Титан

Теодор Драйзер, 1914

Вторая часть знаменитой «Трилогии желания» о финансисте Фрэнке Каупервуде, начавшем все сначала после филадельфийской тюрьмы. Бурлящий Чикаго – и большой бизнес, политика, любовь – все подчиняется воле главного героя.

Глава 3

Вечер в Чикаго

После визита в банк Эддисона и неформального ужина в его доме Каупервуд решил, что больше не станет скрывать свое прошлое от этого человека. Эддисон был известным банкиром и обладал большими связями. Кроме того, он нравился Каупервуду. Убедившись, что Эддисон расположен к нему, если не очарован его личностью, он нанес банкиру утренний визит через два дня после возвращения из Фарго, куда съездил по предложению мистера Рэмбо. Он решил признаться о былых злоключениях, будучи уверенным, что расположенность Эддисона к нему не изменится. Он подробно рассказал, как был осужден за формальную растрату в Филадельфии и отбыл срок в тюрьме Восточного округа. Кроме того, упомянул о предстоящем разводе и намерении снова вступить в брак.

Эддисон, не обладавший сильным характером, был по-своему волевым человеком, и откровенное признание Каупервуда восхитило его. Это был более смелый поступок, на который он был бы способен сам. Драматизм услышанного поразил его воображение. Человек, волею судьбы оказавшийся ни с чем, нашел в себе силы начать все сначала с прежней энергией и целеустремленностью. Банкир знал многих весьма уважаемых людей в Чикаго, чья успешная карьера не выдерживала никакой критики при тщательном изучении, но никто не беспокоился по этому поводу. Не все дельцы принадлежали к высшему обществу, однако все они были достаточно успешными. Так почему же Каупервуд не заслуживал достойного места среди них? Он внимательно смотрел на Каупервуда, восхищаясь его плавными жестами и красивым лицом с щеточкой усов. Потом он протянул руку.

— Мистер Каупервуд, — произнес он, стараясь найти подходящие слова. — Не стоит и говорить, как я рад вашему искреннему признанию. Я рад, что вы решили обратиться ко мне. Вам больше не нужно упоминать об этом. В тот день, когда вы вошли сюда, вы показались мне незаурядным человеком; теперь я уверен в этом. Нет нужды извиняться передо мной. Я не прожил бы в этом мире больше пятидесяти лет, если бы не приходилось пускать в ход клыки. Пока это будет вас устраивать, вы будете желанным клиентом моего банка и желанным гостем в моем доме. Мы будем обсуждать планы в зависимости от обстоятельств. Мне бы хотелось, чтобы вы приехали в Чикаго исключительно потому, что вы мне нравитесь. Уверен, что, если вы решите поселиться здесь, мы будем полезны друг другу. Забудьте об этом разговоре; я никому не расскажу о нем. Вам предстоит вести свою битву, и я желаю вам удачи. Можете рассчитывать на любую поддержку с моей стороны, а когда вы разберетесь со своими семейными делами, приезжайте и познакомьте нас с вашей женой.

Покончив с делами, Каупервуд сел в поезд на Филадельфию.

— Эйлин, — сказал он, когда они встретились на перроне, куда она пришла встретить его, — думаю, что Запад — это лучший выход для нас. Я доехал до Фарго, но не думаю, что нужно уезжать так далеко. Там нет ничего, кроме индейцев и дикой прерии. Тебе понравилось бы жить в ветхой хижине, Эйлин? — шутливо спросил он. — Ты стала бы завтракать жареными гремучими змеями и луговыми собачками? Как думаешь, тебе бы это понравилось?

— Да, — радостно ответила она и взяла его под руку, когда они сели в закрытый экипаж. — Я смогла бы это выдержать, если ты можешь. Я готова отправиться с тобой куда угодно, Фрэнк. Там я заказала бы себе красивое индейское платье, расшитое кожей и бусами, и шапку из перьев, какие они носят, и еще…

— Вот оно что! Ну конечно! В хижине рудокопа нужна красивая одежда.

— Ты бы не стал долго любить меня, если бы я прежде всего не носила красивую одежду, — с жаром возразила она. — Ох, как же я рада, что ты вернулся!

— Трудность в том, что эти края не такие многообещающие, как Чикаго, — продолжал он. — Думаю, нам все-таки следует жить в Чикаго. Я вложил часть капитала в Фарго, и мы будем иногда ездить туда, но поселимся в Чикаго. Я больше не хочу отправляться туда один; это невозможно, — он сжал ее руку. — Если мы не сможем быстро пожениться, я все же буду представлять тебя как мою жену.

