Бзик в кратком

Тимофей Викторович Вилкин, 2021

Кто-то из них мчит в деревню на «Жигулях» с взрывоопасной боеголовкой на заднем сидении. Кто-то, занимающий верховную должность в верховной организации, пытается нелепым образом утонуть в Таиланде. Некто молодой думает о покупке ружья, а некто вечный вновь и вновь отправляется в космос, чтобы помочь мальчику с крайнего севера повзрослеть и наконец отыскать ответы на все невозможные вопросы. Бесчувственные картины иных миров сплелись на страницах этой "легковесной" книги, чтобы раз и навсегда, с долей иронии, продемонстрировать, на что способен скачок из одной плоскости в другую. На что способен Бзик в кратком!

Бзик в Кратком

Посвящается солнышку, которое светит только для меня

Посвящается тучке, которая громом отдается в ушах

Объяснение

Данная книга хранит в себе один лишь вымысел. Правда. В ней нет реально существовавших людей, а еще ее повествование не поддается никакому логическому объяснению, как бы вы, дорогие читатели, этого тайно не желали.

Но, если отбросить логику, оставить ее, так сказать, на задворках чудного остроумия, можно запросто догадаться до того, что алогичный сюжет «Бзика в кратком», хоть и имеет нелинейные составляющие, по своей сути выстроен в форме замкнутого коридора с односторонним движением, где события и вопросы дополняют друг друга. Рассказчик (у него есть имя), как бы не пытался перевести тему или же сделать вид, что увлечен разными персоналиями, все равно продолжает кружиться с одинаковыми формулировками, как белка в колесе.

Так же в книгу полупроизвольно вставлены поэтические потуги. Удачи.

2001

Джон Картонов должен был прилететь на космический корабль «Вафли-232» еще в Юрьев день, однако его нелюбовь к русским именам вывернула «валенок» (космический термин) в противоположность к «Югу» (псевдокосмический термин), что, несомненно, замедлило шаттл.

Цель Джона была проста; договориться с кораблеанцами (т.е. с жителями корабля) о создании новой звезды, мощнейшего источника энергии, способного обогреть и обжарить все уголки Молочного и Немолочного (Овесного?) пути. Кажется, Джон всю жизнь самостоятельно мечтал стать источником тепла. Кажется, всерьез думал научиться согревать всех высоким градусом своего дыхания и низким порогом вхождения, но, к несчастью, мышечный материал, из которого сегодняшний астронавт Джон состоит, не способен быть тем самым эликсиром спасения для молекул, избегающих холод и ветер. Тем ни менее телесный картон очень хорошо горит. Такой картон легко может стать проводником огня и путеводителем спасения. Джон действительно догадывался об этом с малых лет, и именно поэтому он, начиная с юношеского возраста, завел себе еще мечту «Плана Б». Он думал о том, как бы прослужить хоть миллисекунду своей алгоритмической жизни в звании старшего прапорщика — кормильца, камикадзе и защитника всей галактической провизии. Как жаль, что все не так легко.

С самого первого дня своей жизни, который, между прочим, случился поздней осенью, он уже умел разговаривать и производить в своей голове мозговой штурм со своими внутримозговыми друзьями. Первая мысль, которая посетила новорожденного Джона, состояла в желании выпить стакан апельсинового сока. Вторая — предлагала застрелиться. Это были две самые свободные мысли, которые можно было представить. Так просто и одновременно тонко чувствовать мир не умел ни один младенец. Стало очевидно (кому-то уж точно), что Картонов станет избранным. Великим космическим героем!

Уже в двенадцать лет он научился ходить! Это было невероятно. Мальчик встал и попрыгал, как лягушонок, а следом взял два старых веника, взмахнул и умудрился подняться над землей на пять или даже шесть сантиметров. Это было настоящее чудо. Дети показывали на него пальцем. Соседи фотографировали.

Увлечение психоделией у Джона началось очень рано. Виной всему стал рассказ, какого-то американского писателя про мальчика, периодически превращающегося в газонокосилку. Джон, наверное, тоже мог превратиться в инструмент по подстрижке газона, но он никогда не пробовал. Он любил превращаться в цветы, в качели. И когда он превращался в качели, любил катать свою бабушку. Он ценил свою бабушку, хоть и не всегда верил в ее натуральность. А вместе с ней Джон ценил и дедушку. Эти двое — единственные, кто с удовольствием доставали тетрадку с Джонниными записками (которую он привык не скрывать) и хотя бы делали вид, что читают. Может быть и не особо всматривались во все страницы многотомного дневника, но уж точно понимали, что все те буквы и цифры вовсе не хлопок воздуха. И даже не взрыв, прости всевышний. Это сама судьба. Это то, что нужно контролировать.

Быть музой — это не значит стоять, как вкопанный. Надо копать, помогать. Чтобы в конечном итоге вышла не канава, а колодец полный святой и чистой воды. У Джона была своя и очень хорошая муза. Каждое утро тех далеких месяцев юношеского максимализма муза подходила к его кровати, бережно поправляла одеяло и по-товарищески жала Картонову руку за его успехи. Сжимала так сильно, что и сейчас на правой руке у него видны маленькие шрамы. И, к сожалению, ни один раствор или же крем не сможет излечить когда-то праведную конечность.

Когда Джон подрос предприимчивый дедушка отправил его учиться в Таиланд. Там он познакомился с Каштаном Огибаловым, Николаем Абрамовым, Эдуардом Покровским и его племянником — Эдуардом Покровским-Третьим, а еще повстречался с Виктором Париковским, Леонидом Форсмажоровым и Сигизмундом Петровым. Они все отличные ребята и патриотичные люди. Кто-то умер за родину, кто-то случайно, но абсолютно все сделали это за идею. Теперь их стоит забыть. Неоправданные средства слишком навязчивы.

Кстати, Джон готов умереть за идею. За как будто бы свою. Другие идеи в основном были отвратительны для него. Жаль их не порезать ножом, не раздавить молотком, не плюнуть им в неказистое лицо.

Именно благодаря принципам верности одним взглядам и своему чертовски важному предназначению Картонов попал в космос. Во время прохождения тайландской учебы все учителя Щаолиня советовали ему стать маляром и начать во благо мирового культурообразования разрисовывать стены Ньюкасловских домов в зеленый цвет. Как только разрисовал одну поверхность, отправился бы к другой налаживать экспозицию. Своего рода путешествие. Но чхать Джону на путешествия, а уж тем более на приключения. Все это звучит ныне слишком задорно и крайне своеобразно. А вот путь Джона до корабля «Вафли-232» совершенно обычный. Тем он и привлекателен. Никаких тебе погонь, перестрелок, смертей семнадцатилетних мальчиков с голосом, как у Вуди Вудпекера. А самое важное в этом космическом пути вовсе не эмоция. Один лишь результат — вот что главное…

Корабль-цель был расположен в пустоте бесконечного космоса. Ни единого звука, но в ушах все равно слышится спэйс-рок.

Подлетев к «Вафлям» на расстояние сорока трех пуль, Джон заплакал. Он не был актером — фальшь была видна с первой секунды. Слезы разлетелись по всему скафандру, образуя в нем микроклимат, напоминающий грозовое явление. Островскому в своем литературном кружке и не снилась такая гроза. Слезно не потому, что кто-то умер или не было выхода. Просто так вытекает. Это словно бы молниеносная атака на сознание, напоминающее судорогу. И она мигом прошла. А корабль тем временем распахнул входной шлюз.

Джон Картонов перед совершением космического трансфера открыл бабушкин сундук, чтобы достать из него документ договора о создании новой звезды. Сундук — единственное, что напоминало Джону о семье на этом корабле. Дедушка специально его сюда приволок, чтобы он служил знаменем.

Договор — последнее, что нужно Джону для выполнения миссии. Увы, он без госдарственной печати и до сих пор пахнет едкими чернилами.

Джон посидел немножко на дорожку и полез в корабль к инопланетянам.

Раса Покатаков — весельчаки вселенной. Поговаривают, что именно они сжали газопылевое облако, изобразив в последующем узкий мирок — людское пристанище. Говорят, что именно благодаря покатакам случился культовый конец детства. Выдумки, конечно. Покатаки даже на чертиков не похожи. Вот увидете.

Встречают Джона трое покатаков. У них странная церемония приветствия — необходимо проговорить алфавит своего народа. Джон забыл буквы на половине. Ничего страшного. Покатаки тоже его не знают. Русский (РУССКИЙ?) язык забыт. История перевернулась в понимании всех задом наперед.

Джон показывает помятый договор самому главному из тройки. Главарь выглядит, как большой суслик, а двое по краям вылитые бобры. Один желтый, другой коричневый. Вот и увидели. Главарь долго изучает всученный ему в лапки договор без печати. Кажется, документ был вовсе сделан в космосе и на скорую руку. Джон Картонов вспоминает все ненаписанные им стихи и песни, которые вовсе не знает.

Вдруг оказалось, что пожар идей в нем никак не угасает, что он будет с Джоном до самого конца. И ни одна звезда не погасит то, что бессмертной, чем она сама.

Главарь покатаков наконец-то перестал читать договор. Его улыбка, которая и до этого была натянута, превратилась в узкий канат. Он подошел к маленькой столешнице, что стояла сбоку помещения. Поднял с нее фарфоровую чашечку и спросил у всех здесь присутствующих: «Чаю?»

1

Биография артиста, в которой главное не человек,

А искусство!

Будучи совершенно не в курсе дела, а уж тем более всякого рода его конкретики, считаю самым лучшим вариантом для достижения хоть какой-то профессиональности станет движение путем образов и мыслей, которые стремительно будут искать пустоту в той же самой пустоте. Условно представляю, что эта пустота черного цвета. Она ни то, чтобы пугает, однако вызывает какие-то странные эмоции. Желание остановиться и выбросить все из головы, например. Но существуют же в нашей обыденности люди, которые зажигают свет. Это уже здорово. И приятно. Остается лишь дело за малым. Добавить жизненности, честности, понимания, сочувствия, интереса ну и еще чего-нибудь эдакого.

Пожалуй, и стоит начать со света. С маленького огонька, который только что начал свою жизнь и сразу углубился в старчество и одиночество. Начать с самого, как кажется, простительного повтора.

Старик и его старая деревянная изба, что расположена в глубочайших дебрях рыжего леса. Он ежедневно сушился, а она извечно подгнивала. Когда нечем сегодня заняться (а затем и завтра нечем) взгляд углубляется и становится шире. В зеркале сетчатки начинают твориться метаморфозы, благодаря которым окружение приобретает более волнительные очертания. Вот и небо как будто лазурное и, конечно, красивое, и дышать как-то приятно, и этот чудаковатый лес цвета юношеских волос определяет собой обогащение, материальное и духовное. Так бы старик и ощущал мир дальше, если бы ни побочные эффекты от бездействия и инфекций (в меньшей мере). Начинаются невыносимые боли. Это предпоследняя стадия хвори. А последняя… Это конец.

Вот лежит старик на кровати и дует в его большие уши вентилятор, который уже будто и не может прекратить. Благодаря нему только сильнее чувствуется сухость. Сухие глаза и рот. Нет ни капли воды, ни струйки соленого пота. И кажется, что нет вместе с тем признаков жизни в этой избе. Куда-то она убежала, стоя на месте. Смешно и страшно.

Где начинает гореть огонек, сгорает человек. Для одних этот процесс выливается в мучительное ожидание, а для других в секунду осознанья. Самое начало — это повод подумать: готов ли я (Земной я) на жертвы, которые обязательно будут и которые с большей вероятностью окажутся серьёзными.

Страшно… Если переборщить со своими попытками что-то преобразить и открыть нормальные двери восприятия, то можно небезосновательно считать потерянным все остальное, не менее (или чуть менее) важное. Это и счастье, и любовь, и спокойствие. Каким же аккуратным необходимо быть, чтобы обойти все препятствия и не оказаться в больничной палате или чего еще хуже. Да, и правда немножко страшно.

Чтобы не бояться, окунусь в некоторое второстепение. В тоннеле не было освещения и не было зеркал. Никто не охранял вход и выход. Словно подземный переход, но без нищих и странных, хотя может где-то их кости и захоронены поблизости. Стены где-то горячие, а где-то могут вызвать озноб. Это не противопоставление друг другу, а скорее черты характера. Этот тоннель вполне способен быть чувственным и безусловно может вызвать неподдельные эмоции у мимо проходящего. Он в принципе вообще мог бы быть человеком, но увы. Так вот, идет кто-то по нему, а он начинает усмехаться залихватски тебе вдогонку. Сначала, даже сложно сказать, как на это прореагировать, ведь никакой шутки не было. Неужели это издевательство? Если так, то кажется — оно заслужено.

Мастер слишком слаб, чтобы не попасться под свое наказание. Это не последнее, что совершит тоннель. Уверенность в этом хоть и расстраивает, но при этом придает некую стабильность.

В это время старший прапорщик Картонов только лишь проснулся.

Эпилог

Больничная кровать. Снова.

Или кровать отлично лечит?

Увидел парус путь мой млечный

И то,

Как ярко белый цвет сияет

Вечным поведением событий

Спасение людей?

Спасение без вскрытий.

Совместно с кислотой лимонной и пустотой соленой

Летают стулья,

Стул один…

Мороженка растает…

Затихает.

И лишь вопрос возник:

«А где моя Собака?»

Это был эпилог старика. Он был и банально сплыл. Больше не появится. Скорее всего.

Уродец

Я поступил не по-людски,

Закрыв на ключ лесной колодец,

Кто виноват, что я уродец,

Кто сжал в кулак мои вески.

И нет точнее, чем пословиц

Текстов, что дали бы понять,

Кто виноват, что я уродец

И наконец-то не солгать.

Когда же снова вас увижу

И принесу плоды Атилле,

Пойму, что люто ненавижу

Но так хочу, чтоб все меня любили.

Я не чадо Я уродец

Я вырыл маленький колодец

2

У простого жителя простого города простой страны вдруг ни с того ни с сего посинели ладони. Звучит, как завязка какой-то пугающей байки из летнего лагеря, но нет. Не все так прозаично. Эта глава посвящена странностям.

Конечно, синие руки жителя выглядели очень странно, ведь никаких жгутов на предплечьях, которые потенциально могли останавливать кровь, этот житель вроде бы не носил. Вроде бы. Самым очевидным вариантом после жгутиков становится краска. Часто ведь случается, что человек, двигаясь в нужном ему направлении, случайно попадает в лужу или вовсе в грязь. Потом долго отряхивается, чтобы окружающие не высмеивали нечистые ботинки, и идет дальше в своем направлении. Так можно вляпаться и в краску, и в еще чего ни попадя… А потом смыть. Но вот в чем заключается главная странность случая. Жителю нравится свой цвет рук, и он не особо горит желанием подставить свои ладони под горячую воду из крана. Не хочет он также воспользоваться жидким антибактериальным мылом, а потом вытереть уже чистые руки своим синим полотенцем. Это было бы для него так просто. Но мы ведь все созданы для чего-то более сложного.

