Пастушья корона

Терри Пратчетт, 2015

Вы держите в руках последний роман великого Терри Пратчетта, завершающий цикл «Плоский мир». Это история о юной ведьме Тиффани Болен, внезапно оказавшейся той, кто должен беречь границы своего мира от коварных и злобных гостей извне. И это притом, что обычных ведьмовских обязанностей и забот у нее хоть отбавляй… История о том, что любой человек может сам определить свою судьбу, и о том, что сохраняет ценность во все времена, позволяя людям оставаться людьми.

Глава 3. Мир вверх тормашками

Это был маленький домик в маленькой деревушке посреди зелёных волн Меловых холмов. Тиффани, закатав рукава по локоть, вспотела не меньше, чем роженица, которую она поддерживала, — совсем молоденькая, всего несколькими годами старше её самой. К этому дню Тиффани уже помогла появиться на свет доброй полусотне младенцев, не говоря уже о бессчётном множестве ягнят, так что большинство людей считали её опытной и знающей повитухой.

К сожалению, мать юной и незамужней Милли Пеналоу и прочие женщины разного возраста, набившиеся в комнату на том основании, что приходились роженице роднёй, считали, что они-то всё знают куда лучше. И сейчас были очень заняты — преимущественно тем, что сообщали Тиффани, что она делает не так.

Они уже успели насоветовать ей много такого, что давно устарело, такого, что ничем бы не помогло, и даже такого, что могло навредить, но Тиффани держала себя в руках, как бы ей ни хотелось наорать на всех этих тётушек. Она постаралась сосредоточиться на Милли и её двойняшках. Главное, чтобы никто не услышал, как повитуха скрипит зубами.

Когда должны родиться два крепких младенца и каждый из них хочет выбраться на свет первым, роды всегда бывают трудными. Но Тиффани оберегала две новые жизни и не собиралась подпускать господина Смерть близко. Молодая мать, обливаясь потом, поднатужилась в последний раз, и два горластых малыша один за другим с победным воплем вылетели в мир. Тиффани вручила их бабушке и тётушке-соседке.

— Двое мальчишек! Ну разве не чудесно! — воскликнула бабка Пеналоу, явно довольная, что родились именно мальчики.

Пока кумушки ворковали над новорождёнными, Тиффани вытерла руки, промокнула вспотевший лоб и снова повернулась к молодой матери, чтобы посмотреть, как у неё дела. И тут она поняла, что расслабляться рано. Вместительная утроба юной женщины готовилась произвести на свет ещё одного ребёнка. Да, точно, был и третий младенец, которого все проглядели из-за его бойких братишек, прорвавшихся к жизни первыми.

В этот самый миг Тиффани посмотрела вниз и сквозь жёлто-зелёную дымку усталости увидела белоснежную кошку, величественную, как герцогиня. Это была Эй, кошка матушки Ветровоск, Тиффани узнала её с первого взгляда, ведь она сама когда-то подарила матушке котёнка. К её ужасу, одна из тётушек попыталась выгнать Эй.

— Дамы, это кошка матушки Ветровоск, — строго сказала Тиффани. — Возможно, не стоит злить самую главную ведьму.

Толпа разом отпрянула. Даже здесь, на Меловых холмах, имя матушки Ветровоск внушало страх. Матушкина слава разлетелась по миру далеко, куда дальше, чем когда-либо летала сама матушка. Гномы на равнине Сто звали её К’ез’рек д’б’дуз, что означало «Эту Гору Лучше Обходить Стороной».

А Тиффани, снова покрывшись потом, гадала, как Эй оказалась здесь, в холмах. Кошка обычно не отходила далеко от матушкиного дома в Ланкре, не говоря уже о том, чтобы спускаться до самых Меловых холмов. Конечно, ведьмы во всём видят знамения. Выходит, появление кошки — знак? Может, это как-то связано с тем, о чём говорила Джинни? Помимо прочего, Тиффани в который уже раз удивилась, как это кошки умудряются так перемещаться: только что были в одном месте — и почти в то же самое мгновение появляются совсем в другом?^[17]

Роженица закричала от боли, и Тиффани, взяв себя в руки, снова повернулась к ней. Ведьма делает ту работу, которую надо сделать здесь и сейчас. А здесь и сейчас перед Тиффани была молодая мать и маленькая головка, уже показавшаяся на свет.