— Ты не получал новых известий от мистера Стэджера? — спросила Эйлин. Она вспомнила о попытках Стэджера получить разрешение на развод у миссис Каупервуд.

— Ни слова.

— Очень жаль, — вздохнула она.

— Не грусти. Дела могли обернуться еще хуже.

Было бы пустой тратой времени представить даже кратко последующие годы, в течение которых произошли перемены, включая окончательный отъезд Каупервуда из Филадельфии в Чикаго. В первое время это были поездки сначала в Чикаго, а потом и в Фарго, где его секретарь Уолтер Уэлпли по доверенности управлял строительством делового квартала, короткой линией конного трамвая и ярмарочной площади. «Строительно-транспортная компания Фарго» — так называлась фирма, основанная президентом Фрэнком А. Каупервудом. Заключение контрактов контролировал Харпер Стэджер, его бывший адвокат и юрист из Филадельфии.

Какое-то время Каупервуд жил в чикагском отеле «Тремонт», до поры, ввиду присутствия Эйлин, избегая частых деловых встреч с влиятельными людьми, с которыми познакомился в свое первое посещение города. Тем временем он постепенно разбирался в делах биржевых контор Чикаго с целью заключить партнерское соглашение с каким-нибудь опытным, но не слишком честолюбивым брокером, который сможет познакомить его с особенностями, персонажами и коммерческими предприятиями Чикагской фондовой биржи. Однажды он взял Эйлин с собой в Фарго, где она с высокомерным и скучающе-безразличным видом обозревала растущий город.

— Фрэнк! — воскликнула она, когда увидела деревянную четырехэтажную гостиницу и длинную неказистую улицу в деловом квартале с беспорядочными рядами кирпичных и деревянных складов, зияющими пустотами между домами на обочине грунтовых дорог. Эйлин, в модном дорожном костюме, с ее самоуверенностью, тщеславием и склонностью к преувеличению, являла собой странный контраст со сдержанными манерами, неброской одеждой и безразличием к собственной внешности, отличавшей большинство мужчин и женщин этого молодого города. — Ты же не мог всерьез думать, что мы будем жить здесь, правда?

Эйлин гадала, когда же ей представится возможность завести светские знакомства и заблистать в полную силу. Предположим, ее Фрэнк станет очень богатым и заработает много денег, гораздо больше, чем в прошлом, какую пользу это принесет ей здесь? До его банкротства в Филадельфии, до того, как ее заподозрили в тайной связи с ним, он наконец-то стал жить на широкую ногу и начал устраивать блестящие приемы. Если бы она тогда была его женой, то без труда вписалась бы в высшие круги филадельфийского общества. Но здесь… Боже милосердный! Она с отвращением вздернула носик:

— Что за жуткое место!

Таково было ее единственное мнение о самом энергичном и быстро растущем городе на северо-западе США.

Но когда речь шла о Чикаго с его кипучей и бьющей через край жизнью, Эйлин совершенно преображалась. Помимо решения множества финансовых проблем, Каупервуд следил за тем, чтобы она не чувствовала себя одинокой. Он рассказывал ей о местных магазинах и предложил делать покупки в них, чем она с энтузиазмом и занималась, разъезжая в открытой коляске в сногсшибательных нарядах, в большой коричневой шляпе, так шедшей к ее смуглому лицу с румянцем и рыжевато-золотистым волосам. Когда Эйлин впервые довелось увидеть исполненные красоты Прери-авеню, Норт-Шор-драйв, Мичиган-авеню и новые особняки на Эшленд-бульвар, окруженные зелеными лужайками, надежды, устремления и привкус будущего Чикаго взыграли в ее крови точно так же, как раньше у Каупервуда. Все эти богатые дома были новыми, а знатные люди Чикаго лишь недавно стали богачами, как и они сами. Она забыла, что до сих пор еще не была женой Каупервуда, однако чувствовала себя его настоящей супругой. Улицы, большей частью с тротуарами из розоватого плитняка, окаймленные молодыми, недавно высаженными деревьями, лужайки с подстриженной зеленой травой, окна домов с яркими маркизами и кружевными занавесками, колыхавшимися от июньского ветерка, мостовые с серым скрипучим щебеночным покрытием, — все это будоражило ее воображение. Прогуливаясь, они обогнули озеро по Норт-Шор-драйв, и Эйлин, созерцавшая голубовато-зеленые воды, далекие паруса, парящих чаек и новые яркие дома, прониклась уверенностью, что однажды она будет хозяйкой одного из этих великолепных особняков. Как надменно она будет держаться, как красиво она будет одеваться! У них будет роскошный дом — без сомнения, гораздо лучше, чем старый дом Фрэнка в Филадельфии, — с огромным бальным залом и просторной столовой, где она будет устраивать танцы и давать званые ужины и где их с Фрэнком будут принимать как равных.