Регулировать уровень сложности человека… Эх, если бы существовал хоть кто-то, кто мог обладать такой сверхспособностью, жилось бы ему очень сладко. Он бы сразу любую краску смыл бы с лиц других. Или же наоборот — залил бы ею все досягаемые просторы. Единственное, что способно помешать — это неуверенность.

Неуверенность и желание выделиться — два кита, на которых держится устройство по окрашиванию своих и чужих рук.

В это время старший прапорщик Картонов только начал чистить зубы.

Стихотворение первого человека со сверхспособностями

Кто-то сказал, что лето с травой зеленее,

Но мы-то все знаем, что я зеленее с травой.

Молодая жена покупает конфеты

И приносит ко мне их домой.

3

Ну, простой же был день когда-то. И относительно долго среди нас он продолжал считаться одним из обыденных. Это потом уже, когда сменилось целая плеяда мировоззрений и авторитетов, заснеженному салехардскому понедельнику стало придаваться правильное значение.

Вдруг оказалось, что именно сей наипростейший день стал отправной точкой. Некой завязкой, после которой, правда, было внушительное затишье. Словно бы малыш Гуттенберг в ту пору не мог сообразить, как правильно переходить на новую строку и продолжал дуться на напечатанный лист бумаги. Но, справедливости ради надо отметить, что затишье тоже штука важная. Оно подобно овощной приправе придает заснеженному, а потому чрезмерно водянистому и плавающему понедельнику особый запоминающийся сладковатый вкус. Так могла бы сластить ностальгия. А еще затишье — есть часть формирования, если понимаете. Но вообще, в этой истории нет ничего такого, чтобы всерьез формировало, как сейчас уже кажется. Это как бы просто демонстрация стадии взросления. Вот мы выросли и уже способны на неожиданные откровения.

Не было еще момента, когда можно было сказать, что лучше уже не придумаешь. Ну разве что только в начале. В этот простейший день.

Простота была во всем. В погоде, в настроении, в месте действия. Это была школа и был последний урок. Единственное, что можно было выделить, так это отсутствие в кабинете учителя. А еще все сидевшие в классе громко разговаривали. Шумели. Болтали. Раздражали своими несформировавшимися голосами. Но такое поведение среди незрелой молодежи уже настоящая классика, и как бы его не спутать однажды с мазуркой Шопена.

В этой какофонии звука можно было услышать разговор трех учеников…

Начало этого разговора, пожалуй, не слишком интересует, а вот середина и конец — это нечто важное в рамках дальнейшей истории.

Тема летних лагерей и людей, что обычно в них засиживаются. С этого стартовала «полезная» часть разговора одноклассников. В точности отобразить его здесь нет ни малейшего желания и смысла. С синтаксической точки зрения он крайне тупой (здесь ведь и так не хватало глупости топорности, правда?), как в общем то и большинство диалогов из жизни. Это тебе не зрелая литература с ее наивной театральщиной. Реально существовавшие разговоры можно лишь вкратце пересказать.

В первую очередь трое учеников. задавшись летнелагерной темой, начали припоминать мальчика-цыгана, проживавшего так же, как и они в городе Салехарде. Этот цыганенок всю вторую лагерную смену портил настроение одному из участников школьной дискуссии. Цыган был чрезмерно агрессивен, не знал истинного русского языка и уж точно не был благословлен Буддой на отпущение всех грехов. На самом деле Татхагата мало кому отдавал свое прощение, но нормальный человек обязательно ведь попросит. А этот цыган не умел просить. В летнем лагере он лишь отнимал да присваивал.

Пожалуй, основной плюс, который можно было обнаружить в разговоре этих троих человек — чопорность явно обитала в другом месте.

Прихватив с собой печаль о плохо проведённом времени в лагере, они отправились в длительное словесное путешествие по грязным косточкам других личностей с дурными характерами (средь них одноклассники, продавщицы в галантерейном магазине, поварихи и т.д.), но пообещали себе вернуться к главному кандидату на звание стопроцентного мерзавца, чтоб на славу посмаковать. А еще они ненароком зареклись, что коли вновь повстречают в своем районе этого цыганенка, то станут для него серьезным источником проблем.

Стоит отметить тот факт (прямо-таки дисклеймер), что говорить о расизме или национализме трех болтливых учеников в данном конкретном случае попросту глупо. Дело ведь заключалось не в отвращении к другой нации и возвышении своей. Ненависть выражалась исключительно к одному человеку и к его поступкам. И только перед ним (нахалом, грубияном и лагерным вором) хотелось чертовски возвышаться. Вот если бы глупым, невоспитанным и вороватым был бы не цыган, а другой человек (например, молдаванин), ничего бы не поменялось. Все равно бы хотелось сделать что-то такое, что могло бы показать превосходство культурного человека.

Вскоре трио таки повстречали цыгана на своих улицах и, кроме того, узнало о его творческих потугах. Он сочинял rap.

Дмитрий Семенов (к слову, один из трех болтливых учеников) не любил rap и не понимал любовь окружающих к этому музыкальному жанру. Возможно, уши не воспринимали слишком быстрое зачитывание безобразных слов и зачастую безвкусный стиль одежды у исполнителей этого жанра (тут конечно железобетонный субъективизм). Его предпочтения в ту пору более стремились к пресловутому року. К postpank и pank. Тогда Дмитрию правда нравилось эта простая безутешная музыка, однако чуть позднее и подобное треньканье начало казаться совершенно безвкусным и заводящим в один и тот же угол. Слушая Joy Division, впадаешь в депрессию, а любовь начинает разрывать на части, снова. Включая Ramones, помаленьку забываешь словарный запас и начинаешь каждые пару минут считать до трех. Разумеется, это шутка, но в каждой шутке есть доля правды, и Семенов ее уловил. Еще, будучи маленько сообразительным, он уловил возможность издеваться над любителями rap с помощью этого же самого rap. Очень легко глумиться над человечьим стилем, зная о нем все по собственному опыту. Затем прописную истину осознал и другой человек из той тройки учеников — Перминов Даниил. До третьего дело, увы, не дошло. Потому вскоре из бессвязного трио вылупился первоначальный лжемузкальный дуэт, призванный своим существованием вывернуть наизнанку целую субкультуру ради одного хулигана. Звучит, конечно, бредово.

Способно ли образование из двух человек достичь непостижимого? Нужно ли больше людей (характеров), чтобы с помощью коллективного рассудка придумать что-то, что могло бы вызвать маломальский народный интерес или вовсе стать новым витком на большом вишневом дереве признания? Как не оказаться прогнившим виноградным листиком? Не сразу на этот вопрос удастся найти ответа (если вовсе удастся). Уж не в этом составе и не с той халатностью, что тогда была, разбираться в таких вязких вопросах. Все ведь казалось совершенно несерьезным. Шутка над любителем rap. Где тут вообще возможность услышать то, что может насторожить, заставить приглядеться? Нет ее.

За пару минут существования лжемузыкального rap-duo было написано первое произведение. Стишок, содержащий самые тупые и одновременно мерзкие фантазии мигом отправился по электронной почте прямиком к ничего не подозревающему цыганенку. Сперва казалось, что стишок был обычной насмешкой, ничем более. На деле же все это незаурядное дурачество быстрыми темпами трансформировалось в уязвимое место Даниила и Дмитрия. Одна пята на четыре ноги.

Дело вот в чем. После первой сомнительной пробы пера, пошла вторая, третья, четвертая… Все по двести грамм. Пробы стало невозможно останавливать, как и гниль, что через прямые грубости строф и плоский bit лезла наружу из семенова-перминовского сгустка черни. И если об этой гнили хоть кто-нибудь узнал раньше, чем она сама протухла под гнетом нравственной революции, к примеру, кто-то из родных и близких догадался о сомнительных увлечениях юнцов, было бы как минимум неловко. Благо разум оказался сильней, взросление все явней, и история с похабными rap-композициями, отрезвев, отправилась в прошлое. Заверяю, что никто из сторонних слушателей ее толком не раскрыл и не прочувствовал. Даже цыганенок, вероятно, за все это время ни разу не открыл свой сетевой почтовый ящик. Но выйти полностью сухими из воды этим двоим помешала психика.

Барьер смущения перед прошлыми глупостями сильнейшим образом влез в подсознание. Даже сейчас кажется, что он до самой кончины будет бетонной стеной стоять в закулисье и мешать сну во время ночных дум. Дум о развитии. Дум о кризисе.

Чтобы как-то облегчить тягости самосознания и продолжить творить (а творить ой как к тому времени хотелось) было решено взять себе псевдонимы и продлить тем самым ребячество. Даниил Перминов взял себе имя Николай Обрамов. Дмитрий Семенов стал Марком ФилицЫным. И это не последнее его имя…

Началось новое веселье. Стихотворения, которые писали Марк и Николай, вновь начали зачитываться под bit и отправляться цыгану с целью показать, что его rap на самом деле не лучше вонючих помоев. Современные реперы вряд ли бы обиделись на подобное предъявление, но цыган все же уважал себя и ждал, наверное, обоснованной критики, а не издевательства. Но на пути встретил травлю. Ее кровожадные попытки.

Через некоторое время цыганенок ответил собственным оскорбительным сочинением, и односторонняя задирка переросла в обоюдное соперничество. Представляете? Началась борьба за внимание. За престиж. Такой поворот событий кажется глупейшим сумасшествием, учитывая то, что всю свою жизнь Семенов и Перминов были асоциальны и не влезали и в малейшие споры. Да и кому может быть интересно подобное соперничество? Только таким, как Обрамов и ФилицЫн, конечно же. Они мысленно отвечали мысленным скептикам: «Наша повесть не о быстром подъёме, как, например, у «Queen» или «the Doors», но непременно о настоящей вере в себя и о непостижимом величии». Они, как попугаи, повторяли успокаивающее предложение, чтобы не возникало лишних упреков в болезненности и глупости всех попыток, возвращающих к детству.

Детство — это радость и беззаботность, а Марк ФилицЫн, как только примерил на себя псевдоним, захотел и вовсе вернуться к древнему началу. К протодетству, если угодно. Он сожалел, что являлся другим человеком в своем (чужом) школьном прошлом. Являлся тем вечно смущающимся, неуверенным человечком, который ожидал от организма еще чуток подрасти (буквально на парочку сантиметров) и для которого первая попытка стать честным с собой и искренне любящим свое коварное дело чуть не обернулась комнатой с бетонными стенами (ибо мягкие не вызывают тоску).

Марку сразу же плохело при одном только легком дуновении мелькавших из-за спины образов. Аж передергивало от того, как он (но не он) еще прошлой осенью в постоянствующие водянистые понедельники (их было безумно много) записывал в розовом блокнотике проницательные слова собственного сочинения, как танцевал в темноте перед стеклянным шкафом, как скрывал от семьи и от Родины свое серьезное намерение создавать искусство независящее от обстоятельств и от уродств современного общества. Как искал весомый повод, чтобы заполниться до краев и радостью, и беззаботностью, и уверенностью в выборе.

Дабы извечно не оборачиваться на гнетущие гадости шестнадцати годов Дмитрия Семенова, еще «молодой», но уже основательно разбирающийся в самомотивации Марк ФилицЫн принялся усердно переламывать барьер скромности. Он стал заметен как-то по-особенному. Превратился в нарочито молчаливого, порядком злобного и временами улыбчиво-странного. Ему казалось, что именно так должны выглядеть и ощущать себя великие писатели. Да, он решил стать писателем. Музыка — это конечно хорошо, и она не раз еще проскользнет в его жизни, но письмо позволяло ему широчайшим массивом выкатить на ждущую чуда общественность (она всегда этого ждет) задорный отблеск рассудка.

Увы, искать свои двери в когорту великих — путь крайне сложный. Сначала это стало явным для окружающих Марка людей, которые все чаще высказывали свое непонимание, истерили, ревели и впадали еще сильней в глубочайшую запутанность. Потом, заметно позднее, понял тяжбы самосовершенствования и сам Марк ФилицЫн. В те секунды осознания в нем промелькнуло что-то очень семеновское. Благо до этого семеновского еще много времени. Но повествование сильно торопится, так что можно не переживать.

Что касается цыгана, то он в конце концов вызвал-таки Марка и Николая на личную встречу, но ничего не срослось. Погодные условия Салехарда порой бывают напористей, чем желание набить друг-другу морду. Да и желания этого не было, если честно. Кажется, что сам обозленный цыган был занят делами поважнее.

Вот так дебютное соперничество оказалось сравнимо с легким дуновением ветра. Если бы не точка. Эта самая точка (точка. точка.) старта и ее дальнейшее затишье, которое какой-нибудь пафосный учитель химии мог назвать еще и персональной флотацией.

Что касается старшего прапорщика Картонова, то он еще не родился. Тогда во всю гремел 2015-й год, а предпосылкой к его родовой деформации можно назвать лишь март 2016-го. Джон еще в утробе своей матери-гермафродита. Он есть доказательство новых правил природы. И у него нет еще боевого духа, так как и у отца-гермафродита его нет и не было.

Красные воробьи

За космосом есть что-то ценное, чего не достигнет гурмэ.

Автобус что ехал когда-то рядом улетел в не забытье,

Он где-то есть в моем сознании,

Но он совсем не ровня мне,

Огромный дом и в нем свиданье,

В одной малюсенькой комнате.

Хотя есть двери… Прямо у спины…

–Ты веришь в бога?

–Я не верю

Ведь он живет на видном месте

Каждый второй носит крестик,

Каждый шестой ходит по мостовой

И нет ничего лучше, чем ****.

Только лишь ты, моя дорогая, и только лишь ты поможешь открыть

Двери восприятия

Сумеешь ли на ходу?

Дадут ли проходу или пороху мало? Хватило.

И я вошел.

Вошел в ворота, из которых вышел, и солнце мне там светило ужасно,

Казалось, что светит оно напрасно, ведь очки совсем не пропускают лучи, да и сами глаза не спасут врачи

От прозрения

И невольных ненужных соплей

Задымили поля то ли курением, то ли телесным моим озарением,

То ли телом моим.

Стихотворения периода творческого объединения Марка и Николая все были уничтожены. Их нигде не найти и никак не вспомнить. Стихотворение, что было предоставлено выше, совсем свежее, но оно так же «прекрасно».

Запретный плод сладок

4

Земля, вернее ее крупицы, — это то, что и попало мне в глаза, когда впервые за долгое время я (меркуриальный) решился вновь в одиночку прогуляться в электро-цветущем саду, что расположен был близь новой технологичной радиовышки. Кажется ли, что эта земля, вернее ее крупицы, нарушили устройство моих зрительных органов? Возможно, и так. Я не уверен, что видел лучше до попадания в мои просветленные очи грязевых излишков свежей почвы. Но точно теперь познал, что душа моя полсекунды назад была испоганена, опорочена и требовала ключевого очищения.

