Проклятие короля-оборотня

Тессония Одетт, 2021

Все, чего желает Джемма, – это собрать осколки своего разбитого сердца и оставить позади мир интриг и обмана. Но когда она попадает в плен к королю фейри, то снова оказывается втянута в опасную игру. Измученный проклятием, король Элиот решается использовать ничего не подозревающую Джемму. Все, что ей нужно сделать, – спасти его от неминуемой гибели. Но есть одна сложность – для этого им придется обманом заставить кого-то влюбиться в чудовищного и опасного Элиота. Однако там, где еще недавно были ненависть и страх, однажды могут пробудиться любовь и желание. Вот только когда проклятие будет снято, Элиот снова станет волком и девушка потеряет его навсегда. Сможет ли Джемма отказаться от своих чувств? Или любовь заставит ее пожертвовать куда большим, чем собственным сердцем?

Глава IX

Разговор с Микой пришелся кстати, потому что благодаря ему мне удалось упорядочить мысли. Чувство неопределенности никуда не делось, и страх по-прежнему впивается своими когтями в позвоночник, но, по крайней мере, мальчик показал, что с фейри можно договориться. Во всяком случае, с теми, которым нравится хлеб. А значит, можно надеяться, что я полажу и с другими, так?

Я с силой, подпитываемой решительностью, верчу запястьями в не туго затянутом узле, шевелю руками и плечами, пока не получается скинуть веревку. Встряхиваю запястьями, массажирую их и освобождаю лодыжки. Как только заканчиваю, я поднимаюсь на нетвердых ногах и чувствую, как мышцы протестующе ноют при каждом движении. Морщусь, когда при первом шаге начинает покалывать пальцы, и слышу, как в сапогах хлюпает вода.

С ворчанием усаживаюсь обратно и расшнуровываю обувь, после чего снимаю промокшие колготки. К коже тут же липнет влажное платье, и я вздрагиваю от холода. Озираюсь по сторонам, но не обнаруживаю своего пальто. И лишь тогда припоминаю, что сняла его еще в лесу, желая остановить кровотечение из несуществующей раны белого волка.

Ладно, если сумасшедший волк-фейри хочет меня убить, то он выбрал не самый гуманный способ. Без огня и сухой одежды я точно умру от переохлаждения. При этой мысли у меня повышается пульс.

Босиком пересекаю комнату, направляясь к гардеробному шкафу, и распахиваю его дверцы. Сомневаюсь, что найду там хоть что-нибудь полезное, но меня ждет приятный сюрприз — внутри находятся серый шерстяной плащ и три платья. От одежды пахнет затхлостью, но, изучив ее, понимаю, что она в неплохом состоянии. Плащ длинный и плотный, он практически умоляет меня надеть его. Потому быстро снимаю его с вешалки и обращаю внимание на платья. Сначала щупаю ткань одного и останавливаюсь, пораженная ее мягкостью. Возможно, я просто замерзла, и сейчас любой материал покажется мне роскошным, но деликатность изделия ошеломляет. Стиль платья тоже не вызывает никаких ассоциаций: у него длинная многослойная юбка и длинные рукава с расширяющимися манжетами. Лиф немного свободный с низким вырезом спереди и сзади, словно не подразумевающий ношение корсета. Несмотря на странный и элегантный крой, темно-зеленый цвет и отсутствие украшений, кружев и оборок, создается впечатление, будто оно не предназначено для ежедневной носки.

Быстро глянув на другие платья, прихожу к выводу, что они похожи на первое, разве что ткани другого оттенка зеленого. Не слишком долго размышляя, выбираю темное и как можно быстрее снимаю свой промокший корсет и влажное платье. Обнаженная кожа в холодном помещении тут же покрывается мурашками, но стоит натянуть новое платье, и я чувствую облегчение. К счастью, его можно надевать без помощников, чего не скажешь о моих привычных нарядах, потому я с легкостью затягиваю его на спине. Несмотря на свободный крой, оно мне слегка маловато, но меня это мало волнует. Ведь несколько слоев бархатистой как шелк ткани обволакивают меня подобно теплому одеялу. Затем я на плечи накидываю плащ и щелкаю золотой застежкой в виде листка.

Одевшись, закрываю глаза и вздыхаю. По крайней мере, можно не бояться переохлаждения. Уж не знаю, как волки отреагируют на то, что я рыскала здесь и по-свойски повела себя с гардеробом, но не это моя самая большая проблема, так? Сейчас мне необходимо проанализировать ситуацию и отыскать плюсы.

