных… они лежат в подушке.

— Корни святые, откуда ты столько взял?

— Корни помогли, ― признался Смолл. ― Пообещай, что вы справитесь без меня?

— Справимся, мы-то справимся.

— Прячь деньги от отца!

— Он хороший человек, Смолл…

— Но азартный.

Марта отпустила Смолла и поглядела на него красными глазами.

— Когда ты вернешься?

— Когда буду в силах что-то изменить, ― ответил Смолл, рубашкой вытирая слезы.

Марта обернулась к заплаканной принцессе. За годы, проведенные в замке, девушка научилась плакать совершенно бесшумно.

— Простите меня, пожалуйста, ― попросила Флора. ― Из-за меня ваш сын…

— Вы тут не причем, ― мягко сказала Марта и обняла девушку. ― Он бы рано или поздно ушел, это было неизбежно. А так… раз он с вами, я буду самую чуточку, но меньше волноваться.

— Ты врешь, мам, ― протянул Смолл, и Марта улыбнулась, отстраняясь от принцессы.

— Все, идите, ― махнула она. ― Скорее, дайте уже мне поплакать одной.

Смолл в последний раз оглядел дом. Родные деревянные стены, белая каменная печь, возле которой он грелся в непогоду, сосновый стол, гладкий сверху и шершавый снизу. Смолл вспомнил, как часто получал занозы, проводя рукой по обратной поверхности столешницы. Затем задержал внимание на промятой кровати. Как-то раз на ней он застал голых родителей, извивающихся в странных позах. Тогда они сказали ему, что занимались зарядкой. После этого у Артура два года не получалось уговорить Смолла отправиться с ним на зарядку у озера Лужи.

Смолл ненадолго закрыл глаза, запечатав знакомые образы в памяти.

— Ты готов? ― осторожно спросила Флора.

Он кивнул.

— Спускалась прежде на зонте?

— Нет. ― Она однажды останавливалась в таверне на цветке, оттуда ее спускали с помощью неудобного сидения, прикрепленного к бечевке, три крепких стража.

Смолл снова кивнул. Достал зонт и жестом попросил принцессу встать перед ним.

— Обхвати мою шею, подпрыгни и бедрами сожми мою талию, ― попросил он, и Марта хихикнула.

— Что прости?! ― вырвалось у Флоры.

— Я говорю, если ты покрепче не ухватишься за меня, то упадешь и разобьешься. Бух! Запеканка из принцессы.

— Ладно. ― Она сделала то, о чем просил Смолл и вся напряглась. Теперь их лица разделяла воображаемая ладонь, и девушка ощущала горячее дыхание парня. От него пахло потом, пряным супом и душистой травой. Сердце забухало в груди у Флоры.

Смолла такое положение их тел, смущало не меньше девушки. Он старался оставаться невозмутимым, но мысли то и дело возвращались к тому, что ноги принцессы цепко обхватили его талию.

— Держись крепко, ― прошептал он. Принцесса вздрогнула, чуть расслабив ноги, и поползла вниз. Смолл рукой поддержал ее ягодицы и приподнял Флору вверх. ― Я сказал держаться крепко!

Она знала, что должна возмутиться. Никто не имеет права безнаказанно лапать девушку. Но не могла. От этого уверенного прикосновения, тело обдало таким жаром, что принцесса едва нашла силы на то, чтобы хоть что-то ответить.

— П-прости, ― прошептала она. ― До свидания, Марта. Я буду скучать по вас.

— Всего хорошего, милая моя, ― улыбнулась Марта, сквозь застилающие лицо слезы. ― Сынок, береги себя.

— Буду. Я люблю тебя, мам.

Смолл одной рукой обхватил талию Флоры, другой поднял вверх зонт. Затем он ступил на крыльцо и, сказав «До встречи», раскрыл зонт и шагнул в пустоту.