— Ещё разок осталось поднатужиться, давай, Милли! У тебя тройня.

Милли застонала.

— Ну вот! Какая кроха! — весело сказала Тиффани, когда ребёнок родился на свет живым и здоровым.

Это была девочка, маленькая и довольно-таки хорошенькая для новорождённой. Тиффани вручила ребёнка очередной родственнице, и окружающий мир обрёл свои привычные очертания.

Обмывая роженицу и прибирая окровавленные простыни, Тиффани заметила (привычка всё замечать — вторая натура всякой ведьмы), что братцам достаётся гораздо больше сюсюканья, чем сестрёнке. Всегда полезно вовремя обращать внимание на такие детали и откладывать их в память на будущее, чтобы маленькая неприятность однажды вдруг не обернулась большой бедой.

Дамы усадили молодую мать в семейное скрипучее кресло, чтобы она могла принять поздравления ото всех многочисленных тётушек. Не забывали они и бурно поздравлять друг дружку, с умным видом вспоминая тот или иной мудрый совет, который был, видать, и правда хорош, потому что вы только посмотрите, что получилось! Два крепких, здоровых мальчугана! Ах да, и маленькая девочка.

Родственницы откупорили бутылки и послали кого-то из старших братьев и сестёр роженицы за отцом семейства, который работал на ячменном поле вместе со своим отцом. Мать семейства сияла от радости, особенно потому, что юная Милли в скором времени станет госпожой Робинсон. Ведь она, мать семейства, всё устроила и уж позаботилась, чтобы молодой Робинсон повёл себя с её девочкой как положено. Дети, родившиеся до свадьбы, тут никого не пугали. В деревнях парни знакомились с девушками, вот как Милли познакомилась со своим дружком на Страшдество, а потом природа брала своё, и так оно и продолжалось, пока мать девушки не замечала, что та слишком уж округлилась. Тогда мать говорила с отцом, а тот за кружкой пива по-дружески говорил с отцом парня, а тот говорил со своим сыном. И обычно всё улаживалось.

Тиффани подошла к старушке, которая держала на руках новорождённую, и попросила:

— Простите, можно мне ещё разок взглянуть на неё? Просто хочу убедиться, ну, что с ней всё хорошо.

Беззубая старушенция без пререканий вручила малышку Тиффани. В конце концов, Тиффани ведь была не только повитухой, но и ведьмой, а с ведьмами лучше не связываться, от греха-то подальше. И когда старушка отошла за своей порцией праздничной выпивки, Тиффани взяла кроху на руки и прошептала ей на ушко обещание — тихо-тихо, чтобы никто больше не слышал. Этой малышке предстоит непростая жизнь, так что хорошо бы, чтобы удача её не оставляла. И если повезёт, удача не оставит. Тиффани вручила девочку матери, которая явно не испытывала особого восторга при виде дочки.

Тут Тиффани заметила, что мальчикам уже дали имена, а девочку назвать никто и не подумал. Это её встревожило.

— А как же девочка? — спросила Тиффани. — Разве не пора дать имя и ей?

Мать подняла на неё глаза:

— Назовём её в твою честь. Тиффани — хорошее имя.

Это польстило Тиффани, но тревоги не развеяло. Она понимала: большие, крепкие мальчишки будут выпивать почти всё молоко, девочке может ничего не достаться. Ну уж нет, Тиффани позаботится, чтобы такого не случилось. И она решила навещать эту семью хотя бы раз в неделю. По крайне мере, первое время.

Теперь ей оставалось только сказать:

— Ну что ж, всё хорошо, вы знаете, где меня найти, я загляну на будущей неделе! А сейчас, дамы, если вы не против, мне ещё надо проведать другие дома.

Она продолжала любезно улыбаться, пока не вышла из дома. Там Тиффани взяла метлу, собираясь лететь. И тогда маленькая белая кошка запрыгнула на ручку и застыла на ней, словно изваяние на носу корабля. «Мир меняется, — подумала Тиффани. — Я чувствую, он меняется».