Слышалось мне о парочке методов по выскабливанию души от грязи. Йод тут никак не поможет, и даже зеленка (ненавижу это средство по борьбе с гноем) не является панацеей. Итак, рассказываю. Метод номер один, самый спорный, ни черта к слову не обеззараживающий, но очень смиренный: «испачкавшемуся» надо поехать в путешествие, возможно, в космос или Таиланд. Узнать, что души бывают чернее и оставить свою в покое, ведь «вроде бы не так уж грязно с моей»… Но знаете, я забочусь о беспрецедентной чистоте… И о других вещах, не менее важных. Дальние поездки мне не подходят. Не подходит и сей метод.

Второй метод — подобие обычая. Раньше я зачастую покупал очистительный прах великого космического прапорщика Джона Картонова — человека с большой буквы. Здешние мирские поговаривают, что именно Джон первый, кто попробовал чай не с вафлями, а в «Вафлях «(космическом корабле Покатаков, чья мощь описывается в Меркуриальных и иных легендах.) Поговаривают, что его чаепитие удалось и безумные, а также беззубые (ходят слухи, что у них не было зубов, но никто не знает наверняка) инопланетяне благодаря его великим речам смилились, родненькие, и отменили наступление «Последнего Штайнера» (конца света) и вместо него всего лишь оставили человечество у «разбитого корыта».

Джон Картонов стал героем при жизни, а после смерти при неизвестных общественности обстоятельствах его прах стали считать подобием чистящего средства для внутренней и запертой части человека. Чтобы очиститься необходимо было найти ближнего своего, который в случае горя мог разделить все проблемы и невзгоды, и попросить его осыпать тебя тем самым человеческим пеплом. Сыпать нужно было много, с головы да ног. Слава богу от Джона Картонова осталось много трухи. Жаль его конечно. Ему даже памятник поставили как раз в электро-цветущем саду, где я как раз и находился. Памятник, по преданию, созданный самим Дер Меркуром… Люблю я вдаваться в культуры столетних миров.

Порывшись в карманах, я с наигранным ужасом (чтобы вон те женщины на лавке не заподозрили) осознал, что ни праха Картонова, ни хоть какого-нибудь, пускай самого мизерного ближнего в них не завалялось. Какая жалость! Ведь последнюю горсть у меня выпросил мужик с зажигалкой, стоящий возле торгового центра, а единственный меркуриальный ближний мой уехал далеко-далеко за девять песен. Его звали Андроидом, и он был добрее ко мне любого другого робота, а уж человека и подавно. Иногда подозреваю, что я не один у него такой, ближний, хотя сейчас мне это только на руку.

Но все же вернусь к перечислению. Итак, если второй метод осуществить невозможно, придется обратиться к последнему. Он сложнее предыдущих и опаснее. Называется кратко — «Стыд». Чем больше людей узнают уродливый секрет, тем большее вероятность, что покраснение в области щек сведет всю грязь на нет. Я уже, конечно, пользовался и этим способом тоже. Он крайне отвратителен. В кошмарных снах снится уже, как из меня сыпятся, будто из золотой антилопы, кошмарные вещи, а окружающие меркуриальцы смеются. Спасибо всевышнему, что люди везде (и даже во сне) одинаково глупенькие и воспринимают правду лживо и по-шутовски. С осознанием этого и спать легче и признаваться в согрешеньях веселей.

Однако сегодня человечество наконец то будет предельно серьезным, вследствие важной детали грядущих событий. Дело в том, что я уже рассказал все свои накопленные на пару с Андроидом секреты. Остался всего лишь один (за которым гора)… Самый таинственный, самый беспощадный и самый необходимый. Придется и его теперь выложить на блюдце. Рассчитывал я все-таки чуть позже его рассказать, но график есть график. Никакого отдыха. Да прибудет шведский стол из стекол!

Раньше я позорился на телевидении. Искал какую-нибудь телепередачу интересную (про животных многим нравятся), которая обязательно должна сниматься в прямом эфире, прибегал на ее сьемки и со всей дури выкрикивал всю чернь, которую обязывала меня чистка. Вскоре даже бизнес появился, наваривающийся на таких людях как я (на неаккуратных, но чистоплотных). Боссы телеканалов запрашивали у грязнодушных горы денег за то, чтобы в конечном итоге те попали под камеры, а не под руки злых охранников с хорошей реакцией. Каналы принялись воевать не за зрителей, а за посетителей. А еще в то время, когда я последний раз захаживал на TV, мороженное было вкуснее, апельсиновый сок, кажется, слаще, а в молоке эстетичней плавала гречка…

Да, были времена. Так называемая молодость. Знаете, бывает человеку дают прозвище по причине того, что он что-то сделал, совершил. Если, например, отравился едой и весь день ходил, как оливка, и поджимал рот, тебя нарекут «Зеленым». Если, например, очень долго трудился над одной книгой, которую никто не оценит (и она попадет в самиздат), станешь «Мастером». Так вот, если бы моя молодость вдруг ни с того ни с сего обернулась человеком, и пришло бы время дать ей кличку, я бы стразу сказал: пусть будет Глупая Шутка. Мои «ранние» годы только и занимались глупыми шутками. Воспроизводили их, терпели со стороны других, смеялись. Сейчас я стал другим и повторять былое не очень хочется, но уже просто надо. Уже ничего не поменять. Единственное, что я могу из нового: вместо телевидения пойти на радио. И это, кстати, хорошая идея.

Радио когда-то может и теряло свою популярность, но потом произошла аномалия, связанная с переменной тенденций. Неожиданно в Меркуриале стали рождаться новые радиоведущие, которые своей харизмой могли с легкостью заменять, например, отсутствие изображения, да и другие недостатки. А год назад Радио стало самым массовым и популярным способом получения информации. Именно поэтому, думаю, многие услышат мой позор, коли отправлюсь.

Мне, между прочим, уже немало лет, хоть многим так и не кажется. В такие годы репутация для человека очень важна…

Природа сада, по которому я перемещался, имела всего лишь два измерения. Являлась для меня коридорчиком на пути к студии радиостанции «FMСитласРэндэльф». Описать ее невозможно иначе, как шумное экологически чистое пространство и время, наполненное экосистемой густоты из жидкокристаллических молекул, созданных по образу и подобию реальных прототипов. Но вот Фонтан, расположенный в этом саду, был, что ни на есть, самый живой и цельный. Его сотворили из белого кирпича, но самое главное — он не имел никакого значения для дальнейшего сюжета. Но он был красив, возвышался в форме великого аттрактора. Единственное, что печалило, так это то, что он не работал. Нет в этом мире вечного. Бытие или ничто. Я посмотрел на фонтан еще немножко и дальше пошел. У меня ведь дела есть, если никто не забыл.

Вот пришел я наконец в студию. Надел бахилы. Дал пару сотен долларов совсем молодому боссу радиостанции Дэну Мокрице и приготовился в самый неожиданный момент радиовещания выкрикнуть заветную, влекущую за собой катастрофические последствия тайну. Уши уже приготовились краснеть.

В помещении витало напряжением. Ди-джей весь дрожал, а стакан апельсинового сока, что он держал в руках стал наполовину полон. Чертов тремор мучает многих людей в Меркуриале. Все из-за Штайнера. Каждый год здешние нарекают его последним, от того повсеместно здесь принято бояться и нервничать. От того все эти болезни. Благо у меня в календаре нет вымышленных концов света.

Итак, через несколько микромоментов закончит звучать песня «Мандарины в кадре», и диктор начнет вещать прогноз погоды. Именно в этот момент я должен перебить его и сам начать опустошать свои последние допустимые таинства в микрофон.

Остается пять секунд… Четыре. Три. Две. Две на ниточке. Одна. Поехали!

«Я был в вблизи границ Дер Меркура! Увидел, как найти его! Он отвратителен и беспощаден! И не поймет он люд земной!» — я выкрикнул заученную фразу, и все в студии в ту же секунд остолбенели. Они были в шоке…

Очистился. Мне было хорошо, как никогда за шестдесят лет. Меня словно бы прогладили утюгом, настроенным на температуру тридцать шесть и шесть градусов. Уже предчувствую, как в холодной квартире с сотней портретов раздается телефонный звонок.

Все смотрели на меня, а Ди-джей и вовсе пытался достать нож, но трясучка была слишком сильной.

«Охрана!» — Позвал на помощь совсем юный Дэн Мокрица — «Схватить бестактного еретика! И сообщите ЦРУ, это не в моих, конечно, правил, но я поганца этого с лица земли сотру».

Агония

Красный порошок, детка!

Возможно, это паприка,

Вдохнем на посошок

И, словно, ягоды едим на ветке божьего кустарника.

За мной породы гор и листья чая смачного,

Гулять по трассе утром в гром, не вспоминая твой псалом о правилах безбрачия

Не вспоминай о поисках дорог до дома,

Я не пойду обратно,

В обоях скрытый паралич к ногам несет прохладу.

Опустошить все вены,

Покончить с жизнью миром

Шаман уже не верит в стены…

Я каждый камень поднесу к его глазам игривым.

5

Благодаря чему так сильно распространился контакт с иным миром? Скажем спасибо необычайному количеству интересов, которые с частой периодичностью способны соприкасаться друг с другом да или вовсе совпадать.

Опыт, а скорее изменение неопытности — также немаловажная вещь творившегося процесса построения. Сначала, к примеру, употребляешь глагольную рифму, потом считаешь ее беспредельной тупостью, возвышаясь над остальными, а затем становится конкретно плевать, и вот ты уже в касте просветленных, способных часами рассуждать о тонкостях искренности за партией в домино. И на каждой стадии восприятия лексики новыми красками играют придуманные страны, горы и дурачки.

Когда-нибудь, возможно, устройство связей поменяется, но нынешняя наша общая история пока что не может ассоциировать себя с чем-то, помимо неньютоновской массы из прошлого и настоящего. Массы, в которой тонут без остановки мультикультурные корабли с их общностью. А без общности нам никуда, и даже русскому в поле без арабского скакуна не доползти до родной деревни. Возможно, в чертогах костей многоголосое сознание способно, подобно радиостанциям, найти устойчивую волну и оказаться в пределе своего совершенства, но мир, увы, скажет: нет. Он другой, и он не видит смысла в неординарном спуске вниз к деталям, к альвеолам, если угодно. Он может позволит художнику лишь отобразить легкое подобное твоему, соседнее, которое направлено в другую сторону.

Интересно, где шкварчит сильнее: в районе, где проживают теоретики-идеалисты, или же на тротуарах самого горячего кругу ада? В девятом, само собой. Но если ли уж возникают этакие сравнения, то ситуация критическая. Все-таки побыстрей надо отстраниться от излишней романтики в подходе к делу и к старости стать ворчливее любого непьющего деда-агностика.

Да. Это был и правда интересный выбор. Куда теперь пойти? Под чем склониться (это обязательно)? Почему эти вопросы вообще существуют, если всерьез кажется, что даже выбор в пользу признания скудности авторского мира был сделан не самостоятельно? Как-то вышло, будто по прихоти везения. Случай помог. Возможно еще чуть поспособствовали старые особенности, такие как заинтересованность крипипастой (из-за слишком ранних просмотров фильмов ужасов), чувство юмора (которое стало переходить все грани и в конечном итоге вовсе перестало существовать как то, что могут оценить любители «находчивых» шуток), а также ощущение собственной важности (которое в общем то не хотело сильно рваться наружу, но где-то все-таки проскользнуло через форточку молчания и странности).

Если выбор был сделан почти случайно, а мысли приходили сами собой из старины (увы, из гадкого, заспинного), то неужели автор ничего особенного не делал в пишущие вечера? Отнюдь не так. Например, он по-особенному снизил свою сложность до минимума. Своим видом показал: «Хочу быть, любить и писать необычное, всего лишь». Выглядел он очень иронично. Иногда он демонстративно рыдал в подушку, показывая, как ему тяжело.

У каждого творчества есть свои минусы. Один из самых главных — само его существование. Но есть и плюсы — его существование, например. Творчество очень похоже на историю. Оно тоже очень долго существует и тоже никого и ничему еще не научило. Оно жидкость, оно масса. Именно благодаря выходу к этому сравнению как-то по-особенному полегчало.

Для Марка ФилицЫна творчество явилось Штайнером. Штайнером, который может быть последним, но у которого, он надеялся, никогда не будет финала, в особенности «после». И из этой надежды вылупилось какое-то подобие терпение к себе.

Марк ФилицЫн возобновил свои отношения с прежним именем и захотел написать сказку про летучий фрегат и цинковый груз.

А тем временем старший прапорщик Картонов отправился на выход. Он больше не хочет восприниматься, как «драматический» солдат…

Гимн

Я вспоминаю тот осенний денек,

Вроде — это точно не март,

Но там тоже много соплей всегда.

И там пудинг очень-очень хорош,

Кофта, в ней большой карман,

Пена для бритья ни моя,

Ни твоя.

Единственный раз, когда стояли рамки дозволенного.

33.07.19

Сегодня

3 июля 2019 года.

Это увидит свет,

Невольно спрашивая,

Спустя столько лет.

Он не заслужил никого

Из тех, кто был сожжён

Из тех не существовавших жен

Превратившись в безликого

С непониманием систем

И сознанием сформированным

В ожидании великого

Ведь весь смысл в ожидании

Пока свет угасает

Меня понимаете?

Куда деваются утки, когда пруд замерзает?

Может вы случайно знаете?

6

Рефрактор U был главой ЦРУ в звании шестого швепсера и являлся руководителем отдела по поиску мезуитов Дер Меркура. Сегодня с утра по календарю числился понедельник, а значит рабочий день, а значит U спал дома, рядом со своей собакой, по кличке Озимандиас. Дома, в его спальне был один примечательный момент, а примечателен он был тем, что ничего примечательного в нем в общем то не было. Подумаешь, не было обоев. Подумаешь, все стены были украшены портерами Дер Меркура неизвестного авторства, и вызывали чувства восторга и легкого чревовещания. Всматривающиеся в картины гости (обычно представители древнейшей профессии — журналисты) спальни начинал говорить от лица портретов, на которых изображены разные фрагментарные личности (рыжие, белые, патлатые, черные, красные, и, особенно, овальные), всегда держащие в руках один и тот же предмет. Золотой Круг, опоясанный платиновым сиянием Меркуриала. Но одна картина, висевшая в спальне мистера U, была в особенности уникальна. Рефрактор был настолько самовлюблен, что пририсовал на ней свой лик и образ к Золотому кругу. Но это была тайна для всех (которую он, по идее, мог бы раскрыть в случае загрязнения души или же поездки в Таиланд).

Ничего не предвещало беды в релакс-спальне, но вдруг раздался громкий телефонный звонок. Игнорировать его оказалось напрасным. На другом конце провода был безымянный помощник Рефрактора U.

— Швепсер, вы ли это? Я пришел ведь к вам с приветом, — поприветствовал помощник.

— Ну привет, скорей солдат, я тебе совсем не рад, — пробормотал Рефрактор и бросил трубку.