— Как ты думаешь, Фрэнк, у нас будет такой же замечательный дом, как эти? — с деланой тоской в голосе спросила она.

— Я расскажу тебе, в чем состоит мой план, — сказал он. — Если тебе нравится эта часть Мичиган-авеню, мы купим здесь земельный участок и придержим его. Как только я обзаведусь необходимыми связями и крепко стану на ноги, мы построим по-настоящему красивый дом. Не беспокойся, мне нужно только уладить вопрос с разводом, а потом мы приступим. А пока лучше жить, не привлекая особого внимания.

Дело было около шести вечера, но летний день все еще был прекрасен. Дневной зной шел на убыль, тень от домов на западе падала на мостовую, и плотный воздух пьянил, как вино. Насколько мог видеть глаз, вокруг были конные экипажи, единственное достойное развлечение для высшего света в Чикаго, где до сих пор было еще мало возможностей иным способом продемонстрировать свое богатство. Сюда торопились домой из офисов и фабрик искатели почестей и богатства, ибо это было единственное место показать себя, Аппиева дорога чикагского Саутсайда. Общественные слои еще не выстроились в четком порядке. Звонкая упряжь из стали, украшенная серебром или накладным золотом, была видимым признаком успеха или надежды на успех. Состоятельные мужчины, шапочно знакомые по бизнесу и торговле, с важным видом кивали друг другу. Нарядные дочери, благовоспитанные сыновья и очаровательные жены приезжали в центр города на рессорных двуколках, в фаэтонах, каретах и новомодных экипажах, чтобы отвезти домой усталых после работы родственников или друзей. Воздух трепетал от невысказанных обещаний, молодых надежд и безмятежной радости, которая порождается безбедной жизнью. Статные, грациозные и хорошо откормленные лошади в одиночку и парами шагали друг за другом вдоль газонов по длинной широкой улице, кичащейся особняками с богатым декором.

— О! — воскликнула Эйлин, увидев уверенных в себе, хорошо одетых мужчин, разодетых дам, юных девушек и подростков, церемонно раскланивавшихся друг с другом. Это романтическое зрелище восхитило ее. — Как мне нравится жить в Чикаго! Думаю, здесь гораздо приятнее, чем в Филадельфии.

Каупервуд, который испытал крах в родном городе, несмотря на свои выдающиеся способности, стиснул зубы. Его усы в этот момент как-то по-особенному топорщились. Пара гнедых, которой он правил, была великолепна: сухощавые и нервные лошади с холеными мордами. Он, как истинный знаток, сидел с прямой спиной; своей энергией и темпераментом подгонял животных. Эйлин горделиво восседала рядом с ним.

— Разве она не красавица? — заметила одна из женщин, проезжавших навстречу.

«Что за потрясающая девица!» — думали или говорили вслух многие мужчины.

— Ты ее видела? — громко спросил младший брат у своей сестры.

— Не обращай внимания, Эйлин, — произнес Каупервуд с твердой решимостью, не признающей поражения. — Скоро мы будем частью этого общества. Не волнуйся. Ты получишь в Чикаго все, что захочешь, и даже больше.

Лошади через поводья почувствовали его возбуждение и пританцовывали, как жеребята, они тихонько ржали и мотали головами. Эйлин распирало от надежд, тщеславия и желаний. О, каково быть миссис Фрэнк Алджернон Каупервуд здесь, в Чикаго, иметь великолепный особняк, рассылать любезные приглашения, которые нельзя оставлять без внимания!

«О боже! — Она мысленно вздохнула. — Поскорее бы все сбылось!»

Так жизнь даже в пору наивысшего расцвета все равно соблазняет и терзает бесконечными, порой недостижимыми мечтаниями.

О юность, надежды и дерзания!

О, страх, летящий на крылах мечтаний!