За маслобойкой мелькнул рыжий сполох — верный признак, что поблизости шныряет Фигль-другой. Тиффани, пусть всего несколько дней, была кельдой клана Нак-мак-Фиглей, и за это время между ними возникли нерушимые узы. Фигли всегда были рядом, всегда присматривали за ней, следили, чтобы никто не причинил зла их мал-мал громаздой карге.

Но сегодня что-то было не так. Как-то они неправильно шныряли, не так, как обычно шныряют Фигли…

— Ой-ёи-ёи, — услышала Тиффани и узнала голос Тупа Вулли, Фигля, который куда-то отлучился, когда остальным раздавали положенное количество мозгов — и без того невеликое, прямо скажем.

Причитания резко перешли в «Мвфф!», когда Явор Заядло зажал брату рот.

— Затыкни пастю, Вулли, — велел он. — Тут дело карговское.

Явор Заядло вышел вперёд и встал перед Тиффани, шаркая ногами и вертя в руках свой шлем из кроличьего черепа.

— Эт’ всекарга, — объяснил он. — Джинни заслала меня по-за тобой…

Все птицы дневные, все летучие мыши и совы, охотящиеся в ночи, знали Тиффани Болен и держались подальше от неё, когда она спешила. Метла вспарывала воздух, направляясь прямиком в Ланкр. Лететь от Меловых холмов до маленького горного королевства было долго, а в голове Тиффани клубился густой серый туман, словно в мире не осталось ничего, кроме горя. Она ловила себя на том, что пытается повернуть время вспять, но даже самой лучшей ведьме это не под силу. Она старалась ни о чём не думать, но старайся не старайся, мысли продолжают течь сами по себе. Тиффани была ведьмой, а ведьмы знают цену дурным предчувствиям, даже если надеются, что всё обойдётся.

Уже смеркалось, когда она мягко опустилась возле домика матушки и сразу узнала округлый силуэт нянюшки Ягг у двери. В руке старой ведьмы была большая кружка, на лице застыло мрачное выражение.

Кошечка Эй тут же спрыгнула с метлы и побежала к домику, Фигли последовали за ней. Кошечка припустила чуть быстрее, так, как это умеют только кошки, не теряя достоинства и притворяясь, будто это ей просто захотелось побежать резвее, а маленькие рыжие человечки, растворившиеся в тенях дома, тут вовсе ни при чём.

— Привет, Тифф. Молодец, что прилетела, — сказала нянюшка Ягг.

— Она умерла, да? — спросила Тиффани.

— Да, — кивнула нянюшка. — Эсме не стало. Прошлой ночью, во сне, судя по всему.

— Я знала, — проговорила Тиффани. — Её кошка пришла, чтобы сказать мне. А кельда прислала Явора…

Нянюшка посмотрела ей прямо в глаза:

— Правильно, что ты не плачешь, милая. Оставим слёзы на потом. Ты ведь знаешь матушку, она терпеть не могла всякой суеты и криков, а слёз и подавно. Сначала надо дело сделать. Поможешь мне? Она там, наверху, — ох уж эти лестницы…

Тиффани посмотрела и увидела под лестницей ивовую корзину, сплетённую матушкой Ветровоск. Корзина была сделана в точности по росту матушки. За вычетом шляпы, конечно.

Нянюшка вздохнула:

— Да уж, Эсме — она такая. Сама, всё сама…

Домик матушки, казалось, весь состоял из скрипов, можно было даже изобразить мелодию, заставляя скрипеть разные его части. Под многоголосый хор досок Тиффани вслед за нянюшкой Ягг стала подниматься наверх. Нянюшка пыхтела и отдувалась, карабкаясь по извивающейся змеёй лестнице, — она всегда говорила, что эту лестницу без штопора не одолеть. Наконец они очутились наверху, в спальне, у смертного ложа, маленького и скорбного.

Кровать почти что детская, подумалось Тиффани. На постели лежала матушка Ветровоск, и казалось, что она просто спит, хотя лежала она так, словно покойник в гробу. А подле хозяйки устроилась кошка Эй.