Телефонный аппарат, лежавший на журнальном столике швепсера рядом с кроватью, произвела кампания «Алмазный звук», но извлечение звука, и, особенно, его вовлечение — это было последнее, что можно было назвать «алмазным» и за что хотелось бы похвалить этот телефон. Его внешность тоже была не лучшая, буквально за пару месяцев краска на циферблате потрескалась, при том, что сам аппарат ни разу не сменил дислокацию и особо не падал. Но ведь название конторы внушает, неправда ли?

Через пару минут, а точнее через три, раздался очередной звонок, уже второй. На сей раз это оказалась аудиореклама нового шоу эзотерического ансамбля «ДжексонПит». Их шоу самое бездарное, что можно было увидеть на местных театральных площадках, ведь их шутки про Бездну были не очень-то шутками, а их песни не очень песнями. После второго звонка последовал третий.

— Извините, обнаглел, но у вас, Рефрактор, появилась пара дел, некий еретик безлицый пойман был юнцом Дэном Мокрицей, он на радио всем спел, что Дер Меркур не удел, — прозвучал безымянный голос ЦРУшника в трубке.

Швепсер быстрехонько с кровати поднялся и ответил.

— Угу-угу. Уже бегу.

***Перемещение в центр ЦРУ***

Отдел ЦРУ — был самым высоким зданием во всем Меркуриале, но, поговаривали, что в Таиланде есть башня повыше. На пару сантиметров (на три). Отдел являлся надежным убежищем серых защитников граждан от опасной городской мафии.

Официально аббревиатура защитнической службы расшифровывалась как Целевое Рукоприкладственное Управление, но в народе их давненько прозвали коротко — «губильня». Все потому, что один из наиболее известных способов пыток, применяемых служителями закона, был как-то связан человеческими губами, но, как именно настигала расплата осужденного (а пытки здесь исполняли карательную цель), никто толком не знал. В курс этого дела были погружены исключительно немые палачи-исполнители и, разумеется, высшие чины — швепсеры (которые сами то не прочь в будничный день исполнить что-то эдакое).

Рефрактор U, войдя в Отдел, сделал губы трубочкой и морально приготовился губить новоприбывшего мезуита.

Швепсер для разогрева выпил чашечку растворимого кофе и вышел ко мне на допрос в обитую зеркальными обоями комнату. Я знал — оказаться в ЦРУ в качестве нарушителя было равносильно смерти, как если бы я ринулся навстречу летящему грузовику, в последний момент увернулся бы от его жестяного бампера, но все равно бы таки погиб от условно лежащих на обочине граблей (садовод оставил), перед этим споткнувшись об такого же лежачего полицейского.

У всех швепсеров перед допросом был один и тот же дурацкий ритуал. Заключался он в том, чтобы собрать с закрытыми глазами оригами. Если получался самолетик, то первым делом начинался допрос, а если нежданно-негаданно складывалась лодочка, то в дело вступала «губильня». Что выпало мне, не сложно догадаться (все продумано). Конечно же самолетик.

Подсаживается ко мне поближе, значится, швепсер и начинает мирный диалог. Он всегда был фанатом самолетиков, потому что делать лодочки у него никогда не получалось (сложные сгибы, все дела).

— Ну привет, тупица, давненько ль ты встречал Дэна по фамилии Мокрица, или вовсе не давно? — начал диалог Рефрактор.

— Дэн, насколько мне известно, был на Радио известен. Я ему дал пару сотен, и сказал, чтоб был свободен. Видел я его сегодня, он мне, если что, не родня, — оттараторил я.

— Да, хоть ты Дэна и встречал, он тебя и знать не хочет, для него ты маргинал, для меня ты тоже, в прочем. А теперь ответь, дружок, чем Дер Меркур заслужил про себя дурной стишок? Неужели ты решил, будто сам как будто бог? Но это ладно, с этим все уже вовсю понятно. Интересно мне лишь то, как с Дер Меркуром стать ближе, расскажи про его дом — будет приговор пониже.

Коротко поразмыслив над обстоятельством (говорить или не говорить?), я принял решение сказать, притом сказать именно сейчас, иначе бы сюжет не двигался, а музыкальная дорожка остановилась бы на отметке 2:43. Нельзя этого допускать. В любом случае, мой сизый нос почувствовал небывалый интерес со стороны швепсера, притом интерес, отнюдь не рабочий (а тот самый, потаенный), собака была зарыта намного глубже, и не подумайте, я не про Озимандиаса. Иногда поражаюсь тому, как в этом мире все устроилось, как все сочеталось и как легко именно Меркуриал позволял совершенствовать механизмы манипуляции и устраивать себе лишние выходные (порою, болезненные). Местные учёные и вовсе, не поверите, изобрели хим. раствор-манипулятор (на случай гражданских войн).

— Значит слушай, ЦРУшник, если плохо слышишь, надевай скорей наушник, если слышишь хорошо, то возьми вон те беруши, потому что громко говорить я буду (знаю, рифма не очень).

Возле самой высшей башни,

Что в Меркурии стоит,

Расположен бар пропащих,

Там не очень общепит.

Но питаться нам не надо,

Ведь колдунья в нем сидит,

Она будет вам не рада

И покажет звон орбит.

И в орбитном мире этом

Вам откроется дорога

Был бы я слепым поэтом,

Не заметил бы порога.

Дальше, следуйте по ней

И найдете грани бога,

Хоть Дер Меркур не злодей,

Он уродливей урода.

Стукнул швепсер по столу и крикнул:

— Сам уродливей урода, на обои посмотри, я отправлюсь на свободу, ты же — срок свой получи!

Швепсер поднялся со стула, упал, но смог подняться вновь, после позвал безымянного помощника. Ему был отдан приказ отправить меня на «губильню» пятого швепсера, Бельведера Раммштайнера, самого сурового и беспощадного из всей фантастической шестерки шестерок. Я был в шоке и принялся рыдать… Не хотел я к Бельведеру, ведь знаком с ним был не понаслышке. Не думал, что очищение может привести к умерщвлению раньше, чем планировалось. Стоит ли говорить правду, когда ложь тебя спасает? Для меня это тоже риторический вопрос. Меня потащили в самый темный подвал из всех темных подвалов Меркуриала, хотя в других я здесь не бывал, но мне так показалось.

Тем временем Рефрактор U вместе с Озимандиасом (который, к слову, во время моего допроса кормился в ЦРУшной столовой) поднялся в свой уютный кабинет с настенными персидскими коврами (под ними конечно же скрывались картины с Дер Меркуром) и начал собирать рюкзак для путешествия. Он выдернул телефон (тоже кампании «Алмазный звук» и тоже отвратительный) из четырехфазной розетки и запрятал в самый широкий рюкзачный отдел. В отделы поменьше складировал бутылку чая, консервный нож, салфетки и маленькую коробочку с подношением Дер Меркуру. Подношение, которое является загадкой для самого швепсер, ведь он не умел открывать коробки с защитными механизмами. Еще в прошлом году возле магазина «Ребекка» сумасшедшая торгашка бижутерией продала этот чудный экспонат почти задаром. И все это время деревянная коробочка лежала в огнеупорном сейфе мистера U и внушала этому самому мистеру по-особому искусственное чувство доверия ко всему происходящему.

Вместе с собой Рефрактор U взял безымянного помощника, того, что звонил по телефону, и Озимандиаса, того, что собака. И отправился в путь…

7

Просто пародия или неуместное сравнение преследует извечно маленького человека. Отнюдь не всегда это может забавлять, направлять. Но это лучше, чем неразбериха вкусов и незаметное предательство всякой ценности.

Да, например, в сфере моды возвращение к трендам 90-х (к примеру) не слишком мешает и является основой существования капиталистического («несовершенного») бизнеса. Но когда дело касается музыки или же юмора, дело перерастает в мучительное издевательство. Повторим мелькавшую на предыдущих страницах схему (в новой оболочке): один год нравится одна шутка, а в другой к ней пропадает интерес, и все это подается под соусом правильности и современности. И порой эти шутки сами виноваты в том, что их смерть проходит слишком быстро, но есть ведь темы длительные. И им все равно не дается шанс проявить себя спустя время. Ладно на вселенском уровне, но даже в деталях длительные вопросы не способны получить должного внимания. Только в спорте эта проблема была понята народом, а борьба с ней стала назойливой настолько, что стала поводом для рассадки новых отрицательных качеств общественности.

Хочется иногда оказаться в шестидесятых и открыть тому времени нынешние способности. А еще самому проникнуться тем временем, извлечь из него все соки, стать тем самым единственным, кто готов бороться против пяти или может быть четырех. Это навязывается в сознании, заставляя вписывать вымышленные ощущения путешествия в прошлое, в каждую строчку повествования. После повествования начинаешь рассуждать, и первое что приходит в голову — это велосипед.

Замечательный вид транспорта, который нравится всем любителям спорта, прохлады и чувства умеренной скорости. Все, конечно, хотят велосипед поновее, но свежесть производства все равно оставляет структуру привычной. Все хотят велосипед, но никто не хочет им быть. Ни один ребенок не пишет письмо деду морозу с просьбой переконструировать его горный велосипед, хотя, казалось бы, воображение в такой период жизни находится чуть ли ни на самой верхушке. И ты не хочешь. Но вот у тебя появилась вместо позвоночника алюминиевая рама. Вслед за ней появились колеса, и ты качаешься вместе с ними.

И рулишь не сам собой. Твою судьбу в руки давно взял ребенок, который любит все бросать и не любить за всем ухаживать. Он глупый, но есть надежда, что, когда в его жизнь хлынет хоть капелька вменяемости, он очнется ото сна. Станет той самой Белоснежкой, что когда-то видел в диснеевском мультике. Зарыдает и спросит; «Могу ли я все исправить?». И я прошепчу; «Да». Суть Штайнера — быть надеждой для ныне бесполезных. Сделать ее реальной. Реальность нужна, и к ней призывают миллионы. Каждый к своей, но одинаковой. Именно поэтому все речи кажутся клишированными, земными. Иттен даже завещал о трех основных цветах, а все остальное простое дополнение к игре и создание микроиндивидуального погружения в чёрно-белый формат аддитивности и субтрактивности.

Все это уже норма и вполне реально к ней привыкнуть, но привычки — это зло. Даже те, которые называются хорошими. Не будет чувств, если отсутствует мысль о любви, а присутствует механическое удовлетворение своих потребностей. Чертовщина какая-то. Есть привычка говорить, что «я привык». Язык вообще любит шалить, говоря вещи обратные мозгу. А потом долго оправдываться. Впрочем, как обычно.

Сама возможность стать идолом у нового поколения вычесывает из себя комки вторичности, назойливости, бесповоротной туманности возле основных светочей сознания. Злокачественная опухоль растет, и даже Штайнеру достался приличный кусочек этого картинного свойства.

Рэприза

Труба навек,

Трудов создатель — узбек

Краткое стихотворение, получившее локальное (а каким оно еще могло быть?) название — Рэприза. Поначалу казалось, что это кризис после затишья, однако вскоре стало понятно, что краткость, и правда, сестра таланта. Или все-таки больше везения, а не таланта?

Фантасмагория

Где-то бежит усталая лошадь,

Услышав грохот мотоцикла,

Ее копыт обширная площадь

Наощупь ищет конец цикла жизни.

И с каждым годом подкова синеет,

Охотник знает, что рядом фазан,

Но лучше горы лизать в Адыгее,

Чем по асфальту бить, как в барабан.

Лиловый глаз выпал из песни Боярского.

Он катится, блуждает камнем, мочится по углам.

Семейка Джонсов потеряла ребенка июльского,

Ему было двадцать семь, как всем нам.

Меллотрон подавился в предавнем,

А ОНА провалилась в грозу.

Остается лишь лечь на диване, да сказать:

"Я прожилками в прозу пройду».

8

Путь оказался совсем уж близким. Буквально пару шагов, а потом несколько прыжков по обшарпанным ступенькам и вот он бар — «Барбарбар». Возвышение, ведущее к пропасти, к низшему сословию и даже к еретикам.

***Перемещение в «Барбарбар»***

Войдя в помещение, троица героев, считая собаку, окунулась в мир разврата и похоти. Все мы прекрасно знаем, что врага лучше всего знать в лицо и держать поближе, именно поэтому финансирование «Барбарбара» принадлежало ЦРУ. В этом заведении вся Меркуриальная варна неприкасаемых могла делать все что угодно. Здесь была не только судная ночь, но и судное утро, судный день и судный вечер. Тут даже говорили вместо доброго здравия судного здравия. Люди здесь в общем то и не отличались от более порядочных граждан. Многие из них даже были прилично одеты, однако одна вещь их все-таки очень сильно отличала от остальных. Они были все в земле, а когда случайно срабатывала пожарная сигнализация, и из потолка начинали литься струйки вод, эта самая земля превращалась в самую настоящую животную грязь. Но вот что-что, а ванные комнаты тут были чистые. Туда просто никто не ходил, ведь очистить мог только прах Картонова и стыд. Как же этим ваннам одиноко. Никто к ним не прикоснется и не поласкает нежно за белоснежную эмаль. Даже самый чёрствый и заскорлупевший от скверны и смрада нечестивец сделает ванную счастливой. Она встретит со всеми почестями. Задумался…

Интерьер заведения был в стиле пострококо или может даже неофэншуй. В любом случае это выглядело весьма постиронично. Крохотные фарфоровые столешницы и рядом с ними пластмассовые стулья, что обычно стоят в любой пригородной шашлычной Меркуриала. Кстати, да, тут подавали мясо. Кто-то говорит, что это цыпленок бройлер, кто-то — что здесь отдает Таиландом и антуражем третьего мира, а кто-то просто с удовольствием его ест. И от этих мыслей Озимандиаса бросало в дрожь, а потом в холод и жар. Но Рефрактор U помнил мои слова, поэтому и себя, и своего пса держал подальше от еды.

По моим словам, героям нужно было найти некую ведьму. А назовите мне лучший способ для нахождения нужного человека в толпе незнакомцев. Разделение на поисковые группы быстрого реагирования. Разумеется, в ЦРУ этому способу обучали, но шестой швепсер, во-первых, очень давно проходил курсы курсантов, а, во-вторых, плохо их проходил. Он был профессионалом во многом, но исключениями были как раз аспекты, связанные с разделением команды ну и со складыванием лодочек (как уже известно). Именно поэтому наш коллектив разделился на три группы по одному живому существу в каждой.

Сам Рефрактор отправился первым делом к барной стойке, так как увидел, что за ней стоит отнюдь не Меркуриальный житель, а самый что ни на есть покатак. А покатаки, между прочим, очень знающие инопланетяне. Он точно покажет, где ведьма.

Такое нечасто встретишь в принципе. И если бы Швепсер не располагал данными о всех жителях близь центра ЦРУ, то он бы чертовски удивился. А так нет. Он знал, что этого покатака зовут Алексис Алабама-Рид и что он полукровка. Наполовину могущественный пришелец, а, на другую половину — сын доставщика пиццы. Знал, что ему двадцать семь лет и что он никогда в сознательном возрасте не видел своих остальных сородичей. Ни одного покатака сына доставщика пиццы.