«У меня есть комната и сухая одежда, — думаю я, изучая комнату. — Мне приносят еду и воду. Я потихоньку превращаю Мику в союзника. А если меня кормят, значит, не намереваются убивать. Пока что».

Затем я направляюсь к письменному столу и роюсь в выдвижных ящиках в надежде найти оружие. Подойдет даже нож для писем, но мне не везет. Я обнаруживаю лишь бумагу. Они не оставили даже ручку.

Закончив со столом, перехожу к камину, и он оказывается пустым, абсолютно не подготовленным к розжигу огня. После этого добираюсь до постели, заглядываю под кровать, переворачиваю подушки. И не могу выбросить из головы сказки, в которых героиням удавалось сбежать от похитителей через окно, спустившись по туго связанным простыням. Учитывая длину и плотность двух простыней, парчового покрывала и шерстяного одеяла, мне остается надеяться на очень короткий спуск.

Эта мысль побуждает меня подойти к окнам. Я раздвигаю шторы на обоих и решаюсь посмотреть во второе. Всего одного взгляда через заиндевевшее окно хватает, чтобы отказаться от идеи о побеге и выбросить ее в мусорную корзину за несостоятельностью — расстояние до земли поистине пугающее. Я, должно быть, на третьем этаже. Не видно никаких выступов или деревьев, на которые можно перебраться, а внизу, пускай и усыпанная снегом, тянется каменная дорожка, примыкающая к садовым тропам.

Сердце уходит в пятки. Похоже, сказочного побега не случится.

Тогда я обращаю внимание на солнце и пытаюсь понять, который сейчас час. Из дома я вышла чуть позже девяти утра, и ясное, с редкими облаками, небо выглядит ничуть не изменившимся. Не обладая навыками навигации на природе, могу лишь догадываться, что сейчас позднее утро. Вероятно, полдень. Осознав это, чувствую облегчение. Прошло не так много времени, а значит, отец и Нина пока не вернулись домой. У меня есть возможность выбраться из этого места, прежде чем они обнаружат, что что-то не так. Прежде, чем отец прознает о моей ошибке и навсегда лишит меня содержания. Прежде, чем решит избавиться от меня, выдав замуж. Прежде, чем я лишусь надежды найти работу, обрести независимость и свободу. Прежде…

Тряхнув головой, я прогоняю тревоги. Будем решать проблемы по мере поступления.

Только я хочу отвернуться от окна, как мое внимание привлекает вид вдали. Под облачным небом раскинулись изумрудные горы, покрытые шапкой свежего белого снега. А перед ними замечаю верхушки высоких изумительных деревьев. Пока брела сюда, я не подозревала, как высоко меня завела дорога до Уайтспрус Лэйн. Само собой, я очутилась не на вершине горы, но явно забралась глубже и выше, чем полагала. И благодаря этому обнаружила поразительный вид на горы, которые до этого представлялись не более чем унылым фоном города Вернон.

Здесь же горы не просто фон. Они — захватывающий центральный элемент пейзажа.

У меня появляется ощущение покоя, как и утром, когда я только вошла в лес. За последнее время я уже привыкла смотреть в окно и чувствовать скованность, ускоренное сердцебиение и тошноту при мысли о разговорах, что вечно ведутся на улицах Вернона. Но тут… ничего подобного. Никаких сплетен. Ни повозок, ни автомобилей. Лишь оглушительная тишина. Умиротворение и дремучий лес.

«Опасный лес», — напоминаю себе, прогоняя возникшие мечтательные настроения.

Я перевожу взгляд на сад и, заметив признаки движения, пугаюсь. Однако прижимаюсь к окну и щурюсь, пытаясь рассмотреть что-нибудь сквозь ледяную корку, после чего решаю переместиться к другому окну. Через него происходящее видно лучше, и вдали, где заросли ежевики обрамляют небольшой дворик, замечаю фигуру. А еще красное пятнышко, похожее на розу, спрятанную под снегом. Фигура устраивается на каменной скамейке рядом с красным пятном. Не скажу с уверенностью, но, судя по широким плечам и темной золотисто-каштановой макушке, вероятно, это альфа — предполагаемый король. Кто бы там ни сидел, он опускает голову и локтями упирается в бедра. Возможно ли… что это поза отчаяния?

Сужаю глаза и щурюсь.

Вдруг он поворачивает голову и пялится прямо на меня. Я быстро отскакиваю от окна и прячусь за стену. Дыхание сбивается, сердце колотится как бешеное. Но не мог же он и правда смотреть на меня, так? Следующие несколько мгновений у меня есть силы только на то, чтобы стоять с закрытыми глазами и пытаться успокоить дыхание. Когда беру себя в руки, то медленно подкрадываюсь к окну и осторожно выглядываю, стараясь не высовываться. Обращаю внимание на дворик и понимаю, что там никого. Вздыхаю с облегчением, но длится мое спокойствие недолго. Отсутствие фигуры тревожит сильнее, чем если бы он оставался на месте, ведь если он на самом деле меня заметил, то направляется сюда с единственной целью — привязать к стулу. Или сделать что похуже.