А потом Тиффани заметила на сундуке у кровати давно знакомую им картонку, и надежда зазвенела в её сердце, будто гонг.

— Нянюшка, а может, матушка, просто отправилась Заимствовать? Может, тело её здесь, а сама она… где-то ещё? — Она посмотрела на маленькую белую кошку и добавила: — Эй, вот в ком она может быть!

Матушка мастерски умела Заимствовать — погружаться в разумы других существ, летать и бегать вместе с ними, смотреть их глазами, слышать их ушами^[18]. В этом с ней никто не мог сравниться. Заимствование — опасное волшебство, неопытная ведьма легко может забыть себя, слишком глубоко погрузившись в чужой разум, и уже никогда не вернуться. И конечно, пока ведьма странствует вдали от своего тела, кто-то может неправильно понять её отсутствие…

Нянюшка молча взяла в руки картонку, лежавшую на сундуке. Они с Тиффани прочли:

Нянюшка перевернула картонку — посмотреть, нет ли чего на другой стороне, а Тиффани тем временем присела на корточки, чтобы пощупать пульс на матушкином запястье. И хотя всё её ведьмовское чутьё утверждало, что матушки больше нет, маленькая девочка в глубине души Тиффани отчаянно надеялась уловить хотя бы легчайшее биение жизни.

Однако на обратной стороне картонки обнаружились неровно написанные слова, которые вплели последний прут в ивовую корзину под лестницей:

— Уже не «наверное», — тихонько сказала Тиффани. А потом до неё дошёл смысл того, о чём говорилось в записке дальше, и в голове будто бомба взорвалась. — Что?! Что значит «оставляю всё Тиффани»? — Она поймала взгляд нянюшки и осеклась. Дыхание перехватило.

— Да, — сказала нянюшка. — Почерк матушкин, это точно. По мне, так оно неплохо. Тебе переходит домик и земля вокруг, травы, пчёлы и всё остальное. Ах да, она всегда обещала оставить мне розовый кувшин и тазик для умывания. — Она посмотрела на Тиффани и спросила: — Ты не против, надеюсь?

«Против? — пронеслось в голове Тиффани. — Нянюшка спрашивает у меня, не против ли я?» Потом в голову ей пришла, нет, скорее ввалилась с грохотом следующая мысль: «Два удела? То есть мне теперь не обязательно будет жить у родителей… Но ведь придётся постоянно мотаться туда-сюда…» И наконец самое главное обрушилось на неё, словно удар молнии: «Да как я вообще могу пойти по стопам матушки Ветровоск?! Она же совершенно… она была совершенно… непреемственной! Никто не может стать её преемником, вот!»

Нянюшка Ягг не была бы мудрой и уважаемой старой ведьмой, если бы за свою жизнь кое-чему не научилась.

— Не спеши на уши становиться, Тифф, — сказала она добродушно. — Этим ты делу не поможешь, только мозоли натрёшь. Потом ещё будет полно времени, чтобы обо всём поговорить. А пока надо дело сделать…

Тиффани и матушке Ягг не впервой было заниматься похоронами. В Овцепикских горах на плечи ведьм ложатся все заботы о том, чтобы покойник отправился в иной мир в подобающем виде. Это означает кое-какую не самую чистую работу, о которой не принято говорить, и другие вещи, не столь важные, — например, открыть окно, чтобы душа умершего могла покинуть дом. Матушка открыла окно заранее, хотя Тиффани подумалось, что уж её-то душе никакое стекло и вообще ничто на свете не стало бы преградой.

Нянюшка Ягг взяла две монетки по пенни со столика у кровати и сказала:

— Она оставила их для нас. Эсме никогда ничего не упускала, до самого последнего вздоха. Ну что, начнём?

К сожалению, нянюшка принесла из кладовки бутылку матушкиного яблочного бренди тройной перегонки. Вообще-то его положено было использовать только как лекарство, но нянюшка сказала, что бренди поможет ей отдать последний долг их сестре-ведьме. И хотя они обращались с матушкиным телом, словно с величайшей драгоценностью, выпитый нянюшкой бренди не слишком-то облегчал дело.