А теперь, лучший способ разговорить кого-нибудь в баре? Конечно же, угостить каким-нибудь напитком. А что пьют покатаки? Если обратиться к легенде о подвиге Джона Картонова, то на Вафлях любили пить чай.

— Бармен, друг, плачу наличкой. Налей чаю с чечевицей этому вот человеку. Если что он Покатак и доставщик пиццы. Я хочу ему налить, ведь иначе не годится — Заказал Рефрактор U и бросил на стойку один доллар и три цента.

Как только Алексис Алабама-Рид услышал эти слова, сразу впал в безумие. Столько пены изо рта еще не сыпалось ни у одного из посетителей этого бара. Глаза наполнились янтарем. Он отбросил чашку чая, только что поданную барменом.

— Чертов Джон Картонов! Чертовы стереотипы! Я, между прочим, угнетаемое меньшинство! Я ненавижу ни чай, ни вафли к чаю, а все эти легенды только по мозгам гоняют. Вжух! Вжух! Вжух! Запомните, все здесь присутствующие, я пью только кокаиновый смузи и ем только крем суп! Всем ясно!? — Покатак был настолько зол, что даже самые отдаленные от барной стойки постояльцы легонько напряглись. Алексис явно ждал ответа на свой последний вопрос, но не дождался. За слишком шумное поведение его выгнали секьюрити. А Швепсер остался ни с чем. Вся надежда на верного пса и верного, но с сомнениями, безымянного помощника.

Помощнику было неловко находиться в этом месте. Он не был любителем шумных забегаловок, алкогольных коктейлей и прочих шалостей. Единственный раз, когда он был на вечеринке, она проходила на собрании шести швепсеров. Некий корпоратив, на котором помощник слишком сильно увлекся танцами. Да так, что в конечном итоге разбил окно и покалечил старушку-секретаршу. Именно после этого события помощника лишили имени и навсегда закрыли ему подъем по карьерной лестнице. И сейчас безымянному уже за пятьдесят, он младше на три года и три месяца швепсера, а до сих пор моет пол маленькой губочкой в служебном коридоре, а также звонит начальникам в случае экстренной ситуации.

Безымянного помощника заинтересовал молодой человек в смокинге с бабочкой, исполняющий польку на танцполе. Никто бы не мог подумать, что под песни Лу Рида можно было именно так танцевать. Что под них в принципе можно было танцевать. Но потом стало ясно, что этот смокингист делал это не просто так. Он танцевал ради девушки в розовом манто. Эта девушка при этом просто стояла и лишь водила взглядом за быстро передвигающимся «павлином». На руке у нее красовалось огромное обручальное кольцо с бриллиантом Дер Меркура (все элитные украшения были даром божьим). Смокингист начал подтанцовывать к ней все ближе и ближе и вот уже оказался настолько близко, что мог коснуться языком ее розового манто. Тут, в миг, незнакомка одернулась, ударила себя по лицу и побежала на второй этаж «Барбарбара» (коих было всего три, неужели не очевидно?). Недоумевающий танцор польки очень сильно расстроился. Он напомнил безымянному помощнику себя. Когда-то помощник тоже хотел отыскать свою любовь, но ему не везло. Женщин в Меркуриале с каждым годом все меньше и меньше. Говорят, они уезжают на природу и сливаются с двухмерными деревьями. В деревьях есть своя манящая загадка. Иногда кажется, что они плещут тестостероном, брызгая древесным соком на ветки. А когда наступает самый влажный период в лесу, туда просто невозможно зайти и пособирать галлюциногенных грибов. Видите ли, этот сок дурно пахнет. В любом случае безымянный помощник решил поддержать смокингиста:

–Милый друг, не грусти. Посмотри ты на нее — нет ни мускул, одни кости. Отпусти ее. Пойми, что построишь любви мостик, хоть не с ней и может вовсе. Просто ты не вешай носик.

Смокингист, услышав слова поддержки, разрыдался и плюхнулся на плечи помощнику. Никто не знает, сколько он налил ведер слез в тот момент, но поговаривают, что много. Он хотел поделиться своими переживаниями с кем-то другим. Это ведь очень важно, и ведь не только в Меркуриале.

— Понимаешь, дорогой, я слегка богатый, но ведь деньги не покой, вовсе не решают. Захотел я даму эту, и не ту, и не другую. Думал, раз я и возьму, у мужа ее сворую. Я ведь в общем образован, завершил ученье в МАДУиМ (Меркуриальная Академия Для Умников и Умниц), но теперь я будто бы парализован, а диплом — да чёрт бы с ним. Я любить ее желаю, но смотрю вот на кольцо, а оно как будто б лава, из Дер Меркура лицо. И она не согрешит, верит в жениха, не поможет мне ничто, ни аршин, ни кабала.

Слова смокингиста ранили безымянного помощника до глубины души. Он понял, что хочет помочь это человеку жить дальше. Помощник жил для себя и работал для других, а может лучше будет, если все изменить. Начать работать для себя, живя при этом для других. Например, для одиноких плачущих миллиардеров. Безымянный решил рискнуть, ведь он прожил уже большую часть своей жизни. Ему все наскучило. Он захотел, чтобы смокингист дал ему имя, и чтобы они зажили счастливо, как настоящие верные соратники. Помощник снял свой серый свитер (униформа ЦРУ) и перестал быть помощником. Превратился в мецената.

И пока две первые бестолковые поисковые группы занимались бесполезными вещами, группа, состоящая из собаки Озимандиаса, действительно кое-что нашла. Это был огромный бифштекс прожарки well done. Эта степень прожарки хоть и покажется многим дегустаторам-любителям чуть суховатой, но для пса это была экзотика. Озимандиас вообще был не такой, как все и предпочитал андеграунд. Это было, в общем то, легко объяснить тем, что он был подростком по собачьим возрастным меркам. Когда Рефрактор U просил пса не гулять по ночам с собаками-девочками (а с женщинами уж тем более), тот совершенно не слушал и порою в дом притаскивал по шесть, а то и семь шавок. Рефрактор U просил приготовить ему чай, а Ози просто кусался. И ни смотря на это, шестой швепсер любил своего питомца. Он чесал его часами за ушком, гладил по гладенькому пузику и кормил сахарной ватой со вкусом вяленых кроликов. Этот вкус не передать словами, но, если честно, схож с вяленым зайцем. Но вернемся к делу…

Бифштекс лежал на фарфоровой тарелке на столике (Озимандиасу показалось смешным то, что, один фарфор стоит на другом фарфоре), за которым сидела старуха. Ну не совсем уж сидела, а скорее лежала головой в чашке с крабовым салатом, что была расположена рядом, собственно говоря, с заветным собачьим блюдом. Ну что сложного в том, чтобы просто схватить кусок мяса у спящей пенсионерки (возможно процентщицы) и скушать его заживо где-нибудь на третьем этаже «Барбарбара». Неужели Озимандиас тварь дрожащая? Конечно же нет! Пес моментально подбежал к нужному столу и схватил бифштекс. Собирался было уже исполнить вторую часть Марлезонского балета, но вдруг заметил, что его ломоть мяса привязан ниточкой, другой конец которой был намотан на палец спящей старухи. Здраствуй жизнь на четвереньках! Вот это поворот! После этого события сразу же в новых изданиях толкового словаря литератора Бондиса Паркера появилось новое устойчивое выражение (фразеологизм иными словами) — «Ниточка от бифштекса», которым обозначался самый наиглупейший способ создать неожиданный поворот событий, хоть я узнал об этом выражении гораздо раньше. Бондис Паркер был лексикографом незамедлительного отклика на события жизни Меркуриала.

Старуха проснулась и подняла свое лицо из салатницы. Сразу стало понятно, чти она ведьма. Огромная татуировка с надписью «Я ведьма» на лбу это со сто процентной вероятностью подтверждала (а еще она с такой же вероятностью могла любить рэп, ведь одноименное с надписью название имел музыкальный сингл топ-один в жанре космическое айренби/RAP от популярной кантри исполнительницы под псевдонимом Колымяга). Ведьма была очень недовольна поведением Озимандиаса. Она освободила свою руку от нитки и создала в ней могущественную магическую сферу. Маны ей было не занимать. В карман за ней не полезет.

— Я великая Сюзанна, а в девичестве была Орландина, но сейчас я вдова, а ты отнимаешь у меня еду, лохматая скотина?! Смотришь на мое леопардовое платье?! Видишь на нем крови следы? Я скажу тебе; это — Стругацкие братья, но от тебя не оставлю и миллилитра воды! Я отправлю тебя в мир темноты, там гниет мой братишка неверный, погниешь там и ты! Вот так вот!» — провопила ужасающая старуха и бросила магическую сферу в Озимандиаса.

Собачка зажмурилась, выпустила бифштекс из пасти, приготовилась к самому страшному. К одиночеству. Но не тут-то было. Рефрактор U, стоящий у барной стойки и облитый чаем, увидел надвигающийся коллапс и побежал на помощь к своему другу, пробираясь через толпу нечистоты. Он попытался накрыть Ози, но не смог. Сфера захватила обоих героев (она была оранжевая и похожая на желе, если кому интересно) и спустя три секунды телепортировала в Орбитальный мир полный снега, оставив от исчезнувших только следы от ботинок и лап.

Озимандиас радовался тому, что хотя бы остался не один. Рефрактор U был счастлив от того, что на шаг приблизился к Дер Меркуру…

Вторник 4

В секунду той минуты, что явилась ранее

Проснулся я в кровати

Весь больной и с колотою раною.

Во мне торчал огромный нож и делал может больно,

Но мой сосед по комнате спасал меня любовью.

Он говорил, какой хороший я, хоть весь такой в царапинах

Что я великий из богов,

Чей взгляд на творчество миров оставит след…

Как у дорог ухабину.

И расплывалось все лицо мое, как масло из подсолнуха,

Я был светилом для всех вас!

Хоть и один был в комнате…

9

Как беспредельность? Хочется писать, спать, не мерзнуть, прыгать.? Одновременно? Примерно так и выглядит по твоему мнению смерть. Но не стоит, дружище, путать конец со смертью, а смерть с пустотой впереди и ржавой жестью в яме. Это противоположности, которые имеют разные комбинации в быту и в забытье.

И ты правда будешь спрашивать меня, откуда мне знать, как представляется смерть? Друг, я уже давно, черт побери, мертв. Рубили голову, оставляя следы от колуна на узенькой шее. Засовывали пальцы в рот и ноздри (да побольше). Кричали в уши пониженным заблудшим голосом, чье эхо уж давно достигло величавой горы с кривым, как спина у сколиозника, наклоном. Да. Вот это вот смерть, я понимаю… Не подстрекаю и уж тем более не устанавливаю директивы мнений, но так как ты — это будущий я, советую капельку прислушаться. Каждому, конечно свое, и за каждого ни гроша цены, ведь все бесценно. Как коммунизм и анархия. Синонимичные антонимы. Так зачем нужны эти споры, будущий я? Смерть есть, и она будет. Вот в чем факт. Самое неприятное, что, как бы ты не пытался о ней размышлять. Она как статьи в российской конституции — будет неизменна и идеальна. Ты ведь судишь статьи да оспариваешь (временами и не всерьёз), но вычеркнуть из жизни простому салехардцу (еще и патриоту в придачу) их не удастся.

А вот еще что касательно беспредельности, раз я решил дать наставление. С ней тебя ожидает круговорот. Самый очевидный, словно ложка сахара в воде — это смерч любви (пафосно, но иронично, значит позволительно). Выстроим еще одну конструкцию, способствующую конкретному восприятию. Припоминаешь одну песню «Машины времени»? Два человека. Один из них вредный, но так-то хороший (так себя ощущает), при этом ему свойственна нравственность и любовь к стойке «смирно», не позволяющей выбрасывать разноформенные шпагаты. Второй человек по всеобщему признанию добрый, суеверный, но заблудший в понятиях то ли библейских, то ли бытовых человеческих (хотя иногда кажется, что не люди потеряли человеческие понятия, а эти самые понятия потеряли людей). И оба человека друг друга ценят, как бы при этом разность их не выходила либо в плюс, либо в минус. Но однажды один из них просит другого не летать по ночам, не совершать ошибок, но тот в свою очередь ни в какую, ни одной запинки или же задоринки в своих поступках с километра не видит. Просящий сомневается в смысле своего существования и готовится к тому, чтобы все-таки узнать все секреты природы, однако восьмерка иногда побеждает костлявую. Восьмерка содержит в себе любовь. В данном случае любовь к ближнему своему. К себе. Непонимающий переживает за неведомую судьбу безразличного и за ее влияние, не давая всемогущей силе классно выступить на экзамене по вождению. Такие дела.

Какие дела, Джон?

Вторник 3

На репетиции

Собрались репа со птицией,

Закричали аж так,

Что позвали полицию

Люди с соседней провинции.

Эти людяхи неопытны,

Им простительно —

На крючках повисите, да?

Если нет, то пойдите вы

В музей этой провинции

И узнайте о принцыпе

Сочетания репы и голубя

И тогда в ваших головях,

В ваших лициях

Вдруг проснется понятие:

"Але, я совсем что ли в сицыях?"

Но не волнуйтесь,

Чем ближе к столице,

Тем больше масталей, пуренов-курицых

Бегите скорей.

Там еще козировка

Из коз и других упаковок!

10

Десять, как песен в альбоме, как пальцев на руках, как капель глицина, как шансов на успех. Теория Штайнера началась со смерти предыдущего rap duo. Падение всех аспектов мифологии, которые исследовались часами. Трагедия прав человека. Сила родительского контроля. Северная пародия на Чучело. Эту историю можно называть и интерпретировать по-разному.

К моменту новых важных для нас событий состав творческой группы изменился на пятьдесят процентов. Торбин Прохор стал новым столбом стихосложения, выместив Перминова (Обрамова, как будет угодно), который, однако, и в дальнейшем принимал участие в создании и освоении материала, но материал этот был настолько отвратителен, что от него окончательно было решено избавится раз и навсегда, прямо как от кучки радиоактивного пепла.

Дмитрий (свыкнувшийся с именем) и Прохор писали, не покладая рук и извилин. Их эксперименты были порой неудачными, а порой завораживали глаз. Глаза эти были нелюдимы. Их было мало. Но и в такой, казалось бы, математической среде нашелся джаз-фьюжн игрок, способный подавить все идеи если и не на корню, то, как минимум на стебельном подходе.

Из-за злободневных анекдотов, которые принялись писать авторы, творческое объединение, только недавно обретшее название, чуть не рухнуло в забытье. В коротких шуточных зарисовках были обнаружены артефакты, оскорбляющие личность, унижающие честь и достоинство. Объектом, решившим, что эти артефакты отсылаются именно к нему и его культурному коду, стал некий господин по имени Стас (чья жизнь на данный момент оборвалась и стала лишь длительным существованием в образе отца, сына и святого духа тренажерного зала. Качалки).