Прикусывая губу, изучаю комнату. Ни выхода. Ни оружия. На секунду возникает мысль усесться на стул и притвориться, будто я и не освобождалась, вот только новая одежда выдаст меня с головой. А натягивать на себя мокрую я не собираюсь.

За дверью предсказуемо раздается звук шагов.

Биение сердца отдает в ушах.

У меня остался лишь один способ защититься, и я разрешаю себе бояться до тех пор, пока не досчитаю до пяти.

Один.

Глубоко вздыхаю и расправляю плечи.

Два.

Иду на середину комнаты и скрещиваю руки на груди.

Три.

Задираю подбородок и растягиваю губы в надменной ухмылке.

Четыре.

Поворачивается дверная ручка. Я сужаю глаза и прячусь за своей маской.

Пять.

В комнату вламывается альфа, опираясь на посох, и скалится. За ним следуют те же два фейри — темноволосый мужчина и пожилая женщина.

Я устремляюсь вперед, преодолевая часть расстояния между нами.

— У тебя хватило наглости запереть меня здесь без огня. Я требую, чтобы вы разожгли камин.

Оглядев меня с ног до головы, он резко останавливается и делает шаг назад, едва не спотыкаясь.

— Ты смеешь что-то требовать?

— Если собираешься просить за меня выкуп, тебе, наверное, стоит держать свое слово.

Он ошеломленно хлопает глазами, будто у меня выросла вторая голова.

— Прошу прощения?

— В письме моему отцу ты заявил, что я невредима. Но ты солгал. Меня в промокшей одежде бросили в холодной комнате без обогрева. Если фейри не могут лгать, как ты объяснишь это?

Он поднимает руку к груди, а его лицо искажает жуткая гримаса.

— Ты в порядке, — цедит он сквозь зубы. — Даже нашла сухую одежду.

— Уж точно не благодаря тебе. — Я отставляю бедро. — Пришлось освободиться и отыскать ее.

Он закрывает глаза, как будто испытывает чудовищную боль. И пока я наблюдаю за тем, как он хватается за грудь и корчится, моя уверенность улетучивается. Вот что бывает, когда фейри врут? Их наказывают физической болью? Но кто наказывает? Некая мистическая сила… или они сами?

— Я не отправил письмо, — выпаливает он. — Я никому не врал. Никому! — После этих слов его лицо расслабляется, а сбивчивое дыхание выравнивается. Открыв глаза, он прожигает меня взглядом. И хрипло подтверждает: — Ты невредима.

— Пока здесь не разожгут камин, спешу не согласиться. Мне грозит переохлаждение.

— Чернобородый, — выдавливает он, и мужчина-фейри выходит вперед. Не разрывая со мной зрительного контакта, альфа обращается к помощнику: — Незаконченное письмо у тебя с собой?

Чернобородый — если спросите, самое неоригинальное имя — вытаскивает листок из кармана брюк.

— Разорви.

Чернобородый повинуется и разрывает бумажку пополам. Затем еще раз. И еще.

С каждым рывком альфа расслабляется все сильнее и сильнее, а я теряю самообладание. Маска уверенности сползает с моего лица, грозя явить им перепуганную девчонку. Как только письмо превращается в кучу ошметков на полу, губы альфы растягиваются в ухмылке.

Он медленно сокращает расстояние между нами, а я стараюсь подавить страх и не опустить голову. Более того, мне приходится ее задирать, чтобы смотреть ему в глаза, и это ошеломляет. Обычно я одного роста с мужчинами, если не выше их. Ситуация по меньшей мере приводит меня в замешательство.

— Ты серьезно говорила о своем отце? Что он не попадется на мою уловку?

— Если ты хочешь вынудить его принести жертву из чувства благодарности, он ни за что на свете не принесет ее ради меня. Скажу даже, что в мире нет ничего, ради чего он готов пойти даже на незначительные жертвы. — Не знаю, сколько правды в моих словах, но говорю я их невозмутимо и уверенно.

— Какая жалость, — вздыхает он. — По всей видимости, от тебя немного толку. На самом деле, ты непригодна.

— Нет, я… — В лице не остается ни кровинки.

Он вперивается в меня взглядом, в котором читается опасность.

— Убейте ее.