— Она хорошо выглядит, да? — сказала нянюшка после того, как со всеми неприятными делами оказалось покончено (удачно вышло, что у матушки были целы все зубы). — Ох-хо-хо… Я всегда думала, что помру первой, из-за выпивки и всего такого. Особенно из-за всего такого, я ведь такого много вытворяла…

На самом деле нянюшка чего только не вытворяла и была известна как особа столь широких взглядов, что непонятно, как они вообще в ней помещались.

— А похороны будут? И поминки? — спросила Тиффани.

— Ну, ты же знаешь Эсме. Она была не из тех, кто любит привлекать к себе внимание^[19]. Мы, ведьмы, всякие церемонии не особенно-то уважаем. Матушка всегда говорила, что это всё суета на ровном месте.

Тиффани вспомнились единственные ведьминские поминки, в которых ей довелось участвовать. Покойная госпожа Вероломна как раз предпочла сделать из них событие погромче. Она и сама не собиралась его пропускать, а потому устроила поминки заранее, до своей смерти. Получилось… незабываемо.

Они уложили матушку обратно на кровать — точнее, на то, что матушка звала кроватью, — и нянюшка сказала:

— Надо бы послать весточку королеве Маграт. Она сейчас с королём в Орлее, но примчится быстро, помяни моё слово, сейчас ведь есть эти поезда и всё такое. Все прочие, кому надо знать, уже наверняка и так знают. Но прежде чем все они сюда явятся, мы с тобой завтра утром похороним Эсме так, как она сама хотела, без шума и суеты, в ивовой корзине, которая ждёт там, под лестницей. «Эти ивовые корзины ничего не стоят и делаются быстро», — всегда говорила она. Ты же знаешь, какая Эсме была бережливая — терпеть не могла, чтобы лишнее тратилось.

Тиффани провела ночь на низенькой и узкой кровати, которая, когда была не нужна, задвигалась под обычную кровать. Нянюшка устроилась внизу, в кресле-качалке, жалобно скрипевшем всякий раз, стоило ей откинуться на спинку. Свет луны пробирался в окошко матушкиной комнаты. Тиффани не спала. Она несколько раз задрёмывала, но тут же просыпалась и видела Эй — кошка устроилась в ногах матушки Ветровоск, свернувшись калачиком, словно маленькая белая луна.

Конечно, Тиффани уже доводилось бдеть над покойниками — традиция требовала не оставлять отлетевшую душу в одиночестве в ночь перед поминками или похоронами. Возможно, предполагалось, что эти люди дают понять всем, кто… таится во тьме: этого человека помнят, его не бросают одного на произвол злых сил теперь, когда он так уязвим. Комнату наполняли потрескивания остывающего дома, и Тиффани, лёжа без сна, слышала и тихие звуки, которые начало издавать коченеющее тело матушки. «Я уже не раз делала это прежде, — повторяла себе Тиффани. — Это часть нашей работы. Мы не говорим о ней, но мы её делаем. Мы присматриваем за мёртвыми, чтобы никто и ничто не причинило им вреда во мраке ночи». Хотя, как говаривала нянюшка, возможно, на самом деле присматривать нужно не за мёртвыми, а за живыми — ведь, чтобы там люди ни думали, мёртвые на самом деле безобидны.

«Что мне теперь делать? — думала Тиффани. — Что будет завтра? Мир перевернулся вверх тормашками. Мне ни за что не стать той, кто сумел бы заменить матушку Ветровоск. Никогда, даже за сотню лет». А потом: «А что ответила юная Эсмеральда, когда нянюшка Грапс сказала ей, что её удел — весь мир?»

Тиффани ворочалась и ёрзала в кровати. Потом открыла глаза и увидела, что на подоконнике сидит сова и смотрит на неё. Огромные совиные глаза светились в темноте, словно маяки, указывающие путь в иной мир. Ещё одно знамение? Матушка любила сов…

Задний Ум Тиффани уже проснулся и принялся размышлять о её размышлениях: «Нельзя взять и сказать, что ты слишком мало умеешь, что ты недостаточно хороша, чтобы занять место матушки. Тебе же говорили: настоящая ведьма никогда такого не скажет. Ну, то есть ты ведь сама знаешь, что на многое способна. А старшие ведьмы знают, что однажды ты прогнала Королеву эльфов, и они видели, как ты провела роителя сквозь последние врата. И как ты вернулась оттуда, они тоже видели».