После недолгих разбирательств огромная часть поэтизма Торбина и Семенова скрылась под облаком всемирной сетевой паутины и обзавелась шармом «дежавю». Лишь избранные способны найти стихи Штайнеров, датированные 2016 годом.

Дальше Смерть? Или постойте. Неужели это эффект феникса. Перерождение из более слабой, старой, заезженной птицей-идеей во что-то новое. Вначале было даже непонятно во что. В слепого червя, не способного сдвинуться с мертвой точки? В безногого пса? В любом случае по началу ничего положительного о проекте сказать было нельзя. Еще один эксперимент с максимально посредственным названием как-то умудрился стать камнем преткновения, о который споткнуться потом многие любители тривиальных историй и прочие идиоты (не идиотов тоже было навалом, как мух). Он был сух, как сухарь в мешке Робинзона Крузо, и лишь сложившаяся ранее ситуация, приковавшая зрителей к теме стихосложения, позволила группе просуществовать дней чуть больше, чем один. А далее был застой…

Застой(не затишье и не кризис). Слово ужасное и прекрасное одновременно. Многие люди любят застой и Брежнева, Застой и русский рок, застой и современность, блещущую блевотной жижей. Застой хоть и не позволяет идти, зато позволяет косвенно развиваться. Стоя на трамвайной остановке, ты максимально четко планируешь то, в какую дверь войдешь, то, как будешь передавать деньги кондуктору или не будешь передавать. Именно в такие моменты ты максимально развит.

Дмитрий Семенов и Торбин Прохор именно после разбирательств со Стасом косвенно стали Теорией Штайнера впервые. Иногда даже возникает мысль, что Стас еще один участник группы, главной задачей которого была редактура. Он убрал все лишнее, снес фасад здания, оставив во многом лишь фундамент. Каскад, у которого возникли серьезные проблемы. Потом феникс вырос. Стал действовать. Впереди у него много дней жизни, но всегда есть страх, что он умрет вновь.

Записывать хотелось и раньше, но никак не моглось. Записывать хотелось много. Аппаратура, напрочь отсутствие не только музыкального образования, но и слуха, периодическое издевательство над литературой и ее языком (как сейчас, например)… Все вышеперечисленные болевые точки сильно мешались и не внушали надежду, на что-то менее снисходительное. Но самое отвратительное — это Самоповторы. Самоповторы, коих и в этой книге достаточно много, существовали и тогда, как воздух. Ядовитый газ, распространявшийся над сучком былой ветки, над Хиросимой. Хиросима с легкостью делилась им с Нагасаки, Москвой, Майами, Салехардом, Екатеринбургом, Санкт-Петербургом… Его было много. Только лишь дуршлаг фильтровал бы полностью, но его не было. Дмитрий собственными руками просеивал, пытаясь ухватиться за актуальность и уникальность. Вышло неидеально. Никто не скажет, что был произведен идеальный кристалл. Поттеровский крестраж, содержащий в себе то ли жизненные позывы к самоконтролю, толи чудотворную регенерацию абсурда, ведущую к прекращению былых, низших мыслей светской молодежи, которая именуется, так, не имея на своих спинах шрамы от малых прутов и всеобъемлющих розг царя, а взращивая в себе лишь непроверенную информацию. Именно крестражу был подобен новый материал. Именно он стал достоин получить озвучивание и свое закрепление в этой маленькой, но чудесной истории.

Первый альбом писался долго, кропотливо. Второй уже писался на скорую руку, ведь впереди было расставание. Разъезд по разным городам без гастролей, автографов, премий «Овация». Да и нужно ли это все? Нет же. Все, что нужно, хранится у нас внутри под самой прочной крышкой. У кого-то это крышка гроба, у кого-то она еще и забита, а у нас… У нас это крышка от бутылки с колой. Под ней штрих код, который нам придумали отнюдь не насильно. Мы не наемные убийцы из игр с завышенной оценкой от критиков. Мы сами выбрали этот путь, отказавшись от обета молчания или же приняв его (вряд ли читающий это способен и день не разговаривать). И я говорю сейчас, разумеется, не о качестве жизни, а об ориентации в идеологиях собственного поведения, которая хоть и была сформирована, безусловно, в результате активного проявления синдрома запоминания в период детства и постдетства, но, нравилась нам. И, конечно, если человек лишился указательного пальца по вине несправедливости, то он с большей вероятностью начнет указывать другим местом, чем бросит все это. Однако, смирение знакомо не единожды лучам солнца и их пережиткам. Борьба. Вот что внутри.

Было смирение. Смирение смерти. Смирение прекращения деятельности. Но потом конечности стали отрастать. Стало понятно, что теория Штайнера имеет свои законы, периоды и сюжеты. Закончилась всего лишь вторая сюжетная арка. Открытая концовка суждена лишь фильмам про три билборда и призраков, но никак не группе с феноменальным чувством логического конца. Десятая глава не может быть о смерти. Она о шутке, где не каждый распробует панчлайн, или же об издевке, в которой никто не понял, над чем издеваются.

В любом случае мы вместе ждем третий альбом. Знаем, что он будет лучшим.

SNOWDAY

Приходит Прохор с микрофоном. В рюкзаке у него микрофон, в голове сомнения, а в идеях создать первый музыкальный альбом в своей жизни. Он был готов начать. Семенов тоже был готов. Его квартира в этот день превратилась в личную студию группы Теория Штайнера. Двое уселись за компьютер и начали творить.

Самое смешное в создании первого альбома было то, что ни Прохор, ни Семенов ни пели при таких условиях. Они вообще не пели. Когда дело доходило до записи вокала их бросало в неутолимый смех, что можно заметить даже в конечной вариации альбома. Из-за смеха и неловкости происходящего периодически возникали диссонансы в сочетании голоса и ритма. Сбивчивость и непопадание в ноты стали символом штайнеровского вокала, но в самом начале этот символ мог все разрушить. Записывать третью песню было невыносимо. Хотелось все бросить. Но как, же повезло, что третьим произведением станет «Пачка молока». Хит, с которым чаще всего ассоциируется теперь эта замечательная группа из города на Полярном круге. Именно «Пачка» стала тем определяющим фактором к тому, что альбом все-таки выйдет. И выйдет он не таким, как планировался в первые дни записи. Когда Дмитрий и Прохор работали над песней «Сноудень», перед глазами маячили политические подтексты, которые хоть и преобразовались в более бытовые мотивы во второй записи группы «ZALUPA» оставались все такими же подтекстами. «Пачка молока» обрубила это все на корню. Вместо проблем пространства Теория Штайнера окунула простого русского обывателя в грязь собственного тела. В гламурность сроднившуюся с гермофродитностью точь-в-точь, как один в один. Вопрос мужчин женщин и кого-то еще имеется в народе, но о них не так много говорят и еще меньше поют. И тут подобную песню исполняет ни Элтон Джон, ни Баста, ни Никельбек в конце концов, а два школьника. Это был успех, который спровоцировал невероятный прогресс. Стало понятно, что альбом SNOWDAY станет не однобоким и однотомным диском. Он воплотится во вторую «Разлуку» (альбом группы Наутилус Помпилиус 1986 года создания). Будет для всех и про все. В нем будет и история любви, фактически рассказанная в двух словах, и космические оттенки, стоящие стеной к человеку в последние минуты его одиночества, и душевные мелодии о важности поэта и его творчества. В прочем в песнях столько дополнительных подсмыслов, что разобрать альбом SNOWDAY досконально будет очень сложно. Это недетское произведение не только из-за присутствия брани (к которой именно здесь, почему-то испытывается наибольший всплеск ненависти и неуважения), но и из-за того, чтобы альбом полюбить, необходимо обладать значимым багажом опыта и знаний.

После того, как альбом был готов, ничего кроме восторга испытать было невозможно. Остальные эмоции продавились под весом радости. Слушатели также остались довольны, требовали еще порцию. И не только они хотели. Сама Теория Штайнера стала голодать. Ей не помог бы ни мескалин, ни покупка маслокара. Начался передоз пустоты. Чувство популярности (пусть и мизерной) воткнуло Семенова в песок, заставляя, греючись, сострадать всем остальным. Они неудачники. Они не записали SNOWDAY, а он это сделал. Разумеется, все это было несерьезно (но в каждой такой несерьезности улыбается самый настоящий маньяк) в плане того, что звездной болезнью никто не заболел. Чувство собственной важности, разумеется, выросло, но не до такой степени чтобы, глядя на богатую дочь депутата, стать русским психопатом.

В течение месяца после публикации альбома и Семенов, и Торбин периодически пересушивали свои хиты, и сами, находя в этом всем что — то новое, безумно интересное. Изучив все досконально, стало понятно. Каким бы замечательным не вышел первый альбом, он все-таки имеет свои дыры и ошибки (не только вокально-своднические). Он оказался блином, который в свою очередь оказался комком. Еще один повод создать второй альбом. Оказался ли он работой над ошибками?

Позорное шествие

Бывали метели здесь,

В желтистых полях,

Где замученный голодом весь,

Умирает разведчик в рублях.

Его горло забито копейками,

На ногах башмаки,

Кооператив урожая коленками вытоптав,

Мрут дураки.

И не мы это вовсе,

И не наши отцы,

Заграничный дом, недостроенный,

Остается в тарелках пустых

Вместе с мусором рифменным

Да гнилью соседских дворов

Умирает отродье безликое,

Что поэтом назваться готов.

Все это в прошлом прорытое,

Остается для бедных голов

Смуглых мальчиков, вдолбленных

В основание низких ворот.

Лунатик

По полу ползёт мелкий человек

Человечищем его трудно назвать

Он мечтает поесть человечины

Он хочет сегодня немного поспать

Родители не видят в нем толка

Он вьет над собою серые тучи

Но ручки не достают до потолка

Может без них будет лучше?

Мальчик ползёт, он сильно промок

И размяк в коричневой гуще

Его тело стекает на потолок

Может без него станет проще?

Люди перестанут бояться

Держать нож перед аортой

Пока его ведут купаться

В обнимку с пустотой

Передоз Starости

Как вы могли заметить, в нас присутствует огромная любовь к унижению английского и русского словаря одновременно, но сейчас не об этом. Второй альбом был не за горами, как и скорый отъезд в другие пучины человеческой похоти и хамства. С самого начала мы знали, что это будет EP, а не стандартный лонгплей, так как времени было совсем в обрез. Первым был создан текст для трека «Вселенная Стивена Хоккинга», эх знали бы вы как он выглядел изначально. Тирады Люцифера после первого куплета, крики сирен в мрачной пещере и завывающий про молодость Александр Градский, или же пародия на него. Во втором куплете этого шедевра была такая боль, что даже Пугачева на бэк-вокале не смогла спасти его от удушья у каждого, кто его прослушал. В общем, Прохору пришлось срочно все переделывать и в итоге, ну а что в итоге? Нормальный такой «попс» получился, неправда ли? Говоря о процессе, он был незабываем, особенно момент, когда в середине записи одного из произведений врывается перепуганный открытой дверью отец и видит двух поющих жеребцов. Пот, стекающий по спине прямо вниз, было нетрудно почувствовать, и в тот момент я познал очередной неловкий приступ оргазма. Короче говоря, времени на запись стало еще меньше, поэтому «Неожиданная агрессия» была записана с первой попытки, а печально известный «Последний Штайнер» ограничился только первым куплетом. И вот настал День Икс. Семенов уехал, и Прохор остался один, на перепутье тонн алкоголя, футбола и депрессии. Чтобы доделать данный сизифов труд ему пришлось полностью ограничить общение с внешним миром, это было несложно, так как отец с ним уже не общался. Осталась лишь одна особа, которая, как пел Макаревич: «Была младше его». Даже она познала, насколько Прохор был мизантропичной мерзостью, но искусство требовало жертв. Альбом был доделан и ознаменовал собой завершение эпохи прежнего Штайнера, Штайнера первой итерации. После него уехал и Прохор, уехал наслаждаться футболом и музыкой уже с трибун, с одной лишь мечтой…. Создать на расстоянии с Димой свой собственный жанр, собственный лейбл и собственную армию фанатов, на тот момент состоявшую из их самих. В городе на Неве Прохор оказался никому не нужен и в порыве суицидальных наклонностей начал писать. Не сильно отличалась и судьба Семенова, отправившийся транзитом через деревню, где жила его бабушка, в город на Исети. Символы в его голове стали снова складываться в стихотворную форму. Что-то снова началось, что-то скоро стало…

Эта Песня

Эта песня о любви после мрака отражений

Эта песня как желание воды в жарком помещении

Эта песня не моя,

А твоя, любимая,

В этой песне город Рим

Место сновидений

Столько слов и все в одно встали обращение

К мягким, словно крем брюле сладким ощущениям

Эту песню не понять, если ты лишь зернышко, чью поверхность плотно мать укрывает перышком

С этой песней сложно спать ночью и в одежде

Эта песня лучше всех есть и сейчас, да была и прежде

Даже если в погребе похоронишь ты Надежду

Даже если ты в одном лице невежа и невежда

Песня схватит тебя нежно, попросит ей спеть про берег прибрежный и про другие места

Все это чудесно, конечно,

Все это просто мечта

Вторник 1

Я ничто

Я торжество

Но стоит прикоснуться пальцем к лицам

И превратишься в ничтожество

Риск не оправдывает цели

А цели средства

Даже если счастливыми будут отцы

Это не будет лекарством

От опозоренного заревом детства

Смотреть в зеркало и быть у него внутри

Это такие же равные вещи

Как бытие и ничто

Как иметь две половинчатые семьи

Родительские драмы

Доигрывать мы обречены

Испепеляя взглядом кровать от обиды

Два человека погибли

И как бы не хотелось соврать

Это были не мы.

11

В классической литературе нередко мы можем встретить проблему взаимоотношений отцов и детей. Я решил пойти дальше. Зачем нужны отцы, когда и дети, сами по себе, являются большой проблемой. Впрочем, имя отца мы назовем. Омега Душный — первый экстрасенс с привкусом апельсинов, научившийся пользоваться возможным телекинезом и сопротивляться возможному чревовещанию Дер Меркура. Хоть и кажется, что он абсолютное зло, но это не так. Он один из тех, кто разоблачил культ личности в истории, но превознес важность действий. Он провозгласил величие понимания и глупость археологов, ведь если маленький мальчик скажет, что мы сейчас живем в полноценной анархии, никто это не сможет доказать, поэтому это станет реальностью, фактом. Также он смог доказать существование искусственного интеллекта с помощью тарелки борща и щей. Он представил человеческий интеллект в виде свекольного супа, выделив главный овощ этого блюда как великое достоинство человеческого сознания — эмпирические чувства. В то же время представил щи как некое другое сознание, которое хоть не содержит в себе свеклы, все-таки является супом, а следовательно, представляет собой интеллект — интеллект искусственный. Кто-то может сказать, что аллегория — не аргумент, но его это не колышело, поверьте мне на слово.

Вот видите, у отца, Омеги Душного, проблем не было, а у его дочери, Сюзанны, и, сына, Человека Снега постоянно происходили какие-то оказии. В первую очередь их междусторонний конфликт. Все началось с далекой весны 12-го года до рождества Самого Дэна Мокрицы (сокращенно 12 B.D.S.M), то есть прошло уже ровно 33 года. Маленькие дети решили пофилософствовать. Человечек Снег выдвинул гипотезу о том, что всё в Меркуриале случайно, и лишь то, что произошло является необходимостью и имеет эффект постоянности и факта. Он обвинил Сюзанночку в избытке бытового ума, ведь она придерживалась другой точки зрения. Она была абсолютно уверена в том, что вещи, ненаделенные свеклой, или же сознанием, могут действовать по необходимости и без следствия действительности, ведь иначе их можно просто выбросить на великую меркуриальную свалку времени. Этот спор закончился тем, что Сюзанночка не выдержала и прокляла своего братца.

— Ты, мой братец, злейший враг, тебе девять — ты дурак. Я даю тебе лишь шанс осознать душой свой брак. Через трое зим поверь, если будешь дураком, для тебя открою дверь в жесткий мир, что хуже снов, — прошептала проклятие свое Сюзанна и оставила Человечка Снега в раздумьях.

И долго думал о проблемах, сын Омеги Душного, что выбрать — счастливую жизнь Человека Снега или собственные принципы, которые формировались в его белом веществе, в результате упорного труда. И в конечном итоге, когда проклятье должно было сбыться, так и случилось. Человек Снег остался при своем мнении и полностью обуздал горе от ума (или ум от горя).

***Перемещение в Орбитальный мир***

Орбитальный мир — это место, по меркуриальной легенде придуманное всем известной за свои эгоистичные деяния ведьмой Сюзанной (в девичестве Орландиной). Разумеется, по той же самой легенде оно избежало благословения Дер Меркура и источало страх и ненависть и не терпело брезгливости, однако истинная суть этого места, впрочем, как и появления, совершенно другая, даже не противоположная. Чтобы не утруждаться в сложных объяснениях, которые мне также непонятны, скажу просто: Орбитальный мир — подноготная часть, отличная своим декоративным минимализмом, данного на этом этапе Меркуриала, доступ к которому достаточно сложен и к тому же, в зависимости от событий, индивидуален. Право с Сюзанной очень повезло, ибо ее сила неведомым образом нашла контролируемый проход к этому месту, по сему всякая трудность с кураторской стороны пропала. Райское наслаждение.

В Орбитальном мире не было света, единственным источником освещения был лишь маленький двенадцатилетний снежок, как называл его всегда папа. Был лишь только песок, символ бесконечности нахождения и безвыходности. Поэтому Человек Снег решил вырыть небольшую яму и назвал ее жилой песчанкой, опираясь на введенное недавно в словарь Паркера слово «жилая землянка». В ней он и жил последующие 30 лет, питался витамином, синтезированным из соединения, полученного путем реакции замещения песка и снега. Каждый день отжимался на одной руке, а каждый вечер на другой. Точил свои ногти-сосули бесконечностью, с помощью которых он брился и расцарапывал свои холодные вены в надежде сгинуть, но не выходило, так как кровь быстро мерзла и сворачивалась. Чертовы тромбоциты! Если вы думаете, что Сюзанна полностью потеряла контакт с братом, вы ошибаетесь. На пятнадцатилетний юбилей попадания в орбитальный мир (6 A.D.S.M) она подарила ему батарею и бензиновую горелку, очень саркастично, не правда ли? Человек Снег улыбнулся, он почувствовал родство. В этот момент он понял, что его сестра точно такая же, как и он сам, борющаяся за право внушить. Как говорил Омега Душный: «Понимание приходит со временем и с бензиновой горелкой».

В один прекрасный день, когда Человек Снег в очередной раз водил круги на песке, близь своего дома, он заметил торчащую лапу, а еще две ноги в лакированных коричневатых мокасинах модели «Князь» 42-го размера, впрочем, как и у всех остальных жителей Меркуриала (без учёта размеров). Выглядели они отвратительно, но у извечного заключенного орбитального мира все ноги были в мозолях и трещинах. Больше всего ему хотелось ощутить теплоту ортопедической стельки под своими ступнями и пяткой. Находясь в неловкой ситуации снятия мокасин, вдруг он испытал приближения чувства, именующегося «совесть» (№323 в С.П). Нравственность — это то, что сильнее любой мозоли на ногах, любой прихоти и ранения, и любого орбитального мира, который только можно выдумать. В печени зажгло, в руках запотело, в ушах зазвенело, в желудке затвердело. Не смог так просто Человек Снег обокрасть эти две торчащие ноги. Он решил помочь, вытащил лапы и человеческие конечности из-под песка и, неожиданно оказалось, что это Озимандиас и Шестой Швепсер ЦРУ — Рефрактор U. Швепсер поблагодарил Человека Снега и, в знак благодарности, подарил ему бутылку чая из своего рюкзака, который все это время был у него на спине. Потом достал телефон «Алмазного звука» и попытался набрать номер безымянного помощника, но то ли из-за того, что тот уволился, или же из-за того, что телефон был стационарный, или из-за того, что не было связи, дозвониться не вышло. Тогда Рефрактор обратился к Человеку Снегу.

— Товарищ белоснежный, разрешите обратиться, я в тайге, аль где-то между, это точно не годится. Мне сказали, что здесь путь, что ведет ко чреву бога, но я вижу только муть, хотя мне нужна свобода.

— Й.

Человек Снег хотел было уже начать диалог, но осознал, что забыл, как воспроизводить язык людей. Единственная буква, которую он мог выговорить была «и краткое». Он начал это объяснять своему собеседнику жестами, благо Рефрактор U был одним из самых смышленых глав ЦРУ, не считая пятого и первого швепсера, Бельведера Раммштайнера, тот еще был полиглот.

— Понимаю, понимаю, ты, наверное, много лет, жарился во тьме дурацкой, будто яйцевый омлет. Мне тебя, конечно, жаль, но меня ты не волнуешь, за бутылку чая дай подсказку, где Дер Меркур, а то кукиш, отберу бутылку чая, и о ней лишь ты, мечтая, себя никак не расколдуешь.

Несмотря на то, что Человек Снег был в хорошей физической форме и ростом 2 метра 3 сантиметра, он побоялся ударить за такие слова швепсера. Он чувствовал, что тот одержим неведомой силой, а одержимые люди страшнее всего, как он уже мог понять, поэтому не стал наступать на те же грабли.

Несколько лет назад я тоже встречался с Человеком Снегом. В отличии от Рефрактора, я не хотел ничего искать, я просто хотел проведать кое-кого и поесть бифштекс. Мы бегали по орбитальному миру, играя в салочки (на самом деле я просто убегал от этого сумасшедшего), вместе со Снегом, и каким-то самым невероятным образом (даже для меня) провели ритуал по призванию Дер Меркура. Я надеялся, что мой партнер по догонялкам его запомнил, хотя в начале думал, что просто все расскажу. Человек Снег, и правда, записал способ призыва на песке, чтобы не забыть, на всякий случай. И вот этот всякий случай случился (а для кого-то возможно и по необходимости). Человек Снег решил показать Рефрактору U и Озимандиасу врата в Дер Меркура.

— Й. Й. Й, — произнес сын Омеги Душного и начал необходимый новоприбывшим ритуал. Он стал бегать треугольниками, вырисовывая руну «Беркана» 18 раз. Знак совершеннолетия. После пятого оборота Рефрактор U упал от тошноты, а Человек Снег начал хлопать в ладоши, Озимандиас же громко выл.

***Да начнется призвание Дер Меркура***

12

Поговаривают, что слово люди пишется с большой буквы (да, пожалуй, и стихи впаиваются впритык с безумно ужасным, бьющим стекла в разных направлениях, певчим голосом), но относится ли это к изучаемым маленьким людям? Как бы ни пытался я ответить на этот вопрос, волосы всегда вставали дыбом, а глаза омрачались в неприлично черный цвет утреннего чернозема, осмысление которого мною ни в коей мере не сочетается с сибирским панком или же всяческими направлениями зеленых. И все-таки человек же, он и в Африке человек, да и не обязательно гнида черномазая, а просто странное создание без определенной цели и желания придумать что-то свое. Я вот иногда думаю, что все уже придумал. Вот прям вообще все. Даже катышек в вашем свитере не остался без моего внимания. Словно каждая молекула в моем сердце создана для созидания условностей. Можно, например построить дом как старина Ларс, или посадить дерево, а можно ползать по полу в поисках упавшего платочка от ваших розовых очков. И ведь не обязательно их даже снимать для этого, все равно рано или поздно он сам найдется, или нет, в этом и смысл поэзии, понимаете? Наверное, не очень. А что делал Бог до тех самых семи дней?

То же, что и мы все. Пытался пройти через терни самовлюбленности и желания положить на все свой огромный божественный протест. Не подумайте, лично мой ярус не так уж и божественен, совсем чуть-чуть, но это не мешает мне оставаться скромным и простодушным мальчиком из 5 класса под первой буквой алфавита.

В детстве мне нравилась группа Алфавиль, мы даже сделали на нее кавер. А самолет упал совсем не давно. Мы покупаем билеты и никогда не задумываемся, что все пройдет также гладко, как бритва по моей густой бороде, в которой потерялась уже не одна сотня текстов. И вот почему-то все они были настолько метафоричны и завуалированы, что гипнотизировали читателя, вступая с ним не просто в перепалку, а в своего рода флирт. Подобно Прометею текст может приковать вас к твердой серой и не всегда гладкой поверхности, но зато какой будет эффект, таким и был наш первый рэп, рэп про Армию. Последующий текст, кстати, не будет с ним никак связан, ведь данная рукопись была утеряна в силу очень странных обстоятельств, настолько что его даже никто не видел, прямо, как и меня самого… Но это уже совсем другая история.

Лунатик 2

По полу ползёт мелкий человек

Это его вторая история,

Ничем не отличить от первой.

Он может хоть вечность стоять,

Все пустое, кроме боли в боку

Густое тесто упало в муку

А дальше руки

Много рук.

13

Как вселенная. Ненависть. Ненавижу гадов просто так. Они есть, а значит это задача. Они созданы для этой задачи, как нож создан для порезов. Нет. Нож создан для более низких вещей. Для копания земли, будто лопатка, для слизывания росы рано утром, для просверливания дырки в синем старом заборе, что ведет к задней части ресторана, где готовят замечательный кофе. Кофе полезен для мозгов. Он организует бессонные ночи, и ты думаешь всегда о самом хорошем. О том, что ненависть всегда будет кипятиться в желудке так, что желудочный сок не то, чтобы будет полезен. Сам гнев способен переварить все что угодно, втоптать в кучу мусора, раздеть девушку, уронить кружку, подаренную лучшим другом, как бы невзначай.

А что, если меня ненавидят? Думал, что все равно. Плевать. А на самом деле слезы сами собой наворачиваются. Хочется, чтобы любили меня вот так парадоксально. И жить не хочется после того, как называют мразью и с использованием ярких восклицаний глаз давят своими чувствами. Не один такой с ненавистью. Она как порошок. Легкий морской бриз решил подуть, и этот порошок уже не горка пыли, лежащая в отстраненном уголке необитаемого острова. Он стал воздухом. Самим кислородом, который, кажется, закончится самым последним из всех возможных газов. И теперь передоз. Это не то, что было описано в песнях. Песни святые, а в этом святости меньше, чем в любом бессмысленном оправдании собственного выбора.

И понятное дело, что это все глупость какая-то, но она до сих пор имеет возможность быть. Более того, если бы эта глупость была в человеческом обличии, то без проблем могла бы поднять тонну своего же мусора. Да. Она раздавит меня и изнутри, и снаружи.

Неглупым шагом было бы проявить отстраненность от всего. С терпимостью ведь еще никто не справился. Она не поднимает, а скорее прыгает. И вес у нее очень большой и стремительно растет. Написать письмо своему европейскому сыну, которого ранее ты собирался убить с насмешечкой, а теперь просто хочешь разобраться в причинах такой неловкой ситуации. Простит ли сын — твое творение? Твоя кровь. Это как обида на самого себя. Дурак, идиот, инвалид. Сколькими словами здесь можно обозвать поистине безвыходного человека?

Стоит ли причислять нас двоих к безвыходным? Впереди только лишь середина людской жизни, начало истории построения изящных словесных оборотов, окутанных непроницаемой сложностью, откровением и долей навязчивости. Было бы все так просто, однако свойство идти вперед не значит, что выход нашелся, что он где-то там.

Вторник 2

Под одеялом лежит

Юный романтик,

Со склеенными судорогой ногами

Поднося себе к глазу паяльник.

Я не могу их закрыть.

Испытав дуновение от падения вниз,

Я понял, что каждое мгновение

Это ещё один шанс изменить свою жизнь.

Я дурацкий человек,

Но за других решать не стану.

Дураков от того называют так,

Что пока сломают ноготок

Уже устанут.

Я человечный дурак

И пищеварительный тракт,

Но могло быть и хуже,

Ведь

Топтаться на месте и ходить по кругу

Вовсе не одно и тоже.

Думается мне всё в порядке.

Пока могу сдержать боль своих речей

Всё в моей жизни будет

В порядке вещей.

Но то ли ещё будет,

То ли ветер дунет,

Аленький цветочек

По совместительству маленький мальчик

Превратился в дурацкий ноготочек

Составленный из многоточий

А вообще в многоточии точек мало

Надо хотя бы пять

Для меня пять это много

Меч

Жизнь

Не поможет

Скоротать время до смерти.

Набить тату не значит выделиться,

Набить кому-то морду значит быть смелым,

Но не значит, что надо гордиться своим мускулистым телом.

Во мне в семь раз больше лени,

Чтобы пойти поставить подпись

В кроваво-чистом бюллетене.

Жить надо для кайфа,

Это просто игрушка,

Каждый голос тайный,

Каждая плачет подушка.

Нарисованными слезами боли

Рисую граффити несбывшихся мечт.

Там написано,

Вы забыли свои роли,

Вы упустили висящий над вами меч

Дальнейшее

Было решено пройти в другой уголок интересующих вещей. Попробовать сделать уникальный проект, построенный на поэтапном и вместе с тем словопроизвольном выражении. Строилась музыка, а она уже не была целью. Стало быть, стала поводом. Третий альбом, именуемый «DER MERCUR» первоначально планировавшийся, как наконец то единообразие форм, вновь обрушил приземленные планы (которые, зуб даю, периодически возникают) и стал поводом для достижения результата в новых формах. Музыкальная сторона обернулась в общекультурную, ценную. Вот тебе и литература, и даже ИЗО. Модерн, Постмодерн, Метамодерн… Относить себя к жанрам приятно. Следовать правилам — интересно. Но не в этот раз… Да ведь?