«Но достаточно ли этого? — перебил Передний Ум, он же Здравый Смысл. — После… после того как мы сделаем то, что необходимо, я могу просто надеть панталоны номер два и полететь домой. Мне в любом случае придётся лететь, даже если я приму удел. Надо сказать родителям. И мне понадобится помощь на Меловых холмах. Я же с ума сойду, если придётся постоянно быть и там, и тут. Я-то не кошка…»

При этой мысли Тиффани опустила глаза и встретилась взглядом с Эй. Кошка смотрела на неё, да не просто смотрела, а прямо-таки сверлила взглядом, как умеют только кошки. И Тиффани показалось, что она хочет сказать: «Не ленись, ещё так много нужно сделать. Не думай о себе. Думай обо всех».

Новость о смерти матушки Ветровоск понеслась по миру в стрёкоте клик-башен, и все встречали её по-разному.

Госпожа Увёртка^[20] работала в кабинете своего роскошного дома над новой книгой, «Цветочная магийа», когда внезапно ощутила: что-то не так, весь мир пошёл наперекосяк. Она нацепила на лицо подобающее выражение скорби и отправилась поделиться новостью со своим мужем, пожилым волшебником, старательно скрывая радость: теперь она, Летиция Увёртка, станет одной из самых могущественных ведьм в Ланкре. Может быть, удастся устроить так, чтобы освободившийся домик в лесу заняла её последняя ученица. Лицо госпожи Увёртки, и без того отличавшееся резкостью, заострилось ещё больше, когда она представила, какой прелестный ореол магийи она сможет придать домику при помощи нескольких сетей-оберегов, амулетов, рунических символов, серебряных звёзд, гардин из чёрного бархата и — о да, разумеется, хрустального шара, без него никак.

Госпожа Увёртка позвала новую ученицу и велела принести ей плащ с капюшоном и метлу, а сама тем временем натянула свою лучшую пару чёрных кружевных перчаток, с магическими символами, вышитыми серебряной нитью на кончиках пальцев. Госпожа Увёртка собиралась Явиться Во Всём Блеске…

В «Магазине полезных мелочей и увеселительных товаров Боффо», расположенном в Анк-Морпорке на 10-й Яичной улице, дом 4 (Всё, что нужно, чтобы стать зловещей каргой за минуту!), госпожа Пруст вздохнула: «Какое горе, но ведь старушка и так царила очень долго…»

Все знают, что среди ведьм нет главных, но матушка Ветровоск была лучшей главной ведьмой, которой у них не было. Так что теперь должна объявиться другая, та, кто займёт её место и будет их направлять. И присматривать за теми, у кого обнаружится склонность зловеще гоготать, хихикать и покрякивать.

Госпожа Пруст отложила крякалку, которую перед этим взяла с витрины «Выбери своё хихиканье» и повернулась к сыну, Дереку.

— Без споров тут не обойдётся, не будь я Евника Пруст. Но удел наверняка перейдёт к Тиффани Болен. Мы все видели, на что она способна. Ох, мы такое видели!

А мысленно она добавила: «Возьми его, Тиффани, пока никто другой не взял».

А во дворце секретарь Стукпостук спешил доставить свежий номер «Правды» в Продолговатый кабинет — патриций Витинари ждал свой кроссворд.

И патриций уже знал все важные новости.

— Я предвижу некоторые затруднения, а именно, разногласия на женской половине, так сказать. — Он вздохнул. — Что думаешь, Стукпостук? Кого вынесет на поверхность этого бурлящего котла? — Он в задумчивости побарабанил пальцами по набалдашнику эбеновой трости.

— Ваше сиятельство, — отозвался секретарь, — судя по слухам, которые курсируют по клик-башням, всё идёт к тому, что это будет Тиффани Болен. Весьма юная девушка.

— Юная, да… Знающая? — спросил Витинари.

— Думаю, да, сэр.

— А как же некая Летиция Увёртка?