33

На заправочной станции всем заправляет заправщик.

Он заправляет бензин в штаны и рубашку в машину

И всё это взаправду.

14

Чтобы стать юристом или дипломатом необходимо упорно трудиться, получать, если не высшее, то среднее профессиональное образование. А как стать шаманом в современном мире? В Меркуриале стоят три билборда, на которых расположена реклама школы шаманизма и фетишизма. Однако это мошенники, а мошенничество — одно из самых грязных преступлений, чаще всего происходящих в мире и приводящих в итоге к ЦРУшной «губильне». И поэтому, к сожалению, в такой сфере как повелевание силами природы присутствует лишь любительство и профанация. У некоторых любителей есть талант, как например у ведьмы Сюзанны (В девичестве Орландины), зарабатывающей на своих фокусах и развлекающей толпу в местном саду возле памятника Джону Картонову, а были достаточно бездарные любители, например Человек Снег, который оказался не самым профессиональным знатоком волшебных рун. Прежде всего из-за тридцатилетней практики синтеза витаминов. Оказалось, что он написал «Беркану» в обратном направлении и получилась, на удивление, обратная «Беркана». Это уже сулило некоторую тревогу. Ужас, который заставлял ужаснуться. Что может произойти, если один элемент твоей работы, пусть и неважный, вместо прямого угла превратился в острый и этим самым острием тыкнул тебе в самое сердце. Люди, знающие кузнечное дело, сразу бы догадались в чем подвох, но только не Человек Снег, и уж тем более не начальник ЦРУ с собакой.

Опыт — единственное, что в конечном итоге позволило героям добиться хоть какой-то дивергенции от прежнего состояния орбитальной поверхности песка. Когда спустя 16 кругов у хлопков Человека Снега начал проявляться отзвук. Появилось эхо, которое перебивалось новым хлопком, а в конечном итоге начало сливаться с ним. И вот уже триста семьдесят третий хлопок стал напоминать элементы шугейза, с примесью нойза. Эта психоделическая музыка делала окружающую атмосферу горячей, как будто бы здесь 10 дней два синих карлика прожигали своими лучами все вездесущее. В далеке пробежало стадо оленей, вместо рогов у которых великолепным вензелем возвышалась икебана. Их копыта были совсем уж не копыта, а беспощадно заржавевшие гвозди, чьи шляпки усиленно отталкивались от поверхности. А хвост, не поверите, был как у обычных оленей. На небе, имевшее все это время сорок третий оттенок серого, стали появляться тонюсенькие эллипсоидные птицы, они были похожи на киви, за единственным исключением того, что умели летать, но не умели приземляться. Одна из таких птиц вылетела изо рта Рефрактора и направилась к остальным тысячам сородичей, что витали в переливающихся молодых бронзовых облаках. Через еще 53 хлопка Человека Снега облака начали вульгарно метаморфизировать в откровенную бронзу и постепенно падать на землю. И казалось, что сейчас главных героев расплющит, и они станут подобием братьев Стругацких, но не тут-то было. Все птицы моментально надули свои животы и растворились в бронзе. Из всех них одномоментно вылетело кометой свечение, которое начало активно соединяться друг с другом и образовало огромных размеров золотой диск, опоясанный платиновым сиянием Меркуриала. Этот диск стал единственной опорой облаков, недопустившее кризис демографического положения орбитального мира. Вы, наверное, догадываетесь об истинном наименовании появившейся сущности. Даю подсказку — это Дер Меркур, вернее только его образ, отражающийся во взглядах простых обывателей. На картинах, расположенных в спальне Рефрактора U, он был немного другим, не было всех этих потертостей и вмятин. Казалось, если бы у Дер Меркура был хозяин (что представить невозможно), то он был бы самым безответственным разгильдяем Меркуриала.

Рефрактор U быстро пришел в себя после продолжительного бега и неожиданного извержения недокиви. Что же сказать богу? Самому богу! Было неловко, ведь рядом не было журналистов и ЦРУшников, которые могли бы сформулировать вопрос за него и остановить надвигающиеся Авгиевы конюшни, если вы понимаете, о чем я. Ах если бы он только мог пересилить самые скрытые барьеры своего сознания и выдавить из себя долгожданное слово. Это можно было бы назвать Восьмой Симфонией Петра Чайковского. Ему нужно было узнать ответ лишь на один вопрос, загадать лишь одно желание. Он хотел открыть двери собственного воображения, чтобы создать своего бога, а не быть инфузорией туфелькой в гуще серой массы других себе подобных. Не хотел сидеть в желудке коровы.

— О пресветлейший образ света, создатель озера и ветра. Моя надежда, а также вера. Прости, что разбудил тебя, и разлучил с Венерой. Я не достоин, понимаю, я жалкий лист, плывущий по реке, но я пришел к вот этому вот краю, чтобы сообщить тебе о просьбе на собственном же языке. Пришел я не с пустой ладонью, принес почтенные дары, это пустяк определенно, но ты ведь бог, а я не ты. Открой мне знания всех цветов и объясни в чем смысл слов, ведь я готов, я ведь готов! — восторженно произнес Рефрактор U и достал коробочку из рюкзака, которая, как и в прошлые разы не открывалась. Дер Меркур никак не реагировал и продолжать держать на себе все небо. Тогда шестой швепсер решил, что великое существо ожидает увидеть, то, что в этой коробке лежит, то, что не ожидает даже сам швепсер. Во что бы то ни стало нужно ее открыть. Рефрактор достал из рюкзака консервный нож и начал ковырять замочную скважину, но не помогло, все было тщетно. И тогда он положил коробочку на песок, продолжая надеяться на чудо. Тем временем Озимандиас выкопал небольшую ямку, размером метр на метр, и она стала новой жилой песчанкой, а Человек Снег думал о том, что если человек будет только требовать и при этом даже без уважения, то он достигнет лишь дна пищевой цепи. Он смотрел на фиаско Рефрактора U и вспоминал меня. Я, при виде Дер Меркура тогда решил обрадовать его анекдотом, который мне когда-то поведал один выдающийся джентльмен. Звучал этот анекдот так:

У Шопенгауэра однажды заболела спина, и помочь могло только одно средство — «Гдегель», но был он только у Гегеля. Подходит Шопенгауэр к Гегелю и говорит.

— Гегель, где «Гдегель»?

— Вот где «Гдегель» отвечает Гегель.

После этого анекдота Дер Меркур пустил меня в себя, горжусь своим/чужим остроумием. Но Рефрактор не умел шутить, поэтому совет рассказать шутку, предложенный Человеком Снегом с помощью жестов был отвергнут. А зря! Этой истории порой не хватает хороших шуток.

Подождав еще некоторое время, швепсер начал активно действовать, кривляться, махать рукой и пришлепывать ногой. Дошло даже до того, что он начал обзывать бога «шашистом» (самое жесткое оскорбление в Меркуриале. Слово «шаш» на языке покатаков (смешно конечно) означает крайнюю степень недовольства, а потом первые путешественники переняли его, изменив чуть-чуть написание. В последний раз оно было произнесено недовольным покатаком-сыном доставщика пиццы за 5 секунд до пинка поддых от секюрити «Барбарбара»). Что это получается! Охранник и Дер Меркур находятся в одной варне? Вдруг, Человек Снег подпрыгнул и начал очень быстро и молниеносно произносить фразу, да так отчетливо, будто бы жил все это время в обществе постоянно-болтающих людей, будто бы не было ссоры с сестрой, 30-летней ссылки и одной лишь «и краткой» в разговорном словарном запасе, он произнес: «Это не он рисует, мы рисуем, он просто диск, а боги мы!». После этого, его рот начал тараторить это так быстро, что его ледяные губы начали кровоточить. В промежутках между фразами он просил о помощи свою маму: «Мама, мама!». С каждым разом он все медленнее это выговаривал, потому что было нечем. Он спросил у Рефрактора

— Почему я не чувствую губ?

— Потому что у тебя их нет, дружище, ты труп, — ответил Рефрактор и после этого Человек Снег рассыпался на снежинки, от него остался только запотевший след от пяток на песке. И стоило это все того? Кучу лет рабства у собственной жизни окончить подобным образом. Возможно, было бы лучше, если бы Человек Снег с самого начала принял участь смерти, тем самым искупив грехи собственных замыслов. Попросил бы прощения у самого себя, пока он еще мог это сделать. Всегда ошибки осмысляются слишком поздно. Всем же известно, что в момент расходного эпилогического издыхания происходит молниеносная реинкарнация чувств и действий, возможно даже ведущих к сублимации. Именно поэтому многих творцов тянет гностически к смерти и ее познанию. Сколько уж молодых и одаренных «исследователей» перешагнуло порог и не успело захватиться за фол последней надежды. Да и, поверьте, коматозником быть непросто. Я это знаю.

Озимандиас весь потонул в песке. Его собачья мордочка уже осознавала свою страусиную участь. Все-таки он дрожащая тварь, не способная вылезти за рамки одной единственной теории. Теории андеграунда и противоположной эпохально-значимой стороны, помимо которых нет ничего другого. Бедный пес захлебнулся в категориях, чья связь с предметами являлась попросту прямо пропорциональной.

Рефрактор U остался наедине с огромным диском, чье давление на героев, вызвавших его самого, встало под сомнение для самой чистой и безумной логики. Логика и все ее круги Эйлера вскрылись, как консервные банки с кошачьим кормом от такого весомого ножа, которого бы никогда не смог поместить обычный шелковый рюкзак. С одной стороны, швепсер чувствовал, как его аура подвергается умопомрачительной игре в дартс. Корпоральная акупунктура. Теперь Рефрактор кукла, а кто-то чревовещает, будто сумасшедший. Стать всадником Последнего Штайнера, чуть-чуть не подумав. А с другой стороны вина за то, что не оправдал собственных ожиданий. Эта боль не подвластна никому. Будь ты даже самым выдающимся Сальери, больно думать о ядовитом Моцарте. Больно шагать вперед, чувствуя, что ты просто недостоин открыть в себе бога.

–Остановись, я умоляю, я слишком слаб, чтоб быть с тобой… Если хочешь, я залаю… Прости что погубил покой. Я китоубийца! Я китобой!

Эти слова отдались диким и принуждающим к падению на колени эхом. Кто его услышит, когда все мертвы? Когда Фрэнки Ревун из-за бедности своего портмоне решил завязать с женой и детьми. Первым делом он пошел к детям. Они глупые, а Фрэнк очень сильно хотел, чтобы его поняли и в этот раз. Жена вышла за него замуж именно из-за благоприятного астрологического календаря и гармонии. Но что способно нарушить гармонию? Отвратительный начальник или тот, кто позволил ему быть отвратительным.… Этот союз «или» уже изрядно поднадоел. Хочется откровений, единственной эмоции. Той, какую можно получить за семнадцать минут дребезжащего звучания ударов в Давидовом саду. В том самом саду, куда ходят, зная, что придется расплатиться. Стать аскетом и кушать сэндвичи с хлебом вкуса гедонизма….

Стало черно. Ничего не видно. Ни студентов, ни пятнадцатилетних наркоманок, ни улыбки читающего. Так и выглядит внутренность мерзкого Дер Меркура. А самое мерзкое то, что он из себя ничего не представляет. Его тело — плод воображения. Он сам плот, уплывающий от страшной грозы. Но все отдается. Боль в ноге ведет к боли в спине. Вера ведет к обезвериванию. Обезверивание ведет к озверению. Рефрактор U зверь похлеще Озимандиаса. Он и есть Френки Ревун. Он готов. И он знает, что и остальные тоже готовятся…

Орбитальный мир вспыхнул, а вместе с ним смертельно оглохла бедная ведьма Сюзанна, спокойно в это время продолжавшая лежать в салатнице за столиком бара «Барбарбара». С неба на Меркуриал начали падать стеклянные метеориты, а вся бумага стала пеплом.

— Кажется что-то не так, — сказал Бельведер Раммштайнер, только что закончивший меня губить до самого конца.

***Последний Штайнер***

15

Выходные

Все это людское какое — то. Вроде опять собрались в Салехарде Торбин и Семенов. Что значил для них годовой перерыв? Понять это было сложно хотя бы потому, что никто об этом и не думал. Подобное конечно не скажешь о книге, которую они писали на расстоянии. И вроде дальше делать что-то могут… Но эти вторники уже достали. Повсеместно расставлены. Раньше вот частенько казалось, что дни, как и нечто другое пусть и не обладают уникальностью, но хотя бы могут преподнести сюрприз. А сейчас все вторично, включая неожиданности. Ах, это чудесное глупооптимистичное время.

Тут начинает стучать дятел под звуки лошадиных похорон. И вот стучит он да стучит, а потом раз и искорёживает недостатки. Сначала в новых неокрепших деревьях виден гнилой сок и, а затем изъян вылезает уже и в старых. Дело все в работе Теории.

Интересно вышло. Они сделали несуществующую, параллельную историю, которая с неким энтузиазмом впилась в информационную действительность. Меркуриал, как и другие неописанные земли, планировался в виде юмористического напутствия, но стал разочарованием. Удачная тематика в одном месте, неудачна в другом. Фотографирование фотографии, ведущее к закатной полосе. И это, наверное, пока что очень сложно понять. Это ведь еще не конец, а скорее беспредельность. Но это подсказка, который пусть и не каждый оценит по достоинству.

Подсказка обращает внимание на мобилизацию, которая пусть и не красноречиво, но все же представлена в сюжетном лабиринте под видом одного из элементов общественного строя… А еще ее можно заметить со стороны работы рассудка. Есть и горизонтальное перемещение с некими прорехами в памяти, а есть и вертикальные. Но они пока что под большим вопросом. Дмитрий и Прохор знали, что могут спуститься к потаенным дискуссиям, но, а есть ли подъём?

И ведь правда, что игра не заканчивается. Кто-то уже все это совершал. Кто-то пил кофе, кто-то ел чипсы, кто-то так же писал. И нет у Штайнера выходных на самом то деле. Есть только вторник, в который ты вкладываешь ради ничего. А если получить премию то, что тогда будет? А ничего. Премии для вторников обычное дело… Значит верх и низ не слишком уж отличаются. Значит приземленная была все-таки идея… Всегда.

Демагогия начинается лишь тогда, когда человек уже не может дать ничего в решении вопроса. Дмитрий и Прохор не могли. Они сидели в своей комнате и мирно беседовали о бытовых делах. Они были очень бытовые. Возможно, не хватало знаний. Возможно, клоунада. Возможно, бандитизм.

Вторник 5

По ступеням каких — то там Замыслов

Мы опускаемся вниз…

Там ожидает отчаянье, Безрассудство и крыши карниз.

В самом низу чередой очередностей

Скопилась куча синонимов,

Бледных троп и банальных идей.

Они бьются об стену, словно животные, уставшие люди

Без отцов и матерей

Конец ознакомительного фрагмента.