Стукпостук презрительно поморщился:

— Белоручка, ваше сиятельство, работает исключительно на публику. Очень много украшений и чёрных кружев — вам наверняка знаком этот тип. С хорошими связями, но и только.

— Ах да, теперь припоминаю, я её как-то видел. Нахальная и самовлюблённая. Из тех, кто ходит на закрытые вечера.

— Но вы тоже на них ходите, ваше сиятельство.

— Да, но я — тиран и деспот, так что это, увы, моя прямая обязанность. Скажи-ка, а эта девушка, Болен, — что нам ещё о ней известно? Помнится, когда она в прошлый раз навещала наш город, произошла какая-то неприятная история?

— Ваше сиятельство, дело в том, что к ней испытывают большую привязанность Нак-мак-Фигли, да и сама она к ним привязана. Они считают своим долгом сопровождать её в качестве почётного караула.

— Стукпостук.

— Да, ваше сиятельство?

— Я вынужден прибегнуть к слову, которого никогда раньше не употреблял. Раскудрыть! Только Нак-мак-Фиглей нам тут не хватало! Для города это было бы слишком накладно.

— Маловероятно, ваше сиятельство. Я хочу сказать, госпожа Болен держит Нак-мак-Фиглей в строгости, и маловероятно, что она допустит повторения давешних неприятных событий. Кроме того, никакого долговременного ущерба в итоге нанесено не было.

— А разве «Королевская голова» не превратилась в «Королевский затылок»?^[21]

— Вы правы, ваше сиятельство, однако эта перемена со временем многим пришлась по душе, особенно владельцу. Он до сих пор делает немалые деньги на туристах. Его заведение попало в путеводители.

— Если эту Тиффани Болен поддерживают Нак-мак-Фигли, она представляет собой силу, с которой приходится считаться, — задумчиво произнёс Витинари.

— У девушки также репутация сообразительной, благоразумной особы, готовой протянуть руку помощи.

— И при этом её общество можно выносить? Жаль, этого нельзя сказать о госпоже Увёртке. Хмм, — протянул патриций. — Надо будет уделять особое внимание действиям этой молодой особы.

Наверн Чудакулли, аркканцлер Незримого Университета, уставился в стену своей спальни и снова заплакал. Наконец он взял себя в руки и послал за Думмингом Тупсом, своим первым волшебным заместителем.

— Клик-башни подтвердили то, что сказал Гекс, — печально сообщил Чудакулли. — Ведьма Эсме Ветровоск из Ланкра, известная как матушка Ветровоск, скончалась. — Вид у аркканцлера был несколько смущённый. На коленях у него лежала пачка писем, которые он перебирал снова и снова. — Видишь ли, когда мы были молоды, у нас был роман. Но она хотела стать лучшей в мире ведьмой, а я надеялся когда-нибудь стать аркканцлером. И, к несчастью, наши мечты сбылись^[22].

— О боги! Мне внести изменения в ваше расписание, чтоб вы могли поехать на похороны, сэр? Ведь будут же похороны, наверное…

— Господин Тупс, к чёрту расписания. Я отправляюсь сейчас. Немедленно.

— Со всем уважением, аркканцлер, вы обещали встретиться с Гильдией Счетоводов и Ростовщиков.

— К чёрту этих крохоборов! Скажи им, что у меня возникло срочное дело по части международных связей.

Тупс растерялся:

— Но это же не совсем правда, аркканцлер?

— Ещё какая правда! — отрезал Чудакулли.

Правила существовали для других людей. Не для него. И, внезапно понял аркканцлер, ощутив новый приступ боли, не для Эсме Ветровоск.

— Как долго ты вообще работаешь в университете, молодой человек? — обрушился он на Тупса. — Замалчивать правду — наша профессия! А теперь я пойду и разыщу свою метлу. Оставляю здесь всё в твоих надёжных руках, господин Тупс.

А в том, другом мире, который цеплялся за Диск, словно клещ-кровосос, запустив свои крючья в камни-порталы, один эльф вынашивал планы. Плёл заговор, чтобы свергнуть Королеву, которая так и не восстановила в полной мере свою силу с тех пор, как потерпела унизительное поражение от рук маленькой девочки по имени Тиффани Болен. Этот эльф задумал захватить власть над Волшебной страной и прорваться сквозь заслон камней, ведь защитный барьер сделался тонок, как паутинка, — по крайней мере, на время. Могущественная старая ведьма больше не стояла у них на пути. Некому было защитить обитателей Плоского мира.

Глаза Душистого Горошка сверкали, перед его внутренним взором вставали чудесные картины: беспомощные жертвы, над которыми можно всласть издеваться, тучные земли, где эльфы смогут забавляться с новыми игрушками…

И когда нужный момент настал…

Примечания

17

Тиффани об этом не знала, но один молодой эфебский естествоиспытатель, наделённый от природы весьма живым умом, тоже ломал себе голову над этой загадкой. Однажды утром его — ну, большую его часть — обнаружили в окружении множества мурчащих и вполне сытых котов и кошек. Продолжить его эксперименты никто так и не отважился.

…один молодой эфебский естествоиспытатель, наделённый от природы весьма живым умом, тоже ломал себе голову над этой загадкой… // Этот естествоиспытатель, вероятно сам того не подозревая, попытался воспроизвести на практике (с поправкой на науку Плоского мира) мысленный эксперимент известного физика Круглого мира Эрвина Шрёдингера. Вот как Терри Пратчет описывает этот классический эксперимент, лежащий в основе квантовой теории, в книге «Кот без прикрас»: // // Берётся ящик, туда засовывается кот и склянка с ядом — кстати, многие на этом бы и остановились. Потом добавляется в тот же ящик небольшой механизм, который то ли разобьёт склянку, то ли нет, в зависимости от какой-то там ядерной ерундовины, которую испускает радиоактивное вещество. Оно тут же, в ящике. Большой такой ящик берётся. Так вот, согласно квантовой теории, кот в ящике получается одновременно и волной и частицей… то есть нет. Нет, из-за всех этих квантов он получается ни жив ни мёртв, а наоборот: жив и одновременно мёртв. И так до тех пор, пока наблюдатель не приподнимет крышку, чтобы заглянуть в ящик. // // Далее в этой книге автор утверждает, что и в нашем мире была попытка поставить такой опыт, в результате чего кошки обрели способность проникать повсюду и исчезать откуда угодно, а также весьма вольно обходиться с такой тонкой материей, как время: // // Разумеется, они (учёные) упустили из виду кое-что очень важное: хотя экспериментатор не знал, что происходит в ящике, кот-то знал это чертовски хорошо. Считается, что близкая перспектива виселицы окрыляет разум. Как же его тогда окрыляют смутные подозрения о том, как этот вот тип в белом халате через минуту поднимет крышку и обнаружит, что ты давно уже мёртв! Подстёгиваемый этими подозрениями (а также, возможно, квантами, что так и скачут по лаборатории), кот сиганул за угол пространственно-временного континуума — и спустя какое-то время его, порядком ошалевшего, обнаружили в чулане. // // Это умение оказалось очень полезным преимуществом в ходе естественного отбора, так что в наше время уже почти все коты — шрёдингеровские. И ничего удивительного, если ваш кот исчезает из запертой квартиры, а потом как ни в чём ни бывало обнаруживается у холодильника.

18

И есть их еду. Просто удивительно, какой мерзкий вкус остаётся во рту после того, как целую ночь проведёшь совой, закусывая полёвками.

19

Ей этого и не требовалось. Матушка нигде не оставалась незамеченной, и любая толпа расступалась перед ней, как море перед носом большого корабля.

20

Произносится «Уви-ортка».

21

Единственный случай, когда Фигли заново отстроили паб, который разнесли по кирпичику после того, как выпили там всё, что горит и льётся. Правда, восстановленный паб оказался развёрнут задом наперёд. А на упомянутом королевском затылке обнаружился здоровенный чирей.

22

Это доказывает, что когда мечты сбываются — это не всегда к лучшему. Некоторым мечтам лучше бы не сбываться. Можно ходить в хрустальном башмачке, но сделает ли это вашу жизнь комфортнее? А если всё, к чему вы прикасаетесь, начнёт превращаться в мармелад, разве мир вокруг не станет несколько